Дураки и дороги

      Первое, что ощутил Павел, как только пришёл в сознание, было спиной. Второе — за ночь его успели потеснить в стену, и теперь нос и побелку стены разделяла воздушная прослойка в палец толщиной. Павел осторожно повернул голову, мазнул по стене носом и с интересом посмотрел на Алексея. Скрип досок тот вызывал немилосердный. Пружинистые прыжки, энергичные наклоны и ритмичные приседания, по всей видимости, составляли его привычный комплекс утренней гимнастики. Очередной энергичный мах рукой едва не пришелся по углу кровати. Вид у Алексея был отвратительно бодрым и свежим. Совершенно неподходящим для зимнего утра, по мнению Павла. Он проследил за опасно близко промахнувшей рукой и широко и лениво зевнул.       — Купи всё-таки матрас сегодня.       Разминаться Алексей прекратил. Сосредоточил взгляд на Павле, и его лицо начало стремительно розоветь — на носу у Павла осталось белое пятно от побелки. Не стоило так сильно его сдвигать. И ложиться к нему тоже не стоило. Да и вообще…       — Да. Куплю.       Небольшие сбережения с каждым днём стремительно подходили к концу, но матрас занял место крайне насущей потребности.       Мышцы рук ясно очертились, когда Павел поднял руки, чтобы растянуть закостеневшее за ночь тело, но вовремя опомнился. Посмотрел на уже красного Алексея, за смущением растерявшего свой бодрый и свежий вид, и довольно улыбнулся. Краснел тот так легко и быстро, что руменяц покрывал не только лицо, а заходил на шею, плечи и, порой, даже руки. Ну право, словно не армейский офицер, а нежная барышня, непечатного слова не слышавшая. Смущать его было сплошное удовольствие.       — Мы тут вдвоём, — ещё один протяжный зевок, — плохо помещаемся.       Румянец с ушей перебрался на щёки. Алексей перетерпел прилив теплоты к лицу и сдержал желание хлопнуть себя по лбу. Забыл он совершенно простецким образом. Алексей сделал пару последних махов, кончил зарядку и обтёрся полотенцем. Хотел было посмотреть в зеркало, но в нынешней квартире таких изысков как ни бывало, так что ему пришлось просто провести рукой по подбородку, чтобы оценить степень небритости. Степень была признана удовлетворительной. Алексей перевел взгляд на Павла и впервые за утро посмотрел на него внимательно.       — Ты можешь сегодня выдержать службу?       Павел задумчиво помолчал, оценивая свое состояние.       — Да.       Спина Алексея сохраняла ощущение тепла. Скорее даже жара. Он скептически посмотрел на Павла.       — Скажись больным.       — Думал над этим. За наказание не положен больничный.       — Ты мог подхватить простуду или ещё что. От тебя даже на расстоянии жаром пышет.       Ответный взгляд был красноречив.       — Не думаю, что это простуда.       — Но ты можешь это сказать.       — В любом случае мне нужно к полковому лекарю, — продолжать обсуждать свою болезнь, если её можно было так назвать, Павел не желал. Категорически. Посмотрел холодным взглядом на Алексея, который всё пытался заглянуть ему за спину и оценить состояние бинтов. Он склонился низко. Слишком близко. Заглянул практически в самые глаза.       — Может всё же зайдёшь к доктору?       — Я опоздаю на построение.       Павел оперся на металлическую спинку кровати и встал. Никаких больше докторов и их современных метод лечения. Всё, что нужно сейчас его спине, так это чистые бинты и покой. И как минимум одно из них он получит. А вот покой… Покой был под угрозой.       В лазарет они пришли вместе. Павел за перевязкой и в надежде сказаться больным и добыть себе хотя бы пару дней покоя. А Алексей пришёл, потому что тревога за брата никуда не делась. Но в само здание лазарета заходить он не стал. Поостерегся, чтобы не вызвать лишний интерес и не привлекать избыточное внимание к ним с Павлом. Итак уже «постарался». А отлежаться Павлу сейчас было очень нужно.       Но у лекаря были иные указания. Что бы они там вдвоём не думали и на что бы не надеялись, больничный отпуск разжалованного ефрейтора составлял и будет составлять всего три дня. Другим в назидание. Но была и хорошая новость — рана, в которую превратилась его спина, гноиться не начала. Павел сжал зубы и, то и дело беззвучно шипя, последовательно надел обратно рубашку, форменную куртку и шинель. Затянул пояс, чтобы свободно проходило два пальца, пусть от этого тот и сполз ниже положенного. Двигаться приходилось чертовски медленно, но лучше так, чем снова одним резким движением потревожить раны.       Когда они подходили к лазарету, к крыльцу вела только узкая тропка, снег не успели убрать, но теперь, когда Павел открыл дверь, он увидел целую площадку плотно утоптанного снега, по которой кругами ходил Алексей. Тот заметил Павла и остановился. Поднял на него склонённую голову.       — Что сказал лекарь?       — Что я возвращаюсь на службу.       Алексей было дернулся к лазарету, чтобы переговорить с лекарем, но остановился.       — Если будет нужен отдых — зайди ко мне. Я не буду запирать.       Павел невыразительно посмотрел на него, подумал о том, как бы он смотрелся в офицерском корпусе, зайди туда кто (а про то, что свободное время ему вряд ли кто оставит, и говорить не стоило), и направился на плац. На общее построение необходимо было успеть вовремя. Поблажек ему не будет.       Удивительно, но день Павла прошёл спокойно. Разговоры затихли. Да, ещё мерились одинаковыми усмешками братья Клим и Ефим, ещё с задором хриплым фальцетом рассказывал и с удовольствием смаковал подробности Паныч, но в основном все относились к нему по-прежнему. Скорее даже тише и отстранённее. А когда подразделению отдали приказ расчищать снег не только на территории части, но и на площадке выезда перед ней, Матвеич молча отправил разжалованного ефрейтора на участок повыше, где снега было поменьше. Павел уступкой воспользовался без возражений. Он бы воспользовался и возможностью руководить процессом, чем самолично нагружать спину — если со слабостью он боролся, то чувство мокнущих и на холоде норовящих схватиться камнем повязок внушало тревогу — но больше у него такой возможности не было. Солдат должен быть всегда занят, а рядовой уж тем более. Павел откинул очередную лопату снега скупым движением и проследил за падающими комками. Вот и закончилась его карьера. Недолгой она вышла. Он с силой пружинисто наступил на лопату, врезая её глубже в снег. Теперь вонзить лопату на достаточную глубину стало значительно сложнее. Приходилось переносить большую часть своего веса, и всё равно не получалось так, как было до. До того их похода в публичный дом. Павел поднял голову и неожиданно для себя встретился взглядом со стоящим в воротах Алексеем. Снег не шёл, так что судить по набранному снегу на плечах Павел не мог, но ему почему-то показалось, что стоял Алексей там долго. Павел поправил сбившуюся шапку и снова склонился над лопатой. Когда он в следующий раз поднял голову, Алексея уже не было. Павел облегчённо подумал, что, похоже, тому хватило ума не подходить ближе, и продолжил трудиться над очисткой территории. Все слухи указывали на то, что в скором времени обещало явиться высокопоставленное начальство. Начальство это ожидали со дня на день, так что на этот раз снег требовалось убрать напрочь. Впереди их поджидали многие часы, проведённые за тем же монотонным и утомительным занятием.       У Алексея выдался на редкость неприятный день. Хотя все его дни были неприятными и полными чувства стыда и вины после того, как он решился сходить в то место. Алексей похлопал руками в перчатках друг об друга. Это не помогало, руки всё равно мёрзли и пальцы теряли гибкость. Следовало снять перчатки и хорошенько их размять, но он и так потерял немало времени. Одна радость, за холодом зуд практически не ощущался. Алексей остановился на перекрёстке, задумчиво огляделся по сторонам и решительно направился в нужную. Сегодня он точно купит новый матрас. Перед тем как постучать в дверь большим кованым молотком, перчатки снять всё же пришлось. Пальцы гнулись с трудом. Алексей быстро стянул пару и потёр руки одна об другую. Руки обожгло холодом, но кровоток быстро восстановился и ошибочно показалось, что без перчаток даже теплее и совершенно во всем лучше. Алексей, не тратя больше времени зря, постучал в дверь.       Матрас был ужасно неудобным. Алексею только оставалось понадеяться, что когда он будет под ним, а не на нём, всё окажется иначе. Тяжёлый, плотный, пахнущий сеном и пылью он, казалось бы, мягко, но с каждым шагом всё сильнее и сильнее давил на плечи. Продавший ему матрас мелкий чиновник клятвенно заверял, что никаких живых существ там никогда не водилось, да и, вообще, матрас пролежал не одну ночь на зимнем морозе, но полной уверенности в том, что в матрасе не водится отвратительных кровопийц, Алексей так и не приобрел. Так что оставалось только удобнее переложить его на плечах и продолжить идти ровным и размеренным шагом.       Хотя нет, всё не так пошло с того письма. А может и раньше. После его перевода в кавказский корпус, ведь до этого проблемы Павла, какие бы они ни были, и сравниться не могли с нынешними. Вряд ли когда он был так близок к смерти. Шаги стали глубже, и снег под ногами захрустел неожиданно яростно. После недавнего обеда Алексея неожиданно вызвали к командованию. Чтобы в очередной раз полковник Яблонский отчитал подпоручика Петропавловского за то, что его снова все находят в компании рядового Иванова. Вот это словечко «рядовой», сказанное другим, больно царапнуло Алексея. А ведь это его вина. Он остановился, припоминая, как посмотрел на него полковник Яблонский, когда он ответил, что не понимает о чём речь. Что рядовой Иванов вынес наказание в полной мере, и что теперь его долг как офицера проследить за исправлением рядового Иванова и не допустить повторения ошибок рядового Иванова. Слова, которыми полковник выпроводил Петропавловского из своего кабинета, звучали так, словно он не произносил их, а выплёвывал.       Алексей закинул удобнее матрас на плечо и почесал освободившейся рукой запястье другой. Зачесалось совсем как тогда, когда он вышел из кабинета. И он даже решился обратиться к полковому лекарю за средством от этих укусов. Потому что негоже офицеру вышагивать перед строем и скрывать желание почесать во всех мягких местах. Но средства ему не дали. Лекарь осмотрел следы укусов и сказал лишь, что подобное разве что у одного из двух десятков солдат не будет и средств на лечение, кроме уксуса, не положено. Да и не бывало их. После такого лечения подозрения о том, насколько хорошо этот лекарь мог лечить Павла, у Алексея только усилились, но раз брат отказывался принимать его помощь, ничего поделать он с этим не мог. Тот даже к нему в кабинет заходить не стал. Алексей это точно знал. Стул стоял совершенно нетронутый. А ведь брат мог бы на обеде вырваться туда, где его никто не тронет и поесть в спокойной обстановке, но не стал.       Павла он в квартире застал. И сразу накатило огромное облегчение. Тот сидел за столом в простых льняных штанах и рубашке. В пламени свечи лицо казалось пожелтевшим и болезненным, но тем не менее Павел явно увлечённо читал французские рассказы, оставленные Алексею для перевода. Алексей успел пожалеть, что не спрятал их в самый дальний ящик стола, но ящиков у их стола больше не было. Только ровная деревянная столешница, и не такие ровные, но изготовленные из такого же старого дерева четыре ножки. В комнате было чисто и натопленно, маленькая голландка была накалена и на столе его ждал вкипевший чайник. Алексей бросил матрас на свою кровать, с интересом посмотрел на чайник, судя по всему, это было оставлено для него, так как Павел был поглощён чтением и интереса к еде явно не проявлял и не желал проявлять. Алексей приставил второй табурет к другому краю стола, подивился, когда это Павел успел починить, и посмотрел на него, не зная как начать разговор. Но поговорить им было нужно.       Павел перевернул очередную страницу, пара фраз словно сама выскочила на глаза Алексею, и ему резко стало душно. Он хорошо помнил, что именно было на той странице. Не зря провёл пару часов в попытках передать смысл так, чтобы слова оставались приличиствующие печати. Табурет под ним стал неудобным и удивительно жёстким, а Павел хмыкнул происходящему в романе и с интересом листнул дальше.       Рука зачесалась просто нестерпимо. Алексей встал, развёл уксус и заново намочил укусы. Удивительно, но это помогало, на какое-то время зуд унимался, и он совершенно забывал о последствиях ночи на непроверенной постели. Садясь обратно, Алексей прошёл так, чтобы словно невзначай коснуться Павла и оценить его состояние. Тот выглядел бодрым, да и снег он днём копал вполне уверенно, но окровавленная спина стояла перед глазами. Павел был так погружен в хитросплетения сюжета и тел, что маневра не заметил. Или предпочёл не заметить, в этом у Алексея уверенности не было. Только когда он наклонился к Павлу через стол, тот потянул носом и поднял голову. Кислый запах уксуса исходил от Алексея.       — Может быть, тебе не стоит читать? Лучше бы прилёг и не напрягал зрение.       Павел перелистнул страницу.       — Я не напрягаю.       Алексей пристально посмотрел на плечи Павла. Бинты были спрятаны под рубашкой, и при желании его можно было принять за здорового, но жар от него шел. Алексей это хорошо ощутил.       — Но твоя спина…       — Как она влияет на чтение?       — Павел, у тебя явно ещё ничего не зажило и, похоже, снова начался жар. Не лучше ли использовать любую возможность для отдыха?       Закрывал тетрадку с рассказами Павел демонстративно аккуратно. Сложил тонкие листы так, словно к ним и не прикасались, и показательно положил на прежнее место.       — Я что, послушник что ли, что ты так беспокоишься за чтение такой литературы.       Алексей проследил за листами взглядом и почувствовал, как вспыхнули уши. От возмущения ли тем, что брат его превратно понял, или от стыда он и сам не знал.       — Да я же совсем не про то!       Алексей замолчал и вдруг, словно признаваясь в чём-то, добавил:       — Честно сказать, я совсем не понимаю, почему это так популярно.       — Это занимательно. Залезать к другим в спальни, — а иногда и не только в переносном смысле, но это уже Павел не сказал.       — Но это же совершенно неприлично и недостойно.       Павел только вздохнул, и Алексей растерялся.       — Я не прав?       С опозданием в голову пришла мысль, что Павел очень любит подобные книжки, и что говорить ему про достойное и недостойное было совершенно лишним.       Павел взял в руки тонкую стопку листов и выразительно ей помахал.       — Не всем надо в этой жизни быть достойными.       Алексей задумался. Ему было и неловко, и любопытно, и последнее победило.       — Тебя это тоже занимает? Залезать к другим в спальни? — речь стала медленнее, он прервался, но через секунду продолжил. — Тогда, в тот раз, ты тоже смотрел.       Павел провёл рукой по голове.       — В тот раз мы туда пришли совсем не с достойными целями.       Наступила тишина, какое-то время Алексей не открывал рот, и Павел было вздохнул с облегчением, что с неудобными вопросами они на сегодня покончили. Но его надежды не оправдались. Алексей поднял голову и прямо посмотрел на него.       — Но тебе нравилось?       — Нет. Интересно и нравится разные вещи, Алексей.       Алексей действительно попытался понять, но понял только то, что он окончательно запутался. Павел встал из-за стола, сбросив обувь, и залез в свою кровать. Накрываться теперь было ещё той задачкой, но он смог накинуть на себя одеяло почти до шеи. Вытянулся. Так было на самом деле гораздо легче. Когда не приходилось двигаться, если постараться, боль можно было отодвинуть дальше от восприятия.       Тетрадь продолжила лежать на столе. Алексей посмотрел и вздохнул, ему снова следовало засесть за неоконченный перевод. Он перевёл взгляд на явно собравшего спать, так как интересное чтиво у него отобрали, Павла. Тихими шагами подошёл к нему. Потянул воздух, принюхиваясь и страшась различить в запахах Павла гниль, но, несмотря на то, что здоровьем там и не пахло, гнили не было тоже. Павел покосил на него одним тёмным глазом. Второго за подушкой не было видно. С такой позы Алексей казался великаном. Или призраком. Тем самым, которым пугают маленьких детей, напевая им колыбельные. Свеча горела за его спиной, и Павел, как ни старался, не мог разглядеть его лица. Только высокий тёмный силуэт. Ни глаз, ни носа, ни рта. Ничего. Призрак двинулся.       — Я тебя оботру уксусом снова?       Павел задумался лишь на мгновение.       — Да.       А потом на него легла прохладная влажная ткань и стало не до полузабытых воспоминаний. Павел прикрыл глаза и затих, наслаждаясь ощущениями. Жар у него и правда был.       Алексей осторожно мочил ткань и обтирал его, собираясь с мыслями. То, что он днём услышал от Яблонского, не забылось, хоть и не хотелось думать, как со стороны выглядит его внимание к нему.       — Тебя беспокоит моё внимание в части?       — Твоё внимание… привлекает внимание ко мне.       Холодная вода щедро потекла по шее, но Павел промолчал. Алексей разжал руку, неосознанно крепко сжавшую полотенце.       — Ты хочешь этого избежать?       — Ты сам знаешь, какой сорт внимания я обычно получаю. Скажи, есть за что?       — Нет, конечно же нет! Это мне бы пристало быть целью подобного.       — Почему это?       Алексей осторожно продолжил протирать ему плечи, пользуясь возможностью обдумать ответ.       — Лишь я во всем виноват. Если бы я тогда не попросил бы тебя, такого бы не произошло. И твоя спина была бы цела.       — Ты драматизируешь излишне.       Павел зевнул в подушку. Хотя вода была прохладной, спокойные движения усыпляли.       — Но это мои действия привели к такому итогу.       Однозначно спать и только спать.       — Иди и посыпь голову пеплом, — последние слова прозвучали неразборчиво.       Алексей замолк и молча продолжил протирать. Выжал полотенце почти досуха и положил Павлу на шею. Поднялся.       — Мне не подходить к тебе в части?       Павел вынужденно стряхнул с себя дрёму.       — Не подходить. Может, у моих сослуживцев окажется короткая память, если не напоминать им ни о чём.       — Но тебя задевали и до нашего знакомства.       Пожалел о сказанном Алексей тут же, но было поздно. Выскочившие слова было не вернуть.       — Откуда знаешь?       Алексей убрал таз и полотенце на место. Налил в кружку кипячёную воду и предусмотрительно поставил на табуретку рядом с кроватью Павла.       — Мне хотелось больше узнать о тебе, — вышло виновато, хотя Алексею и хотелось сказать спокойным тоном.       — И что ты узнал?       Алексей наклонился заглянуть и посмотреть на лицо Павла, чтобы понять его реакцию, но тот держал невозмутимость. Алексею оставалось только неуверенно переминаться.       — Слышал, что у тебя не осталось живых родственников кроме меня и отца.       Это было не так, но посвещать Алексея в подробности своей жизни Павел не собирался. Тот и так знал больше необходимого.       — Я плохо сделал? Мне не нужно было лезть?       — Это стало известно и без твоего участия.       — Но ты не хотел бы, чтобы я интересовался? — в голосе звучало искренне волнение.       Павел снова закрыл глаза. Сон теперь из голоса ушел окончательно.       — Всё равно ты бы узнал так или иначе.       Алексей подошёл и осторожно положил ему руку на здоровую часть плеча.       — Мне жаль, что так вышло.       — Вряд ли ты понимаешь, о чём сожалеешь.       Рука у Алексея дрогнула.       — Ты мог бы объяснить, чтобы разделить пережитое.       — …с тобой?       Алексей присел у кровати на корточки, чтобы их лица находились на одном уровне. Павел смотрел внимательным взглядом одного глаза.       — Да.       Павел повернулся и лёг лицом в подушку. Отвечать на такое он не желал. Он не знал.       Алексей поднял руку и тихо и робко погладил его по голове, ощутил какой Павел всё ещё горячий и больной. Волосы слипались во влажные пряди от проступившего пота. Павел лежал молча, только бока не перестали расширяться в такт дыханию.