Непотопляемая Леди

      Я ехала домой, полная самых дурных предчувствий. За окном проносились живописные пейзажи нашего королевства, но мысли были заняты другим.       Прислонившись лбом к прохладному стеклу, я переживала о предстоящей встрече с отцом. Что заставило его так срочно попросить меня вернуться? Учебный год только закончился, и я думала, что у меня есть еще неделька свободы. Что произошло? Гадать было бессмысленно, а ждать — невыносимо. Я постаралась отвлечься чтением, но, поймав себя на том, что уже пять минут бездумно пялюсь в одну строчку, а смысл все ускользает, перестала пытаться, со вздохом сунув книгу обратно в сумку.       Предположения в голове теснились одно хуже другого. Я дико боялась узнать, что либо отец серьезно болен, либо умерла тетушка Спетта или еще кто-то из домашних, что Лу своими дурацкими розыгрышами довела кого-нибудь до инфаркта…       Так что к моменту, когда экипаж подъехал к поместью, я уже успела накрутить себя. Еле дождавшись, когда карета остановится, выскочила из нее, даже не дожидаясь пока мне помогут спуститься, и почти бегом направилась в дом. Ноги сами несли на второй этаж, где располагался рабочий кабинет отца. Сглотнув образовавшийся в горле ком, я потянула за ручку и распахнула массивную дубовую дверь.       Представьте мое удивление и облегчение, когда в кабинете нашелся отец, выглядевший абсолютно нормально. Он просматривал бумаги. Я была в замешательстве, но и радовалась одновременно — худшие опасения не сбылись: папа в порядке, и один этот факт отпустил тугую пружину напряжения внутри. Но не до конца.       — Отец?.. Что за срочность? Что-то случилось? С тобой? — стоило уточнить на всякий случай, даже если внешне отец выглядел без изменений. — Или с Лу?       — Во-первых, доброго дня, Люси, — я чуть покраснела от такого тонкого намека на игнорирование мною этикета, но продолжала упрямо смотреть на него. — Я рад, что ты поспешила откликнуться на мое письмо, — проговорил он, проигнорировав ворох моих вопросов и, отложив бумаги, сложил руки на груди. — Присаживайся. Я рассчитывал побеседовать с тобой вечером, после ужина, но учитывая твое… нетерпение, думаю, не стоит откладывать.       — Так что случилось? — под ребрами снова закручивался узел напряжения.       — Люсинда, — я несколько напряглась, отец редко называл меня полным именем, и обычно это не сулило ничего хорошего, но продолжала упрямо смотреть на него, дожидаясь ответа. — Имей терпение. Подобная несдержанность не делает тебе чести.       Я растерялась. Все-таки дело в сестре. Захотелось поскандалить, но таким образом от отца все равно ничего не добиться — по крайней мере, мне, — так что я сдержалась и приготовилась слушать.       Отец вел себя странно. Обычно немногословный и говорящий строго по делу, сейчас он выдал практически целую речь. Пространно говорил об ответственности, упомянул мои успехи в Академии и даже улыбнулся — редкое, надо отметить, зрелище, но внезапное: «Через два месяца ты выходишь замуж», — просто оглушило.       Я сначала даже не поняла, что он сказал и, пребывая в некотором ступоре, продолжала тупо пялиться в одну точку.       Отец, не видя никакой реакции, продолжил распинаться, лучась от почти нескрываемого самодовольства. Мне показалось, что еще секунда и он начнет потирать руки, как базарный торговец, провернувший отличную сделку.       — Твой жених имеет немалый вес при дворе, аристократ, достаточно состоятелен и обладает обширными связями. Это превосходно. Ты чем-то заинтересовала такого важного человека. Так что… — гладкая речь, словно много раз отрепетированная, никак не хотела укладываться в голове, — я уже подписал предварительные добрачные обязательства от твоего имени*.       — Когда? — непослушными губами сумела выговорить я. Разум все еще отказывался воспринимать новость и пребывал в ступоре.       — В июле, — будничным тоном ответил отец, и, опустив взгляд, вернулся к документам.       Мне хотелось закричать, ударить его или что-нибудь разбить, но тело и душу словно бы сковало льдом. Он даже не спросил меня! Просто поставил перед фактом, и вот это задевало по-настоящему. А как же слова, что я его наследница?.. Что я буду помогать ему, а потом продолжу его дело? Ради чего я надрывалась столько лет, действительно стараясь впечатлить отца, стать достойной его ожиданий?       Папа между делом поведал о своих успехах в бизнесе, особо упирая на то, что после подписания обязательств ему открылись почти все двери. Раньше он не мог и мечтать быть представленным Его Величеству, а теперь, благодаря мне, для него открываются невиданные ранее возможности: новые контракты и государственные инвестиции, которые дадут возможность расширить сеть дорог в другие королевства. Я вспомнила Лику и промолчала. Скандалить сейчас было глупо — криками от отца ничего не добиться. И откровенно недальновидно. С него станется запереть меня до самой свадьбы.       Меж тем отец говорил что-то и вовсе невероятное:       — Ты оправдала все мои усилия и инвестиции, вложенные в тебя. Я горжусь тобой, — папа поднял взгляд и тепло улыбнулся, совсем как в детстве. От этого стало еще больнее.       — Спасибо, — я сглотнула ком в горле и отец поощрительно кивнул. — Я хотела спросить… Лу что-то натворила?       — Она… разочаровала меня, — я заметила, что отец даже не назвал сестру по имени.       Впервые на моей памяти он так открыто сердился на Лулу. Обычно ей все прощалось. Отец поджал губы и отвернулся, ясно давая понять, что больше не желает говорить на эту тему.       Ладно. Поговорим о женихе. Во мне еще теплилась надежда, что все может быть не так уж и плохо. Повезло же Малии с Кирандом… Решив, что вызнать подробности про сестру можно и у Спетты, мимо которой не проходит ни одна новость в поместье, я, на секунду задержав дыхание, как перед прыжком в ледяную воду, задала самый главный в данный момент вопрос:       — Как его зовут?       — Граф Дарвент Освальд Олбани, — и со значением добавил, — первый советник короля. Уверен, ты о нем слышала.       После этих слов я почувствовала, как внутри все сжимается от страха. Поспешив опустить взгляд, чтобы отец не заметил моей реакции, я кивнула, показывая, что да, слышала. Много и разного. Вспомнились предупреждения девочек, когда мы последний раз были во дворце. Папа продолжал что-то рассказывать, но его слова до меня не доходили, в ушах звенело — шок еще не прошел, хотя это было и к лучшему.       Теперь события выпускного бала виделись несколько по-иному, а потаенные страхи подняли голову. Скомкав конец беседы, даже забыв показать отцу диплом и прочие документы, я отговорилась тем, что хочу побыть одна, и сбежала.       Закрыв дверь, я на секунду прислонилась к ней лбом, принимая решение. Внутри, за ребрами, болезненно ныло — отец очень сильно обидел меня, продав словно племенную кобылу. Впрочем, это уже не важно. Стоило навестить Спетту и разузнать, что произошло с Лулу, пока меня не было.       С каждым шагом во мне что-то ломалось, безвозвратно разбивалось на кусочки, но одновременно становилось легче, будто принятое из-за клокотавшей в душе обиды решение помогло мне лучше понять себя.       Я спустилась по низенькой лестнице и оказалась в кухне. Стоя в дверях, я смотрела на Спетту, такую привычную и уютную… Единственного человека в этом доме, который не побоится запретов отца, и расскажет мне, что случилось, пока я заканчивала Академию.       — Ох, Люси, я и не знала что ты уже приехала, — всплеснула руками кухарка, увидев меня. — Так бы я к твоему приезду приготовила что-нибудь вкусненькое, все, как ты любишь, — женщина захлопотала вокруг меня, обнимая, а затем усаживая за стол, но быстро остановилась, обратив внимание на мой слишком бледный, пришибленный вид. — Что с тобой, деточка? На тебе же лица нет! С учебой что?       — Нет. С Академией все отлично… — тусклым голосом ответила я, покачав головой.       Видя, что на разговор я пока не настроена, она замолчала, сноровистыми движениями, которые не ожидаешь увидеть от такой тучной и пожилой женщины, быстро заварила и поставила передо мною большую кружку ароматного чая.       — Вот, Академию свою закончила. На каком месте-то, говоришь?       — На седьмом. В выпуске я была седьмая, — слабо улыбнулась я. Попытка Спетты отвлечь меня была прозрачна и в чем-то наивна, но я все равно была благодарна ей за это.       — Ты молодчинка, Люсенька! — растроганно произнесла Спетта. — Мама бы тобой так гордилась… Умничка, девочка.       — Спасибо, тетушка.       Похвала старой кухарки грела мне сердце, в отличие от сухого отцовского замечания: «Ты оправдала все вложения», сделанного мимоходом.       — Тетушка Спетта… Расскажите, что произошло, пока я была в Академии? — тихо, почти жалобно попросила я.       —  Ох, Люси, деточка… Да что же такое творится? — причитания старой кухарки словно снова вернули меня в детство.       Такими словами всегда начинались ее рассказы о проделках Лулу. Спетта ощутимо расстроилась, улыбка потускнела. Она заварила еще одну кружку чая, извлекла откуда-то из недр большой печи изумительно пахнущие ватрушки и придвинула ко мне:       — Кушай, Люси, твои любимые, с морозной ягодой. Когда готовить собралась, как чувствовала, что ты приедешь. Поди в твоей школе-то такого не делают, — ласково сказала она и снова грустным взглядом посмотрела в окно, будто пытаясь оттянуть начало разговора.       — Тетушка, пожалуйста, расскажи мне, — тихо попросила я, приходя в отчаяние. Сейчас, после красноречивого молчания отца и печальных взглядов кухарки, судьба сестры начинала меня серьезно волновать. — Что случилось с Лу?       — Сбежала она, негодница! — в сердцах выдала Спетта, резко поднимаясь из-за стола и начиная сердито грохотать кастрюлями. — Как есть негодница. Поссорилась она с отцом сильно… Истерику закатила, а потом фьють! — женщина вкруговую махнула кистью, словно отгоняла муху. — Вещички упаковала, никому ничего не сказала, духа звездного заместо себя оставила, чтоб, значит, внимание отвлек — и была такова. Умная девка, да все разум-то свой не по делу применяет!        Широко распахнув глаза, я слушала, как ругается Спетта, и мне не верилось. Она любила нас обеих одинаково, и чтобы тетушка начала так говорить про Лу… Сестрица серьезно ее разозлила. Раньше даже на самые жестокие розыгрыши кухарка только беззлобно ворчала. Но теперь… Такой сердитой и одновременно взволнованной я ее еще никогда не видела.       — Отцу вашему кучу драгоценных пришлось отвалить работорговцам, чтобы ее вернуть. И что теперь?! — рявкнула она. — Что теперь, я спрашиваю?       — Работорговцам? — в шоке повторила я, до сих пор не веря, как сестра могла угодить в такую переделку. Вот это да-а…       Вообще, у нас в королевстве рабство было запрещено, но вот в соседнем Боско… Я похолодела, а между тем женщина продолжала говорить:       — След в Харгеоне потерялся. Точнее, доехала-то она до Харгеона благополучно, на поезде, значитца… а там вышла погулять по городу, почувствовать запах свободы… Ишь! В поместье, значит, не такой запах-то был… — неодобрение женщины можно было резать и намазывать на хлеб. — А там встретила какого-то хлыща, ну, тот ее и окрутил! Дура девка, ой, дура, — сокрушалась Спетта. — Репутацию собаке под хвост, кто из приличных ее после такого замуж-то возьмет?       Я во все глаза смотрела на тетушку и не понимала. Она что, как отец, больше за репутацию беспокоится, чем за то, все ли с Лулу в порядке и как она себя после такого чувствует? Но нить разговора от меня ускользала, потому я решила уточнить:       — А работорговцы-то тут при чем?       — Так он, хлыщ-то это, людоловом и оказался. Задурил ей колдовством голову да на корабль заманил, а потом в Боско с другими такими же дурищами отправил.       — А магия? У Лу точно должны были быть с собой ключи, их бы она дома точно не оставила.       — Да что ключи-то? Выкинули их в море, когда она сопротивляться этим душегубам попробовала — и все дела. И кабы потом не стала плакаться, что дочка Хартфилия, то пропала бы… И никто даже не узнал бы куда.       Я сидела с открытым ртом и не знала, что сказать. Вот это новости… И, естественно, мне такие известия в Академию никто сообщить не потрудился. А Спетта продолжала:       — Так что батюшка твой спешно замуж ее отдал за границу, где про ее приключение никто не знал, да еще и драгоценных им столько отвалил, что еще одно поместье можно было построить. «На развитие экономики», — зло передразнила она, — «такие вложения окупятся». Тьху!       Я потрясенно молчала, не в силах так сразу переварить новости. Пожалуй, сестрица не так уж и сглупила, попытавшись сбежать. Мало ли за кого отец собирался ее отдать до побега? Спетта тоже не все знает — отец никому не докладывается. Пожалуй, мне тоже пора побыстрее уносить ноги, а не ждать удобного момента, как я хотела вначале. Удачно, что Уртир предложила работу…       Спетта, успокоившись и выговорившись, продолжила уже обычным тоном рассказывать новости из жизни поместья и его обитателей. Я кивала невпопад и мычала что-то одобрительное, а мозг прорабатывал план спасения.       — Ну вот что, иди-ка ты поспи, девочка. Совсем тебя сморило. Иди-иди, — увидев как я клюю носом, она ласково погладила меня по голове, и легонько подтолкнула к выходу.       Обняв на прощание женщину, к которой была так сильно привязана, я поплелась в комнату. Хорошо, что ни вещи разобрать, ни диплом с рекомендациями я отцу отдать так и не успела. Эта забывчивость сыграла мне на руку — собираться не пришлось.       Я тоскливо обвела взглядом свои покои, понимая, что вряд ли когда-нибудь вернусь сюда. Остаток вечера я была тиха и задумчива. Обошла весь дом, долго сидела в библиотеке, вышла в сад и ноги сами привели меня к могиле матери… И вспоминала. Я прощалась с домом, где прошло мое детство, предчувствуя, что могу никогда больше не увидеть ни отца, ни Спетту, ни остальных деревенских, многие годы проработавших в поместье и ставших почти членами семьи.       Пора было выпорхнуть из гнезда и начать жить своей жизнью. Все, что казалось мне таким незыблемым, все, к чему я себя готовила на протяжении многих лет, отец разрушил одной фразой.       Оставаться в поместье, как и выходить замуж за свой ночной кошмар, я не собиралась. Так что, чиркнув несколько строк, я оставила записку отцу и, дождавшись, пока в доме все уснут, ушла в ночь. Сбежала. Как Лу.