В поисках тепла

      Особенность маленьких городов в том, что вам либо нравится их абсолютное отсутствие замкнутости, либо вы их чертовски ненавидите и пытаетесь найти способ вернуться к анонимности, которую может предоставить большой город.              Ракель Мурильо родилась в Мадриде, она всегда жила в окружении слишком большого количества людей, чтобы их сосчитать, всегда пробиралась сквозь толпу, всегда стояла в очереди за чем-то, что ей было нужно час назад, но у нее было время сходить за этим только сейчас. Она привыкла к хаотичной повседневной жизни такого города, как Мадрид, который посещают миллионы людей в течение всего года. Конгломерат душ, языков, цветов, форм, вкусов и запахов.              Артека была полной противоположностью всему, что Ракель испытала за свои сорок лет жизни. Здесь люди знали, кто ты, в ту же секунду, как ты ступил на мощеную булыжником улицу, ведущую к местному бару.              Ракель искала убежища холодной ночью октября 26 дней назад, она непреднамеренно выбрала свой будущий новый дом из-за абсолютно несчастного случая. Здесь, где она нашла удобную парковку, открытый бар, вежливого незнакомца, который предложил телефон, и барменшу, которая подарила им чашку кофе и какао, Ракель нашла место для себя вдали от дома.              Дом.              Место, куда мы возвращаемся после долгого дня на улице, плывя по океану обязанностей и задач, которые нужно выполнить. Дом - это то место, где мы опускаем наши стены, это место, которое мы с нетерпением ждем, даже когда весело проводим время в поездке в далекое место на противоположном конце света. Дом - это место, которое мы выбрали для жизни, место, которое хранит все наши секреты, наши самые сокровенные воспоминания.              Дом - это место, где мы чувствуем себя в безопасности, защищенности и комфорте.              Или, по крайней мере, так оно должно быть.              Дом для Ракель в последнее время не был защищенным, комфортным, надежным или безопасным. Домом для Ракель в последние семь лет ее жизни на этой земле была прекрасная золотая клетка, в которой она притворялась, что прячется от мира, хотя на самом деле ее плен начинался, как только она переступала порог.              Домом для Ракель были тихие ужины, в которых она пыталась избежать сердитого взгляда мужа. Домом были тихие шептания слов любви своей дочери, задерживаясь немного дольше в ее постели, пока она засыпала, чтобы не возвращаться в объятия своего обидчика так скоро. Домом были комнаты, в которых она ходила на цыпочках, чтобы не потревожить сон Альберто, когда он рухнул на диван после особенно тяжелой ночной смены. Домом были часы, проведенные в слезах в ванне, когда узел, который он держал в своих руках, был ослаблен, когда он несколько раз ударял ее по лицу.              Домом была длинная лестница, с которой она падала слишком много раз, чтобы сосчитать. Дома были полы, которые ей пришлось тщательно мыть после особенно жаркого спора, чтобы ее дочь не увидела пятно крови, которое ее разбитая щека оставила на мраморе. Дом - это долгие часы, проведенные у кухонного окна, глядя в пустоту ночью, с ножом, сияющим в лунном свете прямо под рукой, с настойчивым голосом в голове, нашептывающим запретные приказы ее напряженным мышцам. Дома были безумные минуты, потраченные на то, чтобы замазать новый синяк на шее, чтобы вовремя прийти на работу, но при этом не показать, какой эффект оказала на ее нежную кожу вчерашняя ссора.              Дом считается самым безопасным местом на земле. Где сохраняется любовь, где ночи проводятся в объятиях человека, с которым мы решили провести всю свою жизнь, где мы можем снять обувь и одежду и разгуливать голышом, потому что дома уязвимости не существует, только комфорт окутывает нас.              Дом в жизни Ракель был не более чем клеткой, из которой она должна была сбежать.              Если бы вы спросили ее, что для нее сейчас значит дом, она ответила бы вам, что это дом голубиного цвета на севере страны Басков, в семи часах езды от ее личного кошмара, где она пекла пироги со своей дочерью, а незнакомые люди предлагали бутылки дорогих вин и полевые цветы.              Цветы, которые все еще стояли у нее на кухонной раковине. Они высохли и теперь были просто эстетически приятны, сочетаясь с кремовыми тонами стен. За последние три недели она довольно часто ловила себя на том, что смотрит на них дольше, чем необходимо. Их форма напомнила ей о нежном запахе, которым они наполнили ее в ту ночь, когда Серхио принес их сюда. Это воспоминание всегда вызывало приятную улыбку на ее губах, заставляя ее сердце трепетать, а кожу теплеть.              Теперь домом была кухня кремового цвета с духовкой, в которой она пекла лимонные торты и печенье, гигантский остров из белого мрамора, который она любила посыпать мукой и шоколадной крошкой. Домом был букет сухих цветов пастельных тонов, стоявший у ее раковины, который напоминал ей обо всех хороших вещах, из которых была сделана Артека.              Домом был диван, на который она падала каждую ночь, ее дочь на ее руках, телевизор тихо бормотал на заднем плане, в то время как они громко смеялись, просматривая видео с котятами на YouTube.              Дом - это долгие ванны, которые она принимала, когда ей хотелось, без необходимости смотреть на часы, чтобы убедиться, что у нее еще есть время высушить волосы до возвращения Альберто, и ей пришлось бы притворяться, что ее очень интересует, что он сделал за день.              Теперь дом стал безопасным местом, куда Ракель с радостью возвращалась после долгого дня. Дома было уютно. Дома было комфортно. Дома было безопасно.              Домом была Артека. Мадрид был просто воспоминанием, о котором она быстро и опасно забывала.               ****               После встречи со щекой Анхеля, которая все еще приятно покалывала кончики ее пальцев, Ракель провела остаток дня, глядя себе в спину, как будто боялась, что он в конце концов появится, умоляя ее о прощении, клянясь никогда больше не делать ничего подобного, обещая быть лучшим другом. Но, к ее величайшему удовольствию, он так и не появился. Ни разу она даже мельком не видела его.              Он, как ни удивительно, последовал ее приказу оставить ее в покое и исчез из ее поля зрения навсегда. Или, по крайней мере, на какое-то время, что было достаточно хорошо.              Именно с этой мыслью в голове она вошла в Ханой той ночью, на ее губах играла улыбка, которая вызвала такую же улыбку на губах Серхио. Они обменялись понимающим взглядом, от которого ее сердце затрепетало, а желудок приятно скрутило. Они сели за стол с довольными улыбками на губах и провели остаток своего бодрствования, радостно разговаривая с остальными членами группы, наслаждаясь своим свободным от Анхеля временем.              Серхио провожал ее и Паулу домой, это начинало казаться привычкой, которую они выработали отныне, эта совместная прогулка домой действительно по какой-то причине заставляла ее чувствовать себя в большей безопасности. В Артеке не было никакой непосредственной угрозы, это был такой маленький городок, и все знали друг друга, не было никакой опасности, таящейся в темноте, чтобы выйти в любой момент и напасть. Она была в такой безопасности, в какой только могла быть. И все же... мысль о том, что Серхио счел своим долгом сопровождать их в обратном пути домой, когда сядет солнце, заставила ее кожу покрыться мурашками, сердце затрепетать, а губы защекотать от внезапного желания еще раз поцеловать его в щеку в знак благодарности.              Ей пришлось несколько раз сдерживать себя, чтобы не исполнить это желание. Она не могла продолжать прикасаться к этому мужчине, когда ей этого хотелось. Это было невежливо, и она не должна испытывать желание так часто, как это происходило в последнее время.              Она подавила потребность в десятый раз за день, когда прошептала ему спокойной ночи у входной двери. Незаметно для нее Серхио одновременно заставил замолчать свой внутренний голос, в то время как он нашептывал ему запретные вещи, о которых он не мог даже думать, не чувствуя себя чрезмерно перегибающим палку.              Находясь рядом друг с другом, Ракель и Серхио испытывали новые и странные желания, оба изо всех сил старались игнорировать все покалывания, дрожь, шепчущие внутренние голоса. Они оба проигнорировали этот вопрос. Пока они будут притворяться, что ничего необычного не происходит.              Они расстались, пообещав увидеться на следующее утро, чтобы повеселиться с Паулой и остальными, их улыбки были застенчивыми и нежными, когда они посмотрели друг на друга в последний раз, прежде чем закрылась входная дверь, разделяя их на некоторое время.              С облегчением на сердце и довольной улыбкой на губах Серхио вернулся домой.              Залившись румянцем и хихикая, как школьница, Ракель уложила Паулу в постель.               ****               Особенность маленьких городов в том, что вы вырабатываете распорядок дня по необходимости. Ракель начала непреднамеренно создавать новый для себя и Паулы, даже не заметив этого.              В первый новый понедельник ей снова пришлось стать мамой. Паулу записали в местную школу, и ее пришлось будить по утрам, отводить на кухню с сонными глазами и спутанными волосами, заставлять есть хлопья, пока Ракель расчесывала ей волосы, а телевизор тихо бормотал новости на заднем плане. Затем пришло время почистить зубы, одеться, надеть новые красные сапожки, которыми Паула очень гордилась, накинуть пальто на свое крошечное тело, а затем отправиться в школу, возможно, вовремя.              Удивительно, но с самого первого дня они всегда приходили ко входу в начальную школу Артеки точно в срок. Это было новое чувство для обеих. Ракель обнаружила, что ей очень нравится эта новая, несколько организованная жизнь, которую они вели. Не нужно метаться по всему дому в поисках пропавшей туфли, которую нигде не было найдено. За ночь ни одна книга не исчезла с кухонного стола. Все уже было приготовлено с предыдущего вечера, рюкзак спокойно ждал у входной двери, чистая одежда уже сложена на тумбочке, и не нужно было спешить через пробку в ранние утренние часы Мадрида.              У них было время сделать все, не спотыкаясь о самих себя, не нужно было в спешке скатываться с кровати. У обеих было достаточно времени, чтобы приятно провести время, прежде чем Паула благополучно вошла в свой новый класс, познакомилась со своими новыми сверстниками и открыла для себя все то, что ей еще предстояло узнать о мире и о том, почему он устроен именно так, как устроен.              Эта свобода приходить вовремя, не сходя с ума, вероятно, была связана с тем фактом, что у Ракель не было полицейского участка, в который можно было бы пойти.              Ей не нужно было ехать так быстро, как это было разрешено законом, пытаясь вытереть кофейное пятно на блузке, втискиваясь в здание вокзала, здороваясь с каким-нибудь коллегой по пути к своему столу, уже доверху заваленному кипами документов, которые она должна была заполнить до конца дня.              Не было Алисии, к которой можно было бы обратиться во время встречи, которая, вероятно, закатила бы глаза, глядя на ее волосы, напоминая ей, что утром у нее не было времени как следует их причесать. Не было никакого Анхеля, которого ей нужно было избегать по пути в ванную, чтобы замазать царапину, которую она чувствовала на запястье, где Альберто с силой надавил ногтями тем утром, потому что она имела наглость выйти из дома со слабым следом помады телесного цвета на губах. Не было никакого Прието, которого ей пришлось умолять о смене, потому что она не могла работать по ночам на той неделе, Альберто был довольно непреклонен в том, что он думал о том, что она не выходила из дома, когда солнце садилось за горизонт.              Не было ни одного нового курсанта, следовавшего за ней на сзади, который изводил бы ее таким количеством вопросов, которые она не задала бы себе, будь они даже на одном факультете, учитывая, что она понятия не имела, как ответить на половину из них. Не было кофеварки, на которую она бы с тоской смотрела, мысленно молясь, чтобы четвертая чашка за день придала ее мозгу достаточно ясности, чтобы она смогла дожить до конца смены. Не было никакого руководства по ведению переговоров, которое она должна была прочитать, чтобы отложить заседание.              Не было необходимости отчаянно тащиться с участка в конце дня, чтобы успеть забрать Паулу из школы, хотя бы один раз, а затем ускориться до супермаркета, где ей пришлось быстро пробираться по проходам в поисках чего-нибудь, что она могла бы приготовить для того, чтобы дать своей дочери ощущение стабильности в ее жизни. Не было беспорядочной беготни домой, чтобы все приготовить до того, как Альберто появится после долгой смены, и ей пришлось нацепить свою лучшую улыбку, надеясь, что он был больше в настроении трахать ее до потери сознания, чем бить ее до тех пор, пока она снова не сломает себе ребра.              Не было ни паники, ни беспокойства, ни напряжения, ни сомнений. Как только Паула благополучно сидела в своем классе, у Ракель было все время в мире, чтобы делать все, что ей заблагорассудится.              Все было возможно с тем количеством свободных часов, которые у нее были, пока на небе сияло солнце.              Свобода не была ограничена, она могла буквально делать все, что ей заблагорассудится.              Короче говоря, Ракель было чертовски скучно.              Ей нечего, буквально нечего было делать. Дом был таким чистым, что сверкал под теплыми утренними огнями. Погода была недостаточно теплой, чтобы предоставить ей время для долгих прогулок по лесу или принятия ванны в океане. Она не могла каждый день ходить за продуктами, ее холодильник и так был на грани взрыва от количества свежих фруктов и овощей, которые она туда запихивала. У нее не было задачи, которую она должна была выполнить, ей нечего было делать, и она начинала беспокоиться.              Ей нужно было чем-то занять свой шумный ум.              Очевидно, она не могла работать, у нее уже была должность в полиции в Мадриде. Она даже не могла попросить о переводе, учитывая, что информация наверняка дошла бы до Альберто, и он немедленно узнал бы о ее местонахождении. Для того, чтобы национальная полиция Испании разрешила ей перевод, требовались конкретные причины, не говоря уже о количестве времени, энергии и бумажной волокиты, которые необходимо было заполнить, чтобы такая просьба была принята.              Ракель нечего было делать, и ей пришлось найти творческий способ занять себя.              Именно с этой мыслью в голове она отправилась в город в то первое утро понедельника без дочери.               ****               - Серьезно, ты бы видел их лица прошлой ночью, - сказала Силена, макая последний кусочек круассана в чашку с кофе. Даниэль фыркнул и покачал головой.              Почему я всегда пропускаю самое интересное? - сказал он, в то время как Моника ласково похлопала его по спине.              - О, если они будут продолжать приглашать друг друга на обеденные перерывы и ужины, у тебя наверняка будет шанс увидеть, как проф будет абсолютно поражен любым добрым жестом Ракель. Клянусь, я могла бы работать все ночные смены, только чтобы иметь возможность наблюдать за их обменом весь день, - Агата рассмеялась, убирая со стойки несколько пустых чашек и тарелок для выпечки.              - Они довольно милые вместе, - сказала Моника с мечтательными глазами, тепло улыбаясь своей чашке кофе. Силена фыркнула и подняла брови, допивая последние капли своего горького напитка.              - Они абсолютно нелепы, - она сплюнула, вытирая рот салфеткой. - Разве ты не видела, как он всегда напряжен, когда она рядом? Я имею в виду, да, у них это получается лучше, но прошу прощения, - усмехнулась она, подталкивая пустую кружку к Агате. - Она могла буквально войти голой с парадной двери, а он, вероятно, стоял бы там с идеально сидящими на носу очками и выпалил что-то вроде: "Вам не холодно, мисс? Принести вам одеяло, миледи? - она усмехнулась, когда Даниэль издал серию смешков.              - Да, я действительно могу видеть, как это происходит, - сказала Агата, кивая в сторону Моники, когда она закатила глаза.              - Вы двое ведете себя излишне зло. Он не так уж плох, - сказала она, переводя взгляд с одной на другую. Две другие женщины посмотрели на нее так, как будто она только что заявила, что небо зеленое, а земля - кипящая лава.              - Мы говорим об одном и том же профессоре, верно? - спросила Силена, скептически прищурившись.              - Помяните дьявола..., - пробормотала Агата, когда входная дверь бара открылась и вошла Ракель, закутанная в свое тяжелое темное пальто, спрятав подбородок в бордовом шарфе.              Она одарила их всех теплой улыбкой, Силена нежно улыбнулась в ответ и полностью перевернулась на своем стуле, чтобы посмотреть на нее должным образом.              - Aupa, милая, - она усмехнулась, заставив женщину покраснеть, как школьницу.              - Aupa, - сказала Ракель, когда ее щеки приобрели надлежащий розовый оттенок. - Как дела? - спросила она их всех, снимая свою тяжелую верхнюю одежду. Это вызвало серию ворчаний и кивков от других, она моргнула и улыбнулась. - Я полагаю, для вас всех это просто еще один понедельник? - спросила она, весело склонив голову набок.              - Работа, работа, работа, - сказала Агата, опершись локтями на прилавок и одарив ее дикой улыбкой. - А как насчет тебя? Как поживает Паула? Как начался ее первый день в школе? - спросила она мягким тоном. Ракель широко улыбнулась и кивнула.              - Казалось, она была счастлива делать что-то большее, чем просто гулять по пляжу или завтракать со мной четыре раза за два часа, - призналась Ракель, оставляя свое тяжелое пальто на пустом стуле рядом с ней.              - О, сладкая скука, я бы хотела так жить каждый божий день, - сказала Агата с тоской в глазах. Ракель улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.              - Да, ну, когда ты привык к бешеной жизни Мадрида... довольно трудно приспособиться к чему-то такому..., - она оглядела свое окружение, подыскивая подходящее прилагательное.              - Тоскливому?              - Пустому?              - Холодному?              - Чертовски скучному?              Все они сказали одновременно, лишив Ракель дара речи.              - Я собиралась сказать... расслабляющему, - заявила она, прежде чем тепло улыбнуться Агате, когда та подозрительно подняла бровь.              - Расслабляющему. Верно. Должно быть, так оно и есть. Это слишком расслабляюще для тебя. Инспектор полиции из Мадрида, какая захватывающая работа, должно быть, по сравнению с этой расслабляющей городской жизнью, - Агата усмехнулся. Ракель пожала плечами и улыбнулась.              - Да, конечно, это не всегда было скучно, - сказала она.              - Значит, здесь чертовски скучно, - сказала Силена, ухмыляясь, когда Ракель расширила глаза.              - О Боже, нет. Нет. Нет, я не это имела в виду, - она сразу же попыталась извиниться, но когда заметила, что все смотрят на нее, игриво улыбаясь, она поджала губы и закатила глаза.              - Ракель, расслабься, здесь чертовски скучно. В этом-то и суть, - сказала Силена, кивая в унисон с Моникой и Агатой. Даниэль был тих, слишком занят поглощением своего пирога, чтобы уделять их разговору много внимания.              - Я люблю скучать. Скучать - это хорошо, - сказала Ракель, принимая с благодарной улыбкой чашку кофе с молоком, которую Агата уже поставила перед ней. Она уже была одной из обычных, от этой мысли у нее защекотало сердце.              - Тогда наслаждайся своей скучной чашечкой кофе, - сказала Агата, широко улыбаясь. Ракель посмотрела на нее, она увидела в мерцающей темноте ее радужек свет понимания. Ракель вроде как дала им знать, что с ней случилось. Выражение ее глаз говорило ей, что она может наслаждаться их скучным маленьким городком столько, сколько ей нужно. Она это заслужила.              - Спасибо, - одними губами произнесла она, прежде чем поднести чашку к губам. На маленькую группу друзей опустилась тишина, Ракель чувствовала себя комфортно рядом с ними во время завтрака, ее дочь, как она надеялась, немного веселилась в школе, небо было серым, воздух прохладным, и она была счастлива.              - Итак, что ты собираешься делать теперь, когда Паула вне твоего контроля по восемь часов в день? - спросила Силена, опираясь щекой на одну из своих рук, ее локоть надежно опирался на стойку. Ракель вздохнула и прищелкнула языком.              - Честно говоря, я ни хрена не понимаю, - пробормотала она, вызвав всеобщий смешок. - Я имею в виду, я должна что-то делать, верно? - спросила она, глядя на них так, как будто у них был ответ на ее вездесущий вопрос. Они просто пожали плечами.              - Я думаю, ты можешь делать все, что, черт возьми, захочешь, - сказала Силена. - Возьми меня, к примеру. Я управляю единственным музыкальным магазином в городе. У нас практически нет клиентов, не считая постоянных, это немного, но это уже что-то. Хельсинки с его отелем в это время года остается только ждать декабря, чтобы привлечь первых по-настоящему платежеспособных клиентов. Тогда у тебя здесь есть Денвер и Моника, - сказала она, поворачиваясь к счастливой паре, которая смотрела на нее моргающими невинными глазами. - Она покрывает некоторые смены в библиотеке, он делает... что именно ты делаешь? - спросила она игривым тоном. Даниэль фыркнул и оскорбленно поднял указательный палец в ее сторону.              - Осторожнее там, я занимаюсь импорто-экспортным бизнесом, - сказал он, гордо выпрямляя спину. Силена усмехнулась и громко рассмеялась.              - Ты носильщик, Денвер... носильщик, - прошептала Силена, как будто произнесение этого вслух могло подорвать уверенность бедного молодого человека. Он поджал губы и кивнул.              - Да, хорошо, я импортирую вещи из грузовика на склад, а затем экспортирую со склада в грузовик. Как я уже сказал... импорт-экспорт, - в заключение он сделал большой глоток своего кофе. Силена усмехнулась, а Моника нежно улыбнулась своему жениху. Ракель ухмыльнулась и обменялась удивленным взглядом с Агатой, которая закатила глаза.              - Тогда у нас есть она, единственная, кто действительно делает здесь что-то действительно полезное, - сказала Силена, указывая на высокую брюнетку за стойкой. - Она обеспечивает меня кофе, который мне нужен, чтобы продолжить мой чертовски скучный день, и выпивкой, чтобы забыть обо всем, что происходит вокруг нас, - молодая женщина завершила с довольной улыбкой.              Ракель улыбнулась и кивнула, обдумывая ее слова, она слегка нахмурилась, а затем вздохнула. - Тогда есть я... мать одного ребенка, одна в большом доме, который она сняла по прихоти, в стране, где родной язык настолько чертовски сложен, что я уверена, что даже половина местных жителей не говорит на нем - это вызвало серию одобрительных кивков от других ее компаньонов - у кого есть определенно слишком много свободного времени, - закончила она с побежденным раздражением.              - Ты всегда можешь попытаться найти здесь какое-нибудь занятие, - сказала Агата, наклоняясь над стойкой. - Например, помогать пожилой леди с покупками. Читать для детей в библиотеке. Или убирать здесь туалеты, я не хочу этим заниматься, мой босс считает, что имеет право не делать этого, потому что он делал это в течение первых пятнадцати лет существования этого заведения... так что ты знаешь, нам всегда могла бы пригодиться помощь, - она усмехнулась, когда Ракель поморщилась при одной мысли об этом.              - Да, хорошо, спасибо тебе за предложение, но я бы с большим удовольствием несколько раз выколола себе глаза, чем стала бы мыть туалет, - сказала она, тихо посмеиваясь, когда Силена толкнула ее в бок.              - Мы слишком обучены и опытны, чтобы чистить туалеты, не так ли? - она ухмыльнулась, Ракель покачала головой.              - Дело не в этом... Я просто не привыкла скучать, - Ракель застонала, глядя в свою чашку, прежде чем сделать большой глоток. - Моя работа всегда держит меня на кону. Нет времени даже на то, чтобы выпить дурацкий кофе, чтобы заскучать. Мне пришлось надрывать задницу, чтобы получить повышение, которое, как я думала, даст мне больше свободного времени, чтобы проводить с Паулой, и достаточно полномочий, чтобы делегировать их другим... Знаете, в чем загвоздка, когда ты становишься Инспектором? - она спросила, глядя на своих спутников с поднятой бровью, все покачали головами, по-видимому, заинтригованные. - Это заключается в том, что вы понимаете, почему титул достался именно вам, а не кому-либо из ваших других коллег, - сказала она, качая головой.              - Делегировать означало бы оставить в руках некомпетентных людей веру группы заложников, или пропавшего подростка, или пожилую женщину под дулом пистолета. Ты просто не можешь делегировать полномочия. Ты всегда должна держать все под своим контролем. Ты должна быть на первой линии, все гребаное время, - ее тон упал до шипения, она яростно наморщила лоб, слишком хорошо помня абсолютное отчаяние первых месяцев в ее новой должности.              Она всегда думала, что должность инспектора даст ей определенные рычаги влияния на собственную работу. Но в ее работе была вся сила. Она не владела титулом, титул владел ею. Ее свободное время было связано с ответственностью ее положения в полицейском участке, ей не разрешалось идти домой, пока все остальные не закончат свою работу. Ей приходилось контролировать каждое малейшее движение, каждое решение должно было пройти через нее, прежде чем оно считалось приемлемым.              Она думала, что ее работа станет легче... если бы она только знала...              - Слишком большая ответственность, чтобы передать ее другому, - пробормотала Силена, глядя на нее с мягкой улыбкой. Ракель ухмыльнулась и кивнула.              - Да..., - она фыркнула.              - Как они управляются в участке без тебя? - невинно спросила Моника. Ракель облизнула губы, глубоко вдохнула, а затем прерывисто выдохнула.              - Я понятия не имею, - сказала она, качая головой и глотая кофе, как будто это был крепкий горький алкоголь.              - Как долго инспектор полиции может оставить свою должность, прежде чем ему придется вернуться? - спросила Агата, ее тон был серьезно обеспокоен. Ракель посмотрела на нее и улыбнулась, слегка пожав плечами.              - Национальная полиция предоставляет двадцать два дня отпуска каждый год, в моем случае двадцать три, потому что я проработала там пятнадцать лет. Нам предоставляется пять-семь дней в году для решения личных вопросов... Сегодня я здесь уже 29 дней, - ее голос затих, она застенчиво улыбнулась и склонила голову на руки. - При гендерном насилии не полиция определяет мой отпуск, а социальные службы, - заключила она, поджав губы и прикусив щеку. - В данный момент мой адвокат работает с ними, чтобы сохранить мои дни отпуска нетронутыми. Прието сходит с ума, но мне все равно, - в конце концов она усмехнулась сама себе.              - Итак... пока социальные службы не примут решение, ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно? - спросила Агата, изогнув любопытную бровь. Ракель посмотрела на нее и молча кивнула.              - В принципе, да, - подтвердила она, неуверенно улыбаясь.              - Ну, как бы то ни было... пока твоя работа не мешает, ты можешь делать в свободное время все, что захочешь, - пробормотала Силена, глядя на нее внимательными черными глазами. - Ты можешь делать все, что захочешь, ты заслуживаешь немного отдыха, - сказала она, мягко улыбаясь, когда Ракель посмотрела на нее стеклянными глазами.              - Да..., - она выдохнула, пытаясь уловить позитивность молодой женщины в ее пристальном взгляде. - Я думаю, что смогу, - сказала она с улыбкой, когда Силена выжидательно подняла бровь.              - Знаешь, что я думаю? - сказала Агата, мягко наклоняясь к ней с озорным взглядом в глазах. - Я думаю, тебе должно понравиться твое пребывание здесь, сестренка, - прошептала она, мягко ухмыляясь и накрывая рукой ее бледные пальцы. - Никаких полицейских, которыми нужно командовать, никакого участка, куда нужно добираться утром, никаких ночных смен, никаких грабежей, похищений, заложников... только ты, твоя маленькая девочка и куча чудаков, с которыми можно потусоваться, - сказала она, в конце концов, пожимая плечами, как будто это уже звучало как идеальный план для нее. - Ты можешь быть здесь кем хочешь, Ракель, - сказала она со счастливой улыбкой.              Силена замурлыкала и хлопнула в ладоши в знак согласия. - Мы определенно должны позволить Ракель официально вступить в нашу маленькую банду. Вы согласны? - она спросила остальных, все они посмотрели на нее с мягкой улыбкой, украшающей их губы.              - Я думаю, она это заслужила, - сказала Агата, в то время как Ракель нахмурилась, не совсем понимая, что они имели в виду.              - Подожди секунду, - сказал Даниэль, прерывая Силену, прежде чем она смогла закончить свою речь. - Она не может быть частью банды, - сказал он, и хмурый взгляд Ракель еще сильнее отпечатался на ее лбу.              - Что за хрень ты несешь? - пробормотала Силена, в то время как Моника толкнула его локтем в бок с предупреждающим взглядом.              - Она не одна из учениц профессора. Ты знаешь правила, Токио, - сказал он, пожимая плечами, как будто то, что он только что сказал, имело смысл. Силена усмехнулась, Моника положила руку на лицо, и ухмылка Агаты стала еще более дикой.              - На самом деле..., - она снова наклонилась к Ракель, которая теперь моргала в полном замешательстве. - Как продвигается твой персональный интенсивный курс Эускера? - спросила она ее, подняв любопытную бровь и понимающе ухмыляясь.              Ракель моргнула и приоткрыла губы. - Н-ну..., - пробормотала она, глядя на них растерянными глазами. - У нас был наш первый урок прошлой ночью, - она пробормотала, слегка покраснев при воспоминании о том, как близко она была к тому, чтобы спросить его, как "я действительно хотела бы поцеловать тебя прямо сейчас" переводится на эускера. - Все прошло довольно хорошо, учитывая все обстоятельства, - сказала она с улыбкой, Агата ухмыльнулся и посмотрел на Даниэля.              - Видишь? Она уже одна из его учениц, она заслужила это, - одобрительно сказала она, хлопнув ладонями по столешнице.              - Хорошо, - сказал Даниэль, одобрительно кивая, Моника просияла, а Силена усмехнулась.              - Мы собираемся сделать это официально сегодня вечером, - она сказала прямо ей, Ракель нахмурилась и с любопытством улыбнулась.              - Хорошо? - она не совсем была уверена, на что соглашается.              - Не волнуйся, дорогая, в этом нет ничего противозаконного, - сказала Агата, склонив голову набок и улыбаясь. - Хорошо... не обязательно, - добавила она с дикой ухмылкой. Ракель тихо хихикнула и кивнула.              - Хорошо, тогда давай присоединимся к банде, - сказала она, поднимая пустую чашку из-под кофе в воздух. Агата зааплодировала, и все остальные последовали ее примеру, все они хихикали, и Ракель в глубине души надеялась, что она согласилась присоединиться к ним не только для того, чтобы ограбить банк.              Это, конечно, не будет хорошо выглядеть в суде.               ****               Когда позвонила ее адвокат, Ракель совершала одиночную прогулку по пляжу, ожидая подходящего времени, чтобы вернуться домой и перекусить чем-нибудь легким, смотря какой-нибудь дрянной сериал, чтобы занять свои мысли, пока она решала, чем бы заняться со своим вновь обретенным неограниченным свободным временем. Ей нужно было чем-то заниматься, не из-за денег, она накопила достаточно, чтобы уехать из участка по крайней мере еще на два месяца, не разорившись окончательно, но она действительно не могла сидеть на месте и ничего не делать.              Она взяла трубку, не взглянув на номер, тот факт, что она заблокировала номера Альберто и Анхеля, позволил ей чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы ответить на телефонный звонок, не рискуя получить сердечный приступ или психическое расстройство. Серьезный голос ее адвоката доносился издалека, и как только она заговорила, Ракель почувствовала, что, что бы ни случилось, ничего хорошего из этого не выйдет.              По-видимому, социальным службам требовалось больше доказательств для работы, чтобы предоставить ей отпуск, в котором она нуждалась. Презумпция невиновности предоставила ей 29 дней свободы, свободы, с которой, как она думала, она больше не сможет справиться, ничего не делая, но прямо в этот момент, когда появилась возможность того, что ее у нее отнимут, она почувствовала тошноту в животе.              Она бы с удовольствием задержалась в ощущении, что у нее есть время. У нее должно было быть больше времени. Ее адвокат из кожи вон лезла, чтобы предоставить ей именно это. Время.              Ей нужно было время, чтобы подготовиться к показаниям, которые ей вскоре предстояло дать в суде. Ей нужно было время, чтобы морально и физически подготовиться к тому, чтобы снова встретиться лицом к лицу со своим жестоким мужем. Ей нужно было время, чтобы залечить свои раны и забыть боль, скрывающуюся за каждым шрамом на ее коже. Ей нужно было время вдали от хаоса, ужаса, приступов паники, тихих слез, пролитых ночью, когда Альберто работал в ночную смену и не мог побить ее за это. Ей нужно было время, и это время внезапно просто закончилось.              - Мне жаль, - сказала ее адвокат, в то время как Ракель смотрела на океан, расширяющийся перед ее глазами. - Я делаю все возможное, чтобы они не заставили тебя вернуться. Главная проблема в том, что они могут попытаться уволить тебя.              - Тогда пусть они меня уволят, - Ракель храбро выплюнула, как будто сама мысль о потере своей должности не заставляла ее чувствовать себя абсолютно потерянной.              Она служила в полиции пятнадцать лет, и эта жизнь была всем, что она когда-либо знала. Она любила свою работу. У нее это хорошо получалось. Ей не нравилась система, в которой она была вынуждена работать, но именно поэтому она не могла просто уйти. Кто-то должен был быть на передовой, чтобы помочь, когда высшие силы ни хрена не делали.              - Это не принесет тебе ничего хорошего, Ракель. Если ты потеряешь работу, учитывая огромное уважение, которое тебе дает титул, подобный твоему, ты можешь потерять опеку. Мать, которая не может обеспечить свою дочь, не подходит для этой роли, - пробормотала ее адвокат, заставив сердце Ракель затрепетать.              Не Паула.              Она может потерять работу, дом, титул, власть, деньги. Но не ее дочь.              - Я не могу вернуться, - сказала она сдавленным голосом, ей пришлось очень сильно сосредоточиться, чтобы вдохнуть новый воздух в ее плохо функционирующие легкие.              - Я знаю, - сказала Изабелла, заставив ее задуматься, звучал ли тон в ее голосе глубоко грустным или просто пораженным.              Она не могла сдаться, она была единственной, кто мог ей помочь.              - Должно же быть что-то, что мы можем сделать, - Ракель умоляла, слезы затуманивали ее зрение, она уже чувствовала новую головную боль, пульсирующую под веками. Она снова ускользала обратно в скорлупу, темная пустота в ее сердце становилась все больше, достаточно, чтобы она снова почувствовала это.              - Это есть, - пробормотала адвокат. - Но тебе это не понравится.               ****               Когда Серхио наткнулся на Ракель в тот необычайно приятный понедельник, она выглядела бледной, как привидение, и когда она моргнула своими карими глазами в его сторону, он сразу заметил, как их обычный блеск, казалось, погас.              - Ракель..., - прошептал он, облачко дыхания образовалось перед его губами. Температура быстро падала, и его шерстяное пальто, казалось, в данный момент было бесполезно.              - Привет, Серхио..., - пробормотала Ракель, с усилием обхватив себя руками, как будто ее мышцы были слишком холодными и жесткими, чтобы сжать ее достаточно, чтобы дать столь необходимое тепло телу.              - Все в порядке? - он спросил ее естественно. Завораживает, как много всего изменилось за такое короткое время. Еще пару недель назад он никогда бы не смог вот так вторгнуться в ее личную жизнь, спросить, все ли с ней в порядке, было слишком личным, чтобы даже думать об этом. И все же... теперь он чувствовал, что это его долг - проверить, как она.              Он очень старался не приписывать этому тот факт, что теперь он знал, почему ей пришлось бежать из Мадрида.              - Да, - она ответила, быстро кивнув, но недостаточно быстро, чтобы Серхио не заметил слезы, блеснувшие в уголках ее глаз.              Он инстинктивно шагнул вперед.              - Ракель... что случилось? - пробормотал он. От его нежного тона Ракель перестала дрожать, она моргнула в его сторону, соленая слеза скатилась из ее правого глаза по розовой щеке. Ее подбородок задрожал, руки до боли сжали черную ткань пальто, и она шмыгнула носом.              - О, Серхио..., - она задыхалась, ее голос опасно дрожал.              Она была готова разрыдаться, Серхио мог четко определить ее дискомфорт в океане чувств, из которых, казалось, были сделаны ее глаза в этот момент.              Он не дал ей больше ничего сказать, он нежно положил руку ей на плечо - жест, настолько чуждый его телу, что его кожа горела в предвкушении - и начал уводить ее от маленькой толпы, бродящей по площади вокруг них. Он не сводил глаз с ее дрожащей фигуры, она даже ни разу не взглянула на него, она держала голову опущенной, спрятав подбородок в шарфе, который она, наконец, решила начать носить, и эта мысль вселила в него чувство покоя, а ее руки защитно обхватили себя.              Серхио тоже молчал, он просто шел, его ноги не нуждались в дальнейших указаниях. Он шел, пока его входная дверь не стала последним барьером между ними и теплом его дома. Он не спрашивал разрешения, он просто вставил ключ, повернул ручку, открыл дверь и провел ее внутрь.              Петли громко скрипнули, когда он закрыл дверь за их спинами.               ****               Было странно видеть Ракель в своем доме. Было странно, что в его доме был кто-то, кроме него и его брата. Агата впервые была здесь две недели назад, ему было с ней комфортно, он думал о ней с любовью, он обращался к ней и другим как к друзьям. И все же она ни разу не заходила в его дом раньше. Серхио действительно не знал, как это объяснить, ему просто не нравилось, когда люди бродили по его личному пространству.              Тщательный порядок, который он поддерживал в своем доме, был бы нарушен, если бы кто-нибудь вошел в эти четыре стены. Он держал людей снаружи, потому что чувствовал, что даже простое вдыхание теплого воздуха в его гостиной может нарушить порядок на его книжных полках. Это было смешно, он не приглашал кучу детей, готовых устроить вечеринку и разобрать его комнаты. И все же... он никогда не чувствовал необходимости приглашать кого-либо войти. Они могли видеть друг друга снаружи, на нейтральной территории, где он не был тем, кому приходилось устранять любые несчастные случаи, которые могли произойти, когда в одном помещении одновременно находилось более двух человек.              Тот факт, что ему не потребовалось и секунды, чтобы взять Ракель с собой в свой дом, заставил его желудок заурчать от разочарования. Он понятия не имел, что хотел с ней сделать, в то время как она тяжело опустилась на его любимое кресло, и он охотно позволил ей. Она не смотрела на него, ее стеклянные глаза затерялись в замысловатой цветовой паутине, из которой был сделан его ковер. Он посмотрел в том же направлении, пытаясь найти, что сказать. Из красивой вышивки, покрывавшей его пол, не вышло ничего даже отдаленно полезного.              Затем, когда он решил, что может выиграть немного времени, приготовив что-нибудь горячее для питья, Ракель вздохнула и начала говорить.              - Ты знаешь, что происходит, когда ты хочешь развестись с жестоким мужем? - спросила она, еще не глядя ему в глаза, ее руки нервно теребили колени. На ней все еще было пальто, шарф все еще был надежно обернут вокруг шеи. Ее щеки покраснели, сигнализируя о том, что температура ее тела повышается, и скоро ей придется снять их, если она не хочет упасть в лужу пота.              Серхио не ответил, он пристально смотрел на нее, не зная, что его ждет, готовясь ко всему, что она скажет дальше.              - Ты звонишь адвокату, потому что тебе нужна юридическая помощь, это важно, - она шмыгнула носом, но по-прежнему не смотрела ему в глаза, - тогда ты должен подробно рассказать все, что с тобой произошло, - она усмехнулась и посмотрела на его потолок, на деревянную балку, нависшую над ними, как будто что-то там могло заменить ее. Когда стало ясно, что она была той, кто должен был продолжать говорить, она вздохнула в поражении и продолжила. - Затем адвокат звонит вашему мужу от вашего имени, звонит вашему боссу, она позвонила всем, кто был вовлечен, - она нахмурилась и поджала губы, возобновляя свое состязание в гляделках с полом. - Она позвонила и позаботилась о том, чтобы я знала всякий раз, когда она получала ответ. Мне не нужно было говорить ни с кем другим, кроме нее. Это как-то освобождало, - она снова шмыгнула носом и кивнула сама себе, грустная улыбка неестественно растянула ее губы.              - Я думала, что наконец-то добьюсь справедливости. Столько лет, проведенных в объятиях насильника, имеют тенденцию сказываться на тебе, - она промурлыкала, а затем громко выдохнула. - Я думала, что это будет тяжело, но я наконец-то верну себе свободу, - она горько усмехнулась, Серхио почувствовал, как его нервы на пределе, а диван, поддерживающий его, внезапно показался ему каменным. Он был слишком напряжен, чтобы получить хоть какое-то утешение от мягких подушек.              - Это было наивно с моей стороны. Думать, что все пройдет гладко, было глупо. Конечно, ничто и никогда не будет легким. Я должна была это представить, - пробормотала она, больше для себя, чем для кого-либо еще. Серхио покачал головой, он хотел возразить, но знал, что это не его дело что-либо говорить. Он позволил ей продолжить.              - Звонила мой адвокат. Видимо, мой отпуск истек. Предполагалось, что социальные службы должны были предоставить мне как можно больше свободного времени от работы, пока я готовлюсь к суду. Я ускорила процесс, потому что не могу вечно ждать в этом богом забытом месте. Поверь мне, я бы с удовольствием. Но я просто не могу, - она сама балансировала на обоих концах разговора. Серхио мог быть в другой комнате, в другом штате, потому что это имело значение, и она бы продолжала говорить и заполняла пробелы сама.              - Я знала, что в конце концов мне придется вернуться. Даже если бы я хотела перевестись, даже если бы я хотела уволиться, мне все равно пришлось бы вернуться и разобраться с делами в Мадриде, прежде чем делать какие-либо другие соглашения, - она покачала головой, и пара слезинок скатилась по ее глазам. - Но это нормально. Я думала, что к тому времени я бы решила проблему. Я думала, что встречусь со своим адвокатом, поговорю об этом, назначу серию встреч и в конечном итоге увижу своего мужа в суде, - она глубоко вздохнула и на мгновение собралась с мыслями, пока ее взгляд перемещался с пола на догорающий камин. - Очевидно, что все не могло пройти гладко. Потому что, единственное, чему я научилась за последние семь лет своей жизни ... - она указала указательными пальцами на потолок, не моргая глазами, - так это тому, что ничто не идет гладко, когда ты выходишь замуж за придурка, которому нравится избивать тебя, когда его гнев достигает предела, - она укусила свою нижнюю губу и не останавливалась, пока Серхио не увидел крошечную каплю крови, блестящую на мягкой коже. Она быстро слизнула ее.              - Он был бы способен разрушить мою жизнь, даже если бы он был мертв, в этом я теперь уверена, - серьезно пробормотала она перед темным камином перед ней, она нахмурила брови и задумалась над тем, что сказать дальше. Серхио ждал, его кровь кипела, а рука сжимала рукоятку кресла. - Мне позвонила мой адвокат, - повторила она, ее голос затих, ее тон внезапно превратился из сердитого в побежденный, на мгновение она казалась такой далекой.              Тогда она посмотрела на него, в ее карих глазах блестели слезы, Серхио мог сказать, что она пыталась сдержать их, но это было бесполезно, их было слишком много, чтобы удержать их. - Она сказала мне, что у меня закончилось время, - она прошипела, ее голос дрогнул, горло Серхио сжалось от ее имени.              - Она сказала, - она шмыгнула носом и вытерла дикую слезу краем пальто, - она сказала, что мне придется вернуться в Мадрид и вернуться на свою должность, чтобы меня не уволили. Потому что я не могу потерять свою работу, понимаешь? - она ответила на невысказанный вопрос для него - Я не смогу обеспечить свою дочь, если не получу доход, верно? Это, конечно, не принесло бы мне никакой пользы в суде. Ты не представляешь, как это плохо для меня, что я уже сбежала из города и записала Паулу в здешнюю школу. О, это будет так забавно объяснять, - она покачала головой, как будто даже она не могла поверить словам, слетающим с ее губ.              - Мой адвокат обошла это, сказав, что я опасаюсь за свою безопасность и безопасность моей дочери. Хочешь знать, в чем ирония? - спросила она, на самом деле не спрашивая, пристально глядя на него, Серхио едва успел покачать головой, прежде чем она возобновила свою безумную речь. - Дело в том, что мой адвокат сказала: "Мы можем придумать оправдание, давай использовать угрозу вашей жизни в качестве причины твоего внезапного отъезда", как будто это не совсем та причина, по которой я ушла, - она покачала головой и сжала кулаки, ее щеки теперь были действительно тревожного оттенка малинового, Серхио пришлось сдержаться, чтобы не предложить ей снять пальто, прежде чем продолжить.              - В тот день я уехала в спешке. Я ехала так быстро, что чуть не сбила машину со скалы. Мои глаза так опухли от слез, что я ни хрена не видела, - она закричала, ее голос звучал совсем по-другому, воспоминания нахлынули на нее, и ей явно было трудно дышать. - Я могла бы умереть там, - она указала пальцем на его входную дверь, - я могла бы проехать мили и мили, пока между моей машиной и океаном не осталось бы ничего, я могла бы просто продолжать ускоряться, пока мы не исчезнем навсегда, - то, что она подразумевала, вселило холод в кровь Серхио, он почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.              - Но вместо этого... - она моргнула в его сторону, ее губы приоткрылись, - вместо этого я просто припарковала свою машину перед баром и вошла внутрь, - закончила она хриплым голосом, ее руки дрожали. - Я боялась, что он преследует меня, - сказала она, горько усмехнувшись. - Он не был. Он понятия не имел, что я ушла, - она покачала головой и вздохнула, закрыв глаза и прислонившись лбом к ладони. - Он понятия не имел, пока не понял, когда закончил свою смену и вернулся домой, что его жена и ребенок исчезли неизвестно куда, - она горько хихикнула и причмокнула губами.              - Хотела бы я видеть его лицо. Я даже не оставила записки, понимаешь? - снова вопрос, на который ему не нужно было отвечать. - Я просто собрала свои вещи, забрала Паулу, а затем свалила оттуда. Я понятия не имела, куда я еду, я просто знала, что должна быть как можно дальше, - она втянула воздух, ее горло сжалось. Она с большим усилием пыталась восстановить контроль над своими легкими. Серхио продолжал смотреть на нее, черты его лица оставались неподвижными, словно высеченными из камня.              - Я знала, что не смогу бегать вечно... но притворяться было приятно, пусть даже ненадолго, - она сокрушенно вздохнула, ее глаза наполнились слезами, губы дрогнули в вымученной улыбке, которую Серхио счел душераздирающей. - Мой адвокат позвонила, - повторила она еще раз, - мой адвокат позвонила и сказала, что я должна вернуться в Мадрид и ждать там суда, если только..., - она замолчала, ее глаза уставились в неопределенное место на его стене.              После нескольких долгих тяжелых секунд, когда Серхио ждал, что она продолжит, он больше не мог этого выносить, и его мозг вытолкнул вопрос за пределы его рта, прежде чем он смог передумать. - Если только? - его собственный голос звучит хрипло и сипло. Ракель моргнула, слезы потекли из ее завораживающих глаз, она посмотрела на него, тяжело вздохнула, а затем прищелкнула языком.              - Если только мы не используем психическое состояние моей дочери в качестве доказательства многолетнего насилия, - пробормотала она, ее глаза снова остановились на его стене. Серхио нахмурился.              - Разве твое психическое и физическое состояние не должно быть достаточным доказательством? - спросил он, его мозг уже усердно работал над каждым маленьким понятием о праве, которое он узнал за годы учебы. Ракель серьезно ухмыльнулась.              - Можно подумать, - она наклонила голову, ее внимание все еще было приковано к стене перед ней. - Но моего слова недостаточно, чтобы что-то доказать. Презумпция невиновности. Я могла бы лгать. Я могла бы притворяться, что все это просто для острых ощущений, - она остановилась и сморгнула еще пару соленых горьких слез. - Я ни разу не сообщала ни о каких травмах, - пробормотала она. - Я должна была составить их каталог, - она горько усмехнулась и покачала головой.              - Всякий раз, когда я попадала в больницу со сломанным запястьем, сломанной лодыжкой, синяком размером с твою ладонь на ребрах, каждый раз я должна была занести это в таблицу Excel, чтобы я могла собрать доказательства, чтобы затем предоставить их полиции, адвокату, социальным службам. Вот как вы должны это делать. Это то, что я должна была делать в течение долгих семи лет, - она зарычала, ее лицо превратилось в тревожную маску гнева.              - Может быть, мне следовало сделать это в первый раз, может быть, я могла бы предотвратить это. Я была трусихой, такой глупой трусихой, - она покачала головой и позволила ей упасть между ее руками. Ее локти сильно упирались в колени, все ее тело было так напряжено, что Серхио боялся, что она сломается. Он моргнул и облизнул губы, он хотел что-то сказать, что угодно, чтобы помочь. Но он понятия не имел, как это сделать. Ракель не дала ему шанса заговорить.              - Я была трусом, и теперь я за это заплачу. Паула заплатит за это, - слезы перестали смачивать ее щеки, теперь ведущей эмоцией был гнев, в основном на себя. Как будто Ракель из семи лет назад должна была знать лучше, она должна была предвидеть это. Серхио хотел обнять обеих: Ракель из прошлого и ту, которая сейчас обвиняет ее в своем смятении.              - Теперь я должна спросить свою дочь, что она чувствует по отношению к своему отцу. Я должна внушить ей тот же страх, что и у меня. Как кто-то может просить мать сделать что-то подобное? - она покачала головой, глядя на него так, как будто у него был ответ. Он понятия не имел, как это вообще возможно юридически.              Вероятно, это было не так, но что он знал об этом? Ничего. Он был бесполезен. Он не мог ей помочь.              - Паула понятия не имеет. Она не знает, почему мы здесь без ее отца. Сначала она спросила меня, где он и собирается ли он прийти. Она хотела, чтобы он пришел. Она хотела позвонить ему, отправить ему фотографии, чтобы показать ему, что мы делали, что мы видели, - она вздохнула и горько улыбнулась. - В конце концов, она просто остановилась, - она замолчала, нахмурившись в темноте, окутавшей гостиную. - Она больше не спрашивает о нем, - пробормотала она тяжелым голосом.              Серхио тоже молчал, наблюдая за Ракель, пока она смотрела в пустоту, она, казалось, была погружена в мысли, тяжелые темные мысли, из которых, как он предполагал, он хотел вытащить ее.              - Итак, теперь... каков план твоего адвоката? - спросил он, его голос был едва громче шепота.              Ракель моргнула, облизала сухие губы и посмотрела на него. - Она позвонит мне позже вечером, чтобы объяснить процедуру, - она тихо пробормотала, ее голос потерял искру, она больше не сердилась, она просто... смирилась. Она расслабила спину в кресле, закрыла глаза и с усилием выдохнула, она просто сидела с закрытыми веками, а ее грудь медленно поднималась и опускалась. Серхио несколько мгновений наблюдал, загипнотизированный ее простым присутствием в своем любимом кресле, затем встал и выпрямил спину. Внезапное движение привлекло ее внимание, она посмотрела на него, не полностью открывая глаза.              - Тогда у нас есть время подготовиться, - сказал он серьезно, как будто речь шла о том, чтобы собрать вещи для поездки в пустыню. Ракель нахмурилась и наклонила голову.              - У нас? - спросила она, ее тон был смущенным. Серхио посмотрел на нее, серьезно кивнул, а затем начал мерить шагами свою гостиную.              - Паула не уйдет из школы по крайней мере четыре часа, верно? - он спросил, на самом деле не спрашивая. Ракель поправила положение в кресле и внимательно следила за ним взглядом.              - Верно, - сказала она.              - Тогда у нас есть время подготовиться к тому, что ты собираешься ей сказать и как. Тебе следует заранее позвонить своему адвокату, если хочешь, я мог бы быстро поговорить и с ней, - сказал он, одобрительно кивая сам себе. Ракель нахмурилась.              - Зачем тебе с ней разговаривать? - спросила она, но Серхио не слушал.              - У нас все получится. Должен быть способ подойти к этому медленно, чтобы не напугать твою дочь. Этому ребенку точно не нужно, чтобы ее отец превратился в монстра, - сказал он, его пальцы ласкали мягкую бороду на подбородке. Ракель все еще следила за ним растерянным взглядом, в то время как он не обращал на нее внимания, слишком поглощенный своими мысленными разъяснениями, чтобы заметить, что теперь она встала, нахмурив брови.              - О чем ты говоришь? - она пыталась спросить, но он продолжал ходить по комнате, бормоча что-то себе под нос.              - Я могу попытаться связаться с другом, он судья, и он, вероятно, сможет нам помочь. Мы можем придумать что-нибудь еще, нам не нужно использовать твою дочь в качестве рычага давления, - Серхио продолжал говорить, в то время как Ракель скрестила руки на груди и наклонила голову.              - Я не..., - она снова попыталась протестовать, но Серхио продолжал ходить кругами.              - Должно быть что-то. Например, медицинские записи. Неважно, если ты ничего не занесла в каталог, в больнице должно быть. Они всегда так делают. Мы можем отследить их, мы можем доказать, что он делал это слишком много лет, чтобы сосчитать. Это будет решающим доказательством, женщина не может сломать себе запястье и ребра несколько раз за семь лет, не вызвав ни малейшего подозрения, - он продолжал что-то бормотать, нахмурив брови в глубокой задумчивости.              - Я работаю в..., - она снова попыталась вторгнуться в водоворот его мыслей, но Серхио был потерян для мира, он был в мыслительном порыве, и он не собирался останавливаться.              - Не имеет значения, в какой области ты работаешь. Ты полицейский инспектор, но твоя роль менее физическая, ты - разум, а не руки. Я знаю, как работает национальная полиция, твой титул дает тебе полный контроль над любой операцией, где требуется квалифицированный специалист. У тебя есть степень по психологии, что означает, что ты, вероятно, освещаешь множество случаев ведения переговоров и опасных ситуаций, когда ключ к успеху не в том, чтобы выбивать жизнь из преступников, ты здесь для того, чтобы разгадывать тайны и спасать людей, но они никогда не стали бы рисковать твоей безопасностью, отправляя тебя в поле, - он закончил, пристально глядя на нее. - Ты слишком ценна, - он возобновил свое маниакальное хождение.              Ракель моргнула, не совсем уверенная, что она должна была сказать. В этот момент она думала, что его ничто не остановит.              - Не волнуйся, Ракель. Мы что-нибудь придумаем, мы сможем разобраться с этим вместе. Я могу помочь, - сказал он, наконец-то придя в себя и подойдя ближе, теперь он стоял в паре шагов от нее. Ракель молча смотрела на него, его безумные темные глаза вливали в нее всю уверенность и весь оптимизм человека, у которого не было реального плана, но который наверняка собирался бороться зубами и ногтями, чтобы вытащить ее из ее жалкой ситуации.              Ракель могла только смотреть.              Затем, когда слова не пришли к ней в третий раз, она сомкнула губы, глубоко вдохнула, кивнула, а затем закрыла промежуток между ними.              Ее руки скользнули под его бицепсы, она обвила ими его торс. Она все еще была в своем пальто, а он был только в своем дорогом костюме. Ей уже было жарко от высокой температуры в комнате, и внезапная близость к его твердому телу не собиралась ей помогать, но ей было все равно. Когда слова подвели ее, Ракель ответила физическим прикосновением. На самом деле ей было все равно, заинтересован ли человек перед ней в подобном обмене мнениями, в этот момент Серхио мог бы быть белым медведем, ей было все равно. Она бы обняла его, несмотря ни на что.              Ее правая щека нашла место на его груди, он был неподвижен, неподвижно стоял посреди комнаты, его руки все еще были в воздухе, он говорил, проводя ими по бороде и волосам, они застыли, пока ее руки сжимали ткань его куртки.              - Спасибо, - одними губами произнесла она, ее голос был приглушен его белой рубашкой и серым галстуком, которые дразнили нежную кожу ее носа. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула его запах. От него пахло чем-то свежим и чистым, вероятно, моющим средством, которым он стирал свою одежду, а затем чем-то более мускусным, более густым, совсем другим. Что-то, чего она никогда раньше не нюхала, что-то уникальное, что она мысленно сохранила для последующего использования.              Она понятия не имела, что ей делать с воспоминанием о его запахе, она просто почувствовала внезапное желание запечатлеть каждый след в глубине своей памяти.              Ее ноги сами по себе решили подойти немного ближе, так что она оказалась прижатой к нему. Или, точнее, "тяжелое шерстяное пальто, бордовый шарф и теплый свитер под ним" прижато к нему. Она хотела бы, чтобы на ней было меньше одежды, чтобы должным образом ощутить твердость его тела в своих объятиях, ей сейчас не помешал бы какой-нибудь реальный человеческий контакт, но пока сойдет и это.              Серхио уставился на незажженный камин за ее спиной, его шея была так напряжена, что вена опасно пульсировала под кожей, она шла от его мозга к сердцу, которое начало быстро биться, чтобы поддерживать его тело в вертикальном положении. Он был в обмороке, но Ракель понятия не имела.              Она продолжала обнимать его, крепко сжимая, ее руки с силой впились в ткань его костюма, ее ногти оставили бы след на его коже, если бы он был обнажен. К счастью для обоих, они были полностью одеты. Ее грудь прижалась к его груди, Серхио внезапно почувствовал благодарность за шерстяное пальто, так надежно укутавшее ее, он не смог бы справиться даже с легким ощущением ее женственной фигуры, прижимающейся к нему в данный момент.              Объятия длились долго, дольше, чем что-либо, что оба когда-либо испытывали с другим взрослым человеком. Ракель никогда не обнимала кого-то так долго, не прерывая контакт.              Она обнимала своего мужа в хорошие дни, прежде чем забеременела и стала его женой. Это всегда были короткие объятия между голодными поцелуями, ничто по сравнению с этим.              Она обнимала Алисию, но она никогда не была поклонницей физического контакта, и поэтому Ракель всегда сдерживала себя, обнимая ее целую минуту, это было максимальное количество времени, которое она когда-либо позволяла себе.              Она обнимала Анхеля, всегда с напряженными мышцами, пытаясь притвориться, что не замечает, как он всегда зарывался носом в ее волосы.              Она обнимала своего ребенка, Паула была маленькой и была ее дочерью, и их объятия иногда длились всю ночь, но это было другое прикосновение.              Это объятие было ничем по сравнению со всем, что она когда-либо испытывала. Она искала тепла и утешения, она нуждалась в поддержке, эмоциональной и физической. Она обнимала его так, как будто от этого зависела ее жизнь, и в данном случае это, вероятно, было правдой. Она плыла по штормовым водам, и Серхио появился из ниоткуда как якорь, готовый удержать ее на плаву.              Серхио, со своей стороны, никогда в своей жизни не испытывал подобного жеста. Единственное объятие, в котором он когда-либо добровольно участвовал, произошло несколько недель назад, перед баром, и даже тогда Ракель была единственной, кто рисковал вызвать у него сердечный приступ.              Это объятие, которое продолжалось почти три минуты без перерыва, было чем-то совершенно иным и для Серхио. Например, его тело, казалось, внезапно перестало реагировать, потому что его мозг был занят планированием решения проблемы и внезапно замолчал, у его тела не было времени понять намерения Ракель. Поэтому, когда ее руки обхватили его, его система жизнеобеспечения просто перестала функционировать.              Его кровь перестала течь, а этого не должно было случиться. Точно так же, как сердце всегда должно качать регулярно, но, если ваша кровь застряла, что оно должно качать? Его легкие перестали вдыхать и выдыхать, кислород не поступал из дыхательных путей, и он был близок к обмороку, на этот раз без особых сомнений.              Он падал в обморок, он падал в обморок, и она, наконец, понимала, что ее прикосновение сделало с его дисфункциональным "я".              Но поскольку у каждого где-то глубоко внутри есть этот инстинкт самосохранения, в конце концов Серхио отреагировал. Его руки повторили жест вокруг ее более миниатюрного тела, и он обвил ими ее. Она была намного ниже его, и поэтому, чтобы правильно держать ее, не возвышаясь неловко над ней, ему пришлось опустить подбородок на ее макушку. Так он и сделал.              Его мышцы начали двигаться сами по себе, его мозг явно не подавал правильных сигналов, поэтому его вены начали возобновлять свою работу самостоятельно, и кровь снова начала быстро поступать в его организм. В замедленной съемке его легкие вдохнули новый кислород, и он тяжело вздохнул, когда они снова откачали его, его горячее дыхание, вероятно, достигло Ракель, потому что она усилила хватку. Его рукам на самом деле было все равно, что думает об этом его жесткий холодный мозг, и они просто бесстыдно погрузились в ее шелковистые каштановые волосы. Его пальцам доставляла огромное удовольствие мягкая текстура каждой пряди, ему пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать вздох удовлетворения, вырвавшийся у него при простом прикосновении.              Мышцы на его спине расслабились, и его поза растаяла в ее сильных руках, его шее пришлось поддаться давлению, чтобы позволить подбородку мягко опереться на ее голову, поэтому он внезапно почувствовал, что его мышцы сдаются, и он, наконец, смог найти утешение в чужеродном переплетении их тел.              Он никогда бы не подумал, что сможет так сильно наслаждаться этим. Но он был.              Ослабить бдительность, дать своему телу время привыкнуть к новому в его близости, было, как ни странно, приятным занятием, которое он никогда бы не подумал, что ему нравится.              Но опять же, ему нравилось.              Ракель прижалась к нему еще крепче, когда он ответил взаимностью, чувствуя себя ободренной этим жестом, она глубоко вдохнула, а затем повернула лицо, теперь ее нос был полностью прижат к его груди. Она глубоко уткнулась носом в его рубашку, сильно вдыхая и тяжело выдыхая. Ее горячее дыхание коснулось его через ткань, он знал, что если бы это было возможно, он бы нашел красную отметину там, где ее губы сейчас были слегка приоткрыты, чтобы громко выдохнуть ее собственное дыхание.              То, что происходило в тот момент в его доме, было абсолютно поразительным во многих отношениях. Объятия шли уже пятую минуту, так и не разорвавшись, и было почти волнующе, насколько хорошо они все еще ощущались.              И все же этого недостаточно.              Да, потому что в этом был смысл, не так ли? И Ракель, и Серхио, несмотря на то, что они не разговаривали и не могли сравнить свои мысли друг с другом, чувствовали, что этого объятия, независимо от того, насколько интимно долгим оно начинало становиться, было даже отдаленно недостаточно.              Вы спросите, достаточно для чего?              Ни один из них не смог бы ответить.              Они просто знали, что это не так. Тепла было недостаточно, хотя в этот момент их кожа, казалось, горела огнем. Не было достаточной близости, хотя они не могли быть ближе, чем сейчас. Комфорта было недостаточно, хотя ни одному из них уже давно не было так хорошо. Им было мало друг друга, и все же они были буквально в объятиях друг друга.              Но этого было недостаточно. Этого просто не было. Оба думали об одном и том же, не понимая, зачем им вообще нужно что-то большее, что бы ни происходило. Они были абсолютно сбиты с толку, почему, они просто знали, что хотят большего.              Большего чего?              Они понятия не имели.              Но они хотели этого сейчас. Чем бы это что-то ни было, они хотели этого большего.       Ракель медленно открыла глаза, она была прижата к нему, так что единственное, что она могла видеть сначала, была ткань его рубашки. Ее ресницы украсили его белую текстуру, она улыбнулась про себя, снова закрыла глаза, глубоко вдохнула, чтобы запечатлеть в своем мозгу последние следы его запаха, а затем медленно начала удаляться. Но, к ее огромному удивлению, руки Серхио крепче сжали ее.              Он не давал ей шанса отпустить. Она не могла пошевелиться, он не позволил ей. Ракель замерла, внезапно осознав, что каждый дюйм ее чрезмерно одетой фигуры соприкасается с его телом. Внезапно объятия стали казаться более интимными, чем она ожидала.              Она действовала импульсивно, как привыкла в последнее время, она подошла ближе, обняла его и подумала: "Я просто хочу выразить тебе свою огромную благодарность быстрым объятием, потому что я понятия не имею, что я могла бы сказать тебе в ответ".              Очевидно, что эта идея сработала не совсем так, как она себе представляла. Не то чтобы она жаловалась.              Наоборот.              Она внезапно почувствовала себя абсолютно счастливой. Да, она должна была признать, что ей нравилась эта новая близость. Ей нравилось это ощущение, которое ее тело получало от него. Ей это чертовски нравилось. Она снова закрыла глаза и замурлыкала.              Она буквально напевала.              Звук отразился от ткани его рубашки и вызвал серию мурашек, пробежавших по груди Серхио, по всему животу, достигнув того единственного места в его теле, которое не пробуждалось уже довольно давно.              Честно говоря, он даже не мог вспомнить, когда в последний раз что-то чувствовал там, внизу.              И теперь эта его часть, самая дикая и примитивная его часть внезапно просыпалась.       Серхио замер, его мышцы снова напряглись. Эта реакция не была занесена в список возможных сценариев, которыми располагал его мозг, поэтому его тело понятия не имело, как реагировать. Это было так, как будто нижняя часть его тела была отделена от верхней части. Его голова, грудь и руки не были сделаны из тех же клеток и нервов, что и эта часть.              Поэтому было естественно, что его система внезапно снова подвела его и оставила одного заботиться о себе.              Ладно, тогда это начинало перерастать в неловкую ситуацию.              Очевидно, Ракель ничего не заметила, ее тяжелое пальто, вероятно, защищало ее от неловкой ситуации, происходящей там, внизу. У Серхио было время собраться с мыслями и придумать план, как предотвратить развитие этой катастрофической ситуации.              Он не мог позволить ей узнать. Она не могла видеть, что происходит у него в штанах. Это было крайне неуместно на слишком многих уровнях.              Ракель, казалось, никуда не спешила, она все еще наслаждалась физическим контактом, и Серхио тоже, если судить по выпуклости у него в штанах.              Проблема здесь заключалась в том, что Ракель искала утешения, она благодарила его за помощь и поддержку, и эта часть его тела не принесла бы ей никакой пользы.              По правде говоря, так бы и было. Однако он понятия не имел об этом, потому что, очевидно, для него подобная физическая реакция была абсолютно возмутительной. Это была неестественная реакция на физический контакт, которого жаждало его тело, но мозг отказывался. Это не было чем-то абсолютно нормальным, что могло случиться с кем угодно. Нет. Это был наихудший сценарий, самая неловкая и абсолютно потрясающая вещь, которая когда-либо могла с ним случиться.              Вот почему он начал тихо паниковать.              Ракель продолжала наслаждаться его внезапным чувством собственника. Если бы он хотел, чтобы это длилось дольше, она бы не жаловалась. Она оставалась бы здесь, в его объятиях, столько, сколько он ей позволял, это заставляло ее тело испытывать так много приятных теплых ощущений, и у нее давно не было времени предаваться таким ощущениям, она не отказала бы себе в удовольствии.              Затем снова... в какой-то момент им придется расстаться. Она знала об этом. Она также была осведомлена о главной проблеме, с которой, как предполагалось, ей предстояло столкнуться. У нее не было времени обнимать Серхио, она должна была решить проблему со своей дочерью и найти решение с его помощью. Помощь, которую он предложил, даже не спросив ее. Помощь, которую он, казалось, мог ей оказать, даже просто находясь рядом и слушая.              Эта мысль заставила ее руки сжать крепче, она снова улыбнулась, и еще один довольный гул покинул ее легкие.              И Серхио закрыл глаза, стиснул челюсти и проклял вселенную и человеческую анатомию за то, что они сделали это с ним.              Ракель почувствовала его внезапную скованность. На самом деле это не было новостью, ей просто не приходило в голову, что это когда-нибудь вернется. Ей казалось, что, обняв его, она каким-то волшебным образом сняла все напряжение с его тела. Вы можете заставить жесткую ветку согнуться на некоторое время, но вскоре вам придется вернуть ей естественную форму, чтобы не сломать ее.              Итак, Ракель решила, что пришло время положить этому конец.              Она снова начала отстраняться, моргая глазами в плохо освещенном помещении, она подняла подбородок и попыталась найти его глаза. Когда они встретились взглядами, тогда то, чего было недостаточно и что они не могли определить, стало немного яснее, по крайней мере, для Ракель.              Она перестала дышать на очень долгое мгновение, ее карие глаза погрузились в его темные радужки. За стеклами очков его взгляд был тяжелым, напряженным, в глубине его взгляда что-то искрилось. Она приоткрыла губы, и его взгляд опустился к ее рту.              Ох.              - Я..., - ее мозг пытался придумать, что сказать, что угодно на самом деле. Внезапно воздух вокруг них наполнился электрическим током, который она не знала, как назвать, но от которого по ее спине пробежали приятные мурашки.              Его руки внезапно оказались у нее на плечах, он удерживал ее на месте, в то время как ее руки, которые ослабили хватку вокруг него, мягко поддерживали ее вес и все еще не совсем возвращались по бокам. Она хотела сказать что-нибудь, чтобы помешать себе сделать ту единственную вещь, которую ей вдруг очень, очень захотелось сделать.              Я не могу. Я не могу. Я не могу.              Ее тело, казалось, не соглашалось. Потому что она медленно приподнималась на цыпочки, не сводя с него глаз. Он продолжал наблюдать за ней, и такое напряженное выражение окрасило его прекрасные-пречудесные черты. Мышцы на ногах Ракель начали растягиваться, позволяя ее телу немного прибавить в росте, ровно настолько, чтобы наконец, дотянуться до-              Входная дверь его дома распахнулась. Холодный, промозглый воздух раннего полудня проник в теплую комнату.              - Arratsalde on, - сказал глубокий голос с порога.              Ракель широко раскрыла глаза, и Серхио моргнул, внезапно она снова опустилась до своего естественного роста, повернув голову к источнику голоса. Серхио последовал ее примеру, его руки все еще были на ее плечах, а ее руки все еще нежно обнимали его.              Андрес смотрел на них с самодовольной ухмылкой на губах.              - Я не знал, что у нас гости. Привет, Ракель, - сказал он, его голос был глубоким, глаза сверкали.              О черт.              Они оба подумали одновременно.