Берлинский монстр

Очень часто мы влюбляемся не в то время и не в тех людей.

Гермиона знала, что нравится ему. Иначе Северус не стал бы носиться с её проблемами, проводить с ней столько времени, рисовать с неё картину. Как иронична порою жизнь. В университете она с ума по нему сходила, но была ему безразлична, а теперь он бегает за ней, хотя знает, что ему ничего не светит. В тот момент, когда Гермиона осознала это, её охватило маленькое женское злорадство, свойственно всем, кто любил безответно, но только на мгновение. Она хорошо относилась к Северусу и отнюдь не желала сводить с ним счёты за неразделённую девичью любовь. В тот же вечер Гермиона поговорила с мужем по поводу переезда, но ожидаемо ничего не добилась. Рону было комфортно в этой квартире и в этом районе, и он не видел смысла что-то менять из-за паранойи жены, у которой просто обострился ПТСР. — Разница между нами в том, что ты мыслишь эмоциями, а я рассудком. И сейчас главная твоя эмоция — страх. Гермиона, тебе нужно перестать себя накручивать. Вот и всё. Даже сообщение на форуме жильцов не убедило его. — Ну да, естественно. Какой-то придурок решил подшутить, а ты и повелась. Это же очевидно! На этот форум кто только не заходит! Не понимаю, зачем ты вообще написала туда, кроме идиотских ответов и стёба ты там ничего не получишь. Гермиона сдалась под натиском аргументов мужа, казавшихся такими рациональными в спокойной домашней обстановке, и чуть ли не начала, подобно ему, считать свои страхи надуманными, но что-то внутри неё — возможно, инстинкт выживания — не давал ей расслабиться окончательно. Она по-прежнему закрывала дверь на ключ и щеколду. Помимо этого, стала держать баллончик возле кровати, на что Рон пошутил, что однажды вместо кнопки будильника она нажмёт кнопку баллончика и вот тогда сама поймёт, какая это дурацкая затея. Инцидент с другим мужчиной, как она сама называла момент возбуждения, испытанного во время тренировки с баллончиком, несколько дней не выходил у неё из головы. В конце концов, Гермиона позвонила Саре Молл, ведь кто, как не психотерапевт, поможет разобраться в хитросплетениях собственной души. Сара долго смеялась над определением «инцидент с другим мужчиной», когда узнала, что Гермиона имела в виду. После полуторачасовой сессии она докопалась до глубинных причин случившегося. — Тебя возбудило вовсе не насилие, а отсутствие контроля, в частности, над активным агрессивным мужчиной — самцом, если говорить языком биологии. И поскольку мы с тобой выяснили, что Северус для тебя некто вроде гуру, к чьим советам ты прислушиваешься и чьё покровительство и помощь принимаешь, нет ничего удивительного, что в ситуации близкого контакта, он вызвал у тебя возбуждение. Твоя психосексуальная природа такова, что тебе нравится доминирование и подчинение. — Ого. Честно говоря, для меня это открытие. И это нормально, что я люблю такие вещи? — Как говорил дядюшка Фрейд, сексуальным отклонением можно считать только полное отсутствие секса, всё остальное — дело вкуса. И, честно говоря, Гермиона, прости меня за прямоту, но ты вообще плохо себя знаешь. Впрочем, это поправимо. Некоторые женщины впервые начинают испытывать оргазм только в тридцать. Изучай себя, своё тело, свою сексуальность. Кстати, как у тебя с оргазмом? — Ну, испытываю иногда… когда сама. С Роном не получается. — Вы обсуждали это с мужем? Пытались как-то решить? — Нет. Рона всё устраивает. А я… мастурбирую, в одиночестве. Меня, в принципе, это тоже устраивает. Сара Молл глубоко вздохнула и недоверчиво сдвинула брови. — В принципе? — Ну… Прошла где-то минута, прежде чем Сара Молл напомнила. — Если не хочешь чем-то делиться, мы можем обсудить другие темы, а к этой вернёмся позже. Не люблю напоминать о времени, но наша сессия близится к завершению. — Я никогда и ни с кем не испытывала такого возбуждения, как тогда с Северусом! — выпалила Гермиона на одном дыхании. — Раньше я думала, что у нас с Роном такой же секс, как у всех, я не была особо довольна им, но и недовольной тоже не была. Короче, меня устраивало. До вчерашнего дня! Когда я поняла, что может быть иначе, когда почувствовала, какие эмоции могу испытывать, какой огонь может гореть внутри меня и… с тех пор я постоянно думаю: «А вдруг я упускаю что-то важное? А каково мне было бы с… другим мужчиной…» Боже мой, — она закрыла лицо руками, — я ужасная жена. — Гермиона, дорогая, успокойся. Мысли о сексе с другим мужчиной не делают тебя плохой женой, а лишь сигнализируют о том, что в жизни пора что-то менять. И я вовсе не говорю о том, что нужно поменять мужа. Изучай себя, есть масса видео и литературы на эту тему. А когда станешь лучше понимать, что тебе нравится и не нравится, сможешь сказать о своих желаниях мужу. Возможно, это к лучшему, что Северус смог пробудить твою дремлющую сексуальность, как думаешь? — Мне так не кажется. — Давай попробуем найти в этом что-то хорошее. — Ну, допустим, я узнала о том, что мне нравится отдавать контроль. Но я бы не сказала, что это плюс. Мне и без этого знания жилось нормально. — Познание себя, открытие в себе каких-то новых граней — это всегда плюс. Даже если поначалу кажется, что это не так. Хорошо. Что собираешься делать с этим знанием? Какую пользу для себя ты можешь из него извлечь? — Хм, возможно, я могла бы поговорить с Роном, попросить его сыграть в ролевую игру, например. — Отлично! — Но боюсь, что, если скажу ему, он посчитает меня ненормальной. Он и так… — А если не скажешь, он может так никогда и не узнать, что тебе нравится. А вдруг окажется, что у него есть желание доминировать, подчинять или даже причинять лёгкую боль партнёрше? Вдруг и тебе это будет приятно? — Боль? Как боль может быть приятной? — Боль и удовольствие тесно взаимосвязаны. Учёные ещё не знают, как именно, но, например, во время оргазма у женщины активизируются около 30 зон мозга, и некоторые из них — зоны, отвечающие за чувство боли. Есть над чем поразмыслить, да? Наш мозг очень любопытно устроен. — Да уж. Необычно. — Гермиона, вынуждена сообщить, что наше время подошло к концу. Остались у тебя ещё какие-то вопросы? — Да, но они могут подождать до следующего раза. — Хорошо. Тогда на этом мы с тобой прощаемся. И помни, можно заниматься любовью или нет, но нельзя не заниматься своей сексуальностью. Это неотъемлемая и важная часть твоей личности. Не игнорируй её. — Я запомню. Спасибо. После беседы с психотерапевтом Гермиона почувствовала облегчение. Она уже не так сильно винила себя за влечение к другому мужчине и знала, что с этим делать. Вечером состоялся разговор с Роном, Гермиона невзначай подвела его к теме экспериментов в постели. Тот сначала заинтересовался, но когда узнал, о каких именно экспериментах идёт речь, проявил непоколебимое упорство. — Я думал, ты собираешься предложить что-то в техническом плане! Какую-нибудь новую позу или место, или бельё необычное. — Меня не интересует технический план, мне нужен эмоциональный. — И для этого я должен изображать насильника? У тебя навязчивая идея! Слушай, мне кажется, на почве этих новостей про Берлинского монстра у тебя уже немножечко крыша едет. Может, ты обсудишь эти свои фантазии с психотерапевтом? Явно не на пустом месте они взялись! Так и не найдя понимания у мужа, Гермиона легла спать. Ей снилось, как они с Северусом гуляют по волшебным джунглям, весело болтают и рассматривают диковинных животных. Говорящий тукан сообщил им, что на севере горит поселение Ванг-Вьенг и нужно срочно его спасать, но они не стали. Северус тренировал её уворачиваться от ударов бамбуковой палки, а в конце на его плечо сел тот самый тукан и сообщил, что поселение полностью сгорело. И только тогда Гермиона вспомнила, что Рон как раз направился в Ванг-Вьенг перед тем, как они расстались, и горько заплакала. Она проснулась в одиночестве, с отвратительным чувством вины и грусти. Щека была мокрой от слёз. На календаре — 31 декабря, а в квартире тихо, как в морге. Рон уехал в другой город, не попрощавшись. Гермионе стало немного обидно, что муж не разбудил её, хотя он всегда оправдывался тем, что ему нравится смотреть, как она спит. Гермиона медленно поднялась с постели и побрела в ванную. Тело было тяжёлым, конечности — деревянными, в голове какой-то туман. Ей даже сначала почудилось, будто это простуда, но термометр показал цифры — 36,6. Почувствовав себя лучше после душа, она принялась за завтрак. Настроения готовить что-то к празднику не было. Да и есть ли смысл накрывать стол, если она будет одна? Интересно, Рону сейчас также одиноко? Гермиона посмотрела на время — половина двенадцатого. По всей видимости, он уже успел распаковаться в отеле. Вероятно, Рон сейчас завтракал, как и она. Гермиона взяла телефон и набрала его номер. Гудки шли долго, и она уже хотела отменить звонок, но внезапно в трубке раздался голос. — Hallo… hallo, sprich, ich höre dir zu. Это был бодрый женский голос, обладательница которого бегло говорила по-немецки. И всё же Гермиона смогла понять её. Она сначала подумала, что набрала не тот номер, и отняла телефон от уха, чтобы убедиться. В верхней части экрана светилась надпись: «Любимый». — Und wer bist du? — медленно и с сильными британским акцентом спросила Гермиона. Девушка ей не ответила. Вдали от трубки послышались голоса. Двое начали спорить на немецком, и Гермиона едва могла уловить смысл разговора. Мужской голос был чем-то недоволен. Он приближался, а затем она услышала в трубке своего мужа. — Алло. Ты чего так рано звонишь? Я только завтракать сел в отеле. Отошёл в туалет, а трубку взяла Иоланта, моя коллега. Извини, тебя наверно, это смутило. — Не то слово. — Но она такая. Наглая девица. Сказала, что всегда так делает. В смысле берёт чужие трубки, чтоб ответить. Якобы это может быть важный звонок и всё такое… Я ей ответил, что она не имела никакого права. Кажется, она обиделась. Ну да ладно, к чёрту её. Как у тебя дела? — Нормально. Завтракаю. — Точно нормально? У тебя голос какой-то странный. — Нет, всё нормально, правда. — Подарок мой нашла? — Ещё нет. — Тебе он понравится. Позвони, как откроешь, ладно? — Хорошо. — Ну давай. Не скучай там. Целую. — И я тебя. Подарок нашёлся в корзине для белья. В бархатной зелёной коробочке лежали серьги, те самые, золотые, с рубинами, про которые она настойчиво намекала Рону. Ну разве он не прекрасный муж?! Подарок сгладил неприятное послевкусие от разговора с коллегой Рона. Гермиона нарядилась в красивое красное платье под стать дорогим серьгам и взяла телефон, чтобы позвонить Рону по видеосвязи. Её прервал стук в дверь. С зажатым баллончиком в руке, в напряжении от возможной опасности Гермиона заглянула в глазок и, к своему удивлению, увидела Северуса. Положив баллончик на тумбу, она открыла дверь. Низкое, грудное «Здравствуй» отозвалось в сердце щемящей тоскою. Она поняла, насколько сильно скучала по этому голосу, по нему самому. Они с Северусом не общались около трёх дней. В тот вечер он отправил ей сообщение на телефон: «Точно всё в порядке? Ты не обиделась на меня? У меня было ощущение, что что-то изменилось между нами после тренировки». А она ответила: «Я в порядке, спасибо. Не обиделась». Разумеется, он не написал больше ни строчки и не подошёл к ней, когда увидел в школе. Они больше не обедали вместе. После сессии с психотерапевтом Гермиона перестала избегать его, но статус-кво уже был таковым, что они прекратили общаться. Гермиона боялась сделать первый шаг, а Северус считал для себя унизительным навязываться. И вот, он пришёл, одетый в свой рабочий фартук, с холстом в руке, с запахами свежей краски и химического растворителя, веявшими от него. Всё будет как раньше. Всё будет хорошо. — Здравствуй, Северус. Как ты? — Я закончил картину, — сообщил он сухо. Гермиона недоумённо приняла из рук Северуса полотно, на котором была изображена она сама. Он развернулся и зашагал прочь. — Но… Что я буду с ней делать? Мне некуда её поставить… — озадаченно крикнула она ему вслед. — Можешь её сжечь, мне всё равно, — махнул он рукой, не оборачиваясь. Её словно окатили ледяной водой. Радость и надежда исчезли, оставив после себя непроглядную тьму, от которой в груди больно закололо. Гермиона поняла: он пришёл не для того чтобы возобновить дружбу, а чтобы сказать окончательное «прощай».