Мир цепей и богов

      — Всё будет хорошо, — шептала Стелла, пока тени плавно скользили вокруг неё, пытаясь устроиться поудобнее, словно могли уснуть, как домашние питомцы, прибежавшие к любимому хозяину в холодную ночь. — Ни о чём не переживай.       — Я и не переживаю, — пробурчал сонный Рафаэль в ответ. Он лежал на животе, спрятав руки под огромную подушку, и, судя по всему, до последнего боролся со свалившей его усталостью.       Он всегда говорил, что уже слишком взрослый, чтобы его укладывали спать, — как-никак, тринадцать лет! — но никогда не выгонял никого из них, даже ждал, пока к нему кто-нибудь заглянет. Так было спокойнее: убедиться, что Рафаэль, сытый, целый и невредимый даже в пределах защищённых барьерами городов и поселений, действительно ложится спать, а не пропадает неизвестно где. Фортинбрас, бывало, усмирял его тревожные мысли и кошмары магией. Магнус без остановки трещал о своей службе в рядах кэргорских рыцарей. Клаудия молча устраивалась рядом, тем самым напоминая, что никогда не оставит его, как и Стелла. Порой она забиралась к Рафаэлю под одеяло и крепко обнимала, будто хотела защитить от чудовищ, прячущихся во тьме. Порой в волчьем обличье занимала большую часть кровати и игралась с тенями, пока он гладил её шерсть и молча засыпал.       Она бы и сейчас устроилась рядом, но решила, что отдых подождёт. К тому же благодаря недавнему короткому сну и магии Марселин и Фортинбраса она чувствовала себя гораздо лучше и считала, что могла бы заняться полезным делом. Отпугнуть демонов от барьеров особняка, если те вдруг выползут из тьмы, например.       Стелла не слишком верила во вдруг проснувшуюся совесть Ситри, и потому оставалась начеку. Отчасти из-за этого она и крутилась возле Клаудии и Джинна, и вино выбрала совсем слабое, чтобы не ударило в голову.       Честно говоря, раньше она бы смогла расслабиться. Она бы улеглась на колени Магнуса или Клаудии, свернулась бы клубочком и слушала их пустую болтовню, пока за окнами завывал ветер, а пламя десятка свечей тихо потрескивало.       Раньше, как бы противоречиво это ни было, она бы знала, что делать. Отдыхать, только когда другой охраняет сон, наблюдать, защищать. Солнце не взойдёт, не осветит тёмные дороги — уродливый признак стабильности, в которой она научилась жить. А сейчас?..       Стелла поглаживала тёмные волосы Рафаэля, ещё немного вьющиеся после душа — он был весь в крови тварей и грязи, которую умудрился собрать, пока те игрались с ним, как с игрушкой. Даже теперь, спустя пару часов, она ощущала запах трав, въевшихся в его кожу, напоминавших о том, как Марселин залечивала все его раны. Рафаэль достиг своего предела едва не самым последним: чем больше тварей, сражённых оружием или магией, умирало, тем больше теней он поднимал, подчиняя их своей воли. Теперь же, когда все демоны по приказу Ситри отступили, ему неким было командовать.       Нет, Стелла слышала что-то о том, что демоны, кажется, оставили трупы своих собратьев нетронутыми. То ли для устрашения людей, то ли ещё что. В подробности она не вдавалась, думала лишь об одном: как ещё Рафаэль после такого не сломался?..       Она сидела у его кровати, протянув руки к его голове, до тех пор, пока он наконец не уснул. Тени, часть из которых забралась к Рафаэлю под одеяло, улеглись кто где, теряя чёткие очертания. Стелла сидела так долго, что у неё заныли все кости, и всё равно не сдвинулась с места даже после того, как один из Орлов уцепился когтями за её волосы и легонько потянул в сторону.       Стелла волновалась. Сильно. Фортинбрас сказал, что из-за хаоса Рафаэль намного сильнее, так что вполне естественно, что он так долго продержался в битве. Но потом он заглянул в её воспоминания, увидел, сколько теней он подчинил своей воле, и побледнел.       Проклятие Рафаэля, кажется, развивалось.       Даже сейчас, пока он спал, его окружило много теней, действовавших будто сами по себе. Тени, притаившиеся в углах и под кроватью, присоединились к ним. Раньше Стелла не замечала такого.       Орёл снова потянул её за волосы, а потом совсем слабо клюнул в руку, когда она отмахнулась. Молча показав клыки на прощание, Стелла, наконец, оставила Рафаэля одного.       В коридоре её ждала Клаудия, хмурая даже вопреки тому, что от неё пахло совсем другим вином и немного — Энцеладом.       — Всё прошло плохо? — с опаской спросила Стелла.       — Ну, если бы он не был сильно ранен и пьян, было бы лучше.       Стелла выдохнула. Хорошо, значит, она всё же не подставила Клаудию, когда решила уйти. От Энцелада несло вполне ощутимым отчаянием, и Стелла, знавшая, как Диона охотно болтает с Клаудией, решила, что немного поговорить втроём им не помешает. Или вдвоём. Элементали, от того, как быстро она придумала план побега, у неё до сих пор кипел мозг. Энцелад, должно быть, решил, что она идиотка.       С другой стороны, она предоставила ему возможность побыть наедине с девушкой, которая, очевидно, его привлекала, так что Стелла ждала благодарностей. Желательно — до утра и в виде чего-нибудь вкусного.       От них обоих.       О да, Магнус бы ей гордился…       — Из-за чего?       — Ракс, — выругалась Стелла, тихо топнув ногой. — Мелкие предатели, что эти мёртвые тебе нашептали?       Клаудия, взяв её под руку и потянув за собой, ядовито улыбнулась.       — Что Магнус бы гордился тобой. Не из-за силы, мы обе это знаем.       Конечно, не из-за силы: Магнус всегда гордился Стеллой за то, что она могла голыми руками разорвать пасть твари, не побоявшись железных зубов. У неё до сих пор осталась парочка шрамов — смотря на них, Стелла вспоминала, как Магнус сиял и громко аплодировал ей, восхищённый, как он говорил, «её убийственной красотой». На самом деле он просто был рад не пачкать меч об одну-единственную тварь, но Стелла его не винила.       — Тебе не стоило идти на поводу у этого придурка и давать ему возможность поговорить со мной, — продолжила Клаудия, и весь пыл Стеллы мгновенно угас.       — Он тебя обидел?       — Разве что своим скудным умом. Видимо, у мужчины либо большой ум, либо член.       — Значит, если у Энцелада большой…       — Мы не будем это обсуждать.       — Почему? — искренне удивилась Стелла. — Тебе же понравилось.       Клаудия заскрипела зубами.       — Тебе же понравилось? — на всякий случай уточнила Стелла и, сведя брови, быстро дополнила свой вопрос: — Когда вы успели переспать ещё раз, что он испортил впечатление о себе?       — Элементали великие…       Неужели она что-то упустила?.. Стелла была уверена, что нет — а если бы такое и случилось, Клаудия бы обязательно ей рассказала. Она всегда обо всём ей рассказывала…       Стелла уставилась на Клаудию в ожидании точного ответа, но та молча довела её до двери комнаты Анселя.       — Он спит, — тихо сказала Стелла. — Я проверяла.       Клаудия молча кивнула и потянула её дальше. Анселю, который был старше Рафаэля, тем более не нравилось, когда его проверяли, но всем так было спокойнее. Клаудия взяла это в привычку с тех пор, как им пришлось оставить Дикие Земли. Незаметно присматривала за теми, кого лучше всего знала, поздно вечером заглядывала, чтобы заглушить тревожные мысли, шептавшие, что Гилберт может не сдержать обещания и не помочь сигридцам, которых принял.       К тому же Клаудия не могла сражаться — ей оставалось только помогать в особняке или зале Истины, где, однако, некоторые раненые от неё шарахались, будто она была тварью. При этом она абсолютно не позволяла, чтобы кто-то позаботился о ней, так что Стелле пришлось взять эту роль на себя.       — Киллиан вернулся?       — Да, я почуяла его ещё час назад. Сказал, что должен что-то обсудить с Гилбертом. Так тебе понравилось с Энцеладом или нет? Я запуталась…       — Где в этом раксовом лабиринте его кабинет?.. — проворчала Клаудия, чуть крепче сжав локоть Стеллы. — Фортинбрас сказал, что, если они всё ещё не закончат с планом, мне нужно будет узнать у Киллиана все новости и передать ему.       — Так у Энцелада маленький член или большой?       Стелла вскинула голову, услышав сдавленные кряхтение, раздавшееся в коридоре. Клаудия ещё сильнее сжала её локоть, одновременно от неожиданности и удивления, и вместе с ней уставилась на красного Гилберта, застывшего в только что раскрытых дверях.       — Вот его кабинет! — гордо объявила Стелла, улыбаясь от уха до уха. Она и не заметила, когда коридоры снова перестроились, — так же, как это случилось, когда он угадал, к кому хочет заглянуть Клаудия, — но была рада, что не пришлось идти слишком далеко.       — Как там великаны? — невозмутимо спросила Клаудия, поймав взгляд Киллиана, пихнувшего Гилберта в плечо.       — Фортинбрасу не помешает их построить, чтобы они вспомнили, кто их генерал. Но, в принципе, Марун неплохо справляется. Думаю, до рассвета он точно продержится.       — Есть что-то, что мы можем сделать прямо сейчас?       — Отдохните уже, не мозольте глаза.       Клаудия сощурилась. Ей категорически не нравилось, когда её отправляли отдыхать, о чём Киллиан прекрасно знал. И всё же он был прав: им всем следовало сосредоточиться на том, что демоны могут атаковать в любой момент, и быть готовыми к этому. Стелла, и без Энцелада знавшая, что в особняке безопасно, всё же решила бодрствовать. Уснуть она бы всё равно не смогла.       — Неужели мы помешали важному королевскому собранию? — скучающе поинтересовалась Клаудия, бросив взгляд на Гилберта, всё ещё красного до ушей. — Я бы предпочла немного подумать над тем, как нам избавиться от Ситри до того, как она избавится от нас.       — Верь Фортинбрасу.       — Ну, я верю, — легко вставила Стелла, заметив, как глаза Клаудии ещё немного сузились, будто она была готова начать спорить, — но я всё равно лучше найду себе какое-нибудь дело. Но если ты устала…       — Я, пожалуй, всё-таки загляну и к Рафаэлю. — Клаудия улыбнулась ей, и в её стальном голосе Стелла отчётливо расслышала насмешливые нотки. — Не подеритесь тут без меня.       О элементали великие. Она ей мстила?.. Неужели за то, что она спрашивала об Энцеладе? Но Стелла была уверена, что поступает правильно.       Клаудия — её сестра, пусть и не по крови. Клаудия всю жизнь была рядом, всегда помогала советом, выслушивала, расчёсывала спутанные волосы и следила, чтобы никто не посмел бросить в сторону Стеллы хотя бы один косой взгляд. Именно Клаудия объяснила ей разницу между тем, что они могут обсуждать вдвоём, а о чём можно говорить в присутствии Фортинбраса, Магнуса и Эйкена.       Для Стеллы Клаудия была всем миром — тем самым стабильным миром с извечными жестокими комментариями и суровыми взглядами, пробирающими до костей всех прочих и показывавших тем, кто был ей дорог, что даже без оружия, проклятия или магии она убьёт любого, кто посмеет причинить им боль. По-настоящему жестоко Клаудия никогда не шутила над ней, о мести и говорить не стоило. Скорее подтрунивала, умело обходя темы, которые Стелла не хотела поднимать.       Именно Клаудия помогла ей понять, что она очень даже красивая. Клаудия единственная, кто знала большую часть подробностей жизни Стеллы с Дикой Охотой — Фортинбрас видела воспоминания, но не все, лишь те, которые сумел ухватить в их первую встречу и которые Стелла была готова показать сама. Пожалуй, пусть они и не были великаншами, они были кертцзериз друг для друга. Больше, чем одна кровь или сердце, сплавленные воедино годами холода, боли и страха, которые они изгоняли, никогда не отдаляясь.       Поэтому Клаудия рассказала, что переспала с Энцеладом и что ей, в принципе, понравилось. Поэтому сказала, что рядом с ним почти так же тихо, как рядом с Пайпер, поэтому она, сама того не осознавая, пыталась подобраться ближе. Поэтому Стелла оставила их: чтобы Клаудия, два дня подряд слушавшая нестройный хор мёртвых голосов, что ни на секунду не становились хотя бы немного тише, смогла насладиться покоем.       Стелла умело игнорировал тот факт, что Второй мир трещал по швам. В масштабах катастрофы, охватившей его, она была незначительна и не могла сделать что-то большее, чем спасать людей, следуя приказам других. И хотя Клаудия не говорила об этом вслух, её беспокоило, что близкие ей люди подставлялись под удар, пока она торчала за барьерами и защитными сигилами. Стелла это ощущала всем своим существом, стремившимся во что бы то ни стало обезопасить свою семью.       Раньше Магнус всегда защищал их, поднимал настроение даже в самое тяжёлое время. Но Магнуса больше нет, так что Стелла была обязана занять его место и делать то же самое, чтобы пламя, поддерживающее в них жизнь, продолжало гореть. Чтобы никто больше не испытывал боли.       Магнус бы точно ей гордился.       Именно поэтому Стелла, ничуть не обиженная тем, как Клаудия вернула ей же слова, улыбнулась в ответ и сказала:       — Я свою возможность не упущу.       Уголки губ Клаудии дрогнули в ответной улыбке.       — Кончайте мысленно общаться, идите отдыхать, — напомнил Киллиан, ущипнув себя за переносицу. — Не заставляйте меня запирать вас в комнатах, как маленьких детей.       — Для начала расскажи мне всё, что узнал от великанов.       Киллиан недовольно заворчал что-то себе под нос и вышел в коридор, одарив их усталым взглядом. Стелла улыбнулась и ему, — чтобы он ни в коем случае не забывал, что она никогда не оставит его, — после чего, позволив Клаудии первой отпустить её и завести разговор с Киллианом, приблизилась к Гилберту и шёпотом спросила:       — Можно я немного побуду с тобой?       Она несмело раскрыла руки и шагнула вперёд одновременно с тем, как Гилберт сделал то же самое. Стелла крепко обняла его, зарывшись носом в шею, мысленно поблагодарив Киллиана за то, что он не напомнил о каких-нибудь важных срочных делах и вообще не растащил их по разным углам.       В коридоре стало тихо. Гилберт шагнул назад, зовя Стеллу за собой. Запах Клаудии и Киллиана стал слабее — они ушли, тихо обмениваясь новостями, словно в особняке ещё остались уши, которые не были в курсе происходящего. Стелла позволила себе выдохнуть и прикрыть глаза. Хотелось быть везде и всюду, коснуться каждого, чтобы убедиться, что они ещё здесь, что страх не загнал их в угол и не заставил думать, что демоны непременно убьют их всех.       Стелла в это не верила. Она старалась быть объективной и в то же время напоминала себе, что сигридцы не проиграют в третий раз. Этот мир будет спасён: сальваторами, обещавшими придумать достойный план, коалицией, занимавшейся эвакуацией землян в безопасные зоны, и теми, кто уже потерял Дикие Земли и был готов стоять за конца за мир, который принял их. Она бесконечно повторяла это два дня подряд, каждую секунду, пока рвала глотки демонам или пересекалась с кем-нибудь в зале Истины — порой хватало одного взгляда поверх десятка голов, чтобы напомнить, почему она должна сражаться.       Вот почему Клаудия вернула ей её же слова. Она слишком хорошо знала Стеллу и понимала, что ей тоже нужно немного тишины.       — Мы же не помешали важному королевскому собранию, да? — шёпотом уточнила Стелла, не отрываясь от Гилберта.       — Вовсе нет, хотя я немного… удивлён тем, что вы обсуждали.       — Ну, я не виновата, что особняк так быстро перестроился. Да и должна же я знать, всё ли в порядке. На случай, если надо будет откусить Энцеладу лицо.       — Ради всего святого, не травмируй его ещё сильнее.       Он тихо рассмеялся, ещё крепче обняв её за талию, и коснулся губами виска.       — Э-э… Хочешь чего-нибудь? Не стесняйся, мар ксильтара, — прошептал Гиберт, проводя пальцами по её спине. — Я могу снова сыграть тебе на скрипке, если хочешь. Или мы можем просто лечь спать? Вряд ли я усну, конечно, но…       Стелла отчаянно хотела раствориться в его объятиях и тихом, успокаивающим голосе. Она не признавалась в этом вслух, но каждый раз, когда ей удавалось оказаться в зале Истины, боялась, как кто-нибудь скажет, что Гилберта растерзали демоны. Она искала его лицо среди сотни чужих, пыталась отделить знакомый запах от крови и гнили, что хаосом проникла в тела раненых и мёртвых, и молилась, по-настоящему молилась элементалям, чтобы Гилберт был жив. Разодранная железными когтями демонов голень — не самая ужасная из ран, которую Стелла видела за эти двое суток, но её нанесли Гилберту, которого она пообещала защищать…       Она не справлялась. Стелла, ракс её подери, совсем не справлялась. Люди, которых она любила больше всего на свете, страдали, и она никак не могла этому помешать.       — Можно мы просто полежим в обнимку? — пробормотала она ему в плечо.       — Конечно. Всё, что хочешь.       Она хотела полностью сбежать от мира, незримо разрушавшегося с каждым её вздохом, но объятия — тоже неплохо. Возможно, лучшее, на что могла надеяться Стелла, такая слабая и бесполезная.       Переплетя с Гилбертом пальцы, она вслед за ним побрела в спальню, где уже горел свет. Стелла уже спала у него, — что, честно говоря, оказалось небольшой проблемой, потому что ночью она стала волчицей и буквально спихнула Гилберта на пол, а перед этим отдавила ему ногу, — и всё же ощутила волнение, сковавшее грудь, когда они переступили порог.       Идеального порядка тут не было, и всё же комната была прибранной, будто Гилберт успел вернуть все вещи на свои места. В нос Стелле ударил запах крови — брошенная в угол одежда, которая была на нём, когда они пересеклись в зале Истины.       Стелла остановилась в двух шагах от кровати. Рука Гилберта выскользнула из её руки. Он сел на край, и если бы не тени под глазами, не опущенные плечи и слабая улыбка на тонких, обескровленных губах, Стелла бы подумала, что всё в порядке. Она могла бы просто лечь рядом с ним, укутаться в одеяло и уснуть, ни о чём не думая. Она бы ощущала его дыхание на своей коже и слышала биение его сердце рядом со своим.       Если бы всё было нормально и Второй мир не стонал в предсмертной агонии.       Гилберт протянул к ней руки, и Стелла упала в них, захлебнувшись рыданиями.       Ракс её подери, она совсем не справлялась — плакала, прижавшись к упавшему на кровать Гилберту всем телом, крепко обняв его, отчаянно старалась запечатлеть в памяти каждый удар его сердца, каждый изгиб его тела, всю нежность, с какой он поглаживал её по волосам, и теплоту размеренного дыхания, касавшегося уха.       — Расскажи мне всё, мар ксильтара, — пробормотал он, в лёгком поцелуе коснувшись её скулы. — Я никуда не сбегу.       — Я не хочу, чтобы этот мир погиб… — проскулила Стелла, зажмурившись до тёмных пятен перед глазами. — Не хочу! Я хочу, чтобы мы все спокойно пережили эту ночь, и чтобы утром…       — Ты не веришь, что Фортинбрас что-нибудь придумает? — осторожно спросил Гилберт.       Стелла резко села, сжав ногами бёдра Гилберта, и зло уставилась на него. Он удивлённо моргнул, а после протянул ладонь к её лицу и стёр слезу, покатившуюся по щеке. Теперь удивлённо моргнула она.       Её реакция была инстинктом, отточенным до совершенства годами, холодными из-за безжалостных ветров Диких Земель и презрительных взглядов его жителей. Инстинктом защищать Третьего сальватора, ценой своего тела и разума защитившего сигридцев. Во Втором мире Стелла пыталась подавить этот инстинкт, но безуспешно. Даже если Гилберт задал вопрос исключительно для того, чтобы направить её мысли в нужное русло, Стелла не могла не отреагировать так же, как и всегда — броситься на защиту Фортинбраса.       — Я всегда ему верю, — ответила она, ощутив укол стыда и смягчившись. — Но нельзя во всём полагаться на сальваторов. Я должна своими силами защищать вас, но я…       — Должна? — уточнил Гилберт, сощурившись, точно пытался уличить её во лжи.       — Должна, — жёстче повторила Стелла, прикрыв глаза. — Я не могу больше никого потерять. Не могу смотреть, как страдают те, кого я люблю. Я должна вас защитить. Если я не справлюсь…       Горячие слёзы полились по её щекам, и Стелла глухо взвыла, пытаясь утопить боль глубоко внутри, когтями вцепившись в ткань тонкой водолазки, в которую её насильно переодела Марселин. Хотелось вскрыть грудную клетку, лишь бы немного заглушить рвущую боль.       Надо держаться. Не останавливаться, идти вперёд, не сомневаться. Пусть ледяной ветер срывает кожу до костей, надо…       — Стелла, — мягко произнёс Гилберт, проведя большим пальцем по её скуле. Другой рукой он привлёк её ближе, и Стелла, громко всхлипывая, устроилась у него на груди. — Ты не обязана защищать абсолютно всех. Надеюсь, ты знаешь, что я искренне восхищён твоей силой — я видел, как ты сражаешься с демонами, и могу с точностью сказать, что никто не сражался столь же яростно. Но ты не обязана защищать всех. Ты не можешь. — Стелла вздрогнула всем телом, с губ сорвался хриплый, оборванный стон. Гилберт, ещё крепче прижав её к себе, запечатлел поцелуй на её виске. — Ты уже сделала всё, что было в твоих силах, а они не бесконечны, даже если ты думаешь иначе. Позволь сальваторам подумать над тем, как нам остановить Ситри…       — Я не хочу закрывать глаза, — перебив его, призналась Стелла охрипшим от слёз голосом. — Боюсь уснуть и не проснуться. Что, если утро не настанет? Что, если переговоры окажутся ловушкой и бойня начнётся ещё до их начала? Или хуже: что, если сальваторы явятся на переговоры и смогут договориться, но Ситри всё равно нападёт? Сначала позволит поверить, что ещё можно избежать крови, но сразу же отберёт эту надежду? Что нам тогда делать?       — То же, что и до этого. Сражаться.       Стелла, затаив дыхание, подняла на него взгляд.       — Ты не обязана защищать всех одна, мар ксильтара, — прошептал Гилберт, на этот раз проведя большим пальцем по её нижней губе. — Десятки тысяч сигридцев готовы сражаться за себя и землян. Это и их мир тоже.       — Но я должна защищать Форти, Клаудию и Рафаэля, — возразила Стелла, позволив себе потереться носом об нос Гилберта в попытке утешить себя. — Я должна защищать тебя, а вместо этого… боюсь.       — И это хорошо. Если ты не боишься, значит, уже мертва. Я был бы крайне разочарован, если бы девушка, от которой я без ума, вела себя как бездушная машина для убийств.       — Что такое «машина»? — Стелла нахмурилась. — И насчёт «без ума». Ты это говоришь чтобы успокоить меня или…       — Говорю как есть, — возразил Гилберт, тихо рассмеявшись. — Только правду. Вот тебе ещё одна: иногда всё, что мы можем сделать, так это ждать.       — Не хочу ждать. Хочу выпотрошить всех тварей до единой, чтобы не вздумали возрождаться из своего хаоса, наесться до отвала и проспать двадцать часов.       — Отличный план. Внесём в расписание сразу после победы над демонами?       С губ Стеллы сорвался смешок, но она быстро его подавила, зло посмотрев на Гилберта.       — Ты пытаешься меня отвлечь.       — Я пытаюсь защитить тебя от твоих же мыслей, из-за которых ты вдруг решила, что обязана за всеми присматривать. Мы все в одной лодке, Стелла, и будем бороться до конца.       — Мы в особняке. Никакой лодки тут нет.       Гилберт, усмехнувшись, откинул голову назад и закрыл глаза.       — Ты так очаровательно не понимаешь некоторые земные выражения…       Он сказал это довольно спокойным тоном, но от комплимента, который, казалось бы, проскользнул в его словах вполне естественным образом, Стелла внутренне напряглась.       Она действительно считала, что обязана сделать всё возможное, чтобы защитить дорогих ей людей, но… Гилберт ведь тоже был прав. Она сильна, но не настолько, чтобы быть равной Фортинбрасу. Всё, что у неё есть — это клыки и когти.       Все, кто у неё есть — горстка сигридцев и землян, не связанных кровью, но проливавших её ради друг друга.       Гилберт, очевидно заметив, каким тяжёлым стал её взгляд, вновь коснулся её лица пальцами. Стелла прильнула к его ладони, смотря ему в глаза, стараясь дышать ровно, чтобы усмирить слёзы.       — Я тоже боюсь, — вдруг признался Гилберт, на секунду, будто в панике отведя взгляд. — Даже сильнее, чем в Диких Землях. Я слаб, даже кертцзериз, которую мы с Фортинбрасом и Киллианом восстановили, не может дать мне сил. Я просто… чувствую себя таким бесполезным.       Стелла вновь села, и даже видя, что он хочет продолжить, взяла его лицо в ладони, заставляя смотреть ей в глаза, и чётко произнесла, продолжая ронять слёзы, но на этот раз — на его щёки:       — Ты лидер коалиции и король всех людей, что обратились к тебе за помощью. Ты — Гилберт из рода Лайне, мар ксильтарец ацазт, и тебе не нужно признание священного оленя Инглинг, чтобы править и направлять. Сколько людей ты спас за эти дни? Скольким нашёл убежище? А скольким ты помог за двести лет, что теперь эти люди готовы помочь тебе? Не смей сомневаться в своей силе, иначе я и тебе откушу лицо.       Гилберт нервно усмехнулся, но после, когда Стелла стиснула его щёки в своих ладонях, широко улыбнулся.       — Я лишь хотел сказать, что, видя, как сражаешься ты, сам нахожу силы продолжать. Но спасибо за похвалу, я её ценю.       — Говорю только правду, — строго ответила Стелла.       — И я — только правду. — Гилберт поднялся на локтях, немного оттесняя её, и всего через несколько секунд сел, обняв Стеллу за талию. — Я боялся уснуть, хоть и понимал, что Марселин права и мы должны отдыхать. Я знаю, что это трудно, но нам это нужно.       — Боялся? — не поняла Стелла, вновь коснувшись его носа кончиком своего. Элементали, до чего же приятное и тёплое прикосновение…       — Боялся. Все разбрелись по своим углам, и я, честно говоря, понимаю, почему, но… Я думал, что один трясусь от страха, поэтому хотел запереться у себя, надеясь, что каким-то чудом дотяну до утра и не умру от страха. Теперь не надеюсь.       Стелла в ужасе округлила глаза, вся будто бы окаменев.       — Я точно знаю, что дотяну до утра, — уверенно заявил Гилберт, в легчайшем поцелуе касаясь её губ своими. — Потому что ты здесь, со мной. Я бы хотел провести время и с Фортом, и Киллианом, и Энцеладом, со всеми, но… Утро ведь обязательно настанет и не окончится бойней. У нас ещё будет время. У всех. Этот мир — наш, землян, сигридцев и даже демонов mer daran, восставших против Ситри и Хайбаруса. Знаешь что? Пошли на хрен и твари, и уранионы-предатели. Этот мир — наш, и всё его время принадлежит нам. Утро настанет, а за ним — следующее, мар ксильтара.       — Ну, надеюсь, что так, — проворчала Стелла, — иначе за то, что ты солгал, я отгрызу тебе ногу.       — Про звёзды же я тебе не солгал.       — Как эти маленькие светлячки могут быть частью Второго мира и при этом не являться следами богов, которые путешествовали по мирам?!       Гилберт рассмеялся, запрокинув голову назад, а когда вновь посмотрел на неё, Стелла, с секунду выдержав взгляд, губами поймала его затихающий смех. Пальцы Гилберта сильнее сжали её талию, язык провёл по нижней губе. Стелла вздрогнула. Исключительно от неожиданности этого действия, но Гилберт тут же уткнулся лбом в её плечо и шумно выдохнул.       — Прости, подумал, что…       — Продолжай, — сказала Стелла, когда он замолчал.       — Я подумал, что мы могли бы…       — Переспать? — подсказала она, когда Гилберт снова замялся. — Могли бы, конечно. Начнём?       Его лицо стало полностью красным. Пальцы, мягко поглаживающие её талию сквозь одежду, дрогнули.       — Я не… Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя использую. Не после того, как… Прости, прости, — забормотал он торопливо, потершись носом об её шею. — Не хочу причинять тебе боль.       Стелла нахмурилась.       — Так ты и не причиняешь. Или ты просто не знаешь, что нужно делать? Ну, убить ты меня своим членом точно не сможешь, я уж прослежу…       — Стелла!       — …а насчёт остального не переживай, я покажу, если хочешь. Знаешь, нам, вообще-то, необязательно заниматься сексом прямо сейчас. Не то чтобы я против. Но я же не сумасшедшая, чтобы…       — Я знаю, знаю, — согласился Гилберт, левой рукой взяв её правую ладонь и прижал тыльной стороной к своим губам. — Но я хочу, чтобы всё прошло идеально, потому что я люблю тебя, мар ксильтара. Ты заслуживаешь всего самого идеального во всех мирах.       Стелла затаила дыхание, отчасти до сих пор не веря услышанному. Она по глупости думала, что Гилберт аккуратен, потому что волнуется, — она ни на минуту не забывала о том, что он сказал после того, как сыграл ей на скрипке, — и пообещала себе, что ни в коем случае не будет торопиться. Она же не эгоистичная безумица, чтобы набрасываться на Гилберта. Стелле нравилось целовать его и дразнить, но не более, потому что так было правильно. Она хотела защитить его, позаботиться, уверенная, что это в её силах.       А теперь оказалось, что Гилберт делал то же самое.       Стелла не говорила ему о своей жизни в Дикой Охоте. После нападения Катона он, как она поняла из его слов, догадался сам — если не обо всём, то хотя бы о части произошедшего с ней. И ни разу не назвал испорченной или грязной.       Он сказал, что любит её, и в его голосе крылось совсем не то же самое, что у Фортинбраса, Клаудии, Магнуса или Эйкена. Совсем иная любовь, окутывающая её тёплыми объятиями с запахом горячего шоколада и нежными поцелуями тонких губ.       — Я тебя люблю, — шёпотом призналась Стелла и сразу же разволновалась: говорила ли она это раньше? Гилберт ведь знал, да? Может, она была недостаточно образованной, чтобы использовать все эти словесные обороты, как порой умел Фортинбрас, но она точно могла прямо сказать о том, что думала и чувствовала.       Она же говорила о том, что любит Гилберта, да?..       Раксовы элементали, из-за волнения она совершенно не могла вспомнить.       — Я говорила, что люблю тебя? — уточнила Стелла, закусив нижнюю губу. — Да? Нет? Ракс, я такая дура, и голова у меня дурацкая…       — Прекрасная голова, — с мягким смехом возразил Гилберт, вновь поцеловав её ладонь. — И ты вовсе не дура, не говори глупостей. По крайней мере, ты не перегрызла мне горло за то, что в прошлый раз я попросил не торопиться.       — Ну я же не дура, — закатив глаза, повторила Стелла с особой интонацией. — И не изверг, чтобы принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь.       — Я хочу, — твёрдым голосом произнёс он, и на каждом слове его губы едва ощутимо касались её поднятой ладони. — Правда. Я верю, что у нас есть всё время этого мира, так что не вижу смысла очень сильно торопиться, но я хочу, понимаешь?       — Мы можем… попробовать, — неуверенно предложила Стелла, сглотнув. Элементали, откуда этот страх за рёбрами? Он сильно отличался о того, что она прятала глубоко внутри несколько часов подряд. Если в этом был план Гилберта, — отвлечь её, чтобы она не думала о том, что не может помочь всем, — то у него отлично получилось. Стелла отвлеклась настолько, что теперь боялась, как бы её зачастившее сердце совсем не остановилось от страха. — Можем в любой момент остановиться, да?       — Конечно, — с мягкой улыбкой согласился Гилберт, запечатлев поцелуй на костяшках её пальцев.       Она не боялась Гилберта, ни в коем случае. Физической близости тоже не боялась — Стелла не делила постель со всеми мужчинами подряд, она умела выбирать и знала, когда нужно остановиться. То, что когда-то с ней сделал Катон, сломало её, но Стелла старалась, взращивая любовь к себе и своему телу.       Она не испорченная и не грязная. Она любила себя, поэтому могла позволить себе расслабиться с кем-нибудь или немного пофлиртовать.       Стелла любила себя — и она любила Гилберта, смотрящего на неё с теплотой и мягкостью, которые помогли окончательно склеить её растерзанное сердце.       Оказалось, что не хватало именно этого: мира, полного людей, готовых сражаться столь же отчаянно, как она, и того, кто будет искренне любить её.       Стелла улыбнулась Гилберту в ответ и тоже поцеловала костяшки его пальцев.       — Не волнуйся, я тебе всё покажу.       — У меня, вообще-то, была идея.

***

      Стоит признать: идея у Гилберта была паршивой.       Очень паршивой.       Не потому что он вдруг прозрел и понял, что Стелла ему совсем не нравится. Боги немилостивые, она была прекрасна, и Гилберту бы просто не хватило слов, чтобы описать, насколько.       Идея была паршивой, потому что он слишком поздно понял, что может всё испортить из-за полного отсутствия опыта. Вот такой вот он король и лидер коалиции, которому молодые феи частенько слали подарки, потому что он сводил их с ума своими вежливыми улыбками и комплиментами. Он даже целоваться прилично научился только благодаря Стелле.       Великий Лайне, если бы она только знала, как сильно он боялся всё испортить…       — Идея? — переспросила Стелла, и в её жёлтых глазах будто вспыхнули новые звёзды, заставившие его сердце биться чаще. — То есть тебя не надо учить?       Возможно, он всё-таки умрёт от волнения намного раньше, так что ответ на её вопрос вполне мог быть положительным.       — Я не настолько безнадёжен, Стелла.       — Просто немного переживаю…       — То, что я девственник, не значит, что я ничего не знаю.       — Так ты всё-таки девственник?       — Тебя это смущает?       — Нет. — Стелла широко улыбнулась, показывая короткие клыки, и свободной рукой плавно провела по его плечу и шее, заставив Гилберта шумно выдохнуть. — Ты безумно красивый, ты же знаешь?       Нет. Может быть. Феи трещали о чём-то таком, но Гилберт их не слушал. Не так, как слушал Стеллу, непринуждённо касавшуюся пальцами его подбородка и смотревшую в его глаза.       — Если ты всё-таки не хочешь…       — Стелла, я вполне способен разобраться в том, чего хочу, спасибо.       — Отлично. Просто решила уточнить. Так что за идея?       Гилберт отпустил её руку и, не отрывая взгляда от её сияющих каким-то запредельным восторгом глаз, заметил, как в них на мгновение отразилась растерянность.       В следующее Гилберт перевернулся, укладывая Стеллу на спину, и навис над нею. Правая ладонь легла на скулу, большой палец коснулся нижней губы, искусанной и исполосованной когтями демонов, но уже зажившей благодаря магии и целебным отварам. Светлые волосы, по которым явно не проходились расчёской, разметались вокруг её головы. Жёлтые глаза, опущенные к его большому пальцу, искрились и пылали. Не гневом, ненавистью или презрением, которое Гилберт видел, когда Стелла только появилась во Втором мире вместе с Фортинбрасом. И не яростью, которую он видел в Омаге, когда она всеми силами защищала его от демонов.       — Ты безумно красивая, — прошептал он, чуть наклонившись к её лицу.       — Да, я знаю, — выдохнула Стелла не без самодовольства.       — Можно?       Она кивнула и даже подалась ему навстречу, но вместо того, чтобы прильнуть к её губам, Гилберт немного повернул её голову и поцеловал шею. Медленно, легко. Всего лишь прикоснулся губами к коже, тёплой, вечно пахнущей лесом, к которому добавились нотки цветов — должно быть, Марселин что-то одолжила ей, потому как Стелла в первый же раз, когда увидела свою ванную комнату и все средства, которые слуги там разместили, сказала, что ни за что на свете к ним не притронется, потому что «не доверяет каким-то зельям». Гилберту тогда было всё равно, лишь бы она увидела, что он готов позаботиться о ней и её друзьях и обеспечить их буквально всем, если бы это означало, что они будут подчиняться Третьему и коалиции.       То было извращённым жестом доброй воли, теперь же он искренне хотел сделать всё возможное, чтобы её пребывание в особняке было комфортным. Хотелось, чтобы ей нравилось здесь жить. Хотелось касаться её тёплой кожи, с паутиной тонких, совсем мелких шрамов, вдыхать запах леса, целовать и без остановки говорить о том, как она прекрасна.       Гилберт поцеловал в изгиб плеча и шеи, немного оттянув ткань воротника. Большой палец правой руки всё ещё лежал на нижней губе Стеллы, выдохнувшей, когда он опустился к ключице.       — Стой.       Гилберт поднял на неё взволнованный взгляд.       — Да? Мне не стоило?..       — Мне раздеться, чтобы было удобнее?       Боги милостивые. Гилберт от удивления раскрыл рот, и Стелла, сведя брови, обхватила его шею руками и притянула к себе для поцелуя, куда более дикого, чем до этого.       — Так мне раздеться? — как ни в чём не бывало переспросила она, оторвавшись от его губ.       — Если ты не против, — с трудом выдавил Гилберт.       Боги, боги, боги. Он точно всё испортит. Он уже всё испортил. Может, стоило позволить Стелле…       — Ладно.       Она лёгким, быстрым движением стянула водолазку — сразу со спортивным топом — и бросила их на кровать рядом, с улыбкой заглянув ему в лицо. Гилберт был готов поклясться, что покраснел до корней волос.       — И чтобы всё было честно, — с абсолютно неуместной торжественностью объявила она, начав расстёгивать пуговицы его рубашки, — ты тоже сними это. Штаны можешь оставить. Ну только если для твоей идеи они не нужны.       Да, он точно всё испортит. Гилберт был готов умереть от стыда прямо на месте, и пусть Мерула никогда не забирает его, чтобы он вечно слонялся где-то между миром живых и миром мёртвых, наказанный за свою самоуверенность.       Когда Стелла всё-таки стянула с него рубашку, — действовала она с до того спокойной, с миролюбивой улыбкой, будто сотни раз уже так делала, — Гилберту потребовалось несколько секунд, чтобы осознать это.       Стелла лежала без верхней одежды. Под ним. Его колени держали её бедра. Её взгляд был направлен на его грудь.       Боги милостивые.       Он всё-таки сошёл с ума.       — Честно говоря, я был уверен, что не растеряюсь, — прочистив горло, признался Гилберт и несмело протянул ладонь к лицу Стеллы. Она коснулась губами его запястья и подняла брови, словно просила продолжения. — Ты уверена, что я могу…       — Ага. Не бойся, я не кусаюсь.       Гилберт был более чем уверен, что она откусит ему голову и пальцы, если он посмеет причинить ей боль — но в том-то и дело, что он ни в коем случае не собирался делать этого. Всё, чего он хотел, так это того, чтобы Стелла расслабилась. Почувствовала себя в безопасности, окружённая любовью и заботой. Отвлеклась от гнетущих мыслей и поверила, что имеет право думать о себе, а не о ком-то другом.       Гилберт хотел, чтобы она успела понять, что он её любит. До того, как станет слишком поздно.       — Я люблю тебя, мар ксильтара. Помни об этом.       Стелла хотела ответить, но вместо слов с её губ сорвался поражённый вздох — Гилберт, одной рукой касаясь её скулы, другой провёл по голому плечу. Губы опустились чуть ниже ключицы и мазнули поцелуем по коже. Следом — язык. Ладони, неторопливо поглаживающие кожу, в старых шрамах, прятавшую крепкие мышцы, легли на талию. Пальцы Стеллы зарылись в его волосы.       Языком Гилберт провёл от ключиц к груди. Ладони скользнули ещё ниже, коснувшись мягкой ткани штанов.       — Ну-ка погоди, — произнесла Стелла — боги милостивые — со сбитым дыханием, отчего Гилберту сдавило грудь. — Ты когда-нибудь делал это?       — Нет, — честно ответил он, начав медленно стягивать ткань с её бёдер.       — Так ты, что ли, девственник со всех сторон?       Гилберт, покраснев, уткнулся лбом во внутреннюю сторону её бедра, пытаясь спрятаться от её проницательного взгляда. Лишь секундой позже он понял, как именно это выглядело, и резко выпрямился.       — Мне остановиться?       Стелла, вглядывавшаяся в его лицо ещё несколько мучительно долгих секунд, помотала головой.       — Но если ты сомневаешься, можешь прекратить. У меня, вообще-то, тоже есть парочка идей. Тебе точно понравится.       Время растянулось до бесконечности, пока Гилберт, пытаясь загнать смущение как можно глубже, стягивал оставшуюся одежду Стеллы. Она смотрела на него, прижав руки груди, и явно не в попытке прикрыться: столько звёзд в её глазах Гилберт не видел даже после того, как она ловила самых красивых птиц в его саду и тащила в особняк, чтобы кому-нибудь подарить и тем самым наладить отношения.       Стелле смотрела на него, колеблющегося из-за страха всё испортить, но всё же немного раздвинувшего её ноги.       — Скажи, если я сделаю что-то не так.       — Пока что всё отлично!       Ракс, её радостный тон только сильнее заставлял его нервничать…       Гилберт, поймав искрящийся взгляд Стеллы, коленями опустился на пол и закинул одну её ногу себе на плечо. Не отрывая от её лица взгляда, он провёл языком по внутренней стороне бедра и слегка прихватил кожу губами. Стелла совсем тихо выдохнула, прогнувшись в спине. Её правая ладонь, будто намеренно скользнувшая по талии, коснулась его лица и волос. Невероятно: всего одно движение, а он уже был на грани. Стелле, оказывается, было достаточно просто пробежаться пальцами по любой части своего тела, чтобы заставить его дыхание сбиться, а сердце — сильнее забиться в груди.       А если бы она сделала это с ним? Если бы коснулась его не для того, чтобы снять рубашку?       Боги, он впервые ощущал себя настолько…       — Эй, у тебя встал.       Ракс, да как она вообще это увидела?!       Гилберт, обхватив её бёдра, уложил голову ей на живот, зажмурившись. Пальцы Стеллы зарылись ему в волосы, будто всё было нормально, будто не она только что совершенно спокойно сказала, что он возбудился.       — Притворись, что не видела этого, — пробормотал Гилберт, от стыда готовый провалиться сквозь землю.       — Но я всё видела.       — Пожалуйста, — надавил он, подняв на неё смущённый взгляд. — Я тут пытаюсь быть джентльменом и доставить удовольствие девушке, от которой без ума. Буду рада, если немного поможешь.       — Ну, ты просто вдруг замер, и я подумала, что ты стесняешься…       Да, он действительно стеснялся, и от этого чувствовал себя полным ничтожеством. Для великана Гилберт был не слишком высоким, — всего сто семьдесят восемь, почти одного роста с Пайпер, — и не отличался сильно развитой мускулатурой. Он, ракс его подери, совершенно точно не был таким же, как Энцелад или Стефан, и не умел был настойчивым где-либо, кроме дел коалиции. Он абсолютно не умел флиртовать, что Марселин считала огромным упущением и всячески пыталась исправить, но из-за того, что об этом также знал Данталион, Гилберт слышал слишком много издёвок в свой адрес — вместе с советами от вампира, из-за которых ему хотелось навсегда обрубить их общение.       Раньше Гилберта не сильно беспокоило, что он недостаточно красив или опытен. К раксу, ему нужно было быть идеальным королём, а не возлюбленным, и его это более чем устраивало.       Но это же Стелла. Ярчайшая звезда, сиявшая вопреки всему, через что она прошла, заслуживающая идеального возлюбленного. А Гилберт… Он даже не устроил им первое свидание. Отличное первое свидание в каком-нибудь чудесном романтичном месте.       Гилберт правда был уверен, что сможет доставить Стелле удовольствие, и теперь, лёжа между её ног, уложив голову на живот, пытался убедить себя в том, что совершенно не боится показать, насколько он неопытен.       — Ничего не бойся, — тихо произнесла Стелла, будто прочитав его мысли и мягкими, неторопливыми движениями зарываясь в его волосы. — Всё бывает в первый раз.       Гилберт поднял голову и, встретившись с ней взглядами, сглотнул.       — Прости. Я не думал, что так сильно буду нервничать.       — Мы можем остановиться.       Вместо ответа Гилберт провёл языком по её животу, поцеловал полоску шрама, тянущуюся на спину, и коснулся внутренней стороны бедра.       — Я же обещал, что не сбегу.       — Гилберт…       Стелла резко выдохнула, сжав пряди его волос, когда он поцеловал её между ног. Действуя скорее интуитивно, чем по очень давним советам Данталиона, которых Гилберт совершенно точно никогда не просил, он неторопясь провёл языком вверх и вниз, отчего у него внутри всё заныло. Хотелось оказаться… ближе, чтобы горячий язык плавными, дразнящими движениями очерчивал такое же горячее тело, доводя до головокружительной истомы. Чтобы Стелла, мелко дрожавшая, одной рукой державшая его за волосы, а другой накрывшая свои губы, смотрела ему в глаза и видела, как он старается. Не то чтобы ему нужны были похвала и отметка в воображаемой списке дел, который он просто обязан сделать. Что ему было нужно, так это доказать Стелле, что она совершенна.       Она — самая яркая звезда, с клыками и когтями, которые она без раздумий пускала в ход, чтобы защитить тех, кто ей дорог. Она сияла и согревала, радовалась совершенно обыденным вещам вроде тостера на кухне и шаг за шагом, взгляд за взглядом прокрадывалась в его сердце и разум, начинавший плыть от их близости.       Губы Гилберта обхватили клитор в практически невесомом поцелуе, после чего язык скользнул глубже. Правая ладонь гладила кожу на бедре, левая провела по талии вверх. Кончиками пальцев Гилберт коснулся вздымающейся груди Стеллы, едва успел ощутить, какими твёрдыми стали её соски, как она обхватила его ладонь своими и прижала к груди.       Гилберт был готов удавить себя за стон, вырвавшийся из него, но вместо этого, двигая языком и пальцами, поглаживающими нежную кожу, прильнул ближе. Скованность, которую он всеми силами пытался побороть ещё минуты назад, наконец отпустила окончательно. Гилберт был более чем уверен, что далёк от совершенства, но продолжал двигаться, ласкать пальцами, губами и языком, ловить взгляд Стеллы и улыбаться, как идиот, видя, как она прижимала его ладонь к себе и закусывала нижнюю губу.       Каждый движением Гилберт надеялся выцепить из её груди более громкий стон, — или, ракс его подери, собственное имя, — и тем самым изводил себя, растягивая секунды в минуты, а их — в вечность, ничем не ограниченную и обжигающе горячую.       Больше, ближе, сильнее, громче. Сердце Гилберта оглушительно билось, пока язык выводил узоры, из-за которых Стелла ещё крепче сжала его волосы. Её дыхание, шумное, прерывистое, опаляло его протянутую ладонь. В висках сдавливало, и Гилберт впервые за всю жизнь ощутил, насколько сильно он возбуждён. Желание, чтобы Стелла вновь коснулась его, стало едва ли терпимым. Гилберт прикрыл глаза, слегка приподняв бёдра Стеллы, вновь поцеловал её.       — Долбанные… элементали…       Гилберт озадаченно уставился на неё, и в тот же момент Стелла зажала рот ладонями, заглушая хныканье, переросшее в глухое мычание, и вновь выгнулась, сильнее, чем до этого.       Лишь секунду спустя, когда Стелла в ужасе уставилась на его лицо, Гилберт в полной мере осознал, что она только что кончила.       — Ракс-ракс-ракс! — затараторила она, хватая его за руки и вынуждая плавно опустить на постель. — Прости, я не…       Гилберт, не отрывая от неё взгляда, облизал свои губы. Стелла сглотнула, наблюдая за тем, как он провёл кончиками пальцами по подбородку, собирая влагу, и положил их себе на язык.       — Надеюсь, хотя бы немного понравилось?       Стелла вдруг ударила его плечу и тут же закрыла лицо ладонями. Заострённые уши пылали.       — Нет? — боязливо уточнил Гилберт, затаив дыхание.       — Да, — глухо ответила Стелла, не убирая рук. — Да… сумасшедший! Я же… на лицо!..       Он расплылся в улыбке и, уперевшись ладонями по обе стороны от её талии, приблизился так, что сбитое дыхание шевельнуло её волосы.       — Да? — Гилберт, попытавшись заглянуть в глаза, которые Стелла упрямо прятала за ладонями, улыбнулся ещё шире. — Тебе правда понравилось? Если я сделал что-то не так или недостаточно старался, скажи, я приму любую критику…       Стелла обхватила его шею и прижала к себе, из-за чего сердце Гилберта едва не выскочило из груди. Она была такой тёплой, яркой, пахла лесом и сладостью, кружившей ему голову.       — Надо немного попрактиковаться, — пробурчала Стелла, слегка прикусив мочку его уха. — И под спину что-нибудь мягкое надо было бы подложить.       — Прости, не подумал, — из последних сил заглушив стон, тихо ответил Гилберт. — Может, массаж? Ванну? Слышал, что морская соль…       — Зачем? — Стелла удивлённо заглянула ему в глаза, опустила ладонь ему между ног и слегка сжала. — Сейчас моя очередь.       Немного отодвинувшись, она уже собиралась наклониться, убирая волосы за уши, как перепуганный Гилберт ухватил её за плечи и заставил сесть прямо.       — Нет, — кое-как выдавил он.       — Нет? Но ты же…       — Всё нормально. Справлюсь.       Боги, да кого он пытался обмануть?.. Гилберт чувствовал себя отвратительно, думая о том, что мог бы и не останавливать Стеллу, раз уж она проявила инициативу. Её совершенно не смущало, что он был девственником, и её уверенности хватило бы на двоих — она точно знала, что делать, и могла направить его.       Но его смущало, как сильно он этого хотел. Порядочность требовала, чтобы Гилберт даже думать не смел о чём-то большем, и начал их отношения по-нормальному, с внимания, комплиментов, подарков и свидания. Разве он мог просто пренебречь этим и не окружить Стеллу заботой и любовью, которые она заслуживала?       — Ты что, стесняешься? — она стала внимательно оглядывать его красное лицо. — Опять?       — Самую малость, — нервно признался Гилберт и, выдохнув, поймал ладонь Стеллы и приложил к своему сердцу. — Брось, мар ксильтара, у нас всё время этого мира, помнишь? Незачем торопиться. К тому же я считаю позором тот факт, что я даже не удосужился организовать нам первое свидание, и всё как-то слишком быстро дошло до постели.       — Первое свидание? — не поняла Стелла, нахмурившись. — Это как?       — Я тебе покажу. Всё устрою лучшим образом, обещаю. Ты только потерпи немного, ладно?       Всё ещё прижимая её ладонь к своей груди, Гилберт провёл большим пальцем по щеке Стеллы, любуясь тем, как завороженно она смотрела на него.       — У нас есть всё время мира, — повторил он и, прильнув для поцелуя, шёпотом добавил: — И у тебя есть я, готовый ради тебя на всё. Так что бы ты хотела, чтобы я сделал, моя королева?