Солнце в зените

Глава 11 «Матушка!» Джон спрыгнул с коня и взлетел по ступеням Тендринг Холла, чтобы приветствовать ее. В свои пятнадцать он вымахал столь высоким, что вынужден был для поцелуя Бесс наклониться. «Как здорово вас увидеть». «Заходи в дом, мой милый мальчик». Бесс взяла сына под руку и ввела внутрь. «Все уехали на соколиную охоту, но я осталась, надеясь, что ты сегодня появишься. В твоем письме сказано исключительно о кануне празднования Пасхи, поэтому я не была уверена». Она открыла перед юношей дверь в комнату, уставленную полками, на которых лорд Говард собрал внушительную по количеству библиотеку, и где он хранил свои учетные книги. В камине здесь пылал огонь, - мартовский день совсем не баловал теплом, и Бесс присела, глядя на стоящего перед ней снимающего перчатки сына. Джон стал высоким, как его отец, в нем происходило развитие доли свойственной Хамфри веселости, смешивающейся с природой ученого, обнаруженной и подпитываемой в молодом человеке лордом Риверсом. «Ну рассказывай, наставник доволен твоей работой?» «Кажется, что доволен», - ответил Джон и ухмыльнулся. «Хотя он никогда не станет слишком захваливать, опасаясь, что предмет похвалы раздуется от гордости. Нам приходится трудиться довольно долго, а писать твердой рукой в шесть часов утра, когда пальцы от холода одеревенели, - как-то не легко». «Но у тебя достаточно денег для разжигания камина в жилище и для хорошей еды? Мы не слишком экономили?» «О, нет, наоборот, я часто зазывал моих бедных соучеников разделить окружающий меня уют. Просто морозным утром разбудить ленивого слугу тяжело. Зато Баллиол – лучший из колледжей Оксфорда, и мы намерены доказать это результатами нашей работы». «Твои дедушка и отец очень бы обрадовались», - подбодрила Джона Бесс. «Я еще помню, как ты раньше ненавидел занятия и частенько убегал от учителя». «Я убегал? Это было до того, как мне повезло уехать к лорду Риверсу». Юноша окинул комнату взглядом. «Как хорошо, что Пасху мы проведем тут. У лорда Говарда так много книг, что мне придется разрываться между охотой в его полях и сованием носа в эти тома». «Ты заезжал по пути сюда в Лондон?» «Вряд ли это оказалось мне по пути, матушка», - заметил Джон, улыбаясь, - «но я заехал. Уладил вопрос с домом. Как вы и говорили, лучше его продать, чем получить бесконечные проблемы с арендной платой. Я привез вам для подписи документы. Не хочу жить в столице в тесноте после свадьбы с Екатериной. Не представляю, как вы это вынесли». «Я много времени находилась во дворце, как и твой отец, мы считали существующие условия удобными». «Я бы скорее построил дом на берегу реки, вероятно, с видом на Вестминстер. Столько дворян считают, что тех местах воздух чище». «Слава Богу, прошлым летом чумы не было», - согласилась Бесс. Год назад эта чудовищная болезнь унесла огромное число народа, среди которых оказался даже мастер Хей, умерший среди своих книг в столь желанной им безвестности. Элизия горько его оплакивала, но ее утешает то, что перед смертью он успел увидеть внука. Сэр Джон Пастон тоже пал жертвой эпидемии, но мастер Пастон, когда-то ухаживавший за Бесс, теперь удачно женился и живет в замке Кейстер, откуда поддерживает связь с семьей из Эшвелторпа. Она продолжила: «Ты привез товары, о которых я просила?» «Все привез. Бархат для отчима, шелк для вас и Аннетты. Мои люди уже разбирают покупки. Я и Екатерине сделал подарок. Где она?» «В саду, ищет весенние цветы, чтобы украсить к воскресенью часовню. Да, ты пойдешь и немедленно ее отыщешь, но сначала расскажешь мне новости из столицы. Ты остановился у лорда и леди Гастингс?» «Да, дома были их сыновья. Мне очень нравится Эдвард, мы вместе ходили на представление с медвежьей травлей». «У моего друга леди Екатерины все хорошо?» «Кажется, что да», - неопределенно ответил Джон, - «как всегда. По ее словам, лорд Гастингс сейчас очень занят. Действительно, я полагаю, никто ни в Совете, ни в Парламенте не может сделать больше, чем делает он. Дела поглотили его с головой и заставили раньше времени постареть». «Все мы стареем», - кивнула Бесс со слабой улыбкой. «Только не вы!» Джон снова наклонился, чтобы поцеловать мать. «Вы не меняетесь. Однажды вечером я поехал ко двору, и услышал там шепот о великой размолвке между лордом Гастингсом и маркизом Дорсетом. Никто не знает, кто или что положило начало ссоре, но, если король наслаждается обществом одного, но второй при дворе не появляется». «Ох», - вздохнула Бесс, - «я всегда опасалась влияния милорда Дорсета. Он привык развлекать Его Величество, заставлять короля опять чувствовать себя молодым, но лорд Гастингс на протяжении двадцати лет связан с монархом узами верной дружбы, будет жестоко, если пасынок настроит Эдварда против сэра Уильяма». «Двор сейчас состоит из одних Вудвиллов, а милорд Гастингс никого из них не любит, исключая, наверное, лорда Риверса». «Он при дворе?» «Нет, в Ладлоу с принцем Уэльским. Но я был там лишь один вечер, матушка, это не так много, чтобы собрать для вас все новости». Бесс осознала, что разговаривает с сыном, словно он – толстый старый джентльмен, на которого тот по манерам походил, но являлся все равно мальчишкой. Она взяла юношу за руку. «Я слишком сильно тебя задержала своей болтовней. Иди, разыщи Екатерину и отдай ей твой подарок». «Это брошь», - объяснил Джон с серьезностью. «Надеюсь, Екатерине она понравится». Когда он вышел, Бесс устроилась поближе к огню. Она всем сердцем одобряла помолвку Джона со сводной сестрой Томаса. Будучи еще почти детьми, молодые люди влюбились друг в друга, и их чувство сплотило семью, слило ветви Говардов и Буршье воедино. Последовавшие после их с Томасом отъезда из Лондона годы оказались гораздо счастливее, чем Бесс себе рисовала. Они обустроились с ее отцом в Эшвелторпе, и дни потекли приятной чередой. Видимо, Томасу пришлась по душе жизнь сельского джентльмена. Он заинтересовался местными делами, стал судьей, изучил лучший из существующих способов использования земли и прекрасно поладил с тестем. Вечерами мужчины играли в шахматы или слушали пение Аннетты под звуки лютни Маргарет. Младшие дети, - Том, Эдвард и четырехлетний Эдмунд выросли и на приволье Норфолкского захолустья превратились в крепких мальчишек. Лондон представлялся сказочно далеким. Екатерина Гастингс писала подруге, но в ее посланиях отражалась лишь общая картинка, и Бесс могла лишь догадываться, как по-настоящему все обстоит в столице. Однако, она вынесла из писем, что Эдвард с королевой начали вести раздельное друг от друга существование, Елизавета осталась в Вестминстере, король обосновался в замке Шин, и когда Ее Величество пребывала в Элтеме, Его Величество наслаждался красотами Лондона. Бесс печалило взаимное отдаление монаршей четы. Что до нее самой, она ощущала все сильнее радующее душу довольство. Словно, если союз стартует со страстной любви, то затухает с ее угасанием, но если он ведет исток с активной неприязни, то видоизменяется с годами в нечто лучшее, рождает взаимоуважение и взаимную заботу, выношенные в условиях трудностей. Теперь, когда Томас занимался с ней любовью, Бесс могла, наконец, ответить ему, и этот ответ придавал ее супругу больше чувственности. Эдмунд, плод нового положения вещей, был исключительно милым ребенком с солнечным добрым характером, и леди Говард надеялась, что у них родится еще больше потомства, ибо в прошлом году чете пришлось положить в могилу трехмесячную дочку, а Томас не прекращал мечтать о дочери. Он по-своему любил Аннетту, и та отвечала отчиму взаимностью. Бесс подумала, что девушке скоро понадобится подыскивать мужа, ей уже исполнилось восемнадцать, но ни мать, ни Томас не торопились, наслаждаясь присутствием Аннетты дома. В течение минувших лет они однажды навестили Йоркшир, как раз накануне недавно завершившейся войны с шотландцами, и снова насладились гостеприимством герцога и герцогини Глостер. Ричард и Анна не просили для себя ничего, кроме жизни в своем личном маленьком королевстве, вдали от придворных проблем. Их единственной заботой являлось хрупкое здоровье сына. Когда смута на границе оказалась неизбежной, Ричард быстро и с толком поднял армию и двинулся на север, тогда как Бесс и Томас поехали домой. Там они обнаружили, что лорд Говард собрал подотчетные ему корабли на побережье. Как всегда крепкий, он занял залив Ферт-оф-Форт и обрушил на флот шотландцев мощный удар. Вторжение по суше захлебнулось, и Ричард подписал с герцогом Олбани договор о перемирии. Англии мир принес процветание, в Норфолке набирала обороты торговля шерстью. Помимо прочего, прошедший год подарил богатый урожай, поэтому в Восточной Англии зимой никто не погиб от голода. Теперь, в разгар весны, Томас сказал, что семья может нанести в Лондон краткий визит, тем не менее, Бесс уже не была уверена в своем стремлении поехать в столицу. Прежде испытываемые по отношению к Эдварду любовь и желание оказались надежно погребены, и она не хотела рисковать, дабы вновь их не пробудить. На Пасху в Тендринг Холл прибыли все сестры Томаса, - Изабель привезла с собой мужа, Роберта Мортимера и несколько проворных детей, с помощью которых праздники обещали ознаменоваться бурным весельем. И лорд, и леди Говард с радостью приняли каждого из представителей юного поколения и, кажется, даже не обеспокоились, сколько беспорядка те наведут. Том младший постоянно попадал в сердце любой задумки, любого озорства, и, стоило лишь торжествам Великой Пятницы закончиться, общество всей душой отдалось пасхальным игрищам, музыке и танцам с приглашенной развлекать собравшихся труппой акробатов. Веселье уже подходило к завершению, когда четыре дня спустя пришло послание с уведомлением о смерти графа Эссекса. Он дожил до преклонного возраста, став, вероятно, самым уважаемым пэром в королевстве. Бесс горько скорбела о нем, ведь граф неизменно заботился о ее благополучии. За этой новостью последовала еще одна, теперь уже из Вестминстера. Лорд Гастингс ставил лорда Говарда в известность о нездоровье короля. «Кажется, он отправился на рыбалку в Виндзор, сильно промок и подхватил простуду», - объяснил лорд Говард домашним, устроившимся в длинной столовой. «Его Милость всегда радовался возможности ускользнуть от дел и сесть на берегу с удочкой в руках», - произнес Томас. «Но это же не серьезно, не так ли?» Его отец продолжил чтение. «Гастингс считает, что нет, но король переутомился и перенес приступ. Ему уже лучше, но лихорадка никак не отступает, приковав больного к постели, что для Эдварда довольно несвойственно и непривычно. Милорд полагает, будет благоразумнее, если я отправлюсь в Лондон, поэтому я так и сделаю». «Я поеду с вами», - вызвался Томас. «Как бы то ни было, нам с Бесс следует присутствовать на похоронах графа Эссекса». Ночью в спальне Томас сказал: «Джон, Аннетта и Маргарет должны поехать с нами, само собой, но согласишься ли ты оставить малышей с моей матушкой?» «Конечно». В голосе Бесс прозвучала внезапная тревога. «Значит, по-твоему, у нас есть причина поторопиться?» «Надеюсь, что нет», - ответил Томас, - «но я не помню короля болеющим, и на сердце у меня тяжело». «У меня тоже», - подумала Бесс и долго лежала, думая о том, что мучало ее все эти долгие годы. После зимы округа просыпалась, это было заметно путешественникам, выехавшим из дома в первую неделю апреля и узкими петляющими проулками добравшимся до Коггсхолла, а оттуда уже до Уитхэма и поздно вечером того же дня остановившимся в Челмсфорде. На второй неделе они доскакали до Ромфорда и к следующему вечеру увидели лежащий на линии горизонта Лондон. Путники въехали в город через заставу Мургейт, но еще до появления в столице услышали торжественный перезвон, доносящийся с вершин многочисленных возвышающихся над беспорядочной застройкой домов колоколен. Лорд Говард с сыном обменялись взглядами. «По кому могут звонить колокола?» - спросил Томас. «Нам известно только о лорде Эссексе, но, разумеется, даже по нему-» «- не стали бы звонить так много колоколов», - завершил фразу его отец и прибавил: «Я начинаю опасаться-» «Господи!» - воскликнула Бесс. «Вы же не думаете, - это не может оказаться звоном по-» Она не сумела заставить себя произнести роковые слова. Говарды пришпорили лошадей по направлению к заставе и там познакомились с долетавшими со всех сторон новостями. Король умер! Великий Эдвард, давший всем им мир и успешную торговлю, Эдвард, обожаемый как в столице, так и остальным населением страны, Эдвард чей сорок первый день рождения готовились отпраздновать через три недели, великолепный деятель, знакомый каждому, лежал мертвый, а подданные не могли оправиться от поразившей их утраты. «Иисусе!» Лорд Говард перекрестился, а за ним и Томас. Медленно осенила себя крестом Бесс. Она ощущала холод, дурноту, не в силах была поверить случившемуся, однако, неизменный траурный перезвон вторящих друг другу колоколов подтверждал истинность совершаемого теми послания. «Нам следует немедленно ехать в Вестминстер», - объявил сыну лорд Говард. «Бесс, дорогая моя, возьмите наших людей и отвезите ко мне домой, пока мы отлучимся. Как только сможем, сразу отправим вам весточку». И они ускакали, протискиваясь сквозь заполненные толпой улицы, тогда как Бесс с Джоном, его сестрами и двумя дюжинами слуг и сопровождавшими семью оруженосцами остались на месте потрясенные и оглушенные известиями. Она видела, как народ собирается в небольшие тихо перешептывающиеся группки, кто-то торопился в храмы – помолиться за упокой души короля, кто-то кучковался у дверей трактиров и строил предположения о ближайшем будущем. Бесс спешилась и, опираясь на руку Джона, зашла в церковь Святого Олафа на Олд Джеври, дабы преклонить колени с множеством других, пока свечи озаряли внутреннее пространство, а священник произносил молитвы об усопшем. Аннетта и Маргарет плакали, но их матушка все еще не отошла от онемения для слез. Она пыталась молиться, но в голове возникали лишь формальные фразы: «Ave Maria, ora pro nobis» - Радуйся, Мария, и проси Бога о нас, и сердце в груди казалось холодным, словно камень. Выйдя из храма, Джон произнес: «Новому королю не больше двенадцати, не так ли, матушка? Его Величество Эдвард, должно быть, полагал, что сын успеет возмужать, прежде чем наденет на себя корону». «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок», - чуть слышно процитировала Бесс, - «я это где-то слышала». «Бедный ребенок», - подумала она, - «наверное, не легко становиться монархом в детстве». Бесс вспомнила о Елизавете, о минувших годах, о далеком мартовском дне, об испугавшейся лошади и о мгновениях экстаза. «Отвези меня домой, Джон», - попросила она сына, - «скорее отвези меня домой». В городском доме лорда Говарда они принялись ждать. К вечеру тяжелый перезвон прекратился, и Бесс с детьми уединенно поужинали в ее комнате. В конце концов, к десяти часам отец с сыном возвратились, лорд Говард выглядел озабоченным, Томас едва ли лучше. «Мы видели Его Милость», - проронил лорд Говард. «Он лежал в собственных покоях обнаженным, ткань покрывала исключительно половые органы, но и пэры, и священники могли лично убедиться, что король действительно оставил нас. Грустное зрелище, вся слава монарха обратится не более, чем в глину». Бесс закрыла глаза, перед ней возникла практически невыносимая картина, но Томас торопливо продолжил: «После его одели, как монарху полагается, и мы отнесли короля в часовню Святого Стефана, чтобы каждый мог пройти мимо и почтить своего властелина». «Как это произошло?» - спросила она. «Когда лорд Гастингс писал, казалось, причин для волнения нет, да и король всегда отличался крепким здоровьем». «Врачи не знают, но Эдвард был крупным и тяжелым. Его охватила лихорадка, дыхание стало затрудненным. Гастингса вызвали только вчера, обнаружив, что монарх уже при смерти, - это застало врасплох всех». «А королева? Она была там?» Лорд Говард бросил на Бесс удивленный взгляд. «Нет. Король не посылал за ней». Что же случилось с любовью юношеских дней? Бесс была изумлена. Неужели она навсегда угасла? С того мгновения в Графтоне минуло каких-то девятнадцать лет, и Эдвард не стал звать к себе Елизавету, когда почувствовал, что умирает. Молодая женщина приложила к глазам платок и попросила лорда Говарда рассказывать дальше. Томас налил в кубки вино – в один для жены, во второй – для отца. «У ложа присутствовал Дорсет, и, зная, как он поругался с Гастингсом, король потребовал от обоих возлюбить друг друга ради его сына и ради безопасности государства. Те обменялись рукопожатием, но мне кажется, что недавно обретенная дружба не протянет дольше погребальной службы». «Что было потом? Вызвали ли нового короля?» «Не знаем», - ответил Томас. «Завтра мы ужинаем с лордом Гастингсом и, возможно, тогда услышим больше». Лорд Говард вскоре встал и отправился в кровать, и Томас с Бесс остались наедине. Он обнял жену. «Мы все скорбим», - прошептал Томас, - «но ты, наверное, сильнее очень многих». Бесс какое-то время тихо плакала у Томаса на плече. Эдвард стоял у нее перед глазами таким, каким был в последнюю их встречу, - сидящий в кресле в камзоле темно-красного оттенка, с длинными подбитыми мехом рукавами, с вытянутыми ногами, все еще привлекательный и способный ее взволновать. Она волей-неволей оказалась вынуждена оставить и его, и двор, а сейчас никогда уже не увидит живым. Приятнее вспоминались другие мгновения, - приехавший в Графтон молодой жених, Эдвард у нее на церемонии подтверждения брака, его визит в Эшвелторп, совместное путешествие в Уолсингем. Доброта Томаса и проявляемое им понимание трогали до глубины души. Словно тот давно отмел в сторону ревность, которую имел основательные причины ощущать, и Бесс испытывала к мужу благодарность, обнаружив, что держится за него, как за якорь в бурном море, что, разумеется, должно было принести разительные перемены им всем. Утром Бесс направилась в Вестминстер с двумя старшими детьми и сопровождающим семью Робертом Белласисом. Глубоко беременная Элизия осталась дома. Они присоединились к длинным вереницам людей, ожидающих своей очереди пройти мимо гроба, - ремесленников, рабочих, торговцев и подмастерий. Каждый пришел проститься с последним из королей, подарившим народу мир и процветание. Эдвард лежал в окружении желтоватых траурных восковых свечей, священник читал над ним молитвы, а монахи из аббатства пели псалмы. Многие, проходя, плакали, слезы текли по щекам и у Аннетты. Бесс взглянула на лицо Эдварда и вспомнила, как Елизавета однажды назвала его новым солнцем, воссиявшим над Англией. Так оно и случилось, но в данный миг король лежал здесь, в необратимой неподвижности, а от движения явившихся с ним попрощаться колебалось и гасло зарево свечей. Бесс покачнулась и ощутила поддерживавшую ее руку Джона. Они тоже прошли мимо монарха и вышли в дождливое апрельское утро. Молодая женщина отправилась в покои королевы, выразить той свое сочувствие, но услышала, что Ее Милость слишком погружена в государственные дела, чтобы видеться с прежней фрейлиной. Разочаровавшись, Бесс повернула назад, даже посчитала, что так и следует, - старая дружба значила для Елизаветы гораздо меньше, чем озабоченность ближайшим будущим. За обедом лорд Гастингс с вытянутым и изнуренным лицом, однако, тоже повернул разговор к тому, что пришлось предпринять. «Я послал срочное сообщение герцогу Глостеру», - объявил он собеседникам. «Король Эдвард назначил его опекуном своего сына, Ричард обязан явиться срочно и в окружении внушительной силы». «Вы предполагаете противостояние?» - спросил лорд Говард. «А вы – нет?» - возразил Гастингс. «Я продолжаю исполнять обязанности лорда-канцлера, но королева с Дорсетом успели образовать принимающий решения Совет. Прав на это у них нет, абсолютно никаких. Ничего не может свершиться, пока не прибудет новый король, тем не менее, мать с сыном выпускают постановления и отправляют письма каждому, кто хочет стать человеком Вудвиллов». «И много таковых?» - поинтересовался Томас. «Меньше, чем они ожидают. Милорд Глостер обязан проследить, дабы все прошло правильно и без ошибок, и я молю Господа, чтобы он приехал, как можно скорее». Бесс подумала о Миддлхэме, о Ричарде и Анне, об их хрупком маленьком сыне. Теперь мир этой семьи разобьется на мелкие осколки, болота Йоркшира сменятся на грязь лондонских улиц и на конфликты в палате Совета. Ответственность – явление тяжелое и жестокое, но она знала, - Ричард не станет от нее увиливать. Лорд Говард совершил глубокий выдох и удовлетворенно рыгнул, с его тарелки испарился даже последний оставшийся кусочек. «Великолепный обед, милорд». Он покопался в кармане, нашел там монету и подозвал распорядителя. «Прошу, отдайте это повару с моими высочайшими похвалами». Лорд Гастингс улыбнулся. «У меня лучший повар в Лондоне. Милорд, сэр Томас, думаю, нам многое следует сказать друг другу. Предлагаю удалиться в мой личный кабинет и предоставить дамам поговорить с глазу на глаз». Екатерина отвела Бесс наверх, и они устроились там, лакомясь сладостями и смакуя тонкое вино. «Я была во дворце», - поделилась Бесс, - «но королева не стала со мной видеться». «Елизавета не забыла, как вы встали на сторону Ричарда в деле Кларенса и в остальных вопросах, да и вашу дружбу с Анной Невилл она хорошо помнит. Моя дорогая, мне страшно. Опасаюсь, как бы всем нам не грозили трудности». «Какие именно трудности?» «Не представляю, хотя хотела бы догадываться. Уильям и Дорсет опять готовы перегрызть друг другу глотку. В самом деле, мы вскормили змею на груди в лице нашего зятя. Даже Эдвард не сумел излечить эту рану, лежа на своем смертном одре. На Уильяма теперь каждый взирает с надеждой на сохранение государственных вопросов в должном порядке, пока не прибудет новый король, но Дорсет не намерен обращать на него внимание, как, впрочем, и королева». «Ричард заставит их прислушаться к нему», - доверчиво сказала Бесс, но Екатерина парировала: «Если королева добьется своего, и ее сын наденет корону, власть целиком и полностью попадет к ней в руки, не успеет Глостер даже войти в Лондон. Опять же, если Уильям не сможет ее остановить». «Конечно, сможет. Он же не враждует с Ричардом, не так ли?» Тем не менее, некоторые сомнения еще оставались, и Екатерина их озвучила. «Не думаю», - обронила она, - «тем не менее, мне кажется, герцог всегда считал Уильяма, да и короля чересчур распутными, тогда как сам милорд Глостер крайне сдержан». «Его Милость не выносит легкомыслия», - согласилась Бесс и вспомнила страстную речь Ричарда при возвращении от двора после гибели Кларенса. Он ненавидел распущенность и пьяные вечеринки, равно как и блестящий внешний вид, прячущий порок и похотливость. Неясный страх, почувствованный у подруги, зародился также и в мозгу у Бесс. «У обеих нас есть сыновья, связанные с будущим», - произнесла Екатерина. «Моему Эдварду – семнадцать, Ричарду столько же, сколько и вашему Джону. Интересно, каким мир обернется для них?» Бесс попыталась улыбнуться. «Когда шум уляжется, то все останется, по большей части, тем же самым». «Сомневаюсь. Батюшка часто рассказывал, сколько ненависти разгорелось среди знати в детские дни Генри Шестого, как каждый боролся за власть над мальчиком». «И от этой ненависти погиб герцог Хамфри», - невольно заметила Бесс, и, когда Екатерина озадаченно на нее посмотрела, добавила: «Мне бы хотелось вернуться в Эшвелторп». «И лорд Говард, и сэр Томас не относятся к числу мужчин, убегающих от своих обязанностей». «Не относятся», - согласилась Бесс, - «но я не знаю, станет ли Томас слишком глубоко вникать в проблемы, если отец не подаст ему пример. Мы были так довольны на протяжении последних лет». Ночью Бесс спросила у Томаса, что он предполагает делать дальше. «Пока – ожидать церемонии похорон», - удивленно ответил тот. «Отец принимает в ней участие, значит, задействуют и меня. Затем нам придется присутствовать на коронации, батюшка должен получить при юном монархе должность. Двор, с Божьей Милостью и с Ричардом в качестве королевского опекуна, превратится подходящее место для жизни достойных людей». «Но королева-» «-вынуждена будет поступать так, как ей укажут. Мы все помним хаос, устроенный королевой Маргарет. Правление – забота мужчин». Неясный страх разрастался. Неделю спустя Эдвард с огромной пышностью был упокоен в часовне Виндзора, после чего в течение двух недель Лондон ждал. Томас принес Бесс новости, - Ричард лично обратился с письмом к Совету покойного короля, заявив, что уже находится в пути на юг, и что ничего не следует предпринимать из противоречившего бы воле его брата. «Лучше бы он поторопился», - отметила Бесс. Джон вернулся в Оксфорд, Бесс и Аннетта отдались выбору платьев для предстоящей коронации, а Элизия подарила жизнь дочке. Это событие целиком заняло внимание Бесс, хотя она понимала, - за дверью дома столица гудит от слухов и предположений. Появились известия, что маркиз Дорсет попал в Тауэр и не только наложил руку на казну покойного короля, но еще и занял его место в постели госпожи Шор, что сразу озадачило сплетников на каждом из уличных углов. Лорд Гастингс регулярно советовался с лордом Говардом, лордом Стенли и доктором Мортоном, епископом Или, тогда как королева с Дорсетом и епископом Солсбери образовали собственный Совет. Лондонские шутники начали делать ставки, который из двух окажется сильнее. В последний день апреля погода стала мягче. Через какой-то промежуток времени после полуночи Бесс проснулась, почувствовав, что ей слишком жарко, и почти тут же услышала где-то внизу тихое постукивание. «Томас!» Она потрясла мужа за плечо. «Кто-то пришел. Кто это может быть в столь поздний час?» Томас пошевелился, перевернулся и сел. «Бог знает. Пойду и посмотрю, но слуги никого без моего позволения не впустят». Он накинул длинный халат и вышел. Постукивание прекратилось, и Бесс легла, прислушиваясь. Молодая женщина могла разобрать голоса говоривших, и, менее, чем через десять минут, Томас возвратился. «Пришло сообщение от королевы», - объявил он, и лицо его приобрело угрюмое выражение. «Кажется, что Глостер и Бэкингем каким-то неизвестным мне образом встретились и предстали перед графом Риверсом и лордом Ричардом Греем, сопровождавшими короля в Лондон. Это произошло, по-моему, то ли в Нортхэмптоне, то ли в Стоуни Стратфорде. Ее Величество утверждает, что Глостер схватил Эдварда, и приказывает всем влиятельным лордам немедленно к ней явиться с таким количеством людей и оружия, какое они только сумеют собрать». «Иисусе!» Бесс так и подпрыгнула. «Томас, ты же не пойдешь? Как мог Ричард похитить собственного племянника, когда его назначили опекуном мальчика?» «Спокойно», - произнес Томас в своей аккуратной манере. «Мы отослали гонца прочь, сказав, что не станем ничего предпринимать, пока Глостер не прибудет в столицу. Ручаюсь, каждый нормальный человек поступит точно также. Пойду и разведаю, что происходит». «Сейчас? Но уже далеко за полночь». Томас торопливо натянул одежду. «Пока лежебока храпит, могут случиться значительные события. Я не задержусь». Он вернулся спустя два часа и пробудил Бесс от глубокого сна. «Не поверил бы», - признался Томас, - «если бы сам не стал свидетелем сцены, которую даже возможной не считал». «Рассказывай», - Бесс опять абсолютно проснулась. «Ее Величество вместе с Дорсетом скрылись в убежище». «Снова?» Бесс мгновенно вспомнила панику и бегство в дни угрозы Уорвика Лондону в 1469 году. «Но почему?» «Елизавета себя выдала», - ответил Томас. «На ее призыв, ответили крайне немногие. Большинство поступило подобно нам, и она обнаружила себя в полном одиночестве, за исключением родственников. Господи, как же королева, должно быть, боится герцога! Что до Дорсета, - он всегда являлся глупцом и трусом. В Вестминстере все, что можно сдвинуть с места, при свете факелов забирается в убежище, - а это и мебель с гравюрами, и серебро с золотом, и холсты с гобеленами. Небу известно, что еще. А посреди творящегося кавардака на коробке восседает Елизавета и просит собирающих вещи поспешить. Они же проломили в аббатстве часть стены, лишь бы ввезти туда ее добро». «Господи!» Бесс попыталась представить столь живо обрисовавшееся зрелище. «Королева говорила с тобой?» «Она меня не видела, а я не хотел вызывать еще больше неприятностей. Но кое-что слышал от равно со мной наблюдающего за сценой человека. Кажется, что лорд Риверс и лорд Ричард Грей оба задержаны и отправлены в Понтефракт. Наверное, именно это вынудило Дорсета торопить матушку и младших сестер с братом укрыться под защитой аббатства». «Ричард, разумеется, не намерен причинить Энтони вреда?» - воскликнула Бесс. «Он не похож на остальных Вудвиллов». «Энтони отвечает за особу короля, поэтому, само собой, собирался доставить того к своей сестре – королеве, а вовсе не к Ричарду», - ответил Томас. Четыре дня спустя из окон собственного дома семья любовалась, как в Лондон въезжает Эдвард Пятый. Мальчик выглядел бледным и испуганным. Лишенный любимого дядюшки Энтони, получивший отказ на просьбу встретиться с матушкой, братом Ричардом и сестрами, он ехал рядом с суровым дядюшкой по отцовской линии, и, казалось, что подросток борется со слезами. Однако, юный монарх сохранял чувство собственного достоинства и махал рукой толпам, приветствовавшим хрупкую фигуру в темно-красном бархатном камзоле и черном бархатном головном уборе. Лондонцы любили праздники, поэтому отчаянная тревога, скрытая за кулисами события, мало их сегодня волновала. Молодой король направлялся в традиционное, предусмотренное на период до венчания на царство, жилище в Тауэре, и Бесс внезапно ощутила к нему, такому одинокому среди моря народа, сочувствие. Старый лорд Дадли завершил свои обязанности хранителя Тауэра, и честь встретить монарха досталась лорду Говарду, присоединившемуся к длинной веренице всадников, сопровождающих короля к его покоям. Бесс отвернулась от окна и пожелала себе не испытывать такой душевной тяжести. Через еще несколько дней Роберт Белласис принес сообщение от леди Гастингс, просящей Бесс прийти к ней. Навестив Гастингсов, та обнаружила Екатерину в состоянии, никогда не замечаемом у той прежде, помертвевшей, похолодевшей от ярости, тем не менее, сломленной. «Екатерина! Дорогая моя, вы получили дурные известия?» Леди Гастингс издала странный невеселый смешок. «Полагаю, что да, хотя кто-то может решить это не стоящим внимания. На протяжении всей проведенной с Уильямом жизни я знала о наличии у него любовниц, у кого из мужчин их нет? Но мне не было дела, я понимала, что являюсь его женой и думала, что в глубине души он любит меня. Но это – это больше того, что мне дано вынести». «В чем дело? Что он натворил?» «Та женщина! Та гулящая женщина! Теперь, когда Дорсет отбыл, знаете, что она сделала? Предложила свои прелести Уильяму, и тот -» «Нет», - воскликнула Бесс. «Не после Эдварда и Дорсета! Как она могла, - он -» «Разумеется, согласился», - просто произнесла Екатерина. «Он находился с ней каждую ночь на нынешней неделе, а, когда я поставила происходящее Уильяму на вид, тот расхохотался и заявил, что эта женщина может оказаться ему полезна». «Значит, в конце концов, ее поведение доказало определенную легкость нрава», - подумала Бесс, - «вот вам и хорошенькая жизнерадостная Джейн Шор, которая утверждала, что мечтает добиться свободы, снова вступить в брак и родить детей». «Но и это еще не все», - продолжила Екатерина. «Уильям во что-то ввязался. Не знаю, во что, но полагаю, он повернулся против милорда Глостера. Уильям не в силах выносить Бэкингема, чересчур самодовольного и никогда не прекращающего разглагольствовать, считающего, что отныне он до последнего вздоха останется правой рукой Ричарда. Уильям же доказывает, что потеряет теперь все, если Глостер не вспомнит о старых друзьях покойного короля. Вестминстер переполнен слухами и перешептываниями, и я от беспокойства уже не могу заснуть». «Вы терзаете себя без основательной на то причины», - попыталась успокоить подругу Бесс, пусть ей никогда не доводилось раньше видеть Екатерину такой измотанной по контрасту с обычной для нее полнокровной и жизнерадостной манерой. Герцогиня Анна приехала в начале июня, встретив Бесс, она с удовольствием протянула той руки. «Дорогая моя, я очень рада вас видеть. Прибыла так быстро, как только смогла, стоило лишь Ричарду меня вызвать, хотя вынуждена была оставить нашего Эдварда». «Он плохо себя чувствовал?» «Да, еще с зимы. Его мучает сильный кашель, но, с приходом теплой погоды, мальчик обязательно поправится». Они находились в Кросби-плейс, лондонском доме Ричарда у заставы Бишопсгейт. В мыслях у Бесс промелькнуло, что и сама Анна смотрится не слишком хорошо, тем не менее, взгляд у нее от счастья искрится. Герцогиня, по-видимому, представления не имела о подземных течениях, довлеющих над Бесс и леди Гастингс. Когда к ним присоединился герцог, она оживленно повторяла, как прекрасно вновь обрести общество старых друзей. Ричард вернулся из Тауэра, где занимался делами управления, и выглядел уставшим, его плечи еле заметно сгорбились. «Бесс», - он поцеловал гостье руку, - «я счастлив, что лорд Говард и ваш супруг находятся в рядах моих верных друзей. Хотелось бы пообещать, что все сейчас пройдет гладко, но, боюсь, реальность далека от этого. Маркиз Дорсет бежал из убежища, как и из страны, несомненно, а его брат, сэр Эдвард, сел на направляющийся во Францию корабль». «Я рада, что они уехали», - сказала Анна, - «было бы чудесно, если бы все Вудвиллы последовали их примеру». «Да, уехали» - отозвался Ричард, - «но Дорсет забрал с собой большую часть казны Эдварда, чем проявил качества не только изменника, но еще и вора». Герцог принялся измерять комнату шагами, его хрупкий силуэт напрягся, между бровей залегла тревожная морщина. «Даже годы тому назад я знал, что королева и ее родственники сотворят с Эдвардом, сейчас мои подозрения подкреплены твердыми доказательствами их семейного эгоизма. Эти люди не заботятся ни о чем, кроме собственных желаний, ни о ком, за исключением себя любимых». Бесс молчала, наблюдая за ним и очень хорошо понимая. Мгновение спустя Ричард вспыхнул: «И я знаю, если их подпустят хоть на дюйм, дадут им хоть один маленький шанс, династии Йорков наступит конец. И, Господи прости, в Англии начнется господство клана Вудвиллов». Он перевел дыхание и мрачно окинул взором обеих женщин. «Борьба идет не на жизнь, а на смерть, и лишь Создателю известно, кто может в ней пасть. Стоит держать в памяти, что леди Стенли не перестала быть Маргарет Бофор и не забыла находящегося в Бретани сына». Генри Тюдора?» - переспросила Анна. «Но он же в ссылке. Разумеется, Генри не таит в себе опасности? Кто последует за ним?» Ричард пожал плечами. «Кажется, ланкастерцы еще остались, и за ними необходимо приглядывать». Анна подошла и положила ладонь мужу на руку. «Присядь и отдохни, любимый. Выглядишь ты очень измотанным». «Думаю, да», - ответил Ричард. «Но отдыхать мне уже больше не придется».