Меч Сталинграда

Мгновенное перемещение по всем фронтам и в столицу стало для Ивана уже чем-то таким муторным и надоевшим, что уже хотелось просто летать на самолётах, идти на корабле, ездить на автомобилях и поездах, коротая время в сонном забытьи. Иван уже чисто физически ощущал усталость: устали все его граждане. Солдаты на фронтах, рабочие у станков, мужчины и женщины, старики и дети, генералы и рядовые, крестьяне и рабочие – устали все. Иван закрыл глаза и в ту же секунду он уже стоял перед Спасскими воротами в Кремль. Стоящие у ворот бойцы ничуть не удивились внезапному появлению человека в вихре осенних палых листьев перед ними. Да и человека ли?… Но такие мысли тем более не посещали их головы. Охраннику не надо думать о том, откуда он появился. Им не надо думать о том, что он здесь делает, почему он тут. Хорошему охраннику нельзя думать не о своих обязанностях вовсе. Он должен чуять врага. Стоять и чуять. Сидеть и чуять. Есть и чуять. Спать и чуять. Если охранник может поддержать беседу, рассказать анекдот, поржать над прозвучавшей в компании шуткой – гнать его в шею! Он может быть кем-угодно, кроме как охранником. Ведь в любой из перечисленных моментов он отвлекается. У Спасских ворот стояли хорошие охранники. Очень хорошие. Натасканные в Красной Армии, в школах НКВД и НКГБ, развившие по полной программе свои природные дарования, наученные драться всем, чем можно и нельзя, стрелять из всего что стреляет и не стреляет на таком высоком уровне, что никакие диверсанты лучших школ хоть Вермахта, хоть СС, хоть Абвера не могли и мечтать, чтобы пробраться внутрь стен. Врага в этом лейтенанте они не чуяли. Они чуяли в нём что-то настолько родное и близкое, будто смотрят на плакат Моора "Родина-мать зовёт". Было в этом рослом, светловолосом и немного носатом старлее что-то такое, что врагом его охранники, даже если бы захотели, не смогли бы считать. Поэтому, когда лейтенант подошёл к Спасским воротам, охранники, даже не спросив документов, безропотно открыли ему ворота. Иван благодарно улыбнулся и кивнул им, одаряя их толикой своей энергии. Уставшие после двадцати часов беспрерывного дежурства, охранники облегчённо и немного удивлённо вздохнули: резь из глаз пропала, кости более не ломило. Вот только сильно захотелось есть… Пройдя ворота, Иван двинулся к Приёмной палате. Там обычно принимали послов и гостей, там же и велись переговоры. Кремль. Прекрасное, но кровавое место. Хоть это место и являлось сердцем России, в прямом смысле, но Иван не очень любил подолгу тут задерживаться. Его почти знобило от воспоминаний того, что происходило здесь за всю историю этой крепости. Интриги, заговоры, мятежи, убийства… Однако также и свадьбы, праздники, заключение союзов, рождение наследников престола. И хорошее было и плохое. В 18-19 веках Иван даже останавливался на отдых здесь, дыша свежим провинциальным воздухом, не так сильно "воняющим" всё теми же интригами, похотью, показной роскошью и презрением к простолюдинам, которыми был так известен Петербург. Сейчас там, небось, страхом, яростью, голодом и отчаянием только и пахнет. Такая обстановка в твоей столице – естественная плата за могущество, которое даёт Сердце. Ромул жил именно так, разгульно и весело, но сейчас… В Москве Иван почти буквально ощущал запах напряжённости. Да и не только в Москве стоял этот затхлый неприятный запах. "Напряг" был по всей стране. Те же уральские города пахали как проклятые, перестариваясь под производство орудий, танков, самолётов, снарядов. Ленинград второй год сидел в осаде, Иван не был там уже очень давно. Ведь больше всех сейчас пахал и работал Сталинград… Отчаянный вздох вырвался из груди Ивана при воспоминании об этом несчастном, почти разрушенном городе. Такой кровавой битвы в его истории ещё не было: уже несколько месяцев в городе длились схватки, в которых гибли и солдаты с обеих сторон, и мирные жители. Гибли за свои идеалы и Родины. Кровавая жатва не прекращалась даже при сорокоградусном морозе. Пребывая в этих грустных раздумьях, он почти не заметил, как зашёл в искомое здание, привычно поздоровался с Молотовым, ждавшим его у стойки дежурного, и двинулся вместе с ним к комнате, где сейчас сидел английский посол. По пути он перекинулся парой слов с главным дипломатом всего СССР. Молотова он уважал, как и практически всех своих бывших министров иностранных дел. И в его верности Сталину и ему самому Иван нисколько не сомневался. Молотов был весьма дружелюбен по отношению к нему и неизменно корректен в общении. — Как обстановка в Сталинграде? — спросил он Ивана. — Нельзя сказать, что она хорошая, — покачал тот головой. — Да что уж там, дерьмовая ситуация, я едва могу удерживать немцев невдалеке от берега Волги. — Ясно, — хмыкнул Молотов, и ободряюще похлопал Ивана по плечу, сказав следующее: — Надеюсь, что эти переговоры будут куда полезнее предыдущих, посол со своим помощником выглядели так, будто им срочно надо что-то сказать. По крайней мере мне так показалось, когда я их встречал. Иван понимающе кивнул и пока они шли размышлял о сказанном. Упоминание Молотовым этого помощника немного удивило его, так как обычно посол прилетал один. А уж эта его взволнованность весьма заинтересовала Ивана. Ещё сильнее он удивился войдя наконец в комнату для переговоров. Помощником посла оказался Артур Кёркленд собственной персоной. Он с нарочито безмятежным видом стоял рядом с послом и разливал душистый мятный чай по чашкам. Но вскоре его маска треснула. Наверное потому, что удивление на лице Ивана было столь хорошо различимым, что не посмеяться над удивлённым лицом старого соперника Артур счёл преступлением. Он тихо хохотал, пользуясь произведённым эффектом. Британский посол неодобрительно глянул на Англию, но поделать с ним ничего не мог – это было вне его компетенции и тем более вне его возможностей. Молотов спокойно, не обращая внимания на смех Кёркленда, подошёл ко вставшему послу, поздоровался, сел в массивное кожаное кресло и очередной раунд переговоров о ленд-лизе начался. Пошёл обычный для этой темы торг: сколько и чего именно требуется для Восточного фронта, и чем и в каком количестве СССР будет платить за эту помощь. Однако ни Ивану, ни Артуру не было интересно слушать завуалированную приличиями торговую игру послов – первому всё равно пришлось бы платить, рано или поздно, а второго больше волновала сохранность груза, чем его количество: переправлять конвои становилось всё сложнее. Посол незаметно махнул рукой, отпуская Артура для разговора с Иваном. В том, что этот разговор будет, Иван не сомневался. Не будет же Англия ради того, чтобы просто поглазеть на Россию, переться за тридевять земель! Артур кивнул, взял из-за спинки кресла, в котором сидел посол, большой запечатанный свёрток из вощёной бумаги и поманил за собой Ивана. Россия этому даже не удивился. Кто ещё среди стран может так спокойно, знающе и ничтоже сумняшеся путешествовать по коридорам Кремля, кроме самого Ивана и его семьи? Правильно, только Англия. Даже по более крупному Версалю он ходил столь же уверенно, как и по родному Уайтхоллу. Ведь он не раз лично выполнял шпионские поручения своего государя в других странах. Особенно "в гостях" у Ивана. Страны зашли в небольшую комнату с видом на Александровский сад. Из мебели здесь стояли лишь два небольших кресла и длинный столик на низеньких ножках между ними. Артур положил свёрток на стол и сел в кресло. Иван последовал его примеру. Воцарилось молчание. Довольно молодые (ведь каждому на взгляд можно было дать не больше двадцати пяти) мужчины смотрели друг другу прямо в глаза. Первым, по праву хозяина, начал Иван: — С чем пожаловал, Кёркленд? — как можно более суше и неприветливее спросил он. — Иван, мы вроде бы на "ты" с тобой, нет? Мне в край лень постоянно выговаривать твою фамилию. Чересчур длинная, — съязвил в ответ Артур, но тут же примирительно добавил: — Я пришёл по делу. По важному делу. — Выражайся точнее, будь добр, — заинтересованно попросил Иван. Артур почти позабыл о шутках и насмешках на время войны, поэтому к его словам стоило прислушаться. — Хорошо-хорошо… — Англия поудобнее устроился в кресле и начал: — Я пришел в первую очередь рассказать о положении на наших фронтах и о наших достижениях. Операция "Зеелов" подходит к концу. Этот мудак, Людвиг, так и не смог пробить моё ПВО, — самодовольно осклабился Артур. — Так что ситуация такова, что я могу прислать тебе больше танков, пулемётов, автоматов, винтовок и самолётов, также как и Америка, и… э… — Артур запнулся и начал сосредоточенно щелкать пальцами. — Чёрт, кто же это?… кого я?… Как же его зовут? — не мог вспомнить Англия имя. — Канада, — меланхолично протянул Иван. — Да, точно, — хлопнул себя по лбу Англия. — Но продолжим. Также мои учёные почти взломали шифровальный код "Энигмы", и безусловно я поделюсь им, причём за бесплатно, также я… Артур завёл длинный монолог, рассказывая о ситуации на своих фронтах. Пока Артур говорил, Иван беспрерывно, уничижающе глядел на него с таким скепсисом и скукой, что Англия едва ли не давился ими: он запинался, повторялся, всё чаще теребил правую бровь – верный признак беспокойства старого пирата. Но что-то ещё, кроме скепсиса русского, давило на англичанина. В конце-концов он разозлился: — Слушай ты, урод! Прекрати на меня глядеть как на… на… — задыхался от возмущения Кёркленд. — На кусок вонючего и лживого дерьма, — предельно спокойно ответил Иван, но давить взглядом всё же прекратил. — Да, верно, — кивнул Англия, но тут же покраснел от ярости и добавил: — В смысле, что я не то, чем ты меня сейчас обозвал, а то как ты на меня смотришь! И без твоего взгляда тошно… — Что же на тебя давит, мой английский дру… товарищ, скажем так, — спросил русский. Артур резко встал и зашагал по комнате. Он грубо сквернословил по-английски, употребляя абсолютно не джентльменские выражения, попутно щелкая пальцами правой руки. Пройдя три круга по комнате, Артур обессилено рухнул в кресло и закрыл лицо руками. Ивана сильно удивили такие необычные телодвижения и эмоции в исполнении Кёркленда. — Иван, — тихо позвал Артур. — Да? — всё также бесстрастно и безразлично отозвался тот. — Я ведь пришёл тебе помочь, Иван, правда помочь, — глухо сказал Англия. — Уже помог. В 38 году… — русский насмешливо хмыкнул. — Мюнхенские* вы мои заговорщики. — ДА Я ПОМНЮ! — вдруг взорвался англичанин. — Хватит уже об этом! Ты тоже хорош! Твой сраный пакт* разве уже забыт?! Впрочем плевать! Мы сейчас не об этом разговариваем. Если ты погибнешь – немцы уничтожат остальной мир. Они вышли из-под контроля ещё очень давно, ещё когда эта германская сука напала на Францию. Нет, мне абсолютно не жаль винососа, но потом Людвиг атаковал меня! — Артур размахивал руками, кричал и бесновался. Будто сам Сатана вселился в обычно спокойного и ироничного английского джентельмена. — И знаешь что, Иван? Знаешь что?! Да, мы с Альфредом и Франциском неплохо наподдали Людвигу, Ловино и Кику в Африке и Азии, но если Гилберт прорвётся к твоей Волге, то у него всё равно будет нефть! Твоя нефть! Я знаю о положении дел в Сталинграде, можешь не рассказывать свои любимые сказки, — отмахнулся Артур, показывая что ему не интересно мнение Ивана на этот счёт. — Хорошо хоть, что у тебя там холодно, как в Арктике: до весны они этот твой город никак не возьмут. — И чего же ты хочешь? — делая вид что отряхивает мундир от слюней, извергаемых вместе с потоком артуровской ругани, напряженно спросил Иван. — Я хочу, чтобы Сталинград выстоял. Чтобы Гилберт его не захватил. Чтобы… — Артур вдруг грустно усмехнулся и спросил: — Хочешь, скажу честно? — Ну давай, рискни. Ведь честность от тебя – настоящий деликатес, не отравиться бы! — хмыкнул раззадоренный Иван. — Я не хочу, чтобы ты умирал, — глядя в пол, сказал англичанин, не обращая внимания на иронию. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас умирал. Ни Фред, ни ты, ни даже виносос. Чёрт, без вас… — Артур поднял голову. В его повлажневших глазах зияла опустошающая его душу тоска. — Ребята, без вас этот мир будет скучным. Я… Я не смогу жить без вас. Да, я могу отсидеться на своём острове, но… В конце-концов, Людвиг грохнет и меня. А потом они загонят всех остальных в концлагеря… И не надо мне тут вспоминать, что это я* их изобрёл! — махнул рукой англичанин. — Я это отлично помню. Мне искренне жаль буров*, правда. Но тогда я не угрожал всеобщим удушением в газовых камерах и расстрелу у стенки всему миру. Я... Я не знаю, что случилось с братьями-немцами… Они… Как будто их прорвало. — Да не удивительно… — ошеломлено вставил своё слово Иван. — После таких-то унижений в 20-ых годах... Тут и я бы вскипел... Такая откровенность от бровеносного ублюдка, как обычно в своих невеселых мыслях звал Иван Артура, была просто невероятной. Поразительной, убийственной, потрясающей, ошеломляющей... У Ивана от удивления не хватало эпитетов, чтобы выразить те эмоции, которые вызвали у него признание Англии. Артур Кёркленд, интриган и мизантроп, искренне желавший России отправиться в Ад, грубиян, охаивающий остальные страны, отчаянный суперагент-шпион, отставной пират, ироничный английский джентельмен – ты ли это? — Что, удивлён? — хмыкнул тот, успокоившись окончательно. — Ещё как, — через силу ответил Иван. — Так ты примешь мою помощь? — напомнил Артур. — Смотря какую… — уклончиво ответил русский, придя в себя от шока. — Прямую. А главное бесплатную, — засмеялся Англия. — Что, наколдуешь мне десяток ветеранских дивизий? — тоже улыбнувшись спросил Иван. — Нет, — мотнул головой Артур. — Видишь свёрток на столе? Открой, — Англия откинулся в кресле и начал нервно отбивать чечётку пальцами по лакированному деревянному подлокотнику. Иван встал, и начал осторожно распаковывать свёрток. Свёрток представлял из грубо сделанную себя прямоугольную деревянную коробку длинной где-то сантиметров 125, упакованную в плотную вощёную бумагу тёмно-коричневого цвета. Взглянув на нетерпеливо постукивающего уже непросто чечётку, но практически военный степ Артура, Иван начал попросту рвать бумагу. Наконец коробка освободилась из пут и Иван, положив её на столик, открыл её. — Шеффилдская сталь первого класса, клинок обоюдоострый, без долов, длина – 36 дюймов, модель – "Крестоносец"… — буднично, но с едва различимой гордостью описывал Кёркленд меч. Да, в коробке был именно меч. Иван не был особым знатоком западных мечей, он предпочитал более легкие саблю или шашку. Иго и долгое соседство с кочевниками и Турцией всегда давало о себе знать. Монголо-татарская культурная "прививка" напоминала о себе во всем, тем более в предпочтении некоторых видов холодного оружия. Но этот меч он узнал. С такими ещё европейские "воины веры" ходили в походы ко Гробу Господню. Иван припомнил, что такой же почти меч был когда-то у Пруссии. Меч-то фактически полуторный: самое то для конного воина-рыцаря, так как… — …так как одинаково удобен как для двух рук, так и для одной, — продолжал тем временем Артур. — Однако баланс смещён более к клинку, поэтому рубящий удар получится сильнее, так что перед тобой – практически полноценный двуручник, — созвучно мыслям Брагинского, закончил Англия лекцию. — Спасибо, меч великолепен, — неуверенно поблагодарил Брагинский Артура, но задал свой вопрос: — Но тем не менее… Зачем мне меч? — А он и не тебе, — улыбнулся Артур. — А кому тогда? — опять не понял Иван. — Кому угодно, кроме таких как мы. Позволь, я объясню, — начал Кёркленд. — Этот меч – магический. И вот только не надо закатывать глаза и иронично охать! — фыркнул Артур. — Можешь засунуть себе свою иронию в задницу и прокрутить! В этот раз всё будет удачно! Так вот, это – меч призыва. Он призывает нас, эгрегоров*. Но мы не можем использовать такие по этому назначению. Для нас это просто холодное оружие, хоть и очень хорошее, — Артур перевёл дух и продолжил. — Мне это не требуется: оказывается, я могу призвать тебя, когда захочу. Однако остальные этим мечом пользоваться в полной мере не смогут – мы устроены иначе, нам некого призывать. Только обычные люди. Среди подобных нам его могут использовать разве что очень ослабленные города – когда эгрегор города ослабевает до крайней точки. В любом случае физическая оболочка эгрегора умрет после использования. Рассыплется в пепел. Едва удалось сделать даже это. Так вот, — продолжил Англия: — пользователь на короткое время становиться одним из нас, а точнее – англичанин, используя этот меч, станет мною, француз – Франциском. И так далее. Уже давно прошли те времена, когда мы лично участвовали в боях, сражаясь друг с другом лицом к лицу. Азенкур и Пуатье остались в далёком прошлом, да. Но лично я не знаю лучшего способа ослабить другога эгрегора, чем собственноручно набить ему морду. Или нарубить мечом в твой любимый салат оливье. Этот меч как раз и предназначен для этого: тебе придётся обманом вытянуть Гилберта в рукопашную. Правда, перед использованием меч надо напоить кровью, — Англия немного помедлил, прежде чем закончить краткий инструктаж. — Твоей кровью. — А как насчёт дули с маслом? — добросердечно предложил Иван, выслушав Артура и приняв сказанное к сведению. — Тебе, жлобу, жалко потратить вонючих пятнадцать грамм лейкоцитов, эритроцитов, тромбоцитов и, мать её, молекулярной плазмы из кровеносной системы твоей чёртовой физической оболочки, для того, чтобы спасти тебе, ублюдку такому, твою сраную жизнь? — с поражённым видом спросил Артур. — Меч иначе работать не будет вовсе! — Ну, если так поставить вопрос… — стушевался Иван. "А действительно! Что я теряю-то? Если верить Англии, хотя вот как раз это под большим вопросом, то я выигрываю очень многое", — размышлял он. "Или всё же он меня обманывает?… А, бывать не бывать, сдаюсь своему авантюризму. Какая разница-то… Да какой к чёрту авантюризм, Иван?! О чём ты вообще говоришь, идиот?! Или же… Чёрт. Никак не могу прийти к единому мнению. Чтобы сделал на моём месте Ромул, интересно?..." Иван ненадолго углубился в воспоминания. Примечания: 1: Иван имел ввиду знаменитый Мюнхенский сговор – подписанный 30 сентября 1938 года договор, по которому Судетская область Чехословакии переходила Третьему Рейху, причём договор был подписан без участия чехословацкого представителя. Фактически, Гитлеру развязали руки для его экспансии на Восток. 2: В ответ Артур упомянул не менее знаменитый Пакт Молотова-Риббентропа – ответный пинок правительствам Англии и Франции. К несчастью пакт оказался столь же бесполезен, как и Мюнхенский сговор: Гитлер предал и Запад и Восток. 3: Концлагеря действительно придумали англичане, во время Бурской войны. Первоначально, концлагеря предназначались для подготовки коренного бурского населения к выселению из Южной Африки. Однако вскоре эти лагеря приобрели зловещую репутацию – буры массово голодали, болели, страдали от издевательств охранников. 4: Буры, они же африканеры – потомки переселенцев в Южную Африку из Европы, преимущественно из Нидерландов, Германии и Франции. По культуре, религии и языку, называемого африкаанс (смеси голландского, немецкого, английского, французского и местных наречий), они были очень похожи на своих предков из Европы. В данный момент почти исчезли: либо вырезаны местными неграми-зулусами и колонизаторами-англичанами, либо ассимилированы вторыми же. 5: Эгрегор (от латинского еx и grex – буквально «из стада») – коллективный разум (или душа), сущность, являющаяся по отношению к социальной общности тем же самым, чем душа является по отношению к единичному человеку. Под эгрегором понимается реально существующий материальный или воображаемый нематериальный объект, спонтанно порождаемый человеческой общностью и обретающий независимое от последней бытие. Сила и долговечность эгрегора зависит от согласованности и численности группы. В сущности все персонажи Хеталии являются именно эгрегорами.