Песня друг для друга

Можно лишиться партнёра. Можно потерять веру и надежду. Но сила, заложенная в тебя с рождения, не исчезнет никогда. Ты можешь забыть о ней, не верить, но сердце помнит каждый миг её проявления. И вот ты снова поднимаешься, и идёшь дальше. Всё дальше и дальше, с дрожащими ресницами и на стёртых в кровь ногах. С болью не только в теле, но и душе. И кажется, что её ничего не излечит. Кажется, что количество полученных ран и трав только увеличивается с каждым месяцем. Но ты продолжаешь. Вперёд и вперёд... Даже если человек ранил тебя, но совершенно честно и искренне готов сам вылечить эту рану, становясь опорой и поддержкой, то идти становится легче. Это больно. Но если сперва в голове только и крутятся мысли о бесполезности и отсутствии чего-либо хорошего в происходящем, то с каждым вдохом и выдохом ты все больше понимаешь — даже самая страшная, шипами пронзающая душу и сердце боль не способна сломить то, что изначально жило в тебе и помогало дышать. И не стоит сожалеть о прошедших днях, проведённых в уголке своей огромной, неизведанной души. Не стоит сожалеть о тех шрамах, что ты позволил оставить на себе. Не стоит сожалеть о том, что у тебя не хватило сил сдаться. Потому что в самом деле у тебя хватило сил продолжить существовать в этом мире ради жизни, в которую ты уже не верил. Единственное, о чем я сожалею в этом момент — то, что не позволила себе жить без него. Но и об этом сожалеть больше не нужно. Уже не имеет значения. Следующие два месяца перед Чемпионатом проходят одновременно нервно и легко. Я и подумать не могла, что все они, в конце концов, сольются в одну яркую картину воспоминаний и памяти. Не знала, что за это время научусь заново дышать, так легко, глубоко, давая просторы для трепещущей души. Не думала, что столько энергии и огня может быть во мне. Настолько много, что лёд под моими коньками вскипает. И я надеюсь, что и сегодня вскипит. Буквально через два часа после снятия номера в отеле Японии— страны, где проходит Чемпионат Мира, Долорес выпнула нас на лёд. Не гоняла нас, но нервы в тот день были на пределе. Как и сегодня. Крайняя утренняя тренировка перед короткой программой вышла непродуктивной. Я глупо падала на трикселях и путалась в движениях. Люций обеспокоенно смотрел на меня, будто чувствуя моё волнение. Не хотелось показывать себя слабой перед кем-либо. Однако себе я всё таки призналась - мне страшно. Страшно, что это будет провал. Что после неучастия в соревнованиях на протяжении двух лет у нас выйдет лишь опозориться. Сейчас все фигуристы разминаются и ждут объявления своей пары, нервно переглядываясь. Спокойный только Люций. Не могу сказать, бушует ли у него внутри, как и у меня, ураган, либо же он действительно считает, что мы не зря здесь находимся, но глаз с него свести не могу. Я кутаюсь в олимпийку, и Долорес, стоящая рядом, приобнимает меня, прижимая к своему плечу. Я несколько раз вдыхаю и выдыхаю. По арене проносятся аккорды песни "La Seine" и на льду начинают свой прокат знакомые мне фигуристы — Флёр и Блез. У них выступление по мотивам мультфильма "Монстр в Париже". Флёр и Блез смотрятся вместе интересно, легко и лирично. С самых первых элементов их прокат идеален. Эти ребята не просто фигуристы — они актёры, которые на льду проживают целую жизнь персонажей. Я начинаю волноваться. Прокат чистый, в произвольной, я уверена, откатают ещё лучше, чувственней, а там уже будет тяжело их догнать. Смотря на них, моя внутренняя нить неуверенности натягивается до предела. Это будет не первый прокат с Люцием, но почему-то именно сейчас чувствуется огромная ответственность. — Они отлично откатали. Достойные соперники, — Моран будто издевается, хотя на его лице нет ни тени лукавости. — Но мы обгоним их. — Чересчур уверенно заявляю я, хотя в самом деле не могу утверждать точно. — Я тоже так думаю. Вот видишь, как мы похожи! — Шут белобрысый, — недовольно шепчу я. Уже вот как месяц, он снова записан у меня так. Чаты с ним каждый день пестрят сообщениями, на которые я охотно отвечаю. Эта резкая перемена, после того, как два года подряд сообщений было ровно ноль, почему-то даже не пугает меня. Не заставляет размышлять об этом. Будто всё так, как и должно быть. Я крайний раз кидаю взгляд на улыбчивую Флёр, которая обнимает своего тренера и Блеза, радуясь удачному прокату. Снимаю кофту, обнажая белое воздушное платье с рубиновыми узорами, будто растёкшейся кровью. Моран повторяет за мной. На нём тёмные брюки и бордовый верх с рукавами, уходящими в чистейше-белый цвет. Мы выходим на лёд, который будто трещит от напряжения. Долорес берёт нас за руки через борт, шепча уверенные наставления. Я смотрю в глаза тренера. Они такие надёжные, такие родные и мудрые. И сейчас они как никогда полны решимости. Я давно не видела этот пылающий взгляд у неё. Одно ясно точно — мы не можем подвести Долорес. Ни в коем случае. Объявляют нас. Сочетание имён Сара Сорель и Люций Моран вызывает бурную реакцию у публики, особенно после нескольких отличных прокатов ранее. Сердце трепещет, словно птица, вырывающаяся на свободу. Люций крепко сжимает мою руку, наши взгляды встречаются, и раздаётся музыка. Так мы и начинаем — глаза в глаза. Love is just a history that they may prove And when you're gone Задумка выступления заключается в скитаниях двух падших ангелов по земле. Холодной, одинокой, неизведанной. По льду. Мы долгое время продумывали свои образы. Нужно знать, что ты пытаешься показать зрителям. Рубашка Люция насквозь пропитана кровью, словно в его грудь резко вонзили кинжал, и так же жестоко выдернули. В начале он прикладывает руку к груди, демонстрируя свою уязвимость. Раз, два, три... Тройной прыжок. Плавный выдох, блеск в глазах напротив. I'll tell them my religion's you Ироничная строка. Моё белое одеяние опоречено кровью врагов, но не до конца. Люций же каждый раз берёт удар на себя. На его совести множество смертей, руки полностью залиты кровью. Мы не достойны лучшей жизни, но рука об руку поднимаемся обратно наверх, к облакам и прощению. К искуплению. И я уверена, мы сможем. Мы прорвёмся, каким бы дремучим не был лес впереди. Наши скитания по этому миру не пройдут зря. В поту и страданиях, но у нас получится вместе. Обжигающее касание перед тем, как сделать тодес. От лезвий моих коньков разлетается снежная пыль, пока Люций крепко держит меня. Никогда с Винсентом не было такого доверия, как с Мораном. Сейчас мне не требуется оглядываться на партнёра, контролировать его, чтобы быть уверенной в хороших результатах. Он оживает на льду так же, как и я. Тоже ныряет в эту пучину с головой, как только слышит музыку и роптание публики. I'll dance, dance, dance With my hands, hands, hands Above my head, head, head Like Jesus said I'm gonna dance, dance, dance With my hands, hands, hands above my head Дорожка шагов на этот раз сложная, но выточенная до идеала. Я стараюсь поймать взгляд партнёра. В его глазах такая же буря, как внутри меня. Ещё чуть-чуть, и воздух будет высекать искры. В голове пусто. Только музыка и скрип коньков. Только лижущие изнутри языки пламени. Только бурлящяя в венах кровь. Каждое движение становится всё легче и легче предыдущего. I won't cry for you I won't crucify the things you do I won't cry for you Я не буду плакать и страдать по прошлому. Я наконец скину с себя эти удушающие цепи, то и дело тянущие меня ко дну и к тем дням, когда морально умирала. Но мои глаза были всегда сухи, даже холодны и безразличны. И я понимаю, что никогда в жизни не хочу вернуться в то состояние. Хочу чувствовать. Хочу разрываться от эмоций. Хочу летать, а не ползти по земле. И летать я умею. Но только рядом с ним. Я забываюсь. В моей голове прокручивается сюжет выступления, образы героев, собственные эмоции и чувства. Тело само выполняет элементы и изящные, но наполненные отчаянием и страхом движения. Я говорила, что Блез и Флёр проживают жизнь своих персонажей, но сейчас понимаю, что жить персонажем мало. Надо им быть. Сейчас перед публикой катает не Сара, а выброшенное и потрёпанное жизнью существо, которое пытается найти чистую душу, чтобы помочь себе и своему напарнику. Но этой заветной помощи нигде нет. Я не замечаю, как мы делаем крайние элементы. Поддержка, будто я всё таки оказываюсь ближе к небу, ещё одна дорожка и конечная поза. Спина к спине, будто мы готовы отбиваться от врагов, защищая тыл друг друга. Love Грудь высоко вздымается, пока я пытаюсь выровнять дыхание. Мы с Люцием отмираем, берясь за руки, чтобы несколько раз поклониться зрителям. На трибунах машут плакатами с нашими именами и пожеланиями, окружёнными восклицательными знаками и сердцами. Крайний раз поклонившись, мы едем к тренеру, переполненные радостью и уверенностью. Долорес едва ли не сгребает нас в охапку, вовремя останавливаясь. И я её понимаю, сама не люблю проявлять эмоции на публике.                          

* * *

После объявления результатов и взятых у нас интервью мы покидаем двор спорта и заказываем такси. Хочется поскорее добраться до отеля и упасть в кровать. Только она сейчас может помочь мне набраться сил после дня, наполненного волнением и неуверенности в себе. — Сара! — прерывает мои мысли крик. Всё это время я неосознанно постукивала ногой, зависнув на ней взглядом, но так как сразу определить обладателя голоса у меня не получается, я устало вскидываю голову. Еле сдерживаю удивлённый возглас, когда вижу направляющегося к нам Фредерика. В его руках чуть растрёпанный букет жёлтых ирисов, щёки красные от бега, а на лбу собираются капельки пота. — Что ты здесь забыл? — выходя из лёгкого ступора и делая пару шагов вперёд, возмущённо интересуюсь я. — Я... Пришёл.. Извиниться, — брат упирается ладонями в колени, чуть не роняя несчастный букет на землю. — Сара, прости меня. Чувствую руку Люция на своём плече и напряжение Долорес. Фредерик передаёт мне в руки ирисы, от которых просто волшебно пахнет. Ярко-жёлтые, солнечные лепесточки выглядят будто бахрома. Когда Фредерик успел оказаться в Японии и купить эти цветы — для меня загадка. — На самом деле я так и не понял, как вы могли занять второе место, — вдруг говорит брат. — Ваше выступление просто шикарное! — Флёр и Блез откатали чисто, а мы недокрутили прыжки, —  поясняю я, сбитая с толку резкой сменой темы. — У нас была сложная программа, но не чистая. Стабильность выигрывает, ничего удивительного. Я считаю, мы заняли своё место заслуженно. — Да, зато в произвольной мы будем делать акцент на чистоту, — добавляет Люций. — Конечно-конечно, только сейчас нам надо поскорее добраться до отеля. Если вы не выспитесь, то и победы вам не видать, — недовольно бормочет Долорес, закатывая глаза. — Фредерик, поедешь с нами в отель? Там можно без проблем снять номер.  Я так понимаю, ты планируешь оставаться в Японии до самого финала. — Да, конечно, — немного растерянно отвечает он. Когда мы приезжаем в отель, Фредерик быстро снимает номер и мы расходимся. Перед тем, как брат закрывает дверь в свой одноместный, я обращаюсь к нему: «Ты прощён». Звучит глухой стук, и я невольно думаю, что это упал камень с его души.                          

* * *

Ночью сплю спокойно, но около пяти утра просыпаюсь от нестерпимой жажды. Полусонно поднимаюсь с кровати и пытаюсь передвигаться тихо, чтобы никого не разбудить. У нас большой номер. Три спальни, две из которых моя и Долорес — в одной стороне, а Люция — в противоположной. Два санузла и одна маленькая общая кухня. Думаю, как бы не потеряться в темноте, но на самом деле достаточно легко и без происшествий нахожу нужную мне комнату. Первое, что бросается в глаза — силуэт, сидящий за столом. Люций задумчиво крутит в руках стакан с водой, упираясь локтями в стол. Мятая белая футболка и поразительно светлые волосы, собранные в умилительно-короткий хвостик на затылке, делают его похожим на призрака. Подхожу ближе. По полу тянет холодом, и я не сразу понимаю, что это из-за приоткрытой двери балкона. Кажется, что моё дыхание слишком громкое, как и шаги. Я будто нарушаю идиллию этого места. — Ты... — хриплю я, привлекая к себе внимание свинцовых глаз, и откашливаюсь перед тем как продолжить. — Почему не спишь? — Такой же вопрос к тебе. — Уголки губ устало опушены вниз, в мрачном, сером освещении скулы выделяются и похожи на два шрама, что никак не удаётся скрыть. Странно видеть его таким. Изнеможденным и краткословным. Нет, холодом веет не только из-за приоткрытой двери балкона. — Пришла попить воды, — хмурясь, прислоняюсь к стене. — Пей. — От столь безэмоционально от голос по телу идут мурашки и уже не хочется делать то, за чем я пришла изначально. — Я тоже устала, — хочу дать понять ему, что он не один. Но сейчас ему явно нужно не это. На какое-то время наступает тишина. Люций не отрывает взгляд от полупустого стакана, а я терпеливо ожидаю любого движения, дабы убедиться в том, что он ещё жив. — Устать можно много от чего, — Моран протягивает мне стакан, и центром внимания собеседника наконец-таки становлюсь я. Я надеюсь, что он продолжит, но этого не происходит. Поэтому задумчиво протягиваю: — Разве имеет значение, от чего ты устал? Делаю глоток воды, и Моран задаёт ответный вопрос: — А как иначе узнать, что поможет вновь набраться сил? — Следовать интуиции и зову сердца? — с сомнением шепчу я, почувствовав себя пятиклассницей, боящейся злости учителя от неправильного ответа. Напряжение спадает, когда Люций заливается хохотом. И плевать, что смеётся он с моих слов. Сама знаю, что всё это слишком сложно, чтобы дать один ответ. — Не узнаю тебя, — качает головой он. — И в каких ситуациях Сара Сорель поддаётся чувствам, а не фактам? — Во всех, которые хоть как-то касаются тебя, — почти беззвучно вырывается у меня. Я стыдливо опускаю взгляд, разглядывая узоры на линолеуме. Не знаю, слышал ли Моран мои слова, и пытаюсь ощутить хоть какие-то изменения в его настроении или тоне. — Скоро рассвет, — переводит тему он, а я окончательно теряюсь. Эта фраза явно не про время суток. Тут что-то более... Глубокое. Я смотрю на светлеющее небо за окном, иногда натыкаясь на такие же светлые глаза. Стоит предрассветная тишина, будто весь мир замирает в ожидании восхода солнца. Первый луч скромно дребезжит, заглядывая в комнату. Если бы не высокие здания и заполненные сотнями машинами дороги, я уверена, сейчас прекрасно запели бы птицы. — Или вы сейчас немедленно идёте спать, идти я выгоню вас на каток и оба будете пахать до самой произвольной, — и я, и Люций чуть не подпрыгиваем от неожиданности при появлении Долорес. Нам остаётся только ретироваться с кухни, надеясь, что тренер не будет настолько жестокой, чтобы осуществить угрозу.

* * *

Мы выступаем последними, и это лишь нагоняет страху. Мы будем последними, кого увидят члены жюри. С одной стороны это хорошо — если мы сможем их впечатлить, победа нам гарантирована. Я привыкла справляться со стрессом с помощью глубокого и сосредоточенного дыхания, но сейчас от этого нет пользы. Слишком шумно, чтобы соображать. Неосознанно кошусь на Флёр и Блеза. Светловолосая, хрупкая девушка чудесно смотрится в своём серебристом платье, а её партнёр без устали поправляет свой костюм, хотя он и так сидит идеально. Люций слегка постукивает ногой, словно давая понять, что он рядом. В какой-то момент контролировать себя становиться невозможно, и моя рука хватается за его руку, как за якорь. — Мы с тобой как корабль и якорь — заговорчески шепчет Моран, и я вздрагиваю. Он читает мои мысли? — Разве якорь не тянет корабль на дно? — тут же взяв в себя в руки, монотонным голосов выдаю я первое, что всплывает в мыслях. — Нет, — игриво, но тем не менее привычно, отвечает он и подается ближе так, что наши плечи соприкасаются, — якорь помогает кораблю остановится в нужную минуту. Осталось решить, кто из нас тонет. Ещё чуть-чуть и я бы выдала «Определенно я», однако в последний момент отдергиваю себя и кисло улыбаюсь, осознав, почему это делаю. Забавно, но подсознательно я всё ещё верю словам отца Фредерика: «То, что несказанно - неправда» . Очередная выдумка, с помощью которой наивной и маленькой мной пытались манипулировать. Больше я такого не позволю. — Давай лучше будем двумя кораблями, плывущими в одном направлении и не нуждающимися в якорях, — Люций выше меня, поэтому приходится поднять голову, чтобы увидеть искорки в его серых глазах, цвет который идеально подчеркивает темно-серое облачение. Самые простые брюки не привлекают внимания, а вот блузка покрыта небесно-голубыми стразами. Серый — промежуточный цвет между черным и белым. Это цвет затянутого облаками неба, пепла и свинца. Голубой символизирует безмятежность, спокойствие, стабильность, нежность, лёгкость, радость, покой, гармонию, ясность, чистоту, надежду, мечты, разум и огромное количество чувств, эмоций и состояний, совершенно неважных в нашем случае, так как сейчас мы собираемся показать свободу. Свободу и неоднозначность мира, в котором проживают миллионы похожих и непохожих на меня людей. Но это не важно. Важен тот, кто рядом с тобой. Важен тот, кого ты выбрал. Важен тот, с которым ты видишь свою жизнь. — Чего зависла? — Люций снова снова переводит взгляд с моей глупой улыбки на глаза, смотрящие через него, и обеспокоенно машет перед лицом. — Ты что-то приняла? Я выныриваю из мыслей и смеюсь, отбиваясь от его руки. — Только если происходящее. Не могу сказать, понял он меня или нет, так как отвела взгляд. Дальше всё как в тумане. В момент, когда мы стоим полностью готовые, музыка не заполняет арену. Подобранная песня не вызывает у зрителей восторг, и никто не подпевает. Тишина. Ждём минуту, две, три... Все присутствующие, как и мы, зависают в ожидании. Арбитры, судьи и люди из техперсонала суетятся. Гаснет свет. Мы больше не видим друг друга и других людей, как и те не видят нас. Однако по визгу, проносящемуся по залу, можно понять, как жутко они себя ощущают. Я же не чувствую страх или панику. Разве что интерес к происходящему. Сил на эмоции, сбивающие дыхание и поглощающие здравый смысл на подобии черной дыры, больше нет. А на действия — есть. И мы с Люцием не вздрагиваем, когда на нас падает свет единственного работающего прожектора и единственного освещения, помимо фонариков чьих-то телефонов. Не вздрагиваем, когда повсюду на японском проносится какая-то просьба к зрителям. Вероятно, что-то по типу "Просим всех оставаться на своих местах". Не вздрагиваем, когда песня, которую мы знаем наизусть, всё таки звучит, — но слишком тихо. И только для нас. Мы всё ещё стоим на льду. На нас и только на нас все ещё падает свет. Мы всё ещё вместе. Зрители успокаиваются, и их взгляды начинают приковываться к нам. Только к нам. Мы принимаем начальную позу, не сговариваясь, смотрим друг на друга и... начинаем. Я невесомо провожу по скуле Люция, но одёргиваю руку и разворачиваюсь, будто и правда собираюсь уйти. Он тянется ко мне, но неуверенно, боясь коснуться. Отталкиваюсь, уходя от его рук. Скольжу на одной ноге, а спиной чувствую его присутствие. Take your eyes off me so I can leave Плавные движения, вздохи, взгляды, ввзмахи руками. Одинокий прожектор, следующий за нами. Шорох с трибун. И всё удивительно вторит музыке. Please stay where you are Don't come any closer Вытягиваю руки вперёд, не подпуская Люция близко. Прошу отпустить. Забыть. Дать свободу. Но он ли держит меня? Может, я сама заковала себя в цепи? I'm being cruel to be kind Мелодия играет из слишком слабых колонок, так что слова почти не слышно. Но мне это и не нужно. Это льётся из меня, изнутри, окутывая. Прыжок, прыжок, прыжок... I can't love you in the dark It feels like we're oceans apart There is so much space between us Maybe we're already defeated Ah-yeah-yeah-yeah-yeah-yeah-yeah everything changed me От постоянного дребезжания света и покачивания фонариков с зоны зрителей, в глазах рябит. Коньки живут вместе со мной, скрипят, оставляют следы. Не просто следы, а мои эмоции, мысли, воспоминания. Всё, связанное со мной и с этим моментом. По этим неглубоким полосам можно прочитать мою... Нашу историю. Историю падений и взлётов, смеха и молчания, надежды и отчаяния. You have given me something I can't live without «Себя и свою любовь» — удивляюсь этой мысли, но ведь мы и правда полностью отдали себя друг другу. Доверили самые сокровенные желания и мысли. Показали каждый уголок души. Слишком сильно наши жизни сплелись. Настолько, что теперь ничем не разорвать. Please don't fall apart I can't face your breaking heart I'm trying to be brave Прыжки, вращения, поддержки, выбросы... Всё слилось в один танец двух заблудших душ, которым уже никто не нужен. Которые нашли целый мир внутри себя. Которые больше не оглядываются на других. — Every word I've said, You know I'll always mean, — эти строки не просто играют, их пропевает Люций, заглядывающий в самую глубь моих глаз. — It is the world to me, that you are in my life... Дальше мы поём вместе. Каждый куплет и припев, каждую строку и каждое слово. Задыхаемся, сбиваемся, останавливаемся. Не попадаем в ноты, но это никого не волнует. Каждый тут слышит что-то своё. Каждый находит в шуршании коньков о лёд себя. Для каждого это выступление имеет свой неповторимый смысл. I-I-I-I-I don't think you can save Зубцы впиваются в каток, показывая окончание программы. Моран охватывает меня руками, прижимается тёплыми губами к моему лбу и пытается восстановить дыхание. Мгновение спустя нас с головой накрывает волной бурных аплодисментов, от которых закладывает уши. Чувствую аккуратные прикосновения к щекам и только сейчас понимаю, что они влажные. Моран вытирает мне слёзы и, крепко обхватив мою ладонь, тянет в сторону Долорес, готовую вот-вот громко всхлипнуть и дать волю рыданиям. Эйфория, охватившая меня, заставляет почти летать. Цепляюсь за тренера и партнёра и терпеливо жду результатов. Суммарно наши программы набрали самое большое количество баллов. Мы на первом месте.

* * *

Мимо меня пробегает крайний работник, с аппаратурой наперевес. Во дворце спорта темно и прохладно. Кутаюсь в пушистый белый свитер, в который я переоделась после награждения. Мои шаги отдаются эхом, сумка на плече приятно давит своим весом. Подхожу к катку. Его всё так же освещает один прожектор, но только вместо фигуристов или пьедестала в центре стоит столик. Смеюсь, выходя на лёд. Зимние кроссовки не предназначены для ходьбы на таких поверхностях, поэтому я несколько раз поскальзываясь, пока пытаюсь пройти путь от борта до столика. Сажусь на один из стульев и беру в руки бутылку. Вино. Ну, теперь понятно, кто это устроил. Оглядываюсь и замечаю Люция, стоящего в тени. — Ну и зачем это? — Чтобы праздновать победу, конечно, — усмехается он, пересекая каток. Садится на другой стул и мастерски разливается алкоголь по бокалам, элегантно подавая мне один. — Я надеюсь, что нас не обвинят в употреблении алкоголя, — поднимаю брови я. — Ну, программу мы откатали, поэтому придраться к нам будет сложно, — подмигивает в ответ Моран. — И всё это с разрешения организаторов, не волнуйся. Я со спокойной душой смакую напиток, откидываясь на спинку стула. — И даже не будет музыкального сопровождения? — Будет разговорное сопровождение, — попровляет меня парень. Я скорбно закатываю глаза, предугадывая безостановочную болтовню этого совершенно несносного хулигана. Придётся провести целую ночь с ним и вином. Хотя, на самом деле я не то чтобы против. Мой убийца и мой лекарь - это Люций. Удивительно, как он может быть одновременно проклятием и даром. Однако мир не делится на чёрный и белый. К тому же, я всегда любила неоднозначных героев. Лёд не тает, в отличие от сердца, не так ли?