Солнце в зените

Глава 10 «Ты не можешь так поступить, Эдвард!» Из всех собравшихся в светлом зале герцогини Сесиль в замке Байнард первым после прочтения все еще лежащего в ладони короля документа заговорил Ричард Глостер. «Полагаешь, я этого хочу?» Лицо короля было напряжено, глаза под сведенными вместе бровями полузакрыты. «Что ты предлагаешь? Чтобы я освободил Джорджа и опять позволил ему продолжать начатые безумства? Он оскорбил нашу мать, осмелился задавать вопросы относительно моего брака, назвал моих сыновей незаконнорожденными. Когда – когда он хоть на йоту тревожился о ком-то из нас?» «Джордж – наш брат». «И мой сын» - произнесла недрогнувшими губами герцогиня Сесиль. Она была крайне бледна, - последний пережитый удар состарил почтенную даму, как не могло ничто прежде. Зять Сесиль, Генри граф Эссекс, положил ладонь ей на плечо, и та продолжила: «Джордж находится в тюрьме уже на протяжении семи месяцев. О-», - герцогиня заметила выражение лица Эдварда, - «не думай, что я не сражена его злодеяниями, тем, что Джордж снова обвинил меня в разврате, когда я являлась слишком для этого юной и настолько влюбленной в твоего отца, что едва имела силы оставить мужа одного. Да, у него жестокий язык и болезненная алчность ко всему, что ему не принадлежит. Я всегда знала о данных качествах, но Джорджу стоило лишь улыбнуться и-», - Сесиль замолчала, закрыла обрамленными кольцами руками лицо, и сквозь ее пальцы заструились слезы. К ней мгновенно подошла Анна Глостер и встала на колени у кресла свекрови. «Дорогая госпожа, не мучьте себя. Его Величество найдет способ выйти из сложившегося положения, даже теперь». Сидевшая прямо напротив плачущей матери герцогиня Саффолк язвительно проронила: «Если Эдвард найдет выход, значит, он гораздо умнее всех нас вместе взятых. В любом случае, не думаю, что ты хотела бы спасти шею Джорджа». «Христианам следует уметь прощать», - ответила Анна с простотой, в которой не было ни следа самодовольства. «Конечно же», - согласился с женой Ричард. «Боже Милостивый, почему мы говорим об убийстве? Эдвард, у тебя в запасе довольно сил, чтобы сохранить Джорджа целым и невредимым». «И опять плетущим интриги и составляющим заговоры? Я прощал его уже дюжину раз, но он продолжал замышлять против меня недоброе», - парировал раздраженный король. «У Джорджа за плечами намного больше подвигов, чем вам кажется, каждому из вас». Эдвард резко прикусил себе язык, сжав губы и отказываясь от дальнейших разоблачений. «Если их больше, нежели нам стоит догадываться-» «Это ничего и никому не даст», - успокоил семью король. «Смотрю на тебя, Дикон, и изумляюсь, после того, как Джордж по отношению к вам поступал, ты его еще и защищаешь». «Прошлое давно забыто. Даже перед лицом недавно свершившегося черного преступления ты не можешь послать нашего брата на смерть». Содрогнувшись, герцогиня опустила ладони: «Разумеется, нет». «Дорогая тетушка Сесиль», - со своего места у двери, где он склонился со скрещенными руками, вмешался герцог Бэкингем, самый младший из присутствующих членов королевской семьи, - «если бы любой иной подданный Его Величества совершил хоть половину из преступлений Джорджа, в ответ ему мог бы быть только один приговор. Почему Его Милость Кларенс должен избегнуть неминуемого для менее значимого человека повешения?» Герцогиня взглянула на говорившего с острой неприязнью. Она считала Бэкингема тщеславным и глупым, слишком богатым для его же собственного благополучия и слишком близко стоящим к трону для спокойствия остальных. «Твое мнение, Гарри, играет ничтожно малую роль. Эдвард, ты уверен, что король Людовик обладает основаниями для того, что он провозглашает?» «Я уверен, насколько только можно быть. Людовику хотелось бы выиграть у меня пусть одно, но очко, и сейчас он прикладывает к этому все силы, но ему ничего не удастся, если в нынешних действиях нет хоть крупицы правды. Господу ведомо, у Людовика достаточно шпионов, и те уверяют его, что Джордж писал нашей сестре, писал Марии Бургундской и огромному числу других лиц, обещая, - Мария выйдет за него и он получит средства, чтобы забрать у меня корону. Людовик даже божится, - граф Оксфорд поднимает для Джорджа людей в Голландии». «Вот, видите!» - вмешался Бэкингем. «Оксфорда нужно было надежнее запереть в замке Ам, чтобы он не выбрался, прыгая через ров с водой, - тысяча сожалений, что Его Милость не сломал себе шею. Где ты можешь удержать кузена Джорджа, чтобы у него не возникло возможности бежать?» Эдвард принялся измерять комнату шагами, обнаруживая снедающее его беспокойство. Вторая сестра короля, ранее герцогиня Эксетер, а теперь более счастливая леди Сент-Леджер, заметила: «Гарри, ты слишком назойлив. Думаешь Его Величество спит и видит, как обагрить руки кровью брата?» «Но Джордж – предатель, это доказано», - парировал Бэкингем, - «сомневаюсь, что лорды нашего государства испытают какие-либо угрызения совести относительно долженствующего свершиться». «Тут вопрос в совершенно ином», - сурово произнес лорд Эссекс. «Разумеется, дело необходимо целиком представить Парламенту, если встанет надобность в Документе об отчуждении гражданских и имущественных прав». «Как этого и следует ожидать», - заметил Ричард, - «но в смертном приговоре необходимости нет. Что до меня, в последнее время я обладаю весьма малым числом причин любить Джорджа, как и моя жена, но забыть, что он- один из нас, я не могу. Матушка, мы с Эдвардом не причиним вам боли ни таким, ни каким-либо другим образом, ибо не хотим, чтобы ваше бремя стало еще тяжелее». «Знаю». Сесиль протянула руку к младшему сыну. «Милосердная Дева, что же нам делать?» Леди Сент-Леджер взмолилась: «Прости его, Эдвард. По крайней мере, если не свободу, но даруй Джорджу жизнь. Нам всем ясно, что на волю он уже не выйдет». «Слишком многие не желают, дабы Джордж сохранил и жизнь», - отметил Бэкингем. «Вы забыли, все вы забыли, что против помилования выступают и королева, и ее родственники. Предполагаю, Его Милости придется выслушать еще и их мнения». «Конечно же, я прислушиваюсь к своей королеве», - резко оборвал Бэкингема Эдвард, - «Она помышляет исключительно о моем благополучии». «Тем не менее, тебе нельзя подпадать под влияние оставшихся Вудвиллов, которые, не сомневаюсь, мечтали бы убрать большинство из нас с дороги», - - сказала герцогиня Сесиль. «Эдвард, это личный вопрос, семейный вопрос». «Нет, матушка», - вскипел Эдвард, хотя интонация его отличалась значительной мягкостью, - «он гораздо серьезнее. Он несет угрозу миру в стране. Джордж создал больше проблем, чем способны сотворить все мои подданные вместе взятые. Не представляю, как я с ним поступлю, но, Господу ведомо, хотел бы представлять. Одно я знаю точно, - снова довериться ему уже никогда не смогу». Ричард подошел и положил ладонь брату на руку. «Эдвард, вспомни о нашем детстве в Ладлоу, о нашей компании и о том, какие шутки мы разыгрывали». «Мы уже не дети, да и подвиги Джорджа, как тогда, поркой не измеряются». «Нет, но я прошу тебя только о сохранении ему жизни. Эдвард, Бога ради!» Король окинул взглядом присутствующих, - бледное лицо матери, по которому продолжали струиться слезы, сестру, кого годы несчастливого брака сделали циничной, сестру, всегда ревновавшую близких к воздействию Джорджа на старшую из семьи – Маргарет, агрессивно настроенного сегодня Бэкингема, дядюшку Эссекса, постаревшего, мудрого, но не имеющего в запасе нужного решения, и, в конце концов, Ричарда, самого верного из оставшихся в живых братьев. На мгновение Эдвард утонул в кресле, его живот напирал на пояс, длинные рукава одеяния лежали на полу. Затем король выпрямился. «Джорджа будет судить Парламент, не я, хотя, помоги мне Господь, обвинение следует вынести именно мне. Но этого не случится, пока члены Парламента не соберутся в январе». В комнате повисла долгая пауза, находящихся в ней разрывали на части разнообразнейшие чувства. В конце концов, не выдержал Бэкингем, выпалив в свойственной ему легкомысленной манере, не обращаясь конкретно ни к кому: «Господи, насколько же счастливое Рождество нам предстоит!» Спокойно разрешившейся летом здоровым мальчиком Бесс казалось, что над всеми ними сгустилась мгла. Всегда являвшийся источником беспокойства и постоянно напивающийся на торжествах Кларенс, как бы то ни было, не выходил из мыслей своих родственников. Осознание его близости в тиши Тауэра, угрозы, направленной против жизни герцога, все это придавало монарху необычную суровость и делало Ричарда еще более молчаливым. Радостной оставалась одна королева, продолжающая устраивать праздники и поддерживаемая родительской семьей. Встряхнуться Эдварда заставил маркиз Дорсет, снова и снова подзывавший церемониймейстера наполнить королю кубок и встревающий между монархом и лордом Гастингсом при любом удобном случае. Когда в день святого Стефана Эдвард выехал в город, именно Дорсет сопровождал его во главе юных охранников на обед в доме, приобретенном королем для госпожи Шор. «Как же Уильям не переносит этого молодчика и его безумных товарищей», - пожаловалась Бесс Екатерина Гастингс. «Уильям сопровождал короля на протяжении последних двадцати лет, а сейчас моего мужа оттирает в сторону собственный зять. Меня подобное положение выводит из себя». «Ничего не осталось таким, каким было», - согласилась Бесс, но она ощущала себя уже менее несчастной, нежели прошлым летом. Ее маленький сын, названный в честь короля Эдвардом, превратился в чудесного ребенка, и монарх стал ему крестным отцом. Роберт и Элизия поженились, оба сохранив свои места на службе Бесс. Роберт теперь исполнял обязанности управляющего. Молодая женщина начала чудесным образом привыкать к Томасу, ничто более не причиняло ей прежней боли. Она относила это к целительному воздействию времени и думала, насколько же скоро подойдет к тридцатилетнему рубежу. Бесс была постоянно занята, часто присутствовала при дворе и с множеством друзей развлекалась дома, самым приятным для нее являлось удивительное зрелище становления Джона настоящим эрудитом. Данным изменением Бесс была обязана лорду Риверсу. Как бы народ не питал отвращения к семейству Вудвиллов, она никогда не забудет им совершенного благого дела. А вот Екатерина недолюбливала их всех, возможно, исключая лишь Энтони, тогда как лорд Гастингс с каждым днем сильнее дружески сближался с кланом Говардов. «Я рада, что Рождество прошло», - поделилась Екатерина. С годами она худела и приобретала относительную угловатость форм. Сейчас леди Гастингс носила высокий головной убор, абсолютно ей не подходящий. «Оно подарило нам чересчур мало радости, но в предстоящем бракосочетании счастья найдется еще меньше, чтобы церемония хоть как-то доставила гостям удовольствие». Бесс улыбнулась. «По крайней мере, я не расстроена, это я вам могу точно обещать. Детская свадьба всегда прелестна, да и принц Ричард нравится своей маленькой нареченной, насколько мне известно, хотя Томас, боюсь, происходящего не одобряет». «Конечно, не одобряет. Он хотел заполучить наследницу Норфолка для вашего Тома, разве не так? Передача Анны Моубрей и герцогства принцу еще дальше отодвигает лорда Говарда от возможности насладиться владениями кузена. Однако, следует признать, если Томас чувствует обиду, при дворе он ее не демонстрирует». «Нет, никоим образом», - согласилась Бесс. «Но все равно ненавидит подобный поворот. Томас – Томас очень волевой человек». «И не самый легкий в общении свекр. Бог с ним, что вы наденете на церемонию?» И дамы отдались разговору о платьях и драгоценностях. Томас вернулся домой вскоре после ухода Екатерины. Казалось, что угрюмость последних дней куда-то испарилась, и действительно, он с видимым удовлетворением сообщил жене, что завтра ожидает посвящения в рыцари. «По крайней мере, отныне я буду сэром Томасом, а ты – станешь носить титул леди Говард». «Я очень рада – рада за тебя». Непреднамеренная пауза больно его уколола. «Да? Полагаю, для тебя это не имеет значения. Ты и раньше являлась «миледи» для окружающих». Бесс увидела, что оскорбила Томаса, испортила ему все удовольствие, что сейчас необходимо попросить у него прощения. «Томас, я не имела этого в виду. Я рада за нас обоих». Смуглая кожа сделала еще более явным потемнение его лица. «Ты назвала меня Томасом», - произнес он. «Чего никогда не делала раньше. Неужели присвоение мне рыцарского достоинства играет такую существенную роль?» «Дорогой», - Бесс беспомощно всплеснула руками, - «но почему я всегда говорю то, что выводит тебя из равновесия, или же почему ты всегда кажешься неправильно меня понимающим? Гордость здесь не при чем. Я увидела, что нанесла тебе обиду. Действительно, очень значимо, что ты получил, наконец, по праву принадлежащие тебе шпоры». Томас стоял перед Бесс в своей обычной манере, заложив руки за спину. «Задаю себе вопрос, насколько искренне ты обо мне заботишься? Почти шесть лет мы делим постель и стол, у нас двое здоровых сыновей и двое погребенных в земле младенцев, но мы продолжаем находиться далеко друг от друга, как, впрочем, и всегда». «Далеко друг от друга?» Бесс приподняла брови. «Но мы ничем не отличаемся от большинства супружеских пар». «Да, не отличаемся», - холодно парировал Томас. «Однажды в Миддлхэме я объяснил тебе, что чувствую и надеялся, - ты изменишь поведение, но этого не произошло». «Сожалею, что подвела тебя, как жена», - тихо проронила Бесс. «Я пыталась-» «Пыталась! Если тебе приходилось пытаться, значит, моей женой действительно быть тяжело». И Томас покинул комнату с гордо поднятой головой. Бесс оставалась на своем месте, пока не сгустились сумерки. Все предпринятые тщательные усилия последних года или двух опять разбились вдребезги, и у нее не появлялось ни единой мысли, как исправить сложившееся положение. Да и сама атмосфера в доме к примирению не располагала, рвавший и метавший лорд Говард разразился под конец гневной тирадой. «Вот как мне отплатили! У этого мальчишки будет все, что следовало получить мне. Я приходился Норфолку кузеном. В моих жилах течет кровь Моубреев, и мне принадлежат самые законные из прав на наследство. Девчонку требовалось выдать замуж за Тома, - какая нужда в ее землях сыну короля?» «Удар тяжелый», - согласился Томас. «Вы заслужили со сторону Его Величества большего, сэр». «Скажи спасибо проискам королевы», - резко ответил лорд Говард. «Она захватит все, что можно, для своих братьев, сестер, сыновей и дочерей, для любого одной с ней крови. Тогда как, видит Бог, там и сравнивать нечего с кровью в венах Моубреев. Но мы еще не побеждены. Мальчишка зелен, а девчонка – хлипка. Немного удачи и наследник Говардов превратится в ближайшем будущем в наследника Норфолков». Подобное безжалостное честолюбие вызвало у Бесс отвращение, и она оставила мужа со свекром продолжать разговор, поднявшись в детскую, где находилась родившая Фитчету дочь Алина. Она кормила и собственного младенца, и сына Бесс. Та окинула взглядом разрумянившееся и счастливое лицо девушки, к каждой груди которой присосалось по малютке, и спросила себя, удалось бы и ей добиться гармонии, родись Бесс сословием ниже? Свадьбу второго сына короля с маленькой наследницей Моубреев отпраздновали со всей возможной в данном случае фантазией. В церковь Святого Стефана девочку сопровождали лорд Риверс и сын герцога Саффолка, граф Линкольн, внутрь же Анну Моубрей ввели герцоги Глостер и Бэкингем. К алтарю крошку подвел сам король. Задолго до того, как мероприятие подошло к концу, оба ребенка уже начали клевать носом и засыпать, Анну унесла ее нянюшка, а четырехлетнего Ричарда – лично отец. Томаса должным образом посвятили в рыцари, и он прекрасно проявил себя на последовавшем днем позже турнире, выехав под недавно вытканным знаменем с серебряными крестами на красном поле. «Как умно он действует», - восхищенно заметила Аннетта. «Вы видели, матушка, как Томас сбросил на землю сэра Ричарда Грея?» Тем не менее, преобладающее число побед на турнире принадлежало Вудвиллам. Энтони устроил в честь открытия впечатляющее зрелище, после чего празднования затянулись на целые сутки. Все завершилось великолепным ужином, во время которого Его Величество начал обсуждать планирование дальнейших бракосочетаний. «Елизавету я выдам за сына Людовика», - порывисто объявил Эдвард. «Мария станет королевой Дании, а Сесиль, может быть, выйдет на Джеймса Шотландского. Екатерину вполне престижно и удобно отправить в Кастилию». Он осушил свой кубок и попросил снова его наполнить. «Каждой дочери по короне, согласна, любовь моя? Мы уже давно обсуждали вероятность воплощения подобного проекта». «Да, никак не меньше», - кивнула Елизавета, - «и еще необходимо теперь найти подходящую невесту для Эдварда. Его брат отныне обеспечен и может жить сам по себе». «Давайте», - призвал Эдвард и рыгнул, - «давайте провозгласим тост, джентльмены, за моих прекрасных дочерей». Он поднял кубок, принцессы улыбнулись и вспыхнули, а их бабушка, герцогиня Жакетта, окинула окружающих гордым взглядом. На какое-то время призрак герцога Кларенса был забыт, но никто на празднике не остался в неведении, что даже сейчас парламент обсуждает приговор Его Милости. Спустя несколько дней в дом сына явился лорд Говард. «Свершилось», - произнес он. «Как можно простить человека, обвиняемого в стольких преступлениях? Нашелся даже документ с печатью покойного короля, подтверждающей клятву сделать Кларенса наследником, если прямой отпрыск Генри уйдет в мир иной. Какое еще доказательство государственной измены нам требуется?» «Его сочли виновным?» - уточнил Томас. «Да, как я и предсказывал. Бэкингема возвели в сан сенешаля Англии, и он объявил приговор. Любит звук своего голоса молодчик, сказал бы, что герцог явно наслаждался выполнением возложенной на него задачи». Пока свекр разглагольствовал, Бесс сидела, рассматривая содержимое своей тарелки – приготовленное на пару мясо и только что испеченный хлеб. Она искренне ненавидела Кларенса, с минуты совершения жестокости в отношении Анны и разожженной Джорджем горькой неприязни между ним и Ричардом, но мысль о казни родного брата короля наполняла все ее существо неким безотчетным ужасом. «Его Милость умрет?» - спросила Бесс. «Более, чем вероятно», - ответил лорд Говард. «Ни один человек среди простолюдинов, как и среди пэров не поднял голос за Кларенса, но способ казни выберет исключительно сам монарх». Бесс подумала об Эдварде и о грузе лежащего на его плечах решения, о давлении верности семье, о голосах, убеждающих короля поступить так или иначе, и не сумела удержать брызнувших из глаз слез. «Святой Крест!» - воскликнул Томас. «Ты плачешь о герцоге Кларенсе? Мне казалось, что ты его ненавидишь». «Я плачу не о нем», - резко покачала головой Бесс, - «только о том, что он сделал для оставшихся среди нас». «Насколько мне известно, для вас он не сделал ничего», - живо откликнулся лорд Говард. «Да, было дело с герцогиней Анной, но с тех пор прошло уже пять лет. Без Кларенса двор превратится в значительно более приятное место. Что интересно, задержали епископа Стиллингтона, и никто не знает, почему, но, подозреваю, тут разворошили некое тайное дело. Поэтому, чем скорее Джордж отправится туда, где окажется не в состоянии устраивать заговор против короля, тем лучше». Пока Его Величество раздумывал, успело пройти две недели. Парламент попросил монарха подписать смертный приговор, Эдвард воззрился на бумагу, поднял ее, снова положил и принялся измерять покои шагами. Лакомящаяся сладкими сливами королева, чудесно осознающая, что они прибавят ей лишний вес, заметила Бесс усталым голосом: «Я так измучилась от всей этой тягомотины. Джорджу следует отрубить голову немедленно». «Ваша Милость, но, если бы в подобном положении очутились лорд Риверс или ваш брат Ричард-» - неосторожно начала Бесс, но под ледяным взглядом вынуждена была замолкнуть. «Мой отец и брат Джон уже оказались на милости Кларенса в точно таком же положении, и он, не колеблясь, убил их. Ты хочешь, чтобы изменник был спасен? Если так, то ты не друг не мне, ни моим близким». Бесс вспыхнула. «Но это не ради него, Ваша Милость, напротив, ради короля». «Ради Эдварда! Моя дорогая Бесс, он – монарх и поэтому обязан править жесткой рукой. Эдвард сделает то, что посчитает верным, и Джордж умрет. Не твоя забота что-либо здесь решать». В голосе Елизаветы надменность странным образом смешалась с самодовольством. Перед ней стояла не та Елизавета, которую Бесс любила в Графтоне. Она не задумывалась о разрывающем Эдварда затруднении, Елизавету беспокоила лишь месть. Бесс хотела поговорить с королем, предложить ему какие-то слова сочувствия, но никогда не могла встретить Эдварда одного. Только один раз в коридоре, да и то он озабоченно прошагал мимо, уделив ей исключительно краткую улыбку. Словно, промелькнуло грустно в мыслях у Бесс, и не было между ними любовного эпизода. Она отправилась к герцогине Глостер. После задержания Кларенса в прошлом мае Анна жила в особняке Гербер, и, когда Бесс пустили внутрь, та не могла не вспомнить последнего визита сюда несколько лет тому назад. «Я знаю, о чем вы думаете», - угадала Анна. «Вы спрашиваете себя, как я живу в этом доме, где была так несчастна. Но после лишения зятя гражданских и имущественных прав он стал моим, мы с Ричардом совершили столько изменений, что вам обязательно они понравятся. Пойдемте в комнату, которую мы используем, когда хотим уединиться». Анна указала дорогу в приятные покои, выходившие в крохотный сад, в котором первые подснежники склоняли головки под холодными порывами ветра. Дамы удобно устроились у огня, и Бесс спросила: «Как чувствует себя герцог? Что он будет советовать Его Величеству?» «Бедный Ричард. Он ненавидит все это дело. У нас нет причин любить Джорджа, но, с другой стороны, Ричард не может выбросить из памяти связывавшую их прежде родственную и дружескую любовь. Я бы хотела – я бы хотела, чтобы Кларенс умер именно в Тьюксбери. Бога благодарю, что сестра лежит в могиле и избавлена от столкновения с этой историей». «Аминь. Да будет так», - произнесла Бесс. Они пытались поговорить о чем-то другом, но вскоре вернулся герцог. Ричард казался пораженным, встретив Бесс, словно желал, дабы в данный момент ее здесь не оказалось. Его лицо поражало мрачностью и бледностью, большими, чем обычно. «Мой брат мертв», - резко оповестил Ричард. «Ох!» - Анна тихо вздохнула, а Бесс одеревенело застыла в кресле. «Как? Мы ничего не слышали». Ричард приблизился к камину и остановился, облокотившись о камень и вглядываясь в пламя. «Эдвард решил, что этому следует свершиться». «Но где? В Тауэре?» Ричард долго молчал, будто не услышал вопрос жены. Он казался дрожащим, несмотря на жар от камина. Его небольшой строгий силуэт был напряжен, серые глаза полуприкрыты. В конце концов, герцог произнес: «Кажется, брат настолько боялся смерти, что попросил о позволении на утопление. Джордж все обдумал, - помню, мы еще являлись детьми, когда какой-то моряк объяснил нам, - утопление это самый безболезненный способ умереть. Господу ведомо, наши палачи не всегда умело обращаются со своими топорами». Он заметил растущий страх на лицах обеих женщин и с нажимом прибавил: «Но как - как все произошло, я не знаю, да и не горю желанием узнать». Повисла еще одна долгая пауза. Мысли Бесс опять обратились к Эдварду, ее любовь к нему остро прочувствовала, чего стоила королю свершившаяся смерть брата. Анна шепотом спросила: «Где Джорджа похоронят?» «В Тьюксбери, рядом с Изабель». Ричард повернулся и пристально посмотрел на жену. «Господи, смилуйся, но Лондона с меня достаточно. И все эти проклятые Вудвиллы! К настоящему моменту они дошли до крайней степени самодовольства. Один брат погиб, а между мной и Эдвардом создали расползающуюся трещину». «О, нет!» - воскликнула Бесс. «Напротив, да. Эдвард знает, я никогда не хотел для Джорджа смерти. Я умолял сохранить ему жизнь, как и матушка, как и наша сестра Маргарет, но королева едва дала брату прочесть присланное из Бургундии послание. Вудвиллы спят и видят убрать всех нас с дороги, чтобы они могли использовать Эдварда в достижении ими личных целей в каждой из существующих областей». «Неужели кто-то в состоянии сотворить подобное?» - спросила Бесс. «Он слишком силен и слишком велик как монарх». Ричард устало взглянул на нее. «Был силен и велик – в дни, когда сражался с Уорвиком, в дни славы битв при Барнете и Тьюксбери, в дни, когда являлся золотым полководцем! Но какое светило останется в своем зените навсегда? Разве вы не видите, что они с ним делают? Воин увяз в сетях сибарита. Вудвиллы поощряют Эдварда погрязать в пирах и в забавах, спаивают его. Даже позволяют этой гулящей Джейн Шор отвлекать короля от государственных дел. Они отдалили от него Джорджа, но от меня так легко не избавиться. Всех их ненавижу!» «Но только не Энтони», - снова воскликнула Бесс, потрясенная решительностью Ричарда. «Энтони не такой, как остальные. Он очень многое сделал для моего Джона, он хороший и богобоязненный человек при всем присущем ему придворном блеске. Джон говорит, что Энтони часто носит власяницу в знак покаяния в поступках». «Вполне может быть», - парировал Ричард. «Но все они из одного теста, а Эдвард их поощряет. Я и дня больше не останусь при дворе. Анна, любовь моя, завтра мы отправимся на север, где воздух чист, а люди честны». «Я рада», - ответила Анна. «Маленькому Эдварду в Лондоне не очень хорошо, дома его самочувствие обязательно улучшится». «Как и у всех нас», - согласился герцог. «Ваш верный слуга, леди Говард». Он поклонился и покинул покои, тогда как Бесс несчастным взором уперлась в закрытую дверь. «Не могу вынести мысли о разногласиях между Его Милостью и королем. Они всегда были так близки». «Знаю», - подтвердила Анна, - «но время это излечит, слава Богу, особенно, если мы на какой-то период уедем. Я полагаюсь на любовь короля к Ричарду, вопреки всему, что способны сотворить Елизавета и ее родные. Поскорее приезжайте нас навестить, Бесс». Леди Говард вернулась домой глубоко подавленная. Томас прибыл крайне поздно, к изумлению супруги, он находился на дежурстве в спальне монарха. Бесс сама готовилась отправиться ко сну, расчесывавшая ее волосы Элизия сделала реверанс и с приходом господина удалилась. «Я не ждала тебя сегодня вечером», - произнесла Бесс. «Король во мне не нуждался», - голос Томаса звучал отрывисто. «Его Величество вышел в город вместе с юным Дорсетом. Знаешь, о чем болтают на улицах? Что для утопления герцога Кларенса нашли бочку с мальвазией. Какой-то завсегдатай злачных таверн уже успел посвятить случившемуся стихи. Молю Бога, чтобы Его Величество об этом не услышал, если, только, все это не является правдой». Бесс содрогнулась. «Чудовищно». «Тут в Лондоне много чудовищного и даже отвратительного», - ответил Томас. «Последний слух посвящен разделению милостей госпожи Шор между королем и Дорсетом, но я сомневаюсь, что Эдвард дал бы пасынку развлекаться со своей любовницей». «Мне Джейн понравилась. Она не похожа на гулящую даму». Томас приподнял брови. «Всего-то любовница короля? И Ее Величеству это безразлично. Хорошо, но, как и Его Милость герцог Глостер, я сыт двором. Отец должен исполнять служебные обязанности, но я обратился к королю с прошением и получил разрешение покинуть свою должность. Полагаю», - он подошел и посмотрел на сидящую на табуреточке Бесс, - «мы можем поехать в Эшвелторп. Со времени смерти твоей матушки твой отец с радостью ждет нас, да и для детей полезно будет пожить в деревне». Бесс оказалась настолько захвачена врасплох настойчивым и неожиданным предложением, что какое-то время не отвечала. «Ты имеешь в виду оставить Лондон и двор ради нашего же блага?» «Почему нет? Множество дворян живут у себя в имениях с великими удобствами. Не думаю, что ты столь любишь город, сама же часто повторяешь, что отдаешь Эшвелторпу предпочтение перед всеми остальными местами». «Отдаю, но-», - Бесс замолчала. Она вспомнила, как однажды спрашивала Хамфри, можно ли им поехать туда на лето, и как он с презрением поднял это предложение на смех. С тех пор Бесс столько лет прожила под сенью двора, что не имела сил представить себя отдельно от него. Однако, подобный шаг действительно пойдет детям на благо, он подразумевает, что Томас будет рядом постоянно, и что Бесс никогда уже не увидит Эдварда. Жить без возможности случайно перемолвиться хоть словом, обменяться улыбкой, - она не знала, сумеет ли пойти на такой риск. Едва осознавая, что озвучивает мысль вслух, Бесс выпалила: «Не думаю, что захочу оставить Его Милость». «Его Милость!» Томас свел свои темные брови вместе. «Я имела в виду Ее Милость. Я так долго была другом королевы». «Но ты говорила, что Елизавета изменилась, что твоя дружба давно не имеет для нее прежнего значения». «Да, вероятно, но-», - она запуталась. «Это соскочило с языка. Я думала о них обоих». Томас наклонился и стиснул запястье жены. «Я вижу, что ты имела в виду!» В его голосе гремел гром. «Да, ты имела в виду Его Милость. Я это все теперь понял, понял, то, о чем раньше задавал себе вопросы. Ты такая же, как и остальные, не правда ли? Сходящая по королю с ума, готовая прыгнуть к нему в кровать, если тот хоть пальцем поманит. Возможно, ты даже уже успела это сделать. Успела? Успела?» Когда хватка стала жестче, Бесс тихо застонала. «Нет, нет. Я поклянусь в этом на распятии, если захочешь». Но подумала, что сказанное – истинно, тем не менее, богохульства она не совершит, ибо никогда не ложилась с Эдвардом ни в его, ни в свою постель. Никогда не являлась любовницей короля в точном смысле слова, ибо какое значение имеют несколько похищенных у судьбы мгновений под тисами, прежде чем состоялась свадьба с Томасом? «Бога ради!» - прорычал он, и Бесс никогда раньше не различала в его суровых интонациях столько ярости. «Молю, чтобы ты не солгала и не совершила богохульства». «Я не лгу», - ответила Бесс и разразилась слезами. «Отпусти меня». «Значит, ты отрицаешь, что любишь короля? Я же вижу это по выражению твоего лица. Отрицаешь, что обманывала сэра Хамфри, как обманываешь сейчас меня?» Бесс зарыдала. «Я не могу отрицать, что полюбила Эдварда с того самого дня, как пришла в Графтон, будучи не более, чем шестнадцатилетней девчонкой, с того самого дня, когда он женился на нынешней королеве. Но и Хамфри я любила, только иначе». «Полагаю, я должен считать его везунчиком, получившим от вас так много», - усмехнулся Томас. «Он жил лучше, чем я». Томас отпустил запястье Бесс и направился к двери. «Больше я жизнь тут не вынесу. Приготовься выехать в Эшвелторп в конце недели, подальше от лицезрения Его Милости и представления воплощений твоих проклятых желаний». Он вышел, и Бесс соскользнула с табуретки на пол, обхватив голову руками и уронив ее на сиденье. Она плакала, пока в глазах не закончились слезы, а затем легла в кровать, ощущая чудовищную боль. Если бы Эдвард не заставил ее вступить в этот брак, построенный без любви. Что может Бесс сделать? Способа освободиться от Томаса найти не получалось, да и он не казался готовым отпустить супругу. К тому же, следовало принимать во внимание благополучие их общих сыновей. Всю ночь Бесс ворочалась в постели, разрываясь между противоречащими друг другу чувствами, а утром, проигнорировав жалобу Аннетты, что матушка выглядит столь плохо, что обязана остаться лежать, аккуратно оделась и спустилась вниз. Томаса нигде не было видно, и она велела Фитчету оседлать ее лошадь. Прибыв в Вестминстер без какой-либо ясной мысли о своих дальнейших действиях, Бесс попросила о приеме у королевы, надеясь, что, вероятно, Елизавета может настаивать удержать фрейлину около себя. Ей указали дорогу в покои королевы, и там Бесс встретила не только Елизавету, но еще и растянувшегося в кресле Эдварда, играющую в шашки с маленьким братом Ричардом принцессу Елизавету, вышивающую принцессу Маргарет и погруженного в чтение у окна лорда Ричарда Грея. Она мгновенно остановилась, увидев вместе стольких членов семьи, ибо теперь подобрать слова для вставшего перед ней затруднения оказывалось на порядок сложнее. Бесс совершила глубокий реверанс и стала ждать. «Моя дорогая Бесс», - произнесла Елизавета, - «понимаю, твой муж просил отпустить тебя уехать в Норфолк. Разумеется, мне будет тебя не хватать, но, я уверена, там ты почувствуешь себя гораздо довольнее жизнью». Ее интонации обжигали льдом. «Она рада моему отъезду», - подумала Бесс, - «рада, потому что я вышла замуж за Говарда, а Говарды Вудвиллам не друзья». Невольно молодая женщина бросила взгляд в сторону массивной фигуры в кресле. Лицо Эдварда приросло заметным подбородком, а его манеры стали еще благодушнее. «Как замечательно с вашей стороны прийти и попрощаться с нами», - сказал Эдвард, - «хотя, несомненно, Томас собирался привести вас сегодня на ужин, как я и предлагал. Да придаст Господь вашей поездке попутного ветра». «Благодарю вас, Ваша Милость», - мрачно выдавила Бесс. Неужели на этом все завершится? Она хотела встретиться с ним с глазу на глаз и сказать что-то от души! Они всегда находили взаимопонимание, и если ей следует уехать, то жестоко со стороны судьбы отказывать в этом последнем благодеянии. Эдвард даже не назвал ее «дорогой Бесс», как делал прежде, но, по меньшей мере, он улыбался гостье. «Да», - протянул король, - «мы провели друг с другом веселые дни, но у вас впереди чудесные перспективы, такая же, как у нас, разрастающаяся семья, при том, что мы давно не юные очарователи. Убежден, вы будете иногда возвращаться и навещать старых друзей». Доска с шашками привлекла к себе внимание разразившимся над ней спором между игроками. Елизавета резко обратилась к дочери, а принц Ричард насмешливо произнес: «Девчонки всегда мошенничают!» Король обратил взгляд на детей, и спустя несколько мгновений Бесс повторила реверанс и удалилась. Значит, так и должно произойти, скорое прощание и вся ее любовь, вся преданность, все почитание минувших лет, - все это принято на заметку и отложено в долгий ящик, видимо, даже без вероятных потом обдумываний. Выйдя, Бесс прислонилась к стене. Ей нельзя опять плакать. Прошлой ночью пролито достаточно слез, но теперь отчаяние лишь увеличилось, - внезапно Бесс увидела свое чувство в истинном свете. Это было преклонение неопытной девочки, увлечение, к которому она прикипела столь упрямо, что отдала ему на откуп двух мужчин, ставших по очереди ее мужьями. Даже короткое осуществление снедавшего молодую женщину желания не показало той правду, напротив, превратилось в питательную почву любви к королю. Бесс выпрямилась и медленно пошла по коридорам и поднялась по винтовой лестнице к выделенной Томасу на время его дежурств комнате. Она вряд ли знала, почему так поступает, за исключением того, что он, похоже, в эти часы там отсутствовал, а Бесс очень хотела побыть одна. Открыв дверь, молодая женщина застала удивительную картину. Томас сидел на краю кровати, упершись локтями в колени и спрятав лицо в ладонях. «В чем дело?» - спросила Бесс. «Ты заболел? Томас!» Он поднял глаза и показал ей оставшееся на лице выражение странной опустошенности. «Ты! Что ты здесь делаешь? Я не думал-» «Это не имеет значения – совсем. Но почему-» Томас совершил долгий вздох. «Наверное, причина, по которой я здесь, тоже не имеет значения. Я взглянул в глаза правде, на этом все. С первой же минуты нашего брака я сохранял убежденность, что мы можем научиться, по крайней мере, с удобством жить бок о бок. Знаю, часть вины лежит на мне, я не проявлял должного понимания, но меня не отнесешь к числу людей, кому легко начать говорить». «Мне это известно», - ответила Бесс, охваченная внезапным сочувствием. «Я никогда подобного и не ожидала. Ответственность полностью лежит на мне». «Нет, не на тебе. Вступая с тобой в союз, я знал, что ты меня не хочешь. Но думал, что это ничто по сравнению с тем, что я выиграю. Так обстоит дело с большинством мужчин, - земли, деньги, наследники кровь от крови – вот и все, что им требуется от брака. Но я обнаружил, что меня это не удовлетворяет, не приносит мне радость. Ты оказалась права, когда сказала, что была мне хорошей женой и родила мне детей, но я то желал большего. А ты не могла подарить мне расточаемую где-то еще любовь. Поэтому я так злился прошлой ночью, но у меня нет права обвинять тебя, как я это сделал, я обязан просить прощения за то, что натворил». Томас никогда прежде не говорил так откровенно, настолько из глубины хорошо скрываемых до настоящего момента чувств, и сочувствие Бесс лишь усилилось. Она всегда считала его черствым, немногословным, но сейчас у Томаса дрожали руки, а неуверенные интонации в голосе говорили Бесс о том, о чем раньше она не догадывалась. «Теперь я ясно все вижу», - проронил Томас. «Если ты любишь короля, то потеряешь его, моя бедная Бесс. Какое же горе я должен тебе принести». «Нет, нет! Томас, ты никогда не был злым, ты подарил мне Тома и Эдварда. Это я любила того, кого нельзя любить, но и тогда я не могла ничего с собой поделать, хотя и знала, что совершаю грех». Какое-то мгновение они не сводили друг с друга глаз. Затем Томас спросил: «Ты поедешь в Эшвелторп?» Бесс подумала о недавнем приеме в комнате королевы. «Да, поеду. Здесь у меня ничего не осталось». Она не могла сказать, что в этот миг полюбила Томаса, ибо ощущала лишь боль, оскорбленность, усталость, но сохранившиеся чувства считала себя обязанной отдать Томасу. «Я попытаюсь», - пообещала Бесс, - «Я попытаюсь-» Он приложил кончики пальцев к ее губам. «Не обещай слишком много. Но, возможно, теперь мы найдем больше взаимопонимания». Может статься, один Эшвелторп мог излечить пробитую годами брешь, - пронеслось в голове у Бесс. Когда спустя два дня чета выехала из столицы с детьми, с лучащейся от восторга Аннеттой, с оживленно болтающими между собой мальчиками, с Робертом, Элизией, их крошечным сыном, с Алиной, Фитчетом и Джоном Дэви, Бесс ни разу не оглянулась, чтобы посмотреть на переполненные людьми, шумные и грязные улицы Лондона, так долго являвшегося для нее домом.