Последний корруниец: История Мирабель

Подруги неспешно направлялись к Хенрику, по пути громко хохоча и распевая веселые песни, радуясь дождю. Запах, который, наверно, знает любой человек, сводил с ума, перебивал остальную вонь на улице, заставлял радоваться жизни. Да и не только им ливень приносил удовольствие. Множество жителей повыходили из домов, не только для получения морального удовлетворения, но и вполне себе с материальными целями: для того, чтобы расставить бочки, корыта и любую посуду. Чистая вода необходима всем. Под веселые песни наконец показался дом старейшины Хенрика. В принципе, отличался от остальных деревенских домов он разве что вывеской, что тут живет старейшина. А так, такой же покосившийся старый дом из гнилых бревен. На месте уж совсем больших прогнилин сделаны вставки. Проблемы в Этерниле даже с древесиной, хоть и с двух сторон раскинулись смешанные леса. Бери — не хочу, казалось бы. Но, и инструменты и умельцы большая редкость, и зная это, плотники заламывали неподъемную для большинства цену, чем повышали свой престиж. Их, как правило, даже не брали в ополчение. Потерять плотника в бою значило, что деревня через пару лет просто развалится и люди останутся жить на улицах. И вот девушки встали под козырек около двери и синхронно встряхнули мокрыми волосами, продолжая хихикать. — Классно же все-таки под дождем гулять. — восхищенно сказала Милки, снимая с плеч сумку. Ее взгляд тут же стал серьезным, она всматривалась в сумку и шерудила в ней сырой рукой. Мирабель же пыталась хоть как-то уложить мокрые волосы, расчесывая их пальцами. — Да уж, почаще бы так. Редкая возможность послушать, как ты приятно мурлычешь. Милки сдвинула брови, продолжая рыться в сумке. — Мурлычу? — голос звучал как-то отстраненно. — Поешь! — повысила голос Мирабель и кивнула в сторону Милки, попутно заглядывая ей в сумку, желая узнать, чем же она так занята. Милки быстро пролистывала ту непонятную книгу, прямо в рюкзаке. Похоже, проверяла, не добрался ли до нее ливень. И убедившись, что все в порядке, снова подняла голову и наконец улыбнулась — Тебе нравится, как я пою? — Здрасте! Давно тебе об этом говорю! — Мирабель наконец постучала в дверь, которая от каждого несильного удара слегка покачивалась и скрипела. Причем скрипела громче, чем Мирабель стучала. Казалось, что вот-вот отвалится. — Заходите! — раздался бодрый, но приглушенный, доносящийся издалека голос. И девушки вошли внутрь. В нос сразу же ударил запах свежего сена. Веранда являлась небольшим сеновалом. Хенрик — редкий эльф, у которого имелась скотина. Милки тут же глубоко, громко втянула воздух носом, зажмурившись. — Сено…обожаю этот запах. С Левой стороны, из арки вышел высокий эльф, поправляя потертую, но по-прежнему прилично выглядящую красную робу. Худенькими длинными пальцами он держал раскрытую книгу, а на правом глазу поблескивал окуляр, который он то и дело поправлял. — По какому делу, девочки? — вежливо спросил он. Милки прижалась к Мирабель и затихла. — Вам помощник нужен, объявление видела. — Уверенно ответила Мирабель, продолжала рассматривать эльфа. Он казался невероятно привлекательным в сравнении с остальными жителями деревни. Чистенький, причесанный. Да и строгие черты лица вызывали в Мирабель волнующие чувства. — Да, проходи, Мирабель. — Он развернулся и направился обратно в арку. Девушки последовали за ним. Пред ними предстало уютное помещение, эдакая комнатка богатого бедняка. С красным ворсистым, но истоптанным ковром на полу. По всему периметру стен располагались огромные книжные шкафы, забитые разнообразными книгами и свитками. Мирабель любила читать, и лицезрение сотен записей вызвало в ней неподдельный восторг. Рот невольно раскрылся. — Для тебя книги не просто розжиг печей? Ты не первая, кто приходит ко мне… –ворвался в голову Мирабель голом Хенрика, отрывая ее от разглядывания книг. — Да, я люблю читать, и знаю ценность книг. Хенрик указал ладонью на бордовый рабочий стол, заваленный множеством свитков. — Присядем? Девушки сели на обшарпанные дубовые стулья. На заваленном столе не оказалось места чтобы даже просто положить руки. Мирабель бросила взгляд на Милки. Та почему-то, нервничала и грызла ноготь на указательном пальце правой руки. Хенрик обошел стол с другой стороны и сел тоже. — Читать любишь? И какая же твоя последняя книга? Мирабель закусила губу, вспоминая. На самом деле, она не читала ничего нового уже несколько месяцев. Просто нечего. Те немногие книги, что имелись, уже практически наизусть заучены. — ”Безмятежные дали” Сивана Нарлионского. Раз пятидесятый перечитывала. Хенрик заулыбался, показывая неполный комплект зубов. — Чего еще ожидать от девочки… Конечно, книга про любовь. Мирабель быстро отрицательно замотала головой и тут же поправила мокрые волосы. – На самом деле нет. Мне книга нравится из-за описания истории Илоны Безродной. Хенрик закрыл глаза, словно погрузился в воспоминания. — Да, красивая история. Трехлетнюю девочку спасли, выкормили и вырастили олени. Повзрослев, она стала их защитницей, а после смерти — богиней. Но из-за одной истории на несколько страниц перечитывать целый том? — Я люблю читать, — равнодушно ответила девочка, пожав плечами. — Тогда слушай: твоей задачей будет уход за книгами. Многие из них очень старые. Требуется предельная осторожность. Также нужно приносить мне то, что я попрошу. Если я прошу тебя принести книгу, значит, она должна быть у меня на столе пять минут назад. Платить буду три золотых в неделю. Мирабель слегка расстроилась. Маловато. Главной задачей трудоустройства являлось накопление денег, чтобы, достигнув пределов роста, попытаться свалить из этой дыры. Но для подростка просто не найти работы лучше. Да и тем более, тут столько книг. Читать — не перечитать. Правда, позволит ли Хенрик. — А можно мне читать ваши книги? Хенрик загадочно улыбнулся и отвел взгляд на одну из полок с книгами. — Конечно. Но, прежде чем читать, покажи книгу мне. Тут множество трактатов, не предназначенных для детских глаз. И домой книги забирать не позволю, читай только здесь. Вполне понятное требование. Работа, судя по всему, не сильно тяжелая. Время на чтение будет. — И еще. В кухне есть запирающаяся дверь… — Туда не входить, поняла. — Перебила Мирабель. Хенрик искренне рассмеялся, сложив руки на груди. – Нет, можешь входить. Все равно там нет ни одной книги на общем языке, не поймешь ничего. Я к тому говорю, что там особо ценные экземпляры. И они требуют особой осторожности. Если туда вздумает наведаться Улот — умоляю, не подпускай ее к полкам. — Не доверяйте своей жене, господин? — с усмешкой спросила Мирабель. — Она орк. Неуклюжая, но любопытная. Уже однажды опрокинула полку. Привыкла, тренируя ополчение, топором махать… кхм… в общем, присматривай за ней. Мирабель молча кивнула. Хотя и представить не могла, как сможет остановить здоровенную орочиху. Вообще странная пара, мягко говоря. Улот — бывшая телохранительница одного из вождей орочьих племен. Бывалая воительница, больше двух метров роста. В бою не знает жалости. И хлюпенький эльф-маг, ростом едва по грудь своей избраннице. Тем удивительней наблюдать за тем, как они сюсюкаются, как целуются. Улот приходится почти пополам сгибаться! А уж как они ругались на последнем празднике новой луны… Улот подумала, что Хенрик заигрывал с одной из приезжих торговок. Казалось, что сейчас она как треснет Хенрику сверху кулаком, и у него голова в трусы провалится. Удивительная штука — любовь. И совершенно непонятная, непознанная для Мирабель. Она никогда не смотрела на парней как на объект воздыхания. Лишь нахождение рядом со старейшиной что-то меняло в девушке. Даже дышалось как-то по-другому. Возможно, потому что Хенрик — единственный мужчина в Этерниле, кто хоть как-то следит за своим внешним видом? — В общем, решено. Завтра жду тебя тут после занятий. — Волшебник поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен, и девочкам пора. Выйдя из дома старейшины под проливной холодный дождь, Милки на мгновение задержалась под козырьком. Скинув с плеч рюкзак, вновь полезла в него, проверять свою книгу. Мирабель это позабавило. — Да что ты так за книгу-то свою дрожишь? Коррунийский бред ведь. Милки надула щеки и прижала к себе рюкзак. — Вот у тебя есть дом, одежда, книги… да много всего. А у меня? Даже одежда принадлежит детскому дому. И единственное, что мое и ничье больше, эта книга. Вот и берегу. Мирабель цокнула языком и закачала головой. Не так проста эта книга. —Дашь хоть посмотреть? Милки торопливо закинула рюкзак на плечо и сделала такое лицо, будто ей предложили что-то неприличное. — Дождь. Промочишь еще. И девушки шагнули из-под козырька. Теперь дождь не казался таким уж приятным. Стало заметно холоднее и поднялся ветер, колыша короткие платья. Мирабель предложила посидеть у нее. Они часто так поступали. Никто их там не тревожил, и можно было спокойно предаться приятным разговорам А и иногда мечтанием о будущем: как покинут эту богами забытую деревню, найдут достойную работу, заведут семьи и будут жить в достатке. Правда, даже они понимали, что это всего лишь мечты. Этернил — богатая деревня. В остальном мире ситуация еще плачевней. Разве что, в Корруниле все хорошо. Еды вдоволь, блага доступны всем. Бандиты не тревожат, болезни лечатся, жилье у каждого свое. Проблема лишь в том, что блага распространялись лишь на представителей коррунийской расы. Хотя, если посмотреть с другой стороны, даже рабы там жили лучше, чем свободные в людских поселениях. Не голодали, по крайней мере. Были люди, которые специально шли в рабство к ним, забыв про скотское отношение. Удивительно, но в этот раз Милки отказалась от посиделок, что совсем не типично для нее. По непонятной причине девушка очень спешила в детский дом. Хотя что ей там делать? Друзей у нее больше нет, она, скорей, изгой. Не обижают, но и не общаются. Быть может, дело в том, что произошло сегодня? Хочет побыть одна? Мирабель не стала лезть и просто проводила ее до приюта, после чего, тепло попрощавшись, ушла. Настроение слегка подпортилось. Так не хотелось возвращаться домой одной и пухнуть от безделья. И чем заняться? Наверное, как всегда: помечтать о светлом будущем. Дождь вскоре затих и выглянуло солнце. Быть может, стоило бы еще немного погулять, хоть бы и одной? Однако тело протестовало, требовало как можно скорее забраться в кровать. Напряженный денек выдался. Никогда еще одноклассники не позволяли себе таких наглых подлостей. Подходя к дому, Мирабель поняла, что ее ждет неприятный, но уже привычный «сюрприз». Из открытой двери доносились озлобленные крики Драмира и мольбы матери о пощаде. Снова он ее избивал — от этого давно не екало сердце. Ведь мама давно могла бы выгнать пьянчужку, но не выгоняла. Можно было бы понять, если бы дело было в любви, в этом же случае дело в холодном расчете. Просто матери удобней, когда ее обеспечивают, ради этого готова даже терпеть побои, оскорбления… унижения. Мирабель же уже не раз себе поклялась, что ни за что не будет жить с мужчиной, который хоть раз поднимет руку или оскорбит ее. Как бы тяжело ни было, она не променяет честь и самолюбие на материальный комфорт. Взяв прислоненную к стене около двери обляпанную землей лопату, Мирабель уверенно вошла внутрь. Около кухонного стола на полу лежала мать, и истерично крича закрывала лицо от сыплющихся на нее ударов мужниной культи. — Я тебе сколько раз говорил, чай заваривай из той воды, которой посуду моешь! Драмир снова пьян. В стельку. И даже не обратил внимание на вошедшую с лопатой наперевес Мирабель. Девушка же не могла смотреть на избиение. Знала, что они происходят регулярно, и слова против не говорила отчиму. Только если это происходило у нее на глазах. — Драмир, пошел к себе! — Прокричала она максимально возможно грубо для шестнадцатилетней девочки и пригрозила лопатой. Мирабель не чувствовала страха, так как Драмир никогда не поднимал на нее руку. Да, мог прикрикнуть, но не более того. Возможно, потому, что если он начнет избивать еще и ее, то Аролит точно выставит его. Мужчина встал и с неприязнью оскалился. Судя по растерянному пьяному взгляду, он еще даже не понял, кто перед ним стоит. — Иди к себе! — Мирабель слегка наклонилась вперед, оперевшись на лопату. Драмир поднял брови — похоже, наконец разглядел. Его качнуло назад — подкошенные алкоголем ноги не способны удержать бренное тело, которое с грохотом завалилось назад, опрокидывая стол со стоящим на нем чаем. Кружки полетели в стороны, одна из них с треском раскололась об пышущую жаром печь. «Еще и посуду бьет», — подумала Мирабель. – «От него больше вреда, чем пользы...» Аролит тут же вскочила, вытирая грязным рукавом серой сорочки нос, и машинально, с пустым взглядам поставила стол в исходное положение. — Мирр… р… бль… тьфу, не лезь в дела взрослых! Но девушка не обратила внимания на эти слова и, положив лопату на пол, стала помогать матери убирать бардак, что устроил отчим. Попутно украдкой поглядывая на маму и пытаясь понять, насколько серьезно Драмир избил ее в этот раз. — Мам, посиди. Я сама уберу. Но Аролит будто не слышала. Она склонилась над разбитой чашкой и заплакала, сжимая осколки в руках. — Скоро совсем посуды не останется… И Мирабель начала закипать от страданий матери. Как же все надоело… — Иди к себе! Я на тебя Улот пожалуюсь! Драмир оскалил редкие кривые зубы и закряхтел, предпринимая попытку встать, но рывок оказался слишком сильным, и отчим снова завалился, теперь уже вперед, в ноги Мирабель. Она закрыла глаза, изо всех сил пытаясь сохранять спокойный тон. — И как ты с этим ничтожеством живешь, мам… Аролит, видимо, восприняла этот вопрос как риторический и продолжала сидеть на коленях, жалея разбитую чашку. Драмир же продолжил путь в комнату на четвереньках, что тоже давалось ему весьма непросто. В голове пронеслась мысль: «Не дай бог еще и кухню заблюет». Когда, наконец, он скрылся, Мирабель села рядом с мамой и положила руку на ее сжатые ладони. — Я много раз тебе говорила, что бросать его надо… ты не слушаешь меня, не слышишь. Я устала от такой жизни и просто хотела сказать, что как только достигну пределов роста — уйду. Навсегда. Аролит подняла взгляд на дочь. Слезы больше не лились, но на щеках остались следы печали грязными разводами. Она выронила осколки чашки, будто они стали ей не важны. — И куда ты пойдешь? Тебя убьют… ты молода и не представляешь, что за пределами деревни тебя могут убить десятками тысяч способов… а если не умрешь, то попадешь в рабство. Какой-нибудь богатей будет пользоваться твоим телом, пока оно пышет молодостью и свежестью… а потом… тяжелый труд на рудниках? Ямы для боев? В любом случае — смерть… — Я не знаю, куда я пойду. Но знаю, что не здесь мое место. Мне тесно в Этерниле. Люди, их занятия, взгляды на жизнь чужды мне. И чем жизнь тут не рабство? Ты вкалываешь на полях с утра до ночи, выращивая еду. При этом даже хлеб себе позволить не можешь. Это не жизнь, мам. Не для меня такое существование. — Мирабель положила руку на холодную мокрую щеку матери и провела большим пальцем, стирая грязь. — Тебе сейчас так кажется. Поверь, ты будешь с упоением вспоминать эти дни и винить себя в глупости, когда над тобой нависнет смерть или замаячит невольничий рынок. Девушка встала, попутно подняла с пола последнюю уцелевшую чашку и поставила ее на стол. — Я все решила. И не пытайся меня переубедить. Мать снова с разбитой гримасой опустила голову и уставилась в пол. Но Мирабель не верила, что ее очень сильно волнует судьба дочери, и поэтому продолжать разговор не стала. Тем более, что до достижения предела роста еще как минимум два года. И девушка пошла в свою комнату, где, скинув мокрое надоевшее платье, свалилась в перину, из которой в тот же миг вырвалось облако мошкары. Они совсем не беспокоили. Беспокоила мысль: а действительно, куда ей отправиться? Ведь Мирабель и меч-то никогда в руках не держала, защитить себя не сможет. Да и если она найдет рай на земле, богатое поселение с едой, работой и домом, то почему они должны принять ее? Что она может дать? Под эти мысль девушка уснула.