ID работы: 12943104

Песня друг для друга

Гет
PG-13
Завершён
26
автор
6her_pain6 гамма
Пэйринг и персонажи:
Размер:
27 страниц, 3 части
Описание:
Примечания:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
26 Нравится 2 Отзывы 10 В сборник Скачать

Я прощу тебя, когда буду готова

Настройки текста
Я никогда так старательно не тянула время. Не могу поверить, что это Люций, а не Винсент разминается перед тренировкой. Утром Долорес неспроста подталкивала меня. Кажется, весь мир нуждается в нашем разговоре с Мораном. Это жутко — вновь оказаться на льду с этим человеком. Это не тот человек, которого я знала. Я больше не чувствую то тепло, которое наполняло мою квартиру. То тепло, которое я получала безвозмездно. Разминка и тренировка элементов короткой программы проходят молча. Если Люций нарочно крутится передо мной, то я всевозможно избегаю смотреть в его глаза. Очи этого человека мне чужды. Я хочу навсегда забыть их цвет. — А теперь произвольную с начала до конца, — объявляет женщина, и у меня почти подкашиваются ноги. Почему сегодняшние слова Долорес так спокойны и легки? От её равнодушия меня изнутри проглатывает мороз. На этот раз не пустой и впивающийся осколками в сердце, а жгучий, рвущийся наружу. Мне нужны ответы. И больше ничего. Оказавшись в центре катка мы встаём в "начальную стойку" и дожидаемся музыки. Лёд подо мной будто трещит. С пугающей синхронностью мы исполняем первые элементы под «Love in the Dark» Адель. Скрип коньков о лёд режет слух. И душу. Люций вслушивается в мелодию и, кажется, одобрительно кивает. Помню, как выбирала эту песню сама. Как у меня в голове сливались образы Люция и Винстента, как щемило сердце от таких подходящих мне строчек, и как я сдерживала от этого беспомощный крик, утыкаясь лицом в подушку. Движения становятся резкими, прерывистыми. Первое время я верила, что он вновь будет стоять передо мной, беспокойно ловя мой взгляд. Что я снова смогу ощутить жизнь и энергию. Что лёд снова сможет вскипеть от борозд, оставленных нашими с ним коньками. Но прошло слишком много месяцев, бессонных ночей, проигнорированых звонков и сообщений, чтобы эти бессмысленные, но столь желанные вымыслы продолжили полыхать во мне. С новым вдохом воздух наполняет лёгкие, а сердце начинает безумно колотиться в груди. От каждого моего прыжка резлетается снежная пыль, словно хлопья пепла от затухшего костра. От каждой самоуверенной ухмылки парня мне словно дают пощечину. Заканчивая, я впиваюсь взглядом в серебристые глаза Люция и, словно раненная кошка, шиплю: — Ты бросил меня. — Потому что я хотел как лучше, — Моран не возражает. — И не только я. — Лучше для кого? — голос в кои то веки не дрожит. На лице Люция отражается растерянность. Я не желаю вытряхивать из него ответ. Не замечаю, как в гневе покидаю лёд. Не замечаю, как скидываю с себя коньки и швыряю их о чей-то шкафчик в раздевалке. Не замечаю, как накидываю пальто, сапоги и хватаю шопер, перед тем, как выбежать на лютый мороз. На улице темно. Небо не глубокого синего цвета, как это бывает летом, а чёрно-серого с редкими, неярко дребезжащими звёздочками. Фонарь, под которым я стою, освещает чуть притоптаный снег, заставляя его блестеть. Помню, как в детстве по дороге в школу рассматривала нетронутые сугробы, наслаждаясь маленькими вспыхивающими, будто блёстки, снежинками. Было для меня в этом что-то загадочное, завораживающее. — Сорель! — окликает меня кто-то, и мне остаётся лишь закатить глаза на надоедливый звук голоса. Моран подбегает ко мне, переводит дыхание, явно запыхавшийся. Отплёвывается от белых прядей, что бьют по лицу и, наконец, говорит: — Нам надо поговорить. — Слушаю. — "Говорить", Сара, это поддерживать разговор с собеседником, а не ждать получасового монолога, — ехидно подсказывает мне Люций. — Что-то ты не особо преуспевал в поддержании разговора со мной последние два года, — остатки улыбки слетают с лица парня. Он вздыхает, собираясь с мыслями и становясь как никогда серьёзным. — Я правда не хотел причинять тебе боль. Перед тем, как меня повезли в больницу твой брат совершенно серьёзно мне сказал, чтобы я даже не пытался писать тебе, пока не выясню, какая у меня травма и сколько времени займёт восстановление, — он лезет в карман за телефоном и открывает какую-то переписку. — А потом он написал мне, что если ты узнаешь, то уйдёшь со льда вместе со мной, а любая остановка может стоить тебе карьеры. Моран разворачивает ко мне экран телефона, где я вижу переписку Люция с Фредериком. Пока я читаю сообщения и пытаюсь засунуть руки поглубже в карманы, он продолжает рассказывать: — Восстановление прошло быстро, но почти сразу после этого, когда я уже собирался вернуться на лёд, моя сестра заболела. Родители не могли бросить работу, поэтому отправили меня с ней в Германию, — тихий вздох и пар изо рта от мороза. — Почти два года я провёл там, у койки сестры. Тренировался, но прерывался из-за стрессового перелома, и вот, наконец, она пошла на поправку, родители прилетели в Германию к сестре, а меня отослали обратно, сказав, что я и так сделал большой перерыв в фигурном катании. — Но ты послушал Фредерика и ни разу мне не написал за это время? — я махнула в сторону его телефона. От сообщений "Саре не нужны лишние волнения, не надо её трогать" и "Лёд для неё важнее партнёра, которого она может поменять" внутри поднимается злость, морозными иглами впиваясь в голову. Внутри будто всё немеет, как и уже раскрасневшиеся щёки и нос. — Вы такие молодцы, без меня решили, что будет лучше. Может, тебе вообще было выгодно такое решение, не надо мне писать, общаться со мной, рассказывать что-то, интересоваться, как у меня дела. В общем, одной проблемой меньше. Он смотрит на меня, будто видит впервые. Поджимает губы, собирается что-то сказать, но я не слушаю дальше. Разворачиваюсь и быстро ухожу, видя очертания машины брата у парковки. Слышу брошенное в спину: «Это не так» от Люция, но не обращаю внимания. Бурение злости внутри меня ускоряет шаг, и, когда я оказываюсь у машины и вижу улыбчивое лицо брата, чуть ли не взрываюсь. Открываю дверь, заглядываю в салон и сообщаю: — С сегодняшнего дня я на метро. — Что? Почему? — улыбка сползает с лица, светлые брови удивлённо приподнимаются, а светло-карие глаза округляются. — Мне не нужны лишние волнения, Фредерик, не трогай меня, — говорю я его же сообщением, что он отправлял Люцию. За секунду выражение его лица сменяется раз пять, не меньше. Растерянность, непонимание, узнавание, полное осознание и, наконец, хмурость. — Ты... Откуда узнала об этом? — Из первых уст. — Чеканю я, захлопываю дверь и направляюсь в сторону книжного магазина. Если честно, я почти забыла про книгу и вряд ли это будет уместно, учитывая то, что я сегодня узнала. Но она поможет отвлечься от мыслей сегодня вечером, поэтому я уверенно вылетаю в книжный за десять минут до закрытия и на первой же полке в отделе фэнтези нахожу "Штурм и буря". Быстро осматривая на наличие царапин и помятостей, подхожу к кассе, оплачивая. Перед тем, как выйти на улицу и продолжить свой путь до квартиры уже на метро, оглядываюсь. В магазине никого нет, не считая уставшей кассирши и консультанта, опирающегося на шаткую полку. И хоть лампы светят в полную силу, кажется, что тут темно. Книги стоят в ровных рядах, пестря различными корешками и обложками. Словно они тут всегда были одни. Словно никто и никогда не заходил сюда, оставляя наедине целые вселенные и миры. Очнувшись, открываю дверь и стараюсь не упасть на скользких ступеньках. Метро совсем рядом, но проходит целая вечность, пока я иду под фонарями. Снег под сапогами тихо хрустит, а белые снежинки, словно маленькие фигуристки, плавно кружатся и путаются в моих волосах. В отличие от книжного магазина, метро забито полусонными и злыми людьми. В следующий раз закажу такси. Лучше уж потратить деньги, чем быть зажатой между двумя незнакомцами, которые готовы вот-вот вцепиться друг другу в глотки. Квартира снова встречает меня унылостью и холодном. Ветер за окном противно воет и будто продувает весь дом насквозь так, что даже отопление не помогает. Мне приходится заварить горячий чай, стоящий в шкавчике со времён палеозоя, и читать новенькую книгу под двумя пледами. Я отрываюсь от страниц, когда помимо ночника комнату освещает экран телефона, на который пришло уведомление. Беру его в руки и быстро ввожу пароль из четырёх цифр, лишь на секунду вглядываясь в своё же фото на обоях и надпись «Одно новое сообщение». Захожу в мессенджер и вижу значок уведомления над чатом с... Люцием. Ледовое побоище: 00:47 Теперь я осознаю свою ошибку, но надеюсь, что ты понимаешь, в каком я был состоянии, когда врачи не могли мне дать гарантии того, что выйду на лёд, а нападки Фредерика по поводу тебя никак не улучшили ситуацию. Телефон сразу же оказывается откинут на прикроватную тумбу. К книге пропадает всякий интерес, и она летит туда же. Я слишком устала за сегодня. Нет сил на задушевные разговоры по телефону или беспрерывное чтение строчек, которые в скором времени поплывут перед глазами. Иду в ванну, чтобы умыться прохладной водой. Опираясь на раковину ладонями, смотрюсь в прямоугольное зеркало над ней. Волосы переливаются рыжим от тёплого света, завиваясь у лба, карие глаза какие-то растерянные, что напоминает о маленькой себе. О заплаканной, закрывшейся в ванне от приёмных родителей и брата, Саре.       Квартира семьи Сорель, 7 лет назад Руки трясутся, пока я шарю по карманам, пытаясь найти свой телефон. В отражении зеркала на меня смотрит испуганная девочка с мокрыми от слёз щеками и такими напуганными, такими грустными и искренне беззащитными глазами. Моргаю, будто хочу очнуться от кошмара. Ресницы слиплись из-за соли, глаза покраснели, но карий оттенок был как никогда светлым. Всё тело бьёт неконтролируемая дрожь, а Фредерик неустанно осыпает запертую мной дверь лёгкими ударами. Стучит, что-то говорит мне через кусок дерева, разделяющий нас и, наверное, хочет меня успокоить. Но мне не нужна его помощь, ведь я знаю, что он, несмотря на утешения, всё равно на стороне родителей. Быстро листаю чаты, пока не натыкаюсь на "Шут белобрысый" и печатаю Морану сообщение, иногда не попадая по буквам. Ответ не заставляет себя долго ждать. Люций обеспокоенно спрашивает, что случилось, отправляет пару слов поддержки и заканчивает сообщением: «Уже бегу к тебе. Через 20 минут буду у твоего подъезда, выбирайся из квартиры как только сможешь. Нечего там тебе делать. Если Пшеница будет мешать, то пиши мне, что-нибудь придумаем.» Этот коротенький текст вызывает во мне слабую улыбку, но головная боль и затруднённое дыхание не дают мне обрадоваться по-настоящему. Один взгляд в зеркало и я на всю жизнь запоминаю опухшее и покрытое красными пятнами лицо. Злость и обида на родителей ядом жгут изнутри, заставляя быстрее привести себя в порядок, чтобы сбежать из этой квартиры хотя бы на пару часов. Сбежать, чтобы встретится с Люцием. Тем, кто уже в который раз поддержал меня в такой ситуации. Усмехаюсь самой себе, вспоминая, как нарекла его, когда одинадцатилетние мы обменялись номерами. "Шут белобрысый" очень ему подходит, но я решила записать его по-другому, не оставив ни единого намёка на его личность, после того как... Ну, как нам пришлось расстаться на долгих два года. Теперь “Ледовое побоище” не мозолило мне глаза. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

* * *

Следующие две недели я отдаю все силы к подготовке к важным стартам. Тренировки проходят намного лучше, чем с Винсентом, но всё равно мы с Мораном потеряли то беспрекословное взаимопонимание, как раньше. Несколько раз Люций силой впихивает мне кофе и разные булочки, то ли искупляя вину за тот стаканчик, который он у меня отобрал в первый день своего приезда, то ли замечая, что я ничего особо не ем. Он всегда слишком заботился о моём питании. Не терял упёртости и решительность в том, чтобы любыми способами накормить меня. Когда Долорес понимает, из-за чего я с особым усилием избегаю Морана во время обеденных перерывов, то начинает потакать тяге откормить меня, отправляя нас вместе с несколькими новенькими в кафешку. Там мы поближе знакомимся с двумя фигуристами — Рафаилем и Коэном, а также с той девчонкой, которую я рассматривала, как потенциальную партнёршу для Рока. Её зовут Айвен и она с таким интересом, даже обожанием слушает мои рассказы про фигурное катание, смотря мягкими оливковыми глазами прямо в мои, что я невольно начинаю привязываться к ней. В общем, жизнь идёт в размеренном темпе и самое захватывающее — это редкие поездки в метро или истории таксистов, когда я еду домой с комфортом, а не в общественном транспорте, наполненном нервозностью и усталостью людей. И, наверное, всё бы так и продолжалось, если бы в один зимний день меня, в одном пальто, не настигла метель. Я стою, пытаясь заказать такси в телефоне, но как назло рядом нет машин, а из-за резко испортившейся погоды ожидание водителя займёт в лучшем случае полчаса. Пальцы будто полностью промёрзли и попадать ими по экрану практически невозможно из-за крупной дрожи. Пурга, от которой снег летит в лицо, чуть не сбивает с ног. Внезапный свет фар ослепляет. Вокруг источника света, сияя, кружат снежинки, словно мотыльки, а в машине сидит Моран и хитро улыбается мне. Его намёк понятен, но я ещё несколько секунд раздумываю, стоит ли принимать немое предложение или же вспомнить слова Долорес о том, что нельзя садиться в машины ко всяким подозрительным парням. В итоге очередной порыв ветра, бьющий по глазам, убеждает меня, что ночевать в своей квартире звучит лучше, чем быть похороненой под огромным сугробом. Да и Люций не выглядит, как маньяк, который закопает меня где-нибудь в лесу, погода сейчас не та для таких коварных планов. И, зная Морана, тот подобрал бы знаменательную дату для убийства и вряд ли двадцать первое декабря считается каким-то праздником. Всесив все за и против, маленькими шажками подбираюсь к машине и наконец оказываюсь в тепле. — Чёрное БМВ? Ты что, вылез из типичного романа? — фыркаю я, захлопывая дверь. — Выбирал между этим и розовым, но, к сожалению, чуть опоздал. Второй вариант купили за день до меня, — легко парирует Моран, и, честно, не понимаю, шутит он или говорит серьёзно В машине работает печка, поэтому я сразу начинаю греть пальцы, спрятав телефон в кармане пальто. — Адрес тот же? — Да, предпочитаю оставаться на одном и том же месте, а не скитаться по городу. — Не сомневался в тебе, — парень смотрит на меня и улыбается чему-то своему. Я греюсь. Иней на кончиках волос от моего дыхания тает, как и снежинки у макушки, поэтому моя рыжеватая копна становится чуть влажной. Маленькие прядки у лба начинают глупо виться, и я с раздражение смотрюсь в зеркало и пытаюсь выпрямить их, пропуская сквозь пальцы. Знаю, что Моран косится на меня и, может, даже посмеивается, но стараюсь игнорировать это. Мы уже подъезжаем к моему дому, и Люций бегает взглядом по окнам, безошибочно находя мои. Он всё ещё помнит. Что-то настольгическое, тёплое мелькает в его глазах, и впервые с его неожиданного приезда мне хочется посмотреть в них. До боли знакомые глаза смотрят на меня в ответ, но понимаю, что несмотря на это они стали чужими. Чуть не давлюсь воздухом от боли в груди и выпрыгиваю из машины, бормоча слова благодарности. Знаю, что Моран взглядом провожает меня до подъезда, выжигая на моей спине какой-то знак своими серыми омутами.

* * *

В канун нового года я заканчиваю тренировку раньше — из-за праздника арену закрывают всего лишь в шесть часов вечера. Честно, я бы предпочла ещё пару часов провести на льду, вместо бесцельного сидения дома. Все книги уже прочитаны, а книжный магазин как назло закрылся на праздничный выходной. По телевизору крутят новогодние фильмы и мультики, типа Гринча, Один дома и Ёлок. Я надеюсь найти что-то обычное на музыкальных каналах, но даже там концерты, посвящённые празднику. Всё напоминает о моём одиночестве. Даже запыленные коробки с украшениями в самом дальнем углу шкафа, которые я обнаруживаю сегодня утром, перед тренировкой. Настроения нет совсем. Все эти волшебные огоньки на улицах и в окнах домов не вызывают внутренний трепет, как в детстве, когда мы с Люцием шли с тренировок по заснеженным улицам. Нет больше горящих от предвкушения наивных детских глаз, нет ощущения чуда. Да и никогда не было у меня новогодней суеты. Не было мамы, крутящейся на кухне и прогоняющей полотенцем тех, кто хотел по-тихому украсть со стола нарезанную колбасу или варёную картошку. Не было сестры и брата, помогающих написать письмо Деду Морозу. Не было отца, наряжающего ёлку и поедающего мандарины за просмотром Иронии судьбы. Хотя отец был. Был очень заботливым, но он остался лишь в блёклых воспоминаниях, как и все празднования нового года с ним. Когда меня приняла семья Сорель, то такого тем более не было. Приёмный отец постоянно на работе, даже в новогоднюю ночь, а мать с подружками по бизнесу. Только Фредерик был со мной рядом, но и он не мог заполнить пустоту в моей душе. Спасти праздник для меня мог только один человек — Люций Моран.       Квартира Сары Сорель, 5 лет назад На часах десять часов вечера. Скоро наступит новый год, который может открыть много возможностей или, наоборот, может до смерти вымотать и выжать меня. Это будет первый новый год, который я праздную совсем одна. Нарезаю морковь для оливье. На кухне пусто, но мигают огоньки гирлянды, которую Моран притащил с собой после тренировки неделю назад и решительно заявил, что мою новую квартиру надо украсить. Вот уже как несколько месяцев пятнадцатилетняя я живу в отдельной съёмной квартире. Теперь украшенной к новому году. И всё таки время тянется как никогда медленно. Попытки приготовить оливье не венчаются успехом, и доска с полунарезанной варёной морковью остаётся одна, когда я ухожу в маленькую гостиную. Вытягиваюсь на диване во весь рост и беру в руки телефон. Обои на рабочем экране с ёлочкой не добавляют настроения, я сразу захожу в мессенджер, строча сообщение Люцию. На самом деле, просто так. Даже не надеюсь, что он придёт. У него семья, праздник, свои дела. Никто не выберет одинокую девчушку, вместо семьи в новый год. Но я ошибаюсь. Ровно в одиннадцать звонок оглашает о приходе гостя. На порог вваливается Люций, нагруженный пакетами. Как заведённый бегает туда-сюда по дому, включая все гирлянды до единой. В подарочных пакетах находятся украшения, в том числе и для маленькой искусственной ёлочки, скромно ютящейся в углу гостиной. Обычные же, с логотипами Магнита, Ленты и других супермаркетов, досталось разбирать мне. С удивлением достаю оттуда контейнеры с салатами и конфеты, а также двухлитровую упаковку сока. — Ты ограбил маму и сестру? — спрашиваю я, поочерёдно указывая на домашние блюда, а потом на сладости. — Они сами наложили это всё, как только я сказал, что иду к тебе, — пожимает плечами и тянется до самого высокого шкавчика на кухне, доставая бокалы. — До шампанского мы, к сожалению не доросли, поэтому будем пить виноградный сок. Ну и ладно, я и так сделаю этот новым год лучшим в твоей жизни! Внезапно я осознаю, что он не просто принёс мне украшения и салаты, он будет праздновать со мной. Осознаю, что всё это он делает не просто так, а ради меня. В глазах собираются слёзы благодарности, и я обнимаю растеряного Люция с двумя бокалами в руках. Знаю, что слова "Спасибо" и его синонимов будет недостаточно, поэтому отказываюсь от бессмысленных благодарственных речей и выражаю признательность, крепче обнимая юношу. Своего друга. Он же шепчет: — Прими это как должное. Никто не заслуживает встречать год в одиночестве. И он прав. У меня даже до сих пор остались те бокалы. Можно купить себе бутылочку шампанского, чтобы хоть как-то скрасить ночь. Или приготовить оливье. Попытаться, по крайней мере. Собираюсь в магазин, хватаю ключи с тумбы и выхожу. В сугробах у подъезда уже блестит конфетти, а вдалеке компания друзей жжёт бенгальские огни и распевает Jingle bell. Морозный воздух вибрирует от ощущения праздника, снег хрустит и вечерняя тишина какая-то особенная, волшебная. В магазине снуют люди, нервно бегут за недостающими ингредиентами. Я пробираюсь к полкам с горохом, по пути беря игристое. Кроме меня внимательно выбирает банку мужчина, бормоча что-то про то, что не понимает, "какой именно горошек нужен Оле". Пару минут я стою, читаю названия фирм и всматриваюсь в ценники. В итоге хватаю первую попавшуюся под руку банку и иду в самую глубь супермаркета, где стоят небольшие полки с книгами. В основном серия "эксклюзивная классика". Взгляд сразу падает на Маленьких женщин, я радуюсь скидке и уже более воодушевлённо иду к кассе. Пробивает мне продукты приятная, но явно уставшая продавец, которая умиленно улыбается выпрашивающей у мамы киндер с пингвином девочке лет пяти сзади меня. Бреду в парк, через который хожу домой, сажусь на скамейку, кладя рядом с собой чёрный пакет, на дне которого лежит шампанское, книга и банка зелёного гороха. Вытягиваю ноги, закидывая голову на спинку лавки, и зажмуриваюсь, чувствуя, как на щеках тают мелкие снежинки. На улице тепло, по сравнению с прошлой неделей, но я всё равно утыкаюсь носом в шарф, чтобы он не покраснел. Внутри на удивление спокойно. Не пусто, не паршиво, а просто спокойно. Нет ни трепета, ни ожидания чего-то, ни ощущения чуда. Только несильный снегопад и хруст снега от чьих-то шагов. — С наступающим, Сорель, — раздаётся над ухом. Я дёргаюсь, поднимая глаза на парня. Люций садится рядом со мной, стягивает с себя шапку и взлохмачивает волосы. Подносит покрасневшие пальцы к лицу и дышит на них, выпуская изо рта облачка пара. Обычно озорной взгляд сейчас слишком печальный, потерянный. Его глаза бегают по мне, останавливаясь на лице. Моран поджимает губы. — Ты, как я вижу, тоже не рада новому году. — Есть такое, — тихонько вздыхаю я. — Вино будешь? В его руках оказывается бутылка красного полусладкого. Вроде, Абрау Дюрсо. Наверное, дорогое. Не баснословно, конечно, но явно не то, что можно позволить себе купить просто так, без повода. Люций ловко откупоривает бутылку даже без штопора, на что я удивлённо приподнимаю брови. Парень отмахивается, мол, обычное дело. Делает маленький глоточек вина и смакует, передавая мне. Я тоже пробую и ставлю бутылку между нами. — Ну и как ты тут оказался? — спрашиваю я. — В магазин ходил. За вином и мандаринами, — кивает на пакет на своих коленях. — А ты почему не дома? Почему ни с кем не празднуешь? — Будто мне есть с кем, — рвано выдыхаю. — Фредерик? — Не общаюсь с ним теперь. — Рок? — Он коллега, с чего бы мы праздновали вместе? Моран отпивает ещё вина. — А я тогда кто? — удивлённо поворачиваюсь к нему, отрываясь от созерцания своих ботинок. — Ты... — слова даются тяжело, со скрипом вырываются из горла, — не просто партнёр. Ты друг. По крайней мере, раньше был им... — последняя фраза еле слышна, но по выражению лица Морана, понимаю, что он если и не услышал, то прочитал по губам. — Чтож, может, этот новый год отличный повод, чтобы снова стать твоим другом. Он небрежно машет свободной от бутылки красного полусладкого рукой, словно становиться для кем-то самым близким другом — обычное дело. До моего носа доходит запах хвои. От Люция пахнет лесом. Чем-то свободным, неукротимым, но надёжным и могучим. Чем-то по-родному тёплым и праздничным. Неожиданно молчание перетекает в разговор. Моран рассказывает о Германи, о сестре, о своей травме и новых знакомых в другой стране. Я невольно расслабляюсь, попивая вино. Я никогда не получала наслаждение от алкоголя. Он туманит разум и чувства, заставляет на некоторый промежуток времени потерять себя. Но в то же время под его действием ты забываешь о том, что тебя заботило и будет заботить. Забываешь, что нужно дорожить своим здоровьем, находить силы вставать по утрам и собирать себя по кусочкам. Именно поэтому первого января, в первый день нового года, я просыпаюсь далеко не в восемь утра. Даже не в десять. И единственное, что я могу вспомнить — как после некого пьянства в парке мы с Люцием пошли ко мне домой. И снова запахло праздником и жизнью.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.