Дураки и дороги

       И присматривая за ежедневными учениями, и набело перечерчивая одну из карт, и составляя ежедневный отчет командованию, Алексей был поглощён мыслями о брате. Как он там один? Не пришел ли снова в часть? Не воспалились ли снова раны?       Но как бы не хотелось поискать Павла, позволить себе отлынивать от службы он не мог. И полудневное отсутствие сказалось на рабочих заботах. Новый год принёс за собою новые хлопоты, и теперь Алексей вынужденно сидел в приёмной то у одного командира, то у другого, чтобы выбить положенное на полк количество фуража и овса для лошадей и картошки и ржаной муки для людей. Медленно, но верно печати ставились, размашистые подписи оказывались на своих местах, и всё указывало на то, что полковые склады в скором времени прекратят испытывать недостаток в запасах.       За делом время летело незаметно, и, когда Алексей впервые поднял взгляд на часы не для того, чтобы успеть вовремя на приём, он увидел, что седьмой час давно наступил. Опаздывал он совершенно неприлично и точно также совершенно безнадёжно. Из городка N до части был добрый час пути верхом.       Слетел с лошади он одним точным движением, бросил поводья спешно подошедшему конюшнему и несолиднейшим для офицера образом побежал со всех ног. Бежал и хватал, как рыба воду, вымороженный воздух и едва заметно припадал на правую ногу. Он обещал быть к восьми, а нарушения обещаний брат не любил, это Алексей уже успел о нём узнать. Только бы Павел правда пришел, и только бы он дождался его. Вызывать его снова из казарм и причинять новое беспокойство не хотелось совершенно.       Ничего не видя перед собой, Алексей вбежал в корпус ровно в восемь и в пару счётов взлетел по лестнице. Пробежка по морозу застудила горло, и стоило остановиться, как его задрал сухой кашель. Приступ скоро прошёл, и Алексей смог перевести дыхание и выпрямиться. Порывисто схватился за ручку и чуть не взвыл. Ну конечно же, заперто! Он же всегда тщательно запирал дверь и после ещё и проверял — рука помнила ощущение сопротивления дверной ручки в ладони. А ключа он Павлу не оставил. Не подумал.       Первый порыв тут же броситься на квартиру, чтобы проверить, вдруг Павел всё же послушался его и остался там, Алексей сдержал. Нервно сунул руку в карман, нашёл среди кусков сахара, носового платка и огрызка карандаша нужный ключ, торопливо отпер дверь на случай, если Павел ещё в части и ещё зайдет. Веры в то не было, но он успел совершить изрядное количество ошибок и увеличивать их число не хотелось.       Словно в надежде на чудо, будто Павел мог каким-то образом переместиться через закрытую дверь, Алексей заглянул внутрь, зажёг свечу, в потьмах опалив пальцы, но, разумеется, кроме привычной обстановки кабинета ничего не увидел. Хлопок двери на пустом этаже прозвучал оглушительным выстрелом, а следом за ним каблуки сапог выбили звонкую чечётку по доскам лестницы. Алексей с риском переломать ноги перепрыгнул последние три ступени и выбежал на воздух. В голове строился маршрут: от офицерского корпуса к казармам, от казарм к лазарету, а там заглянуть к кашеварам и просмотреть дровяной склад. А уже оттуда мчаться на квартиру. Алексей от всей души взмолился, чтобы в одной из этих точек Павел обязательно нашелся.       А Павел тем временем сидел на крыльце хозяйственного пристроя напротив офицерского корпуса и наблюдал за скачущим светом в окне второго этажа. Сидел разжалованный ефрейтор с после обеда и изрядно успел промёрзнуть, но идти ему было некуда, и все пожитки лежали рядом в холщевом мешке. Он видел, как подпоручик лихо спрыгнул с лошади, пронесся мимо него и скрылся за дверью. Надо было бы встать и пойти за Алексеем, но Павел продолжал угрюмо сидеть на крыльце и наблюдать, как в подсвеченном окне коридора второго этажа длинная тень то и дело перекрывает слабый свет. Вот она застыла на несколько мгновений, резко выделившись чётко очертанным силуэтом, вот пропала, а вот огонёк погас и не стало ни тени, ни света.       Через двадцать счётов Павел увидел, как Алексей выскочил на крыльцо корпуса. Стоило его позвать, но эполеты с левого, не закрытого буркой плеча сияли так ярко, а осанка подпоручика была столь прямой, что окликать перехотелось. Павел проследил за тем, как капли масла падают с подвесного фонаря на добротную шерсть и на сплетения золотых нитей. А Алексей и не думал отходить, стоял под фонарем, будто не замечал, что его форменными мундир пропитывается жиром, и крутил головой, словно кого-то ища. Хотя почему кого-то? Вполне определённого человека. Только вот в свете, в котором он стоял, ничего кроме окружающей темноты подпоручик не увидит.       Медленно разгибая замёрзшее тело, Павел заставил себя встать и подойти к нему. Если он продолжит так крутиться, то рискует пропитать всю одежду едким запахом скипидара, а то и вовсе подпалить её одной из опасно близко прыгающих искр. Из-за долгого сидения Павел успел начать примораживаться к крыльцу, послужившему ему скамьёй, и шаги стали неуклюжими и замедленными.       Как только этот увидел его — лицо сразу озарилось улыбкой. Алексей шагнул ему навстречу, одним шагом сведя оставшееся расстояние меж ними на нет, встал почти впритык и замер. Рука потянулась так, словно он собирался отряхнуть припорошенные снегом плечи Павла, но остановилась, и Алексей лишь неловко натянул сползшую с него бурку. Посмотрел на Павла, который ждал не в тепле, а сидел тут под снегом и ветром. Чувство вины запустило когти, и вместо заготовленного приветствия стало:       — Мне нужно было оставить тебе ключи.       — Но ты не оставил, — голос у Павла был уставшим и глухим. Подумалось, что лучше было бы вообще из квартиры не выходить. Ни поесть, ни к врачу.       — Я виноват… — брат, хотелось ему сказать, но после всего случившегося у Алексея не было даже уверенности, что он имеет право так обращаться.       Павел смерил его внимательным взглядом и решил не напоминать ему, что этим вечером Алексей собирался перебраться на новую квартиру. Раз сам не заговаривает, так нечего и начинать.       — Как я и сказал квартирной хозяйке, сегодня меня там уже не будет.       Алексей нервно жевал губы, и Павлу с удивлением подумалось, что неужели он на самом деле всерьёз воспринял его прожекты, о которых тот так распинался утром. Не иначе как совсем мозги от лихорадки растерял.       — Я возвращаюсь в казармы, — развернулся на каблуках Павел точь-в-точь по строевому. Должно быть, он вконец отупел за два дня.       Ещё раньше, чем до сознания дошел смысл сказанных Павлом слов, Алексей ухватил его за шинель, только в последний момент сумев изменить движение так, чтобы ухватить за ткань, а не за плечо.       — Погоди!       Под тёмным внимательным взглядом заготовленные слова рассыпались в невнятную кашу.       — Я нашел квартиру. Там всем будет безразлично, кто мы. Лишь бы исправно вносили плату да не беспокоили разгулом соседей, — рука Алексея убралась от плеча и полезла во внутренний карман, торопливо там что-то ища.       Из кармана неаккуратным спешным движением была извлечена записная книжка. Алексей быстро пролистал до последнего исписанного листка, посмотрел на него, сощурившись в неверном свете фонаря, и вырвал.       — Вот, адрес, — снова суетливое ныряние руки в карман, несколько мгновений неловкой тишины, пока Алексей, наконец, не нащупал ключ и не протянул его Павлу.       — Я внёс плату.       Странное чувство нашло на Павла, но записку и ключ он принял. Посмотрел на кусок кованного железа на ладони. Ключ выглядел вполне себе настоящим, поеденным ржавчиной и временем. Указанный в вырванном листке адрес был ему знаком. Павел про себя тихо хмыкнул, узнав соседнюю рядом с публичным домом улочку.       — Комната маленькая, под крышей, но место выглядит приличным.       Павел провернул ключ в пальцах.       — Хорошо, — ключ совершенно замечательной тяжестью лежал в руке. Павел сделал несколько шагов в направлении новой квартиры, но заметил, что Алексей стоит на месте, и обернулся.        — Ты идешь?       Алексей было качнулся вслед, сделал пару шагов и встал.       — Мне ещё нужно забрать вещи.       Павел коротко бросил ему согласие и размеренным шагом ушел в темноту, больше не оглядываясь и лениво гадая, каким окажется его новое жильё.       Совершенно нелепое и неуместное чувство обиды кольнуло Алексея, когда он смотрел в спину уходящего брата: тот не предложил свою помощь. Алексей тут же усовестился. Ну какую помощь он хотел от больного человека? Который хорошо хоть своими ногам идти может. Алексей поднял воротник бурки. За толстым слоем шерстяного полотна не был страшен никакой ветер и никто не смог бы разглядеть покрасневшие щёки. Жаль, что брат так скоро ушёл, он хотел бы ещё побыть в его обществе.       До адреса Павел шёл не быстрым, но ровным шагом, и всё равно вышло слишком долго. Так долго, что пару раз он всерьёз начал задумываться о том, что заплутал и направился в неверном направлении, а может и вовсе спутал нужную улицу. Но спустя большое количество выверенных шагов и пары остановок, когда боль в спине становилась невыносимой и приходилось набирать полные пригоршни снега в голые руки, чтобы отвлечься, искомый дом нашёлся.       Павел поднялся к самому чердаку по показавшейся ему бесконечной лестнице, смерил взглядом узкую низкую дверь (Алексею придётся нагибаться, чтобы войти) и вошёл внутрь. Разуваться и раздеваться он не спешил, сначала стоило осмотреть комнату. Посмотрел на две кровати, только сейчас свыкаясь с мыслию, что всё указывает на то, что он теперь действительно будет жить вместе с Алексеем. Павел осторожно прошёл по выметенному, но не вычищенному полу к кроватям. Пол выглядел относительно чистым, но не думать о тех, кто жил здесь до них и оставил все эти следы, Павел не мог. Он осторожно поворочал матрасы, насколько хватало сил, внимательно осмотрел весь вылетевший из них сор, проверяя постели на клопов и блох. Живности на первый взгляд он не обнаружил, но искать при падающем через маленькое окошко тусклом свете мелких блох было тем ещё удовольствием. От усилий под рубашкой на спине стало неприятно и влажно. Павел устало присел на кровать. Негромко и нервно рассмеялся.       — Мне только блох для полноты картины не хватало.       Стоило представить, как бы они ощущались под бинтами, как Павел покривился. Комната выглядела вполне приемлемо, во всяком случае лучше, чем казармы, из которых истребить клопов не представлялось возможным, так что Павел понадеялся, что в процессе никаких насекомых не обнаружится.       Не могущий жаловаться на здоровье Алексей, даже несмотря на свою больную ногу, обернулся с вещами лишь ненамного позже Павла. И теперь, стоя за дверью, он услышал тихий смех брата. Заинтересованно склонил голову, гадая, что же такого смешного нашел Павел, и с удивлением слушал первый для него смех. Похоже, по крайней мере тот не нашёл квартиру отвратительной, что было вполне неплохо. Алексей толкнул незапертую дверь и вошел внутрь. На лице Павла, который повернулся к нему, ещё было видно странное веселье.       Остаток вечера прошёл незаметно за домашними хлопотами. Вещи, которых за недолгую службу у Алексея набралось всё же немало, следовало разместить по местам, полы заново вымести, кровати застелить свежим бельём, а саму комнату как следует протопить.       Эту ночь Павел спал спокойно. Он лежал в тишине на чистом белье, в комнате, в которой кроме него было не полсотни солдат, а один единственный человек. Его брат. Павел беззвучно выдохнул и расслабился. Его правый кулак был крепко сжат, и из него еле заметно стороннему наблюдателю выглядывал серебряный край погнутого медальона.       Сон же Алексея спокойствием не отличался. Он то беспокойно ворочался, то внезапно вздрагивал всем телом и напрягал челюсти до скрипа в зубах, но из окутавшей его дремы так и не вышел. Не до того было. Тело в полной мере воспользовалось представившейся ему чудесной возможностью выспаться на настоящей кровати.       И пробуждение Алексея, как и сон, выдалось не из лучших. И дело было вовсе не в способе, которым Павел решил его разбудить. На этот раз тот лишь похлопал его по плечу, как Алексей проснулся сразу и полностью. Поднял тяжёлую со сна голову, растёр лицо и с недоумением посмотрел на словно браслетами окольцованные руки. Вокруг запястей и ногтей шли двойные пояса мелких красных пятнышек. Алексей провел по ним пальцем и с удивлением посмотрел на оставшиеся на нём частички подсохшей крови. Быстрым, лёгким движением натренированного тела он встал и растерянно огляделся по сторонам в поисках зеркала. Спросонья он успел позабыть, что настенного зеркала уже нет. Алексей задумчиво поскрёб запястье сначала на одной руке, потом на другой, а потом понял что чешутся далеко не только руки. Алексей задрал рубашку и посмотрел на свой живот. Ужаснулся и принялся быстро сбрасывать одежду вплоть до подштаников, вертясь и осматривая себя. Странная сыпь была всюду. И, самое неприятное, она ужасно чесалась.       Павел с интересом наблюдал за крутящимся и попутно чешущимся Алексеем.       — Доброе утро?       — Доброе, брат, — Алексей попытался сдержаться, но сдался и почесал живот, к которому помимо мелких пятнышек добавились ещё и длинные покрасневшие полосы от ногтей.       — Не чешись, следы останутся.       Павел задумчиво осмотрел себя, но на нём никаких следов не было. Тихо хмыкнул, вспомнив вчерашние слова. Да уж, не одно, так другое, но ему на этот раз повезло. Выбери он другую кровать — проснулся бы с такими же украшениями.       — Да что же это такое? — Алексей стоял, выгнувшись в спине насколько хватало гибкости, и смотрел на следы чуть пониже спины.       Павел встал, ещё раз при дневном свете осмотрел свою кровать и осторожно подошел к кровати Алексея.       — Клопы.       — Клопы? — в голосе зазвучало нешуточное удивление.       — Да. А могли быть и вши, но, похоже, тебе повезло.       Одной рукой Павел сбросил бельё на пол и приподнял матрас с кровати. Алексей с брезгливым интересом следил за ним взглядом. Матрас как матрас, ничего необычного. Никаких клопов. Под его недоумённым взглядом Павел распорол край матраса. А там копошились они. Многоногие, мелкие и раздувшиеся от выпитой крови. Алексея перекорёжило от отвращения.       Матрас упал обратно на остов кровати и Павел быстрыми движениями отёр руки одну об другую. Количество следов на теле Алексея вполне равнялось количеству роящихся в матрасе клопов. Чистенькому подпоручику повезло переспать на настоящем рассаднике. И ладно Алексей, но как только он сам, когда проверял, не заметил? Хотя, было темно… Павел ещё раз внимательно осмотрел себя, но никаких даже подозрений на следы укусов на нем не было. А Алексей тем временем уже вытаскивал матрас скорее из квартиры. Оставленная им груда белья, вся в мелких тёмно-коричневых пятнах, смятым комом легла в центре комнаты. Павел наклонился, поднял её и кинул в след. Кто знает, что на этом белье могло остаться.       Немного помедлив, Павел вздохнул и распорол и свой матрас. Уверенности, что там нет жильцов, у него совершенно не было. Скорее наоборот. Но, когда он заглянул внутрь, на удивление никого не нашёл. Павел на всякий случай поворошил сухо шелестящие внутренности и в очередной раз задумался, кто жил и спал здесь до них.       Скрипнула доска пола и Павел заметил, что Алексей успел вернуться и теперь напряжённо следил за ним. С тревогой во всё лицо.       — Ну как?       — Вроде чисто, — Павел ещё раз на пробу поворошил ножом слежалое сено, но, кажется, и правда никого внутри не было.       Когда Алексей, всё беспокойно просматривающий на место отсутствующего матраса и то и дело почесывающийся, ушел на службу, Павел выдохнул и присел на свою кровать. Впереди был целый день. Свободный день. В это было сложно поверить. Почти как увольнительная. На этой мысли Павел потёр перевязку, переходившую через плечо. Он посидел какое-то время, застывшим взглядом глядя перед собой, а потом собрался с силами и принялся убирать их общую квартиру. Иметь общую квартиру с офицером звучало, пожалуй, ещё более невероятно, чем нежданная увольнительная. Хотя не более, чем иметь этого самого офицера в братьях.       Спина позволяла немногое, и уборка в его положении была не лучшим решением, но выбирать не приходилось. Чтобы клопы наползли из углов, хотелось ещё меньше. Так что он таскал и грел вёдра с водой, наматывал на палку тряпку и тщательно протирал полы. Жалел только, что сил пройтись с щёткой и ножом, чтобы как следует вычистить все доски, у него нет. Спина ему такого явно не простит. Даже от его скромных усилий короста на ранах начала трескаться, и бинты мокли. Павел сумел вынести грязную воду, проделав спуск и подъем по узкой и длинной лестнице чёрного хода, и обессиленно сел на единственный целый табурет в комнате. Второй лежал в углу, задрав к тёмному потолку две ноги. Третья лежала рядом. Ногу табурет потерял вчера, когда Алексей позволил себе неосторожность с силой опустить весь свой вес на почтенного ветерана, выдержавшего немало чужих задов. Табурет на самом деле не мешало бы починить, но на это Павла уже не хватало.       Спустя несколько минут Павел перевел дух и перебрался на кровать. Спина требовала покоя. Матрас был старым. Он успел за долгие годы принять форму человеческого тела с углублением посередине и твёрдыми слежавшимися краями. Почти корабельная койка — гамак. Но это было лучше, чем ничего. И несомненно лучше, чем вшивые казармы, из которых, какие бы совместные усилия солдат и фельдшеров не прикладывались, окончательно вытравить живность было невозможно.       Когда силы частично восстановились, Павел перекусил вчерашними остатками и продолжил лежать, в полной мере наслаждаясь возможностью провести свой последний день в покое. Хотя спину ему в любом случае не мешало бы наново перебинтовать, и в часть идти придётся, но спешить ему было некуда.       Алексей же за весь день не нашёл возможности даже присесть за обедом. Начало трети было в самом разгаре, и вышестоящее начальство неусыпно следило, чтобы армейские офицеры не застаивались без дела. То приходили вести о внеплановой комиссии ружей, а их по бумагам по одному на человека да десяток запасных, а на складе дай бог одно на троих да ещё половина проржавела, то очередной пересчёт продовольствия и поиск экономного распределения выданных средств на чистку и смазку оружия. И среди всего этого неутихающее беспокойство о Павле и непрестанно зудящие следы мелких укусов. Алексей то и дело скреб коротко обрезанными ногтями по запястьям в попытках унять чесотку, но кожа, казалось, только раздразнивалась подобными движениями. Особые мучения ему приносило то, что далеко не все места приличествовало чесать на публике. Хорошо бы он выглядел, стоя с отчётом перед полковником Яблонским и до красноты раздирая собственный зад. Так что приходилось сжимать зубы и терпеть, позволяя себе на людях только время от времени поправлять рукава.       Физическое и моральное неудобства смешались так, что Алексей перестал разделять, где была телесная слабость, а где тревога за брата. Тот всякий раз с неиссякаемым упорством рвался в часть, и Алексей не находил себе места, представляя, как в это же время Павел терпит перевязку или выслушивает разговоры остряков в столовой.       Как только в череде дел выдались свободные отнятые от обеда пять минут, Алексей заглянул в лазарет. Путь к нему он выбрал так, чтобы пройти рядом с казармами, вдруг Павел там? Но Павла там не нашлось, и Алексей успел воспользоваться своим положением и лишний раз заставил сержантов провести проверку чистоты казарм. Веры в то, что брат на самом деле решил впервые спокойно отсидеться, не было. Скорее это походило на глупые и невероятные мечтания. Внешнию тревогу подпоручик успешно скрывал, но сам внутри был весь как на иголках. И как только наступил вечер, он направился в новую квартиру. Их новую квартиру. И ни подводящая нога, которая так и норовила подвернуться, ни снег, который успели утоптать до льда, не помешали ему добраться в два раза быстрее, чем того можно было ожидать.       Павел мирно лежал на кровати и погружался в дрёму, когда услышал тихий стук в дверь. Мышцы напряглись, и он поднял голову.       — Кто? — торопиться вставать с кровати не имело смысла.       — Павел? Это я, Алексей. Открой, пожалуйста.       Неожиданно оказалось, что стоять перед запертой дверью и не иметь ключа, чтобы открыть, довольно… жалко. Как и просить её отворить.       Медленно и тщательно вымеряя каждое движение, Павел встал и отпер дверь. Оставил ключи и запирание Алексею и вернулся обратно в кровать. Лежать и безнадёжно подсчитывать секунды, когда вспыхнувшая от движений боль снова притаится и вытеснится на границы сознания.       В кровать Павел стремился так уверенно, что не заметил, какой внимательный взгляд Алексей уткнул ему в спину. Он запер дверь, умылся скромными струями воды — теперь затраты возросли вдвое, а позволить ходить за несколько вёрст в гору к ключу не мог ни один из них. Алексей был занят на службе, и сходить за водой означало пожертвовать по меньшей мере часом времени отведённого для работы над переводами, а Павел со своей спиной рисковал остаться вместе с вёдрами где-то в горах и стать пищей падальщиков.       Алексей достал из сумки бумажный свёрток и развернул нехитрый ужин, состоявший из куска варёной говядины, лука да пары ломтей хлеба. Посмотрел на Павла.       — Снова ходил в часть?       — Да.       Алексей развёл руками. Вздохнул. Поделать с ним он ничего не мог. Только смириться с тем, что Павел его никогда не послушает, если не захочет что-то сделать сам. Хлеб легко разломился в руках, и Алексей разделил ужин на две неравные части, оставив больший кусок говядины для Павла.       — И вот что с тобой делать?       На запах еды Павел сначала повернулся, а потом и перебрался ближе к столу, сел на предложенный ему единственный их табурет, второй так и лежал у стены. Павел решил, что займётся им позднее. Когда раздобудет необходимые инструменты, если Алексей не успеет раньше. Посмотрел на неравный раздел и отрезал от своего куска мяса лишнюю часть. Пододвинул обратно к Алексею. Объедать его он был не намерен, чтобы тот сам не решал. Порезал лук, щедро посыпал ломоть хлеба солью и с удовольствием принялся за еду. Да уж, мясо было совсем не то, что давали солдатам. Не жир с жилами, а чистое и вполне мягкое. Павел даже зажмурился, наслаждаясь вкусом. Но ёрзанье Алексея заставило его на несколько минут оторваться от еды. Тот всё не мог никак спокойно сидеть на ближайшем крае кровати, постоянно менял позу, перекладывал ногу на ногу, приглаживал на себе одежду и чесал запястья явно в попытке переключиться. Павел отложил недоеденный ломоть хлеба. От говядины не осталось уже ничего.       — Ты заходил в лазарет?       — Да, — к чему вёл Павел Алексей не понимал. Он ждал там его?       — Тебя там уже не было.       — Попросил бы средство от укусов, — Павел посмотрел на хлеб, бросил оставшийся кусок в рот и бодро захрустел луком. — Надо съездить в аптеку в Пятигорск, купить там пижмы и багульника…       — Но это же мелочь. Как можно отвлекать лекаря на подобное?       — Нет, лучше чесаться. Разведи слабого уксуса и протри, — Павел доел хлеб, аккуратно смёл со стола все крошки и встал. Объяснять кому-либо для чего нужны лекари он не имел ни малейшего желания.       Кровать под ним приятно скрипнула, обещая крепкий сон. Павел подбил ударом кулака подушку под собой и покосился на Алексея, который похоже собирался последовать его совету. Тот стоял голый по пояс и тщательно протирал себе руки, шею и поясницу. Напряжённость в его позе начала пропадать. Павел заметил, как ноги встали ровнее и расслабленней, как смягчился рельеф на шее, а дыхание стало спокойным и ровным. Зуд явно унялся пусть и на время. Мысль о том, сколько ещё укусов осталось необработанными, слегка развлекла Павла, но в няньки он не нанимался, так что лёг на живот и повернул голову на щёку. Перед глазами теперь стоял пустой остов второй кровати.       — Я вижу, матрас ты новый не купил.       — Не купил.       За спиной снова зашуршала ткань, но Павел не стал поворачиваться. И так ясно, что Алексей решился смазать нежные места, укрытые обычно кальсонами. Накатили воспоминания, как он сам боролся с последствиями ночёвок в казарме. Павел поморщился и постарался заснуть. Но тут звуки плещущейся воды сменились на шаги, тяжёлый стук метелла о дерево и шелест бумаги. Павел заинтересованно повернул голову в другую сторону. Алексей успел зажечь свечу — по комнате пополз запах дешёвого жира — сесть за стол и положить перед собою тонкую стопку бумаги. Любопытство Павла было сильнее усталости.       — Что это?       Алексей повернулся к нему:       — Ты не спишь?       — Нет. Так что это?       — Взял перевод. Думал подзаработать, — в голосе явно звучали колебания, стоит ли говорить.       — Что за перевод такой? Газеты?       — Журнал. Литературный. Говорят, вызывает ажиотаж.       — У тебя хорошо с французским.       Алексей вспомнил свои переводы совместно с Павлом и покраснел. Тихо и смущённо выдохнул и увлечённо заскрипел пером, склонившись над бумагой. Сальная свеча давала только узкий круг света, неприятно пахла, и фитель всё норовил осыпаться угольками на бумагу. Восковые хорошие свечи подходили для такого несомненно лучше, но приходилось довольствоваться тем, на что хватило нескольких копеек, а не рублей. Алексей терпеливо убрал щипцами очередной кусок опалённого фителя, который угрожал прожечь дыру в уже переведённом им тексте и продолжил своё дело. В себя он пришёл, только когда время уже было хорошо за полночь, и часы пробили два глухих удара. Алексей выпрямился и размял уставшую за долгое время сидения шею. Все его самые худшие подозрения подтвердились. Роман явно был из тех, что так любила Лизонька, а может даже и был написан тем же автором. И на этот раз он не имел права заменять неугодные ему сцены. Алексей покачал головой, посмотрел на ровные строчки текста и подумал о том, сколько ещё сцен, которые ему захочется изменить, может скрываться дальше. Он потряс отвыкшей от долгого писания рукой и накрыл свечу. Оглянулся на давно задремавшего под мирные звуки Павла. По лицу брата никак нельзя было сказать, что он отягощен какими-либо тяжёлыми мыслями.       Уже раздевшись, Алексей вспомнил, что матраса у него больше не было, а за день он был так погружен в мысли о брате, что и не вспомнил, что следовало купить новый. Алексей бросил рассеянный взгляд на два табурета, один их которых был сломан, и на которых он не имел ни единого шанса разместиться, и будь они оба целы. Алексей перевёл взгляд на остов кровати. Кровать была на удивление крепкой и прочной, никаких претензий, только вот опорой матрасу служила не сплошная деревянная доска, а несколько довольно далеко друг от друга расположенных реек. Надёжная и тёплая бурка по-прежнему висела на гвозде у двери, но ночь на полу означала задеревеневшие мышцы на утро и боль в колене. Колено уже и сейчас начинало тихо ныть, будто боль в нём так и не прошла до конца, а после пары последних ночей на полу снова запустила клыки.       Алексей посмотрел на крепко спящего Павла. Замер над ним, не зная, на что решиться. Ширину кровати он легко оценил на глаз, и они вполне могли поместиться вдвоём, но его спина… Алексей положил руку ему на лоб, померить температуру, и опечалился, поняв, что температура у Павла так и не спала. Лоб был горячим и немного влажным. Алексей вздохнул, развел уксус в воде и осторожно протер Павлу лицо, шею и все открытые участки тела. Смотрел на него, протирал водой и всё никак не мог перестать удивляться, что брат согласился остаться жить с ним. Червячком прокрадывалась мысль о влюблённости. Алексей помрачнел и понадеялся, что Павел пошел на такое не из-за неё. Ему и так выпало довольно бед, чтобы под конец испытать такое чувство.       Когда Павел оказался весь смоченный водой, и лоб хотя бы на ощупь стал казаться холоднее, Алексей убрал тазик, снял накинутый на время плащ и осторожно лег рядом. Для этого пришлось сдвинуть руку Павла, но он смог поместиться и даже не разбудить его. Лежать пришлось прямым, как солдат на плацу, но это было лучше, чем оказаться на полу с возможными клопами. Алексей весь содрогнулся, стоило только представить. Непременно нужно будет последовать совету брата и купить пижму и багульник. Тот явно имел опыт борьбы с отвратительными насекомыми.       От одних мыслей о клопах страшно зачесалась спина, да так, что Алексей сначала беспокойно завертелся, и лишь усилием воли заставил себя застыть — спине Павла бы могло навредить подобное. Через какое-то время зуд спал. Алексей прижался спиной к тёплой, почти горячей руке и затих. Рука приятно грела спину и была мягкой. Совсем не то, что спать на полу. Уже проваливаясь в сон, Алексей думал, что это повторяется угрожающе часто.