Последний корруниец: История Мирабель

Этернил. Рыбацкая деревушка, довольно примечательная по общепринятым меркам из-за большого количества жителей, аж три сотни. Такой размер достигался за счет грамотного руководства местного старейшины, а по совместительству единственного мага — Хенрика. Под его мудрым управлением создалось боеспособное ополчение, которое давало отпор шайкам бандитов и лесным тварям, а безусловный ораторский талант позволил найти общий язык с коррунийцами, бичом этого мира. Вообще, если говорить о коррунийцах, сложно найти более жестоких созданий. Откровенные расисты, богоненавистники, женоненавистники, считающие себя исключительными. Дерзнули объявить войну самим богам! И первую войну даже выиграли, чем заслужили себе астральный план, неподвластный богам, куда отправляются их души после смерти. Сейчас в самом разгаре вторая коррунийская война, и в этот раз капитуляцию никто не примет. Либо боги, либо коррунийцы будут уничтожены, все же остальные расы для коррунийцев не больше, чем рабы. Хенрик умудрился и с ними нашйти общий язык. Беспрекословно выполнял их требования: запретил в деревне любое поклонение богам, алтари, а уж тем более храмы и позволил постой проходящим войскам коррунийцев, которые непременно сопровождались грабежами и убийствами местных. Но — такова цена за покой. Стоит Хенрику лишь слово сказать против, и Этернил непременно будет сожжен, а редкие счастливчики, кому удастся выжить, окажутся в рабстве, и, скорее всего, погибнут за пару месяцев. В атмосфере постоянного страха и выросла Мирабель, юная, но довольно сильная и самостоятельная девушка. Научиться взрослой жизни ей пришлось из-за смерти отца, погибшего в ее раннем детстве. Она не помнила папу, но была уверена, что он самоотверженный человек, имеющий честь, именно по этому-то и погиб. Мать не рассказывала про него ничего. Да и вообще ей никогда не было дела до дочери. Аролит пыталась искать мужчину, который сможет содержать их. Одной женщине с ребенком выжить довольно сложно, а мужчин в округе не так уж и много из-за постоянных сражений. Стояло обычное утро после выходных. Вставать как всегда не хотелось, точнее, не хотелось идти на надоевшие занятия, в которых Мирабель не видела никакого смысла. Зачем ей нужно умение плести рыбацкие сети? Не собиралась она оставаться тут на всю жизнь. До жути надоели ежедневно наблюдаемые пьяные морды сельчан, постоянные праздники по поводу и без повода: праздник урожая, праздник первых посевов, праздник первого дождя… Мирабель не знала, куда она отправится в будущем, но с нетерпением ждала, когда же она достигнет предела роста, чтобы наконец-то выпорхнуть из-под материнской опеки. Потянувшись и недовольно промычав, девушка посмотрела в окно. Солнца не было видно, небо заволокло тучами. Похоже, ожидается снег… или дождь. Или снег с дождем. Погода — непредсказуемая штука, если утром стоит невыносимая жара, от которой вянут «ночные плакуньи» на подоконнике, то к вечеру рыночную площадь может завалить снегом. В любом случае, самое время вставать. В очередной раз лениво потянувшись, Мирабель вылезла из-под потрепанного, местами рваного одеяла из плешивых шкур и направилась к зеркалу. Привести себя в порядок необходимо незамедлительно после пробуждения. Под зеркалом располагалось ведерко с водой. Судя по затхлому запаху — не первой свежести. Окунув ладони и зачерпнув воды, Мирабель решительно омыла сонное лицо. Кожу мгновенно защипало, будто десятки мелких иголок пронзили щеки. Мама даже не подогрела воду. Но — не впервой, не привыкать. Пробежавший по коже холодок отступил, и она открыла глаза, улыбаясь сама себе в зеркало. — Сегодня непременно будет хороший день, — сказала девушка вслух сама себе. После чего еще около получаса приводила в порядок золотистые волосы. Это не просто причесывание, это целый ритуал. Тяжелый ритуал. Ведь даже нормальная расческа непозволительная роскошь. Приходится расчесывать гребешком из рыбьих ребер. Довольно неплохая альтернатива. Мягкие и податливые волосы Мирабель не ломали сию хрупкую конструкцию, поэтому она могла придумывать самые разные прически. Начиная от прямых распущенных волос, до замысловатых хвостиков со вплетенными в них цветами. Вообще прическа у девушки важнее ее лица или одежды. Не менее важен, конечно, макияж, но косметику достать крайне сложно и позволить ее себе можно лишь по огромным праздникам. Закончив с прической, Мирабель взяла со стула грязное, мятое, рваное голубое платьице. Это платьице определенно знала лучшее времена, но Мирабель их не застала, ведь даже одежду большинство сельчан покупали ношенную у более богатых соседей или проезжающих торговцев. Из-за стены донесся надрывный звук опустошения желудка. Драмира рвало. Мирабель вспомнилась одна из множества книг, прочитанных ею. Когда-то, тысячи лет назад, люди были другие. Там было написано, что в каждом доме был туалет, а не тошниловка. Организм раньше избавлялся от того, что не может переварить, другим путем, не через тошноту. Здорово, наверное, жилось тогда. Никаких болей в горле после рвоты, никто не будит посреди ночи своими «криками» над тошниловкой… В книге было сказано, что организм так изменился в результате массового, тотального, многовекового голода. Или это все сказки, придуманные такими же мечтателями, как она, мечты тех, кому надоело, что их рвет по нескольку раз в неделю? Мирабель вышла в кухню, и ее взгляд тут же остановился на уже накрытом столе. Она принюхалась и раздосадовано вздохнула. Так хотелось мяса или хотя бы рыбы. Но в очередной раз на столе дымила лишь травяная баланда. Плюхнувшись на стул, который едва не сложился даже от небрежно севшей шестнадцатилетней худенькой девушки, Мирабель уставилась на маму. Аролит стояла у печи и наливала в глиняные кружки чайную заварку, которую, как Мирабель казалось, она заваривала и неделю назад. — Какие планы после учебы, Бэль? — мать заправила сальные русые волосы за ухо и наконец повернулась к дочери. Девушка нехотя взяла ложку и, скорчив недовольное лицо, начала заставлять себя есть похлебку. — Вчера видела объявление: старейшине нужен кто-то, кто будет с его книг пыль сдувать. Думала попробовать, —она зачерпнула суп ложкой и медленно наклонила ее, наблюдая, как вязкая жижа из водорослей медленно стекает обратно в тарелку. — А я думала, ты мне поможешь на полях… — Мать отвернулась, скрывая разочарование, но Мирабель не нужно уже видеть ее лицо, чтобы понять, что она недовольна. — Драмиру своему скажи, пусть грабли себе на культю привяжет. Хоть какой-то толк от него будет. — Она не любила отчима, и, надо сказать, взаимно. —Дочь! Не хами! Он не виноват, что ему руку отрубили. Девочка все же решилась и затолкала в рот ложку. На вкус варево оказалось еще отвратительней, чем на вид. По вкусу и консистенции похожа на разваренное, холодное постное тесто. В очередной раз Мирабель пришла к выводу, что лучше питаться в школе. Там хоть рыбу иногда дают. — И в том, что даже одной рукой тебя лупит, он тоже не виноват? Тронет меня, и я клянусь, однажды ночью придушу его подушкой. Это не на шутку взбесило мать, от нахлынувшей злости она громко топнула. — Бэль, хватит! Он кормит нас! Имей уважение. Мирабель отодвинула тарелку и облокотилась на спинку стула. — Хочешь сказать, это его заслуга? Это старейшина с чего-то платит деньги однорукому вечно пьяному ополченцу. Ура! С такими защитниками я в безопасности. Аролит развернулась к дочке, облокотившись спиной на стол. Она сложила руки на груди и въедливо посмотрела на дочь. — Вот что ты к нему цепляешься? Без него голодала бы вообще. Мирабель выпустила продолжительную струю воздуха через нос и закатила глаза. — Он бьет тебя, мам. Разве так можно жить? — Вот вырастешь, посмотрим, какого ты себе мужа найдешь. Никакого, подозреваю. Загнешься в канаве с голоду. Кому нужна жена с таким отвратительным хар… — Ой, я пошла! — перебила ее Мирабель. Ругаться не хотелось, тем более, что мама никаких выводов не сделает… а портить хорошее настроение попусту — не самая лучшая идея перед тяжелым днем. Она встала и, схватив рюкзак, ушла, громко хлопнув скрипучей перекошенной дверью. И тут же остановилась, вглядываясь в небо. Дождю быть. Однозначно. Тучи собирались все гуще и становились похожими на плесневелую перину, на которой Мирабель проводила долгие и не всегда приятные часы сна. Перед школой девушка планировала, как всегда, зайти за подругой — Милки. Она жила в детском доме через две улицы и боялась одна ходить до школы. Ее каждый раз непременно кто-то задирал. Не любили ее сверстники. Зашуганная слишком. Тяжелое детство, ранняя смерть родителей: все было против того, чтобы она стала полноценным членом общества. И сверстники видели слабость, и без зазрения совести загоняли самолюбие бедняжки в еще большую яму. Мирабель же была из тех, кто крепким словцом может отвадить любого обидчика. Именно так они с Милки и познакомились пять лет назад, когда новенькую привели к ней в класс. Как всегда, подруга стояла около детского дома, облокотившись на перила, и что-то увлеченно читала. Увидев Мирабель, она торопливо захлопнула книгу и сунула подмышку. Уже подходя к ней, Мирабель попыталась разглядеть, что же это за книга. Определить не получилось. Ни надписей, ни рисунков на обложке не было. Лишь обложка казалась странной, будто стилизованной под человеческую кожу. Явно не из дешевых. Да и где она ее взяла? — Что читаешь? — девушка решила спросить напрямую, обнимая подругу. Та с удовольствием отдалась в ее объятия и легонько похлопала по спине. —Да-а-а-а… коррунийский бред, про вред веры в богов. Такой ответ слегка расстроил. Так хотелось почитать что-то новое, но уж точно не коррунийскую литературу. Лучше уж совсем ничего не читать. Взявшись за руки, они продолжили путь к школе. — Я сегодня к старейшине хочу сходить. Не составишь компанию? Милки удивленно изогнула бровь и взъерошила и без того растрепанные черные волосы. — Решилась-таки? Схожу, конечно. У него тайная комнатка есть… авось, прошмыгну. — Милки! — прикрикнула Мирабель. — Если меня выпрут в первый же день — я тебе глаза выцарапаю! Милки виновато опустила взгляд и сжалась, словно напакостивший котенок. Мирабель пронзило чувство вины. Все никак она не могла приучить себя не кричать на подругу, хоть и понимала, что даже малейшее повышение голоса вызывает в Милки чувство беззащитности и желание провалиться под землю. Желая исправиться, она приобняла ее за плечи и сказала: —Прости… — Чувствовалось, как Милки дрожит, и от этого становилось еще паршивей на душе. Ведь Мирабель ее единственный близкий человек. Ни родителей, ни друзей. Все кругом шпыняют, так еще и она не может контролировать свои эмоции. Ответа не последовало, и они продолжили путь к школе уже молча. Огибая рыночные палатки с громко зазывающими клиентов торговцами, суетливо бегающих рыбаков, воняющих тухлятиной и дешевым портвейном, они наконец дошли до ставшего привычным деревянного здания с заколоченными окнами. До места, где Мирабель придется в очередной раз выбросить несколько часов своей жизни. До занятий еще было время, но гулять в коридоре девушки не планировали. Ибо непременно какой-нибудь выскочка докопается до Милки. Путь лежал в класс, он находился в конце коридора, по которому носились дети разных возрастов, от шестилетних до девятнадцатилетних в таких же нищенских одежках. Мирабель тут же бросился в глаза отблеск деревянного пола около кабинета. Словно там что-то налито. У подоконника ехидно улыбались трое парней, одноклассники девушек. Не к добру это. Таких подлых людей еще поискать надо, да если и начнешь искать, то не найдешь. Мирабель повернулась к ним, устремив туда все свое внимание. — Скалитесь, кон… — и тут же поскользнулась на мокром пятне, которого даже не замечала. Вслед за ней полетела и Милки, задрав ноги. Они синхронно, с грохотом, приземлились на спины. Мирабель сильно ударилась головой. Затылок начало неприятно жечь, а из глаз полетели искры. Повернув голову, она увидела, что Милки это падение не сильно волновало, она тут же вскочила, схватила выроненую ей книгу и крепко прижала к груди. Со всех сторон разразился смех. Не только одноклассников, но и просто проходящих мимо детей. В девушек тыкали пальцами и всячески принижали. В основном Милки. —Ладно эта курица, ты-то под ноги смотри, Мирабель! — Сказал рыжий парень в черном драном пиджаке. —Джозерит! Ты вот точно допрыгаешься. Уже допрыгался. Сегодня контрольная, балалайка тебе, а не списать! Парень тут же поменялся в лице. Мирабель знала, что без ее помощи ему ни за что не написать контрольную, а в случае плохого результата он на все выходные отправится на причал, потрошить рыбу, в наказание. Занятие не самое приятное, особенно учитывая то, что из этой рыбы он не получит ни кусочка. Вся она уйдет на продажу или будет обменена на что-то в соседних деревнях. — Да я же ничего не сделал тебе! — начал оправдываться Джозерит. — И я ничего делать тебе не буду, даже списать не дам, — насмехнулась Мирабель и, встав с пола, обняла подругу, которая вновь дрожала из-за издевательских смешков вокруг. Они прижались друг к другу. Только объятия близкого человека могли успокоить Милки. Девушка ощутила у себя на бедре что-то липкое, вязкое. То, на чем она поскользнулась. Слегка задрав платье, она провела рукой по бедру. В нос ударил отвратительный запах. Мирабель закрыла глаза и прорычала. — Вот что за стерва пролила на пол свою блевотину? Неужто не донести было? Ответа не последовало, да и вряд ли ответ можно было бы разобрать из-за новой волны безудержного смеха. Разбираться времени не было, да и смысла, наверное, тоже. Милки крепко вцепилась в подругу и прижалась, словно если отпустит ее, то свалится в пропасть. Она уткнулось в плечо Мирабель и тихонько заплакала. Слезы быстро пропитали тоненькое платьице и проникли в самую душу. Вновь переживания за подругу охватили Мирабель. И как Милки живет такой жизнью? Мирабель не уставала этому удивляться. Пусть со слезами, но проходит все брошенные ей жизнью испытания. И дальше вряд ли будет легче. — Пойдем умоемся, — прошептала Мирабель на ухо подруге и та покорно, взяв ее под руку, направилась в сторону тошниловки. К счастью, там никого не было. Детей тут редко тошнило из-за отсутствия нормального питания. Поэтому организм перерабатывал все, не оставляя излишков. Девушки встали около большой бочки с на вид чистой водой и Мирабель, прежде чем отмываться самой, принялась отмывать подругу. Ей досталось немного больше. Заляпаны были не только подол и бедра, но и вся спина. Даже волосы немного испачкались. Но Милки, по-видимому, не столько беспокоил размазанный по всему телу чей-то завтрак, сколько очередное унижение перед толпой. Она все так же плакала, закрыв лицо руками, и тряслась, будто ее пронизывал промозглый ледяной ветер. Мирабель взяла с подноса, стоящего под зеркалом, тряпочку и намочила ее в бочке. — В следующий раз будем осторожнее. Исподтишка только и пакостничают. Я не позволю им приблизиться к тебе. — Ур-р-роды…Т-т -твари… — прорыдала Милки. И Мирабель не знала, не могла найти слов, чтобы хоть как-то утешить. Подлые выходки происходили и ранее, происходят сейчас и будет происходить в будущем. И продолжаться это будет… кто знает? Два года? Десять лет? Закончится лишь тогда, когда Милки достигнет предела роста, а происходит это у всех по разному. У кого-то в восемнадцать, у кого-то и в тридцать. А до этого момента человек считается ребенком и не имеет права покидать деревню без родителей. В случае с Милки, не имеет права покидать детский дом. А сбегать? Куда? В первый же день, наверняка, попадется в лапы бандитов или богопоклонников… или вообще к коррунийцам в рабство, что хуже смерти. Сев на корточки, Мирабель задрала подол платья Милки и принялась бережно отмывать ее бедра от чьей-то рвоты. Ноги и без того тряслись, а прикосновение холодной тряпки лишь усиливало дрожь. И как теперь идти на занятия? Госпожа Элла наверняка выгонит Милки в таком состоянии. Искать причину ее слез тоже не станет. Ведь, по ее словам, ей “надоели эти детские шалости” — С-с-скоро к нам яр-р-рмарка приез-з-зжает, ты же сходишь со мной? Так хочется сладостей. Я денег накопила. Мирабель улыбнулась, видя, что даже в таком положении Милки находит повод для радости и строит планы на будущее. Значит, все не так плохо. Иногда закрадывалась мысль, а что, если она решит покончить с собой? — Конечно. Ты где деньги взяла? Только не говори, что украла, — Мирабель показалось это странным. Даже у нее, живущей с мамой и отчимом, не было карманных денег. А уж у детдомовской-то откуда? Работать им не разрешают. Милки несколько секунд молчала, ее тело перестало трепетать. Будто вспомнилось что-то хорошее… или важное. — В лесу небольшой тайник нашла. Сундук. Там немного денег было и эта книга. — Клад? В лесу? В котором ежедневно ходят десятки людей в поисках съестного, и ни один из них не наткнулся на “древний клад”? Мирабель с трудом верила в такое оправдание. Казалось, что Милки пытается обмануть. Хотя, раньше вранья за ней не замечалось. —Кто-то хорошо спрятал его. Сундуку не одна сотня лет, он сгнил почти. А книга целехонька, — Милки наконец повернулась к подруге и сквозь слезы благодарно улыбнулась. Мирабель улыбнулась в ответ. В конце концов, врет она или нет, можно определить на ярмарке. Ведь сто лет назад чеканились другие монеты, и если она будет расплачиваться отличными монетами от общепринятых, то Мирабель непременно заметит это. — Ну, раз разбогатела, то с тебя шоколадка! Голову наполнил восторг. Шоколадка! Мирабель пробовала ее всего пару раз, и этот сладковатый молочный вкус врезался в память как один из самых приятных моментов в жизни. — Бедноватый кладозакапавытель оказался. Денег не много. Но на несколько шоколадок хватит! — Милки заулыбалась так, словно ничего и не случилось. Хорошо же, что она смогла отвлечься. Отмыв ноги подруги, Мирабель принялась отмывать ее серое платье. Но серый это явно не его изначальный цвет. Просто оно застирано до такой степени, что былая краска стерлась, оставляя тоненький слой бесцветной ткани. Затем перешла на волосы. Самая отвратительная часть субстанции оказалась именно там. Какие-то недожеванные полупереваренные обрывки травы запутались в густых черных волосах. От лицезрения сего отвратительного зрелища, приправленного едким кислым запахом, начало подташнивать и саму Мирабель. Но чего только не сделаешь ради подруги. Нужно немного потерпеть. Сжав зубы, она завершила сие действо, и с облегчением выдохнула, заправляя мокрые черные волосы подруге за уши. — Теперь твоя очередь. И Милки без лишних слов принялась отмывать Мирабель, насвистывая незамысловатый мотив. Быстро же истерика превратилась в беззаботность. За несколько минут отмылись и спина, и ноги. По веселому настроению подруги можно было подумать, что она не оттирает содержимое чьего-то желудка, а сажает цветочки в саду. К счастью, отвратительная вонь ушла. И теперь они обе привычно пахли… обычной грязью. Пришло время возвращаться в класс, скоро начнутся занятия. И девушки, взявшись за руки, покинули тошниловку. В душном коридоре их снова ожидали издевательские смешки и тыканье пальцами. Но они пытались игнорировать происходящее. До двери кабинета оставалось метра три, как за спиной раздался крик одного из шутников. — Мирабель, стой! Сказать кое-что хочу! Мы не хотели тебя обидеть. Та нехотя остановилась. Разговаривать с этими придурками не особо хотелось. Она непременно накажет их, но потом. В отличие от Мирабель, Милки не собиралась останавливаться, и ее ладонь медленно, неохотно выскальзнула из крепко сжатой руки подруги. — Иди к черту со свои… — Неожиданно за спиной раздался звук, похожий на всплеск воды. Мирабель испуганно обернулась и увидела страшную картину. Милки стояла перед открытой дверью кабинета и по ней стекали струи содержимого чьего - то желудка. Девушка буквально вся была в отвратительной вонючей жиже. Она медленно повернулась и издала истошный, беспомощный вопль, который заглушал хор из десятков истеричных хохотов. Следом, сверху, с глухим бряцаньем на беднягу свалилось еще и железное ведро, которое, ударившись ей об голову, упало на пол и покатилось к ногам Мирабель. — Ты просто подонок, Джозерит! — яростно прокричала Мирабель, подобрав грязное ведро с пола и бросив его в обидчика. Бросок получился точным, и ведро прилетело бы прямо в нагло смеющееся лицо, если бы не рука, которую вовремя выставил парень. От ведра это его спасло, но только в какой-то мере. Правда равновесие удержать не получилось, и он завалился назад, это сопровождалось брызгами того, что не успело вылиться на Милки. Подельники шутника тут же разбежались от него в сторону. Теперь он сам стал объектом насмешек. Мирабель ощутила, как в нее врезалась визжащая, мокрая, вонючая подруга, которая тряслась так сильно, что трясла еще и Мирабель. — Я ж говорил, не надо вытирать блевотину с пола! Сразу дважды получила! — Лежа на полу, нервно хохоча и вытирая с лица жижу, сказал Джозерит. Оставаться в преисполненном гоготом коридоре больше нельзя, и, переступая через отвращение, Мирабель прижала к себе Милки и снова повела в тошниловку. Рвота подступала к горлу, заставляя кашлять. Воняло хуже, чем из помойной ямы. Но Милки сейчас намного тяжелее. И никто не подаст ей руки, кроме единственного близкого человека — Мирабель. Зайдя в уборную, она все же вырвалась из объятий и, отбежав на несколько шагов, согнулась в предрвотном кашле, от которого слезились глаза и першило в горле. — Вот что они за твари такие? Что я им сделала? Почему они не могут просто оставить меня в покое? Я никого не трогаю, неужели так сложно не трогать меня? — отчаянно прокричала девушка. Такого отчаянья Мирабель не слышала доселе. Но не могла ответить ни слова, даже повернуться не могла из-за раздирающего горло кашля, который грозился вот-вот перерасти в то, чем сейчас облита Милки. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое! Хочу жить одна! Подальше от всех! Я ненавижу людей, ненавижу Этернил, ненавижу всех! — Крик, преисполненный болью, обидой, казалось, выходил за пределы школы. Мирабель наконец немного полегчало, кашель отступил, она тяжело задышала, не рискуя принять вертикальное положение. — Почему я? За что так со мной? Мирабель наконец выпрямилась и обернулась. По еще сырым от помывки волосам Милки стекали струи, похожие на слюни или жидкие сопли. Как теперь это все отмывать? Но даже не это главное. С этими издевательствами нужно что-то делать. Пожаловаться начальнику ополчения? Старейшине? Будет, над чем поломать голову перед сном. “Бедная Милки…” — В очередной раз подумала Мирабель. И в очередной раз пришла к выводу, что она бессильна, не может ей помочь. Все, что она может дать, это заботу и поддержку. — Потому что за тебя некому заступиться. Они видят твою слабость… снимай платье и полезай в бочку целиком. И Мирабель начала раздеваться. От грязных объятий ее платью тоже требовалась стирка. — Ты тоже считаешь меня слабой? Из-за того, что я не могу врезать по морде, я слабая? Зря она сказала про слабость. Конечно же, Милки не слабая, а очень стойкая. Мирабель бы не вынесла такой жизни. — Нет, ты сильная… ты справляешься со всеми испытаниями и несмотря ни на что находишь причины улыбаться. Ты сильнее, чем я. Ты сильнее любого из нашей школы… просто за тебя некому заступиться. Милки слегка успокоилась и, сняв платье, бросила его в бочку. Туда же полетело и платье Мирабель. Сама же она подошла к другой бочке, стоящей чуть поодаль, под другим зеркалом, и позвала подругу. Милки, шаркая ногами, подошла и стеклянными глазами уставилась в воду. Плакать перестала, заметно успокоилась и, похоже, ушла в себя. Еще через несколько секунд она словно подневольный зомби с трудом перекинула ногу и забралась в бочку. Вода едва доходила до талии. Девушка несколько раз вздрогнула, что не удивительно. Вода просто ледяная. Хотя бы чистая. Заговорить больше никто не решался, и Мирабель начала в очередной раз отмывать Милки. Руки то и дело сами дергались прочь от этой гадкой массы. Не хотелось ни то, что прикасаться, даже смотреть. Однако останавливаться нельзя. Кто, если не она? Эта жестокость переходит все границы. Мирабель не раз задавали вопросы, почему она возится с Милки, отказалась от других подруг и друзей… точнее, они от нее отказались, когда появилась Милки. Мирабель никогда не отвечала на провокационные вопросы, но ответ был прост. Дело не только в жалости, но и в том, что вернее подруги, чем она, просто не бывает. Когда отчим избивал мать, куда Мирабель бежала плакаться? К тому, кто лучше всех ее понимал, к тому, кто не боялся сбежать из детского дома посреди ночи, чтобы успокоить, даже не смотря на то, что если бы поймали — ждала бы порка. Милки очень душевный и отзывчивый человек. Во всем Этерниле нет подобных людей. По крайней мере, из их ровесников. Помывка закончилась не скоро. Отвратительной каши на теле оказалось намного больше, чем в первый раз. Несмотря на долгие старания, вонь никуда не делась. Идти в таком виде на занятия? Лишь дать повод для смеха недоброжелателям. Драгоценное мыло ушло на стирку платьев. Бежать домой или вообще уйти из школы? Значит, завалить контрольную, на которую они и так опаздывают. А если не напишут, то прощай, выходные. — Сиди тут, не вытирайся пока. Я сейчас… да простит меня директор… Мирабель натянула на себя еще холодное сырое платье. От этого по телу пробежала мелкая дрожь, заставившее тело непроизвольно дернуться. Девушка тут же ринулась в коридор. Там уже ни души. Занятия начались. Даже пол у класса уже кто-то вытер. Долго же подруги провозились с отмыванием друг друга… но Мирабель пришла сюда не размышлять. Быстро пробежав по коридору, внимательно смотря под ноги, чтобы, не дай бог, не вляпаться еще в какую-нибудь историю, она собрала со стен несколько ламп и вернулась обратно, в тошниловку. Милки стояла все на том же месте и тряслась, но не из-за пережитых эмоций, а от холода. Худенькое тельце даже слегка посинело, а зубы отбивали чечетку. — Лезь обратно в бочку, — Мирабель подбежала к ней и поставила две лампы на пол, а одну взяла в руки, разглядывая. Милки удивленно уставилась на лампу, но все же полезла в воду. — Ты что удумала? — Сжечь тебя хочу, чтоб не воняла. Милки улыбнулась, не восприняв эти слова всерьез. И Мирабель улыбнулась в ответ, в очередной раз радуясь, что она находит в себе силы на это. Затем осторожно отвернула крышку с лампы и вылила масло прямо на голову Милки. Та вскочила, расплескивая воду на пол. —Ты чего делаешь? Мирабель взяла вторую лампу и тоже открыла ее. —Да сиди ты! Пусть лучше от тебя маслом пахнет, чем блевотиной. Похоже, такой ответ убедил Милки, и она снова покорно опустила голову, позволяя обливать себя. Масло непременно перебьет запах. Уж слишком оно вонючее. Но, пахнет куда сносней. Хотя приятным тоже назвать нельзя. Опустошив все лампы, Мирабель принялась втирать масло в волосы, чтобы как можно сильнее пропитать их, а после — смыла. Так же поступила и с платьем. Пришлось снова бежать в коридор, за очередными порциями. И, о чудо! Сработало! Отвратительный кислый запах сменился на резкий и не очень приятный запах масла. Самое время бежать на занятия и надеяться, что госпожа Элла даст написать контрольную. До конца еще есть время. И подруги отправились к кабинету, где Мирабель без лишних раздумий постучала и сразу открыла дверь. — Простите за опоздание, госпожа Элла. Мы упали… в грязь. можно войти? —Говорить правду смысла не было, да и учительница наверняка все знала. Судя по тому, как она поморщилась, глядя на сырую с ног до головы Милки. — Берите задание, садитесь Девушки тут же подбежали к столу учительницы. Взяв там листок с заданием и чернильницу, они уселись за парту, которая находилась максимально далеко от остальных, в дальнем правом углу кабинета. Внимание Мирабель тут же привлекли те клоуны, что облили их. Они перешептывались и подленько хихикали. Однако главный затейник Джозерит отсутствовал. Похоже, пошел отмываться домой. Остальные ученики тоже смотрели в сторону подруг. Кто-то с отвращением, кто-то с усмешкой. Но были и те, кто просто не обращал внимания и занимался контрольной. Мирабель не удержалась и показала обидчикам средний палец. Тут же раздался недовольный голос учителя. —Мирабель! Я от тебя такого не ожидала… Девушка кашлянула и виновато опустила взгляд на задание. Голова совершенно ничего не соображала, да еще и время поджимало. Как хоть все успеть-то? Минуты пролетали как секунды, и выполнение задания шло очень медленно. Как бы она ни пыталась — не могла сконцентрироваться. Голова забита произошедшим. Мирабель терла глаза, теребила волосы, пыталась отвлечься, поглядывая в окно, где, как она и предполагала, пошел дождь. Единственные окна, которые оставались не заколоченными в школе, отвлекали от дурных мыслей, улица манила своей прохладой и свежестью… Мирабель думала о чем угодно, только не о контрольной. И когда до конца урока оставались считаные минуты, она поняла, что ни за что не успеет. Не сделана даже и половина. Значит, выходные пройдут в незабываемом путешествии к причалу, где по двенадцать часов придется потрошить рыбу, а после работы вместо сна долго лежать в ванне, смывать с себя рыбьи кишки и вонь. Тут ее толкнула в плечо Милки и пододвинула листок. — Списывай… Мирабель удивленно повернулась. Милки сидела даже не глядя на нее, прилежно сложив руки на парте. И как успела? Раз даже Мирабель не смогла собраться с мыслями, то уж пострадавшая сильнее всех Милки и подавно не сможет. Но смогла, как оказалось. Вспомнился разговор в тошниловке… Милки действительно очень сильная и стойкая девушка. Умеет, когда надо, абстрагироваться от всего. Не теряя времени, Мирабель принялась списывать, постоянно оглядываясь на госпожу Эллу, боясь быть замеченной. Но учительница была занята заполнением каких-то бумажек. Девушка напрягла все органы чувств, чтобы в случае чего услышать, если Элла изменит занятие. Но через несколько минут услышала не это… шептались те два юмориста. — Давай после занятия ты отвлечешь Мирабель, а я приложу Милки об парту! — шепот звучал взволнованно, с предвкушением. — Ха, давай! — ответил второй. Хорошо, что Мирабель это услышала. Еще крови им с Милки не хватало. В этот раз у шутников ничего не выйдет. Через несколько минут госпожа Элла встала и громко заговорила. — Сдаем работы! И листки с контрольными потекли рекой с последних парт на первые. Мирабель успела, хоть и немного сомневалась в правильности ответов. Милки, конечно, не была глупой, и училась ничуть не хуже, но все равно было бы куда спокойней, если бы Мирабель все сделала сама. Элла собрала работы с двух рядов и, поправвляя желтую рубашку, надменно сказала ученикам: — Перерыв пять минут, — и тут же ушла, как делала всегда. Никто не знал, куда она так торопится на переменах. Быть может, ей просто надоели ученики? Как только учитель скрылся за дверью, Мирабель насторожилась. Она намеренно не стала говорить подруге о задумке тех двух упырей, не хотела тревожить понапрасну. Теперь все в ее руках. — Мирабель, я вот что спросить хотел. Быть может, сходим вечерком погулять? Я хочу загладить нашу вину перед тобой, —раздался голос Геомфинара, голубоглазого блондина, по которому сохли несколько девушек из класса. Но Мирабель знала, что ее просто пытаются отвлечь. Блэйк, еще один задира, уже попятился в сторону Милки, делая вид, что пошел разглядывать рисованные плакаты с видами рыб, висящие как раз около Милки. Мирабель решительно встала с места и облокотилась на парту, делая вид, что занята разговором с Геомфинаром. Сама же пристально следила за Блэйком, чтобы поймать его на горяченьком. – Я думала, тебе парни нравятся? Ни разу тебя с девчонками не видела. Некоторые девушки в классе захихикали. Хоть какая-то месть… Блэйк же подходил все ближе и ближе. Милки сидела к нему спиной, слушая разговор. И парень, похоже, уверился в безотказности затеи и резко сменил курс, ускорил шаг. Но его задумке не было суждено воплотиться. Мирабель все контролировала и за несколько широких шагов, огибая стул Милки, преградила путь, толкнув Блейка в плечо и припечатав к ободранной деревянной стене. Она сама от себя такого не ожидала. Да, угрожала применением силы она много кому, и много раз, но воплощать угрозы в жизнь еще не приходилось, и теперь она просто не знала, что делать. Блэйка такая прыть поразила не меньше. Пухленький брюнет вылупился на нее, и боялся даже рот открыть. Мирабель же продолжала держать его за плечи, и прижимать к стене. — Я вам сколько раз говорила не трогать Милки? — Прорычала она первое, что пришло в голову. — Да чего ты ее защищаешь? Мои родители уважают твоих, и мы все уважаем тебя, но с каждым днем это уважение тает. Зачем она тебе? — Прозвучал голос Геомфинара. Мирабель оцепенела, не знала, что делать, что говорить, и Блейк, видимо, заметил это и попытался вырваться. Она не поняла, как это произошло, не хотела этого делать, но колено будто само занеслось немного назад, делая размах, и угодило прямо в то место, которым мужчина отличается от женщины. — Упх-хф… — измученно выдавил Блэйк. Глаза выпучились настолько, что, казалось, вот-вот выкатятся. Мирабель испуганно отпрыгнула назад и вытаращилась на сползающего по стене Блейка. Он смотрел так жалостливо, так болезненно, что на мгновение стало его даже немного жаль. — Да ты рехнулась? Это ты за дочь блудницы так впрягаешься? — воскликнул Геомфинар из-за спины, но Мирабель даже не повернулась, не смогла оторвать взгляд от своей жертвы. К жизни вернула внезапно вскочившая Милки, которая с бешенными криками бросилась на Геомфинара. Преодолев несколько метров, меньше чем за секунду она повалила парня на парту и начала отвешивать ему пощечины. —Моя мама не была блудницей! Она была воином! Храбрым воином, таким, каким никому из вас никогда не стать! Шлепки от пощечин разносились на весь класс, радуя Мирабель. Внезапно вспыхнуло чувство гордости. Неужели Милки осмелилась ответить? До этого даже грубое слово боялась в лицо сказать. Молча терпела все издевательства. Остальные одноклассники удивились не меньше. Никто не улыбался, как это обычно бывает в таких драках, не подначивал, и наоборот, не пытался остановить. Все просто смотрели, слушая треск пощечин и охи парня. Ошарашенный Геомфинар пытался отмахиваться, и чем дольше его лупили, тем успешней у него получалось. Еще несколько мгновений и он придет в себя, и тогда получать будет уже Милки. Чего допустить уж никак нельзя. Мирабель схватила подругу за талию и резким рывком оттащила в сторону. Та продолжала махать руками и проклинать Геомфинара за то, что он посмел оскорбить покойную мать. Тут дверь распахнулась и раздался строгий голос Эллы. — Это что такое? Милки моментально успокоилась и быстро вернулась на свое место, делая вид, что она вообще тут ни при чем. Пришлось отдуваться Мирабель. Она бросила взгляд на сидящего на парте Геоммфинара, тот держался за краснющую щеку левой рукой и водил языком по губам, недовольно сдвинув брови. — В салочки играли… Я это… осалила Геомфинара… силу не рассчитала немного… — Да что ты говоришь? — По лицу учительницы проскользнула улыбка, а взгляд устремился к сидящему на полу Блэйку. — Да… а Блэйк… Блэйк поскользнулся просто, —Мирабель собрала все силы, чтобы добавить в голос строгости и обратилась к парню. — Вот сколько раз вам говорила госпожа Элла, что не надо бегать по классу, упадете, голову расшибете! Учительница продолжила путь и уселась за свой стол, смотря на Мирабель. — Так же упал, как и вы сегодня с Милки в грязь упали? — Кхм… — Мирабель выпрямилась, изображая прилежную ученицу — В общем и целом — да. — Понятно, садитесь… Мирабель тут же села рядом с Милки, которая еле сдерживала улыбку. Блэйк же медленно встал и, зажимая пах, вернулся к себе на место. — Дети, я устала вам повторять! Вы взрослые, должны понимать, что бегать по классу опасно. — С каким - то равнодушием сказала Элла. — В салочки, значит… — с улыбкой прошептала Милки. — Храбрым воином была, значит? Милки тихонько вздохнула и положила руку Мирабель на бедро. — Должна же была я себя как-то подстегнуть. Ты, вон, за меня в драку полезла. Не могла же я сидеть и смотреть. Да и, кроме того, моя мама и правда была отчасти воином… ты же знаешь, полевым медиком. И совсем неприятно, когда тебя называют дочерью ш… кхм… ублюдком, даже если это и правда. Мирабель положила ладонь на холодную, слегка вспотевшую руку Милки, и нежно сжала. Сложно представить, что чувствовала Милки. Ведь, действительно, она дитя изнасилования. Ее мать подвергалась издевательствам в плену, и после освобождения родилась Милки. Несмотря на то, что все знали, что она дочь какого-то бандита, мать любила ее, да и муж матери все знал с самого начала, знал о происхождении нежданного ребенка. Это не мешало признать новорожденную и провозгласить своей, хоть и названной, но дочерью. Дальнейшие уроки прошли спокойно. Одноклассники больше не задирали их, даже смотрели в другую сторону. Это успокаивало. Редкий день, когда получилось в спокойствии провести все уроки. В столовой хорошо накормили капустным салатом с рыбой. После занятий девушки планировали отправиться домой к Мирабель, помыться перед тем, как идти к старейшине Хенрику. Однако на улице, как и предполагала Мирабель еще утром, лил страшный дождь, из-за которого и в двух метрах дороги не было видно. Сопровождался он довольно сильным, но теплым ветром. И девушки решили, что помоет их дождь. Ну, а что? Чем дождь отличается от бочки с ледяной водой? Ни мыла, ни мочала у Мирабель дома не имелось. Слишком дорогое удовольствие. Да и редко у кого-то водились такие вещи. На нормальную еду-то наскребали с трудом. Куда уж там до предметов роскоши. К тому же, дождевая вода намного чище той, что Аролит приготовила бы им. Набрала бы, скорее всего, той, которой посуду уже помыла. Экономить приходилось на всем, даже на элементарной воде. Хоть рядом и располагалось довольно большое озеро, но за сотни лет его использования вода пришла в непотребное состояние. Загрязнилась скидываемыми туда отходами. Поняли жители это слишком поздно.