Солнце в зените

Глава 12 После Бесс представлялось, что события следующих нескольких недель пролетели столь молниеносно, что она никогда не сумеет твердо вспомнить, как все случилось. Это началось через неделю после прибытия Анны. Томас проснулся раньше обычного и сообщил, что у него поручение от лорда-опекуна. «Что ты должен сделать?» - сонно спросила Бесс. «Доставить на встречу Уильяма Гастингса», - кратко объяснил он и ушел. Бесс показалось странным, что отправиться за Гастингсом должен Томас, а не оруженосец или капельдинер, если Уильям понадобился Совету так рано, но она не стала развивать эту мысль и заснула еще на час. Проснувшись, молодая женщина привела себя в порядок, оделась и спустилась вниз, пожелав приобщиться к компании своих младших детей. Бесс скучала по ним, по их шуму и болтовне, но сотня с небольшим дел постоянно ее отвлекали и заставляли заниматься домом. Прошлым вечером Томас взял жену на ужин в Тауэре с юным королем, но вечер оказался не из самых приятных. Мальчик был далек от счастья, поэтому и к беседе не расположен. Он отвечал любезно, но коротко и не отваживался вставить не единого личного замечания. Казалось, ребенка мучает какая-то боль, он часто прикладывал к подбородку ладонь, так что Бесс заподозрила тут вероятность проблем с зубами. Эдвард хотел увидеть матушку, но ему не позволяли с ней встретиться. Бесс подумала о Елизавете, упавшей с самой высокой в стране точки и одиноко сидящей в убежище, не удивительно, что ее сын производил столь несчастное впечатление. Кто знает, вдруг после церемонии коронации его настороженность растает. Бесс направилась в библиотеку лорда Говарда и села там, чтобы написать отцу, но не успела осилить и первых нескольких строк, как внешняя дверь распахнулась, до слуха донеслись взволнованные голоса, кто-то внезапно вскрикнул с ноткой крайнего ужаса и отчаяния. Она вскочила, но только собиралась выбежать, как открылась дверь библиотеки, и перед Бесс возникла Екатерина Гастингс, - волосы в беспорядке рассыпались, вуаль или перчатки отсутствовали, верхняя накидка наброшена кое-как. Женщина находилась на грани истерики, рухнув, в конце концов, на пол с льющимися по лицу слезами. Бесс подлетела к ней. «Екатерина, милая, ну что вы, позвольте вам помочь. Вы не ушиблись? Что-то с Уильямом? В чем дело?» Ей удалось усадить Екатерину в кресло, но та не могла ответить, лишь захлебывалась рыданиями и раскачивалась взад-вперед. Потеряв надежду, Бесс удержала подругу и повторила вопросы, пока слова не вырвались наружу неровными толчками. «Уильям – он умер – они убили его. Господи! Господи!» Продолжая придерживать ее, Бесс встала рядом на колени. «Уильям умер? Не понимаю. Томас утром отправился, чтобы отвести его на собрание Совета». «Знаю - Знаю». Екатерина ударилась в новый приступ рыданий. «Он должен был понимать, - зачем. Томас понимал? Понимал?» «Если и понимал, мне ничего не сказал Екатерина, попытайся объяснить, что произошло». Бесс позвонила в колокольчик и, когда пришел слуга, отправила его за подогретым вином и присыпкой, которую использовала, если дети капризничали, или в доме кто-то испытывал боль. Судороги не перестали потрясать леди Гастингс, но она сумела произнести: «Это случилось на собрании Совета. Они – то есть герцог – обвинили Уильяма в государственной измене. В измене! Сказали, что тот вошел в сговор с королевой и прибегал к помощи Джейн Шор для доставки ее посланий. А потом – потом – Глостер велел вывести Уильяма и казнить». Бесс, онемев, откинулась на пятки. «Ричард так поступил? Вы уверены?» «Господи, как я могу не быть уверенной в подобном? Ко мне пришел и все рассказал рыцарь от лорда Стенли. Едва нашли время разыскать священника для последней исповеди, прежде чем осуществить казнь, - там же – на лужайке у часовни – без суда – без ничего-» Элизия лично принесла вино и успокоительное. Бесс заставила Екатерину выпить, чуть сознавая то, что только что услышала. Неужели это правда? Схваченный в подобной спешке Уильям Гастингс, к тому же, по приказу Ричарда? Она обменялась взглядами абсолютного потрясения с Элизией, и последняя сразу же выскользнула из комнаты. Екатерина резко отодвинула бокал. «Ваш муж был с ними в сговоре», - воскликнула она с внезапным ядом в голосе. «Как и лорд Говард. Матерь Божья, что случилось с дружбой? Она подверглась порче – порче. Уильяму не дали времени защитить себя, не дали даже подготовить послание, чтобы отправить мне». Бесс еле-еле успокоила обезумевшую от горя женщину и послала Роберта Белласиса за юным Эдвардом Гастингсом, чтобы тот пришел и забрал матушку домой. Екатерину уводили с продолжающими срываться с губ обвинениями, после чего Бесс упала в глубины кресла с дрожащими от пережитого напряжения ногами. Она была потрясена, лишена возможности двигаться и, как только Томас вернулся, потребовала от него правды. «Ты ее уже слышала», - ответил тот резко. «Лорд Стенли и епископ Или задержаны, Джейн Шор отправлена в темницу. Они затеяли заговор, чтобы избавиться от милорда Глостера, а это опять превратило бы королевство в кровавое поле брани, как в дни Уорвика». «Но как мог Ричард так поступить?» - воскликнула Бесс. «А ты, Томас, ты ему помог! Лорд Гастингс приходился другом – и Эдварду, и нам, он никогда не совершал предательства, никогда!» «Ты не поняла, что я только что сказал. Ричард знает, - именно Вудвиллы и Дорсет погубили Эдварда таким, каким тот был, своей распущенностью и алчностью. А Гастингс сейчас объединился с ними, угрожая тем самым предсмертным желаниям Эдварда, и больше Ричард вынести происходящего не мог». «Как ты можешь в это верить? Какие существуют доказательства, что Уильям сделал озвучиваемое тобой?» «Доказательств достаточно, есть свидетели, есть письмо. Завтра я иду к королеве и убеждаю ее отдать принца Ричарда. Его брат король просит, чтобы брат составил ему компанию. Для всех станет лишь лучше, если за мальчиками получится вести общее наблюдение». «Елизавета не отдаст Ричарда». «Она обязана его отдать. Со мной пойдет кардинал Буршье, дабы убедить мать, что за ее сыном хорошо присмотрят. К тому же-», - прибавил Томас, - «я возьму несколько групп солдат, и в вопросе, несомненно, не возникнет ни малейших недопониманий». Бесс молча воззрилась на мужа. «Представить не в силах, что все это происходит. Только какие-то недели тому назад мы мирно наслаждались домашним уютом в окружении детей, а теперь Эдвард мертв, да и Уильям тоже. Энтони с множеством собратьев по несчастью заперт в темнице, а королева скрывается в убежище». «Неужели ты не понимаешь?» - спросил Томас. «Мы пытаемся обеспечить мир. Но какой мир мы получим, я говорю о представителях старых родов, если Вудвиллы провернут все по-своему? Они не из того теста, чтобы заниматься управлением, эти выскочки развратят юного короля и разрушат страну, а я не желаю становиться участником подобного. Приди они к власти, не сомневаюсь, - и Глостер, и мой отец, и я, - все мы сложим головы на плаху». Несколько дней спустя после переезда в Тауэр принца Ричарда поступил приказ о казни лорда Риверса с племянником, лордом Ричардом Греем. Бесс могла лишь вспоминать доброту Энтони по отношению к Джону, его приятные манеры, голос, когда он пел для придворных, знание книг, искусство на турнирах. Он, словно живой, вставал перед ее внутренним взором – разгоряченный и ликующий на рыцарском поединке в честь коронации Елизаветы. И Энтони, и Уильям Гастингс являлись, вероятно, двумя больше всего любимыми деятелями в королевстве, но теперь оба мертвы, мертвы в соответствии с приказом Ричарда. Бесс получила наполненное страстью письмо от Джона. Сын выяснял, в чем состоит преступление его благодетеля, исключая братские узы, связывавшие Энтони с королевой. Она не могла ответить Джону, лишь просила довериться суду Ричарда и в крайне подавленном настроении отправилась с Томасом на ужин в Кросби плейс. Бесс спрашивала себя, сколько еще крови должно пролиться, дабы обеспечить сохранность провозглашаемому Томасом миру. Ричард казался отстраненным, больше склонным слушать, чем говорить. Именно герцог Бэкингем поддерживал течение беседы, хлопал ладонями, чтобы музыканты продолжали играть, требовал налить еще вина, повелевал начать танцы. В сравнении с временами двора Эдварда и его роскошными представлениями, длинными пирами и смехом ужин у Ричарда был молчаливым и сдержанным. Анна наслаждалась вечером, как обычно, в свойственном ей спокойном духе, крайне любезно ухаживая за матушкой Ричарда, герцогиней Сесиль. Ее Милость, несмотря на глубокий траур, приехала, дабы поддержать младшего и последнего из оставшихся у нее сыновей. Юный граф Уорвик, сын Кларенса, находился отныне на попечении у Анны, он сильно привязался к бабушке, что выражалось в частом пребывании у ее кресла и сосредоточении на той размытого взгляда. Бесс посчитала, что мальчик немного прост для десяти лет, и что чрезвычайно жаль отсутствия тут короля и принца Ричарда, дабы дети составили кузену компанию. К середине вечера Бесс заметила, что Ричард покинул зал. В этот момент она танцевала с лордом Стенли, почти сразу освобожденным из Тауэра и уже вернувшим себе прежние милости. Но молодая женщина совершенно не интересовалась вельможей, предпочитая поговорить с его супругой, леди Маргарет Бофор. Бесс надеялась, что скоро подойдет час прощания, но тут к ней приблизился паж, сообщив, что госпожу желает видеть лорд-опекун. Бесс проследовала за мальчиком вверх по лестнице, удивляясь, что же такого Ричарду необходимо ей сказать, чего он не мог произнести во время обеда. В маленькой комнатке на верхнем этаже, сидя за заваленным бумагами столом, герцог окинул гостью мрачным взглядом. «Присаживайтесь, леди Говард», - проронил он с не свойственной ему прежде официальностью. Когда паж принес вино, которое молодая женщина абсолютно не захотела пить, и они остались наедине, Ричард продолжил. «Я хотел поговорить с вами, задать вам вопрос. Вы же присутствовали на свадебной церемонии моего брата Эдварда с леди Елизаветой, не так ли?» Удивившись, Бесс ответила. «Но не в часовне. Королева попросила меня побыть с ее сыновьями, маркизом Дорсетом и – и покойным лордом Ричардом Греем». Колебание не укрылось от герцога, но он не придал этому значения. «Я не думал, что вы пропустили саму церемонию. Вам известно, кто ее осуществлял?» «Нет», - повторила Бесс. «В тот день я оказалась в Графтоне случайно и сразу натолкнулась на их планы». «Происходило ли тогда, насколько вы знаете, что-то необычное для подобного дела? Слышали ли вы о чем-то странном?» «Они поехали в местечко под названием Эрмитаж, поблизости от Графтона, поэтому мне сложно ответить. Но не могу и вообразить, почему так должно было случиться. Все казалось произведенным правильно». «Понятно. А после их возвращения?» «Я оказалась полезной в течение лишь часа, но потом мне лучше было удалиться. Это все, что я могу знать о церемонии». По определенной причине, как бы Бесс не симпатизировала Ричарду, она не хотела делиться с ним личной беседой с Эдвардом, состоявшейся в тот день. Притом их не окружала сейчас атмосфера дружелюбности, присущая времени Миддлхэма, а герцог выглядел странно озабоченным, измученным, потерявшимся в череде мыслей, которыми не стремился поделиться с собеседницей. «Больше там никого не было?» Он опять стал разворачивать тему. «Никого, кроме членов семьи? Ни – ни единого священника, кого бы вы знали по имени?» «Ни одного, кого бы я увидела. Из семьи только герцогиня Жакетта и еще одна леди, выступившие в качестве свидетельниц». «Хорошо. Благодарю вас, Бесс. Доброй ночи». Ричарду очевидно нечего было сказать ей еще. Бесс встала, совершила реверанс и оставила герцога. Все случившееся показалось ей крайне странным. На следующее утро она ощутила дурноту и заподозрила, что опять беременна. Бесс до полудня лежала в кровати, пока Аннетта ей читала, а Элизия шила у огня, ее маленький сын играл на полу, а новорожденная дочка находилась рядом в колыбели. Бесс захотела, чтобы и ее крошечные сынишки были поблизости, и задалась вопросом, разрешит ли Томас позвать их в столицу после коронации, или же благоразумнее будет позволить матери детей вернуться в Норфолк. Она желала помнить Лондон времен короля Эдварда, а не город после его смерти, замаранный кровавыми деяниями. Бесс спросила Элизию, куда ушел ее господин, и та ответила, что слышала о проповеди у креста на площади Святого Павла. Она полагала, проповедовать собирается главный из братьев, славящийся своим красноречием и способный взволновать людские сердца. Видимо, с Томасом отправился и Роберт. Конечно же, это был он, вернувшийся домой один, не раньше часа ужина и с онемевшим выражением на лице. «Неужели проповедник оказался настолько великолепен, что смог говорить на протяжении целого дня?» - насмешливо задала вопрос Элизия. Но, к ее изумлению, муж остался недвижим перед Бесс и выдавил исключительно простое «Да». «Вы явно намерены нам что-то сказать», - подтолкнула его Бесс. «В чем дело, Роберт?» Прежде чем ответить, он протянул паузу. «Герцог – герцог, - миледи, собирается стать королем Англии и короноваться так быстро, как только возможно». «Что?!» Бесс выпрямилась в кресле, о дурноте было забыто, слуги, приготовившиеся принести мясо, встали онемевшие и потрясенные картиной. «О чем вы говорите, Роберт?» «Проповедник – брат Шаа – объявил всем нам, то есть огромной толпе, включающей лорда-опекуна, герцогов Бэкингема и Саффолка, моего господина и вашего супруга, мадам, милорда Говарда и многих других, что обнаружил, - по Божьему закону корону следует возложить на голову герцога». «Но как он может произносить такое? Наследник короля Эдварда -» «Объявлен незаконнорожденным, мадам, как и все остальные дети покойного монарха». «Незаконнорожденными?» - откликнулась Бесс. «Что за бессмыслица? Я точно знаю, король действительно вступил в законный брак с леди Елизаветой. Я в течение двадцати лет являлась им другом». И тут она вспомнила о встрече прошлым вечером с Ричардом. «Продолжайте», - попросила Бесс напряженно. «Объясните, что случилось, Роберт. И присядьте. Вы выглядите измученным». Он благодарно согласился, Элизия устроилась на табурете рядом, ее ладони скользнули в ладони мужа. «В толпе говорили», - робко продолжил Роберт - «что несколько дней тому назад епископ Стиллингтон открыл Совету договоренность короля Эдварда с другой леди еще до заключения брака с королевой». У Бесс перехватило дыхание. «Никогда о подобном не слышала. Когда они поженились, Эдварду было всего лишь восемнадцать. Конечно, упоминались и другие леди, но на ком из них его считают женатым?» «Не знаю, имел ли место брак, мадам, говорилось исключительно о помолвке. О помолвке с госпожой Элеонорой Батлер, дочерью старого лорда Шрусбери. Ее сестра сейчас вдова герцога Норфолка, но, кажется, что леди ничего не известно о давнем инциденте». «Вспоминаю, я слышала о госпоже Элеоноре, но она умерла много лет тому назад». «Да, но это не отменяет того, что она продолжала оставаться в живых, когда король женился на нынешней королеве. Епископ Стиллингтон утверждает, что присутствовал при помолвке, которую Эдвард планировал сохранить в тайне из-за государственных соображений. Он говорит, что монарх страстно возжелал леди Элеонору, а та не отдалась бы ему без благословения церкви». В мыслях у Бесс что-то зашевелилось, проснулось старое воспоминание. Ей показалось, что она сквозь годы слышит заливающийся смехом голос Елизаветы: «Я ответила, что скорее умру добродетельной, чем соглашусь жить с ним без обручального кольца на моем пальце». Это все звучало крайне правдиво, - властный Эдвард, стремящийся утолить свое неугасимое желание, сопротивляющаяся ему женщина, выбор легчайшего из путей, чего и требовало его тело. Бесс слишком хорошо знала, - если Эдвард чего хотел, то непременно получал. Она тоже не проявила достаточной силы, чтобы отказать королю, или себе, но, как кажется, Элеонора Батлер, равно как и Елизавета Вудвилл, были чересчур мудры и поступили иначе. Но Элеонора никогда не настаивала на короне. Каким образом Эдварду удалось заручиться ее молчанием? Вероятно, она глубоко его любила, - мелькнуло в голове у Бесс, что и помогло окончательному пониманию. «Когда произошла эта предполагаемая помолвка?» - спросила она у Роберта. «Не знаю, кроме того, что слышал, вроде бы, это случилось чуть раньше брака с нашей королевой. Брат-проповедник сказал, что союз заключал двоеженец, поэтому дети от него незаконнорожденные. Сын покойного герцога Кларенса лишен всех прав, и только герцог Ричард обладает возможностью претендовать на трон. Милорд Бэкингем вспрыгнул на помост рядом с проповедником и прокричал всем, что герцога необходимо провозгласить королем, после чего собравшиеся вельможи до единого поспешили в Вестминстер обсуждать назревший вопрос. Я остался ожидать сэра Томаса там, но, когда он решил задержаться на ночь во дворце, то послал меня домой – сообщить вам о происшедшем. Прежде чем съедется Парламент, придется еще много чего сделать». До крайности потрясенная Бесс тихо присела, пытаясь ухватить логическую цепочку невероятной истории. Сначала она абсолютно отказывалась ее принимать, но зачем тогда епископу Стиллингтону нагромождать подобную ложь? Но, если он знал все вплоть до мелочей, почему не заговорил раньше? И тут Бесс вспомнила, как в дни немилости Кларенса Эдвард обмолвился, что вокруг заточения брата накручено больше, чем кто-либо способен представить, и что он был вынужден отправить епископа на какое-то время в темницу. Предположим, что Кларенс знал, что он угрожал раскрыть тайну? Учитывая смерть леди Элеоноры и ее неспособность тогда ответить, дело приписали бы изворотливому уму Джорджа, ибо тот воспринял бы обнаруженное, как средство сковырнуть Эдварда с трона. Это имело смысл, - Господи, - во всем этом таился смысл! Бесс содрогнулась. Что ответила бы на такое обвинение запершаяся в убежище Елизавета? И юный король, который, видимо, вскоре окажется лишен своего титула? «О», - протянула Элизия, словно читая возникающие у Бесс мысли, - «мне жаль детей. Я знаю, что должно было значить для отца происхождение незаконнорожденного из королевской семьи». «Иисусе!» Бесс вытянула дрожащие руки, чтобы схватить ладони Элизии. «В это тяжело поверить, в каждую деталь, но, тем не менее, я обязана!» Она боролась с осознанием, что Ричард – Ричард! – шел к трону, проливая кровь и оживляя старую историю, вызывающую столь неоднозначное доверие. Конечно же, любовь Ричарда к брату, его собственный девиз – «Верность связывает меня» - помешают герцогу совершить подобное по отношению к памяти об Эдварде? Но и Бесс следует сохранить верность – Ричарду и Анне. Потрясенная она стала ждать возвращения Томаса. Тот пришел домой только на следующий вечер, чтобы забрать жену в замок Байнард. «Тут соберется значительное общество», - объяснил он. «Пошли за накидкой, Бесс, и пойдем со мной». Они поплыли по реке и на подходе к замку увидели, что большой двор перед замком уже переполнен народом. День оказался столь теплым, а в толпе теснили друг друга столь сильно, что Бесс испугалась, как бы не упасть в обморок. Томас отыскал жене место, где сумел усадить ее на каменный выступ. Как часто она сидела здесь с Екатериной Гастингс в моменты важных событий, но та удалилась на север, в свой дом в Лестере. Бесс с грустью подумала, ведь протечет еще море времени, прежде чем они встретятся снова. Екатерина не забудет, что Уильяма на смерть повел именно Томас. Теперь же к собравшимся вышел герцог Бэкингем и с пылающим от волнения лицом произнес речь, прочитав ходатайство от Парламента. Ричард стоял на маленьком балконе над лестницей. Рядом с ним с одной стороны находился лорд Говард, с другой – зять, герцог Саффолк. «Мы просим вас», - восклицал Бэкингем, - «мы – три сословия королевства – просим вас принять и надеть корону, соласиться на королевское достоинство, на которое никто больше не имеет права. Слава королю Ричарду Третьему!» Раздался ответный рев толпы, но Бесс ощутила, как ее язык онемел, не в силах издать ни звука. Она могла лишь смотреть ввысь, сосредоточившись на изящном силуэте Ричарда. Казалось, что тот колеблется, но затем герцог спустился на одну ступень и поднял руку. Шум откатился. «Если на то есть ваше желание», - Ричард едва усилил голос, - «Я принимаю эту великую ответственность, как Господь требует от меня и хочет для королевства». «Вот!» - подытожил Томас. «Отныне королем у нас станет мужчина, а не мальчишка. Сын Эдварда – до кончиков пальцев Вудвилл, он не подходит в правители такой страны, как наша. Сегодня – великий день для Ричарда, для Англии и для нас – Говардов, с Божьей помощью». Он взял Бесс за руку, и та заметила, что глаза мужа сияют непривычным светом. «Я до последнего мгновения хранил от тебя в тайне последние и блистательные новости. Отец, в конце концов, стал герцогом Норфолком». «Но я думала, что принц Ричард-» «Отныне он не имеет никакого значения». Томас отмел в сторону мальчика из Тауэра и его скоротечный титул. «С тех пор, как упокоилась Анна Моубрей отец все эти два года обладал незыблемыми правами. Теперь он встанет на одну ногу с Бэкингемом и Саффолком, а я – я превращусь в графа Суррея. Тебе это по душе, Бесс?» «Не знаю», - прошептала она. «Да, о да, Томас, если это по душе тебе, но я все еще не могу осознать происходящего». Он расхохотался и легонько коснулся ее плеча. «Нам надо сейчас ехать в Вестминстер, - все уже улажено, ты понимаешь, но тебя лодочники доставят домой. Я просто не хотел, чтобы ты пропустила столь великий миг». Ричард спускался по ступеням, мгновением позже он с обнаженной головой выехал сквозь приветствующие его толпы баронов, рыцарей и оруженосцев. За герцогом последовал длинный шлейф знати. Как только Томас взял у оруженосца уздечку, Бесс произнесла: «Я поднимусь и встречусь с герцогиней, прежде чем уплыть, да и с леди Анной тоже». «С новой королевой», - уточнил Томас, - «но она уже уехала в Вестминстер». «Матерь Божья», - подумала Бесс, - «ни секунды на ветер», и медленно стала подниматься по теперь опустевшей лестнице. Она отыскала пажа, попросила его узнать, примет ли ее герцогиня, и вскоре очутилась в просторных покоях. Матушка Ричарда сидела у окна, в шестьдесят с лишним у нее была все еще идеально ровная осанка, и Бесс на минуту не могла сообразить, что сказать. В конце концов, она начала: «Ваша Милость, я надеюсь, - я радуюсь в связи со жребием, выпавшим герцогу, но, по крайней мере, радуетесь ли этому вы?» Герцогиня обратила на гостью взгляд, словно бы ничего не видящих глаз. «Обрадовать меня тем, что мои внуки названы незаконнорожденными? Не знаю, правда ли, что леди Элеонора была помолвлена с Эдвардом, - чересчур много воды с тех пор утекло, но Ричард ошибся, поступая так, как он делает, даже если считает подобное благом для королевства. Эдвард бы столько боли никому из нас не причинил». Сесиль забыла о собственном гневе при известии о союзе старшего сына с Елизаветой Вудвилл, новый поворот крепко задел ее, неподготовленную и уже состарившуюся. Бесс произнесла: «Ваша Милость, простите меня. Не представляю, зачем я пришла. Лучше мне отправиться домой». Уголки тонких губ взметнулись в слабой улыбке. «Дорогая леди Говард, вас привело сочувствие, язык явно бежит впереди вас. Но я вижу, что и вы тоже не так уж счастливы. Вы же были другом королевы Елизаветы, не так ли?» «И короля. Мадам, я не знаю, как вынести это – клевету, на которую отсутствующий здесь монарх не может ответить, чтобы защитить себя». «Он мертв и находится на небесах, где не чувствует несправедливости случившегося». «Что еще ужаснее». Бесс расплакалась. «Мадам, я так его любила». Не ясно, каким образом Бесс упала на колени у кресла герцогини, и мать Эдварда стала гладить ее по волосам, шепча: «Несчастная душа, несчастная душа. Наверное, на вас произошедшее отразилось очень тяжело. Вы были-», и когда в ответ молодая женщина молча кивнула головой, Сесиль печально и протяжно вздохнула. «Думаю, мне надо оставить Лондон. Я уже чрезвычайно стара для какого бы то ни было участия в подобных вещах, но собираюсь молиться о Ричарде, о всех, особенно о вас, дитя мое». Десять дней спустя Ричард оказался коронован и назван королем Англии. Новоиспеченный герцог Норфолк и граф Маршал внесли в аббатство корону, и кардинал Буршье установил ее на темноволосую голову претендента на трон. Томас, граф Суррей, нес государственный меч-символ, Бэкингем – монарший шлейф, Маргарет Бофор, словно подтверждая свое место среди высшей знати, - шлейф Анны. Супруг Маргарет, лорд Стенли, находился в первых рядах торжественной процессии, выступая рядом с другом Ричарда виконтом Ловеллом. Герцогиня Бэкингем, урожденная Вудвилл, на церемонии отсутствовала, как и герцогиня Сесиль, удалившаяся возносить молитвы в Беркхэмстед. Вспоминающая прежние счастливые дни в Миддлхэме Бесс уверенно их предпочитала блестящей пышности настоящего. Но ничто отныне не могло пойти по-старому.