Sweet candy lie

      Гониль       — В смысле не пользуетесь стиральной машиной? — скорее заинтересованно, нежели удивлённо, спрашивает Гониль, прищурившись, рассматривая большой розовый таз и груду одеял в твоих руках и руках твоей мамы.              — Вот так вот, зятёк. Нам проще на руках постирать, чем потом миллионы за свет платить, — вздыхает мама, опуская цветастые пледы на бетон, когда ты дёргаешь её за рукав кофты. — Ну, чего тебе?              Она сердится лишь в шутку, когда ты оттаскиваешь её в сторону, смущенно выговаривая, чтобы та не называла Иля «зятем». На это он лишь смеётся, прекрасно слыша твои слова, хоть зарумянившиеся щёки выдают его смущение.              — Хорошо, матушка! — громко говорит он, стараясь подражать акценту. — Снабдите одеждой?              И вот он уже стоит в цветастых шортах отца, завязанных верёвочкой в два оборота на талии, чтобы не спадали, и выцветшей рубашке брата, что так хорошо облегает его бицепсы, защищая нежную кожу от палящего зноя.       Ты тоже не отстаёшь — в коротких домашних шортах и мятой футболке, с завязанными в пучок волосами, ты выглядишь совсем по-домашнему.       Пока вы переодевались, мама уже успела развести в тазу мыльную воду и опустить в неё первую порцию одеял, почти сразу скрываясь за дверью домика и оставляя вас наедине.              Гониль нерешительно присаживается на корточки рядом с тазом, опуская руки в едва тёплую воду, заметно вздрагивая, но всё равно жамкая одеяло пальцами.              — Что ты делаешь? — недоумевая спрашиваешь ты, разуваясь. — Снимай обувь, нам сюда.              Парень лишь вскидывает брови, но ничего не спрашивает и стаскивает с ног сланцы, ухая, заходя в воду.              — Холодная, — улыбается он и протягивает тебе руку, чтобы ты могла опереться и войти в тазик.              — Ничего, сейчас согреешься.              И действительно согрелись, переминая ногами одеяла, придерживая друг друга, чтобы не упасть, то и дело брызгаясь и всё же выходя из таза, но возвращаясь в него вновь.       Промыв чистой водой и стряхнув влагу, вы развесили их на веревки, затем повалившись от усталости на деревянный помост. Ты аккуратно перебирала его чуть влажные волосы пальцами, когда он, прикрыв глаза, лежал головой на твоём животе.              — Т\и, — зовёт он тихо и, дождавшись твоего «угу», продолжает, — знаешь, я ведь совсем не против, чтобы твоя мама звала меня зятем.              Он красноречиво замолкает, чуть улыбаясь собственным мыслям, а у тебя внутри всё холодеет, хотя на улице жара.              — Что ты имеешь в виду? — хрипло задаёшь вопрос, чуть дыша.              — Ты выйдешь за меня, Т\и? — он спрашивает всё так же, прикрыв глаза, лёжа на твоём животе и поднимается лишь тогда, когда встаёшь ты.              — Ты серьёзно?              — Абсолютно, — он улыбается, как наевшийся кот, глядя на твоё смущение и берёт твои руки в ещё холодные после воды свои, чуть сжимая их. — Я правда хочу, чтобы ты стала моей женой. Чтобы твои мама и папа называли меня зятем. Я хочу продолжить эту жизнь рядом с тобой, деля печали и радости, поэтому… — он водит пальцами по твоим рукам и поднимает взгляд, встречаясь с твоими испуганными глазами. — Ты выйдешь за меня замуж?              — Конечно, — ты и плачешь, и смеёшься, рывком прижимаясь к нему, обвив руками шею, а в окошке тихо вытирает слёзы радости твоя мама: тебе никогда не удавалось самостоятельно постирать одеяла — хоть будет кому тебе в этом помочь!              Чонсу       Ваш класс выбрали для уборки в библиотеке на субботнике, но все твои одноклассники благополучно с уборки улизнули, оставив всю работу на тебя как заместителя старосты так и на самого старосту — Чонсу.       Пока Ким развозил книги на тележке, ты протирала пыль на полках, то и дело поднимаясь и опускаясь на небольшой стремянке.              Стеллажи с книгами были достаточно высокими, так что тебе иногда приходилось вставать на цыпочки даже на последней ступеньке стремянки, едва балансируя на ней.              — Т\и, — голос Чонсу внезапно звучит совсем рядом, хотя ты была уверенна, что слышала шелест колёсиков тележки в другом углу помещения. Ты дёргаешься, и подошва скользких туфель в который раз подводит тебя — ты лишь чувствуешь, как краешек ступеньки уходит в сторону, а нога проваливается в пустоту.       И сама бы ты сейчас летела в пустоту, затем потирая ушибленный копчик, если бы не сильные руки, мигом подхватившие тебя. Чонсу бережно прижимал тебя к себе, успев спрятать собственное испуганное выражение лица к тому моменту, когда ты открыла зажмуренные глаза.              — Чонсу, я могу сама, — бормочешь ты, а он аккуратно несёт тебя к небольшому диванчику, усаживая на него и присаживаясь перед тобой на корточки. Тёплые ладони обжигают похолодевшую от испуга кожу, так что ты непроизвольно дёргаешься, когда он снимает с оступившейся ноги туфлю и ставит стопу себе на колено, бережно ощупывая пальцами сустав.              — Больно? — внимательный взгляд по-кошачьи прищуренных глаз встречается с твоими глазами, на что ты мотаешь головой. Вы никогда не говорили много, лишь необходимые, порой даже чересчур формальные фразы стали вашим общением.              — Ты должна была попросить меня, — в его голосе чувствуется досада, когда ты тихонечко ойкаешь, в то время как его пальцы касаются всё-таки потянутого сустава. — Нужно быть аккуратнее, нельзя так… В следующий раз проси меня, если не будешь дотягиваться… И вообще, проси меня если тебе вдруг что-то будет нужно.              Ты не можешь видеть его лица — густая чёлка русых волос закрывает его, когда он наклоняет голову, но ты уверена, что он сейчас недовольно хмурится.              Конечно же, ты не будешь просить его о помощи как минимум ближайшее время, ведь он сам сделает всё так, чтобы тебе больше не приходилось подвергать себя опасности и трудностям.       Никто не знал, но молчаливый староста выбирал себе зама исключительно по зову сердца. И настанет день, когда он найдёт в себе силы признаться в этом тебе, до тех пор просто оберегая тебя.              Джисок       Вы расслаблялись после тяжёлого трудового дня, сидя на диване, кутаясь в пледы и тепло друг друга. Ты сидела, привалившись к груди Джисока, отправляя коллегам последние указания, ведь с завтрашнего дня у тебя начинается отпуск. Сам Джи рассеянно сыпал поцелуями по твоей шее, вполглаза следя за сюжетом очередной дорамы по телевизору.       И всё было бы хорошо, если бы из соседней комнаты не раздался вначале слабый скрип, за которым последовал грохот ломающегося дерева и звон посуды. Ты быстро подняла взгляд от экрана телефона, а Джисок так и замер губами на твоей коже, нервно сглатывая.              «Нуна, что это у вас там так громко бумкнуло?» — нарушает тишину уведомление о сообщении от живущего этажом ниже Джуёна, оно же и выводит из ступора вас обоих.              — Джи, любимый, скажи, а ты закрепил ту полочку с посудой? — медленно и кровожадно-ласково произнося слова, спрашиваешь ты, не поворачиваясь лицом к парню.              — Какую полочку? — раздаётся сзади тебя тихий голос.              — О которой я говорила три дня назад, Квак Джисок, — твой голос всё ещё приторно ласковый, но парню уже очень хочется убежать и спрятаться.        Что он и делает, перепрыгивая через спинку дивана и баррикадируясь на той самой кухне.              — Я всё починю, мармеладочка моя! Всё будет в самом лучшем виде!              — Конечно, починишь, — твой уставший вздох за спиной заставляет его взвиться на месте от неожиданности, схватившись рукой за грудь — он всё никак не мог запомнить, что у вас был вход в кухню ещё и через балкон. — Дай хоть помогу убрать здесь всё…              Полочку он починит. И новый сервиз купит. И мармеладок побольше. Лишь бы только ты не пугала его вот так вот. Ну и мебель заодно с тобой.              Сынмин       Когда вы с Сынмином съехались, ты не ожидала, что у него будет настолько мало вещей — всего четыре коробки, одна из которых — полная различных фотографий.       После того, как все вещи были разложены по местам и осталась только эта коробка, ты похлопала по дивану, призывая его сесть и ставишь рядом с ним коробку, сама же усаживаешься на его коленях.              — Ну, рассказывай, — ты немного возишься на месте, удобнее устраиваясь на его ногах и показываешь первую фотографию из взятой из коробки стопки — на ней малыш в голубой каске с очень грустным лицом руками кушал фасоль из контейнера.              — Это мы с родителями ездили в парк… Я катался на велосипеде и упал, — он легко смеётся тебе в висок, щекоча дыханием кожу. — Чтобы я немного успокоился, мне дали пожевать фасоль, смешно, да?              Ты тоже тихо хихикаешь, и достаёшь следующую фотографию.              Вы провели чудесный вечер за разговорами о детстве. Ты многое узнала о достаточно тихом, когда речь заходит о личном, Мине и его семье, многое стало тебе понятно. Вы только в начале вашего пути, многое вам предстоит пережить вместе, но в твоём сердце определённо найдёт место этот тёплый вечер воспоминаний.              Хёнджун       |Tw: упоминание убийств|       — Джун, — едва слышно, хрипло выговариваешь ты, еле-еле ворочая языком.       Он всё понимает без слов. Сбрасывает вызов и отслеживает геолокацию звонка. И лишь перед тем, как выйти из маленькой тёмной квартиры, он тяжело вздыхает, кидая взгляд на фотографию в милой рамочке на тумбочке, где вы двое веселитесь в парке. Такие беззаботные. Счастливые.       Он качает головой, берёт потасканную, огромную спортивную сумку, взваливая её на плечо, и покидает покрывшееся пылью жилище.              Хёнджун приезжает спустя полчаса после твоего звонка. Пунктуален, как и всегда.       Он едва удостаивает тебя взглядом, сразу направляясь к разбросанным на парковке одной из недостроенных многоэтажек на окраине города трупам.       Четверо.       Трое парней и одна девушка. Изуродованные лица смутно кажутся знакомыми.       Все мертвы.              Твоё имя навсегда пропиталось для него запахом крови. Вспышки неконтролируемой агрессии и безумия его больше не пугали. Стали обыденностью, за которой потом просто приходится подчищать. Кто-то помогает своей девушке убирать с лица взбитые сливки, а он убирает трупы, кровь, оружие и отпечатки пальцев.              Ты молча сидишь в стороне на одном из бетонных блоков, разглядывая ночное небо, видное в проломе потолка, и размазывая по рукам кровь.              — В машине есть вода. Умойся, — кидает он, открывая сумку и доставая нужные химикаты, противогаз, халат — скоро всё здесь наполнится приторным сладковатым газом, который навсегда скроет следы твоего безумия. Скажи ему кто-то год назад, что его знания в области химии пригодятся для того, чтобы уничтожать плоть и кровь — он бы не поверил.              Ты молча уходишь, отмываешься возле машины, одеваешься в чистое — Хёнджун всегда возит с собой сменку для тебя. Даже перекусываешь завалявшимся в бардачке батончиком.              Лишь спустя три часа он шаткой походкой выходит из недостроя, устало бросает сумку в багажник и облокачивается на капот машины, на котором ты сидела. Молча протягивает руку, в которую ты сразу вкладываешь сигарету и зажигалку. Курите одну на двоих. Молча.       Вы оба устали.       Ты — от того, что не можешь остановиться и мучаешь этим его.       Он — тоже от того, что не может остановиться и продолжает надеяться, что однажды ты прекратишь.              Не прекратишь. И вы оба это знаете.              — Это был последний раз, — выдыхая клуб дыма, хрипло говорит Хан, передавая тебе сигарету. — Я больше не приеду.              Ты киваешь.              Но вы оба знаете, что приедет.              Твоё имя для него навсегда пропитано запахом крови. Его имя — сладковатыми химикатами, названия которых ты не знаешь. Ты убиваешь тех, кто причинил ему боль — он убирает следы, потому что любит тебя. И этот цикл может закончится лишь одним трупом. Твоим.              Джуён       С наступлением тёплых весенних деньков у тебя начинался период активной уборки. Если в марте по обыкновению орут коты, то ты в марте в прямом смысле этого слова лезешь на стенку. И на шкафы. И на стеллажи. И на окна.       Последнее совершенно не устраивало Джуёна, поэтому он вызвался мыть окна сам, уверенно заявив, что в общежитии он часто этим занимался.       Пожав плечами, ты вручила ему ведро и тряпки, возвращаясь в квартиру, чтобы довытирать пыль в одном из книжных шкафов.       Звук уведомления о новом сообщении на телефоне Джуёна оторвал от занятия лишь тебя.       — Глянь, что там, — крикнул из кухни Джуён, остервенело натирая окно, пока что изнутри.              — Ваш чат с парнями. Спрашивают, чем мы занимаемся. Странный, конечно, вопрос, — едва слышно бормочешь ты. — Я отправлю фотку как ты моешь окно, — говоришь и сразу делаешь.              А потом прибегает Джуён с испуганным взглядом и вырывает из рук телефон, затем хлопая ладонью себя по лбу и театрально оседая на диван.              — Ч...что происходит? — он не успевает ответить — теперь твой телефон разражается трелью звонка.              — Гониль-оппа? Что-то случилось? — ты никак не ожидала, что он позвонит.              — Ты зачем отправила Джу на окно? А если он выпадет? Если разобьется? Т\и, я был настолько уверен в тебе, что потерял бдительность, а ты!..              — Оппа, да он сам сказал, что уже мыл окна и вызвался мне помочь… — пытаешься защищаться, ища взглядом поддержку у Джуёна, но тот лишь сжимается в комочек на диване, подтягивая ноги к груди и пряча в коленях лицо.              — Единственные окна, которые он мыл, — теперь раздаётся из динамика запыхавшийся голос Чонсу, — это окна на машине Иля, и то — только боковые, лобовое ему не доверяли, а ты отправила его мыть окна на втором этаже, Т\и, на втором!              Ты качаешь головой и тяжело вздыхаешь, когда на заднем фоне раздаются выкрики о состоянии Джуёна и вообще жив ли он.              — Да всё с ним в порядке. Он ещё не успел в окно высунуться, но… спасибо, что предупредили. Полицию, пожарных и скорую отменяйте. И сами тоже не приезжайте. Всё, — ты заканчиваешь разговор, со вздохом откладывая в сторону телефон и подходя к парню, ласково ероша его волосы.              — Эй, чего ты? Я не сержусь на тебя…              — Я просто хотел помочь, — слышно тихое бормотание.              Ты присаживаешься рядом и притягиваешь его к себе в объятия, оставляя лёгкие поцелуи на макушке.              — Я очень ценю это, Джуён. Но в следующий раз предупреждай меня, ладно? Я подстрахую хоть тебя…              Всё-таки, Гониль и Чонсу приедут и прочитают тебе лекцию о том, что можно доверять Джуёну и что нельзя, попутно помыв окна во всех комнатах.