Стеклянная мечта

Вечерами, после ужина, у Ханзо всегда было много дел: вся хозяйственная жизнь клана лежала на его плечах. Учет продуктов, воды, медикаментов и прочего требовал пристального ежедневного внимания. А еще нужно было оказать медпомощь всем, кто получил легкие травмы на тренировке. Часто Ханзо заканчивал дела далеко за полночь. Однако порой приходилось откладывать всё, когда кому-то из учеников требовалась более серьёзная помощь. Даже если сам ученик отрицал это. Так было и в этот раз. Слишком часто Ханзо стал замечать, что Такеда пропускает ужин и после тренировки его нигде не видно. В тот день Такеде снова непреодолимо захотелось побыть в одиночестве. Быстро умывшись после тренировки, он переоделся и тайком выскользнул из клана. Он уже знал лазейки, позволявшие не попасться на глаза дозорным, но так торопился, что забыл взять с собой хотя бы еще одну кофту, ведь с приходом сумерек в горах холодало очень быстро. День выдался на редкость тяжёлым для Такеды. С самого утра у него болела голова, и тренироваться пришлось через силу, буквально сцепив зубы. Но отпроситься с тренировки он бы ни за что не посмел. Трижды Хасаши делал ему замечания и поправлял то одно, то другое. Такеда уже отвык от столь пристального внимания к себе, тем более от явно недовольного тона грандмастера. И вдруг ему снова пришлось почувствовать себя так, словно он попал в клан всего неделю назад и всё делает неправильно. Вдвойне обидно становилось от мысли, что на самом деле прошел уже год, если Такеда не ошибался в подсчетах. Наверное, от этого последние несколько недель ему порой невыносимо хотелось побыть одному. Какая-то глухая тоска гнала его прочь из клана до того места, куда бы он успел дойти, чтобы вернуться до наступления темноты. Иначе он мог попросту заблудиться. Тогда гнева грандмастера не избежать. А этого Такеда боялся больше всего. За прошедший год он понял, что Ханзо не монстр и не чудовище, каким показался ему в день их знакомства. Но учителем и главой клана он был очень строгим. Чтобы заработать хотя бы одобрительный кивок с его стороны, приходилось очень много трудиться. И Такеда не жалел сил, хотя порой не понимал, зачем он это делает. А в последнее время эти непонятные, расплывчатые сомнения вовсе лишали его всякой мотивации, сил и даже аппетита. Ему всё чаще хотелось побыть одному, уйти, чтобы оставить клан где-то позади. Такеда не мог толком сформулировать, что тянуло его к одному и тому же месту. Он едва успевал дойти до него и всего минут двадцать-тридцать постоять наедине с собой, как спускающиеся сумерки гнали его обратно. Но возвращаться так не хотелось, и казалось, что это совершенно бессмысленно. Каждый раз он волей-неволей накручивал себя до злых слёз, возвращаясь в клан. Они раздирали ему грудь, и порой даже приходилось останавливаться, чтобы проглотить их и успокоиться. Такеда очень боялся плакать. Еще год назад он поклялся себе, что не проронит ни слезинки, ведь он мужчина, он уже взрослый. Лишь пару раз слёзы сами полились из глаз, как вода из переполнившегося сосуда, когда Такеда вспоминал о матери, которая, как он думал, погибла в результате несчастного случая. Эти слёзы до ужаса напугали мальчика. Он буквально поперхнулся ими и с головой нырнул под одеяло в надежде, что никто в общей спальне не услышал его всхлипа. А потом долго ругал себя за слабость, прислушиваясь к тишине. Такеда не понимал, что слишком рано вообразил себя взрослым. Но это случилось полгода назад. После этого Такеда ни разу не поддавался слабости и даже гордился своей стойкостью, которой на самом деле было упрямство. Он упрямо отказывался позволить себе пережить сполна постигшее его горе: смерть матери, угроза гибели от рук страшных преследователей, внезапный уход отца и наконец разрушенная до основания жизнь простого восьмилетнего мальчика… Такеда не осознавал, как много на него свалилось и как тяжела его новая жизнь в Ширай Рю. Весь прошедший год Такеда держался именно благодаря упрямству. Цель — не плакать и тренироваться! — поставлена, и он упрямо двигался к ней. Но цель без мотивации лишь пожирает силы. Рано или поздно они иссякнут. Такеда боялся признаться себе, что сил двигаться вперед у него почти не осталось. Он больше не видел смысла терпеть боль и лишения. И всё чаще назойливые мысли об отце не давали покоя. Он отчаянно, до слёз, хотел домой и ждал, что человек, вырвавший его из привычного, уютного мира, должен вернуть его обратно. Вновь покидая клан, чтобы уединиться, Такеда следовал одним и тем же путем. Место, куда он шёл, и дорога к нему отпечатались в памяти еще в первый день, когда он попал в Ширай Рю. Земля до сих пор хранила глубокие следы протекторов мотоциклов. Несмотря на прошедший год, Такеда еще мог их найти. Он даже помнил место, где свалился со спины отца. Деревья, в сторону которых он побежал, и сейчас вызывали у него смутную тревогу, а тогда вздох ужаса вырвался из груди, и он побежал, не разбирая дороги. Чуть позже Такеда вернулся, но уже в сопровождении воинов Ширай Рю, и увидел, как жестоко Ханзо расправился с Хсу Хао. Вот здесь лежал его окровавленный труп. Ошмётки мозга и брызги крови долетели аж до того камня — в пяти метрах от него. Тошнотворный вид и запах смерти заставил желудок подпрыгнуть к горлу. За последний месяц Такеда не единожды приходил сюда. И каждый раз его сердцебиение учащалось, он чувствовал пульсацию крови в венах на шее и запястьях. Даже волоски на затылке вставали дыбом. Такеда невольно сглатывал и одновременно злился на себя за страх, который внушало ему это место. Но вопреки здравому смыслу оно тянуло мальчика к себе, став для него своего рода перекрёстком, на котором сошлись его прежняя и новая жизнь. Такеде смутно казалось, что, возвращаясь сюда, он становится ближе к прошлой жизни, что на этом перекрёстке можно двигаться в обоих направлениях. Он смотрел в сторону, откуда им вслед летели стрелы, и по спине пробегали мурашки, словно на разгоряченное тело внезапно попали брызги холодной воды. Но Такеда мужественно вглядывался вдаль, будто ожидая, что вот-вот между деревьев покажется силуэт человека, которого он винил во всех несчастьях и который должен был все исправить, ведь прошёл уже целый год. Так было и в этот раз… Закат алел теплым сиянием. На западе разливался торжественный багрянец. Он горел пурпуром в одной точке, на вершине горы, а затем расстилался по небу, становясь все мягче и мягче. Красота ранней осени окружала Такеду, но он почти не замечал её. Тайком покинув клан, он шагал машинально, безостановочно, лишь глядя себе под ноги. Голова по-прежнему нещадно болела, и от мелькания листвы перед глазами становилось только хуже. Но Такеда продолжал спускаться по уходящей вниз неприметной тропе. Не отдавая себе отчёта, он снова шёл, чтобы ждать отца. Наконец, добравшись до места, дальше которого он никогда не спускался, того самого, где был убит Хсу Хао, Такеда резко остановился. Опершись руками о колени, он сгорбился и закрыл глаза. Дыхание было тяжелым и неровным, щёки горели. Такеда очень устал и едва не лёг прямо на быстро остывающую землю. Сразу накатила волна злости на самого себя. Зачем он пришёл сюда в таком состоянии, ведь предстоял еще обратный путь? Возможно, стоило остаться в клане и просто забиться под одеяло в надежде уснуть, чтобы этот ужасный день поскорее закончился? Казалось, Такеда уже пожалел об этой вылазке, как вдруг услышал приближающийся шелест листвы и хруст сухих веток под чьими-то ногами. Резко разогнувшись, мальчик уставился вперед и даже приоткрыл рот от волнения: неужели тот, кого он ждал на протяжении целого года, наконец, пришёл за ним? Он вытянулся во весь рост и… словно лопнувшая струна, дрогнул всем телом. Колени подогнулись, а из горла вырвался сдавленный вздох, когда вместо отца Такеда увидел грандмастера Хасаши.