НЕведьма и баронесса Люкс

Поднебесная. 9 лет назад

      Ладонь папы была большой и сухой, в ней легко помещалась маленькая вспотевшая ручка Жени. Она нервничала, но виду не подавала, а вот Монька позорно дрожала и жалась ко второй папиной руке. Он недовольно на нее посматривал, но не отгонял.       Лес еще не окрасился в красно-рыжий цвет, лето для Жени продолжалось, и она совершенно не понимала, почему, только отмучившись с садиком, вынуждена идти в какую-то школу! Пусть Сережа бегает в школу за нее, ему не привыкать, он и так туда часто ходит. И вот еще придумали строить школы в Зачарованном лесу. Мама сюда войти не сможет, а папа вечно занят. Это что же получается…       — Ты уедешь? — насупилась Женя и потянула папу за руку вниз.       — Да, встречу с тобой первое сентября и уеду. Ты останешься учиться здесь.       — Вот и охота тебе каждый день сюда мотаться, — пробурчала она.       — Я приеду через несколько месяцев. На родительский день.       Женя выпучила глаза и дернула рукой. Папа остановился, опустил на нее глаза и поправил очки: он так всегда делал, когда был чем-то недоволен.       — Ты меня оставишь?       — Да. Тут учатся твои ровесницы, ты найдешь себе друзей, и…       — И ты бросишь меня.       — И ты научишься самостоятельности. В чем дело? Мы с тобой это обсуждали.       — Я думала, ты специально меня пугаешь!       — Нет, Женя, — папа присел на корточки и протянул руки. Женя подошла. — Скажи мне, о чем ты мечтаешь?       Женя долго не думала и тут же выпалила:       — Стать сильной волшебницей. Самой сильной и известной! Победить какого-нибудь злодея, как ты!       Папа тепло улыбнулся и погладил ее по макушке. Она зажмурила глаза, притворяясь котенком. Ей так хотелось еще котенка! А еще бы торт с кремом и новый рюкзак…       — Я могу забрать тебя прямо сейчас, отдать в школу, что ближе к дому. Мы будем видеться каждый день, завтракать и ужинать вместе, смотреть кино по вечерам. Я буду читать тебе сказки.       «Отлично!» — подумала Женя, ведь папа так точно описал все, чего она хотела.       — Но ты никогда не станешь сильной ведьмой.       Женя нахмурилась: она не поняла, почему ее привычная жизнь как-то должна помешать мечте.       — За выбор нужно платить, — серьезно, но без укора, сказал папа, глядя прямо в глаза. — Даже если он будет правильный. Выбирай.       В садике Женя слышала разговоры воспитательниц с родителями других детей. Часто воспитатели говорили, что родители должны что-то решить за сына, за дочь, потому что те еще маленькие. Они должны решить, отдавать ли Лешку на хоккей, забрать ли Машку с бокса, ругать ли Мишу за то, что выбил Паше зуб. Когда забирать детей, когда приводить. Последний год Женя слышала, что все родители должны быстрее решать, в какую школу отдавать своих детей.       С папой воспитательницы разговаривали странно: они постоянно улыбались, предлагали чай, только Анна Степановна, старая нянечка, разговаривала с ним не так. Часто, пока папа беседовал с воспитателями, она сидела с Женей в раздевалке и помогала надеть ботиночки. Она-то и рассказала, что Женька за папой должна приглядывать, потому что «такого красавца как бы ни увели». Однажды она спросила у папы Жени, в какую школу он хочет отдать свою дочку, и папа ответил: «В какой она решит учиться».       Решение — папа часто говорил это слово и напомнил, что от него зависит многое. Решение — это не только выбор, но и борьба за свой выбор. Решить учиться значило никогда от своего выбора не отказаться, пойти в ту школу, в которой «учиться» будет ее выбором, а не назиданием учителей.       Женя глянула в сторону особняка. Белая парадная лестница была украшена голубыми лентами, около лестницы толпился народ: это мамы привели своих дочек и ждали, когда придет кто-то, кого папа называл директором. Женя не понимала, почему все так боятся этого директора, ведь это была просто бабушка Сережи. Она пекла невкусные пироги, зато покупала вкусные пирожные.       — Я люблю тебя больше, чем хочу стать ведьмой, — повернулась Женя к папе и шмыгнула носом. Что-то ей совсем разонравилась эта затея. Один раз папа уже ушел, и Женя слишком хорошо помнила, как страшно было его возвращать. — Ты же дал слово, что мы всегда будем вместе.       Папа не терпел слезы, а потому Женя не давала им выкатиться из глаз. Глупо плакать, ее же не ругают, а мама вообще говорила, что плакать надо очень редко и пока никто не видит. Лучше всего этого не видеть папе. Но он не стал ругаться, обнял Женю и поднял на руки. Она обхватила его ручками за шею и спрятала нос в ворот пальто. Кто придумал эти школы?       — Куча психологов, к которым тебя заставляла таскать мама, мне сказали, что у тебя психологическая травма, — заговорил папа совсем непонятно. Женя решила не обращать внимания, папа часто говорил незнакомые слова. — Что ты боишься меня отпускать, потому что я, бездушный мерзавец, сказал тебе правду, когда уходил. Ты испугалась. Я тебя напугал.       — Ты меня не напугал, — прошептала Женя, не отрываясь от его шеи. — Я Елагина! Я ничего не боюсь.       Папа тихо засмеялся и его смех был таким! Как будто далекий гром, желанный и тихий, скоро гроза, будет пахнуть дождем, небо засияет — вот так смеялся папа.       — У всех есть один самый страшный страх, Женя. Страх потерять людей, которых любишь. И тебе нужно научиться с ним жить, потому что он никогда и никуда не денется. Он всегда будет вот тут, — папа постучал пальчиком по сердечку, Женя посмотрела на грудь. — И мне тоже постоянно за тебя страшно. Когда ты разбиваешь коленки, когда ты устроила нам первую грозу, когда ты плаваешь в речке, ходишь в садик, играешь с Сережей на улице. Я тебя люблю, и никогда от этого страха не избавлюсь. А я тоже Елагин.       — Выходит, Елагины чего-то боятся, — рассудила Женя, она часто боялась не понять папу.       Многие родители, которые приходили в садик, общались со своими детьми не так. Они зачем-то часто улыбались, по сто раз повторяли «любимый мой», «доченька моя», как будто и так не понятно. Сюсюкались и объясняли все, о чем спрашивали дети, едва ли не на пальцах. Папа тоже иногда объяснял что-то на пальцах. Заклинания боевой магии, например. Но говорил при этом серьезно, заставлял Женю разбираться в его сложных словечках, и Женя из кожи вон лезла, чтобы лишнего вопроса не спросить, а то папа еще подумает, что она глупая! Вот как ей не хотелось его расстраивать, а папа задавал ей вопросы сам, и хитро щурил глаза, когда она выдумывала что-то, стараясь показаться самой умной дочкой на свете.       — Выходит, — улыбнулся он и поддел указательным пальцем носик, потом уперся лбом в ее лобик, и получился циклоп! Женя рассмеялась и заморгала. — Я никогда тебя не брошу, малыш.       Папа поднял руку и показал красную нитку на руке — символ их любви. Женя сжала такую же нитку, обмотанную вокруг пальца, как колечко. Она не поняла, что хотел сказать папа, но вдруг подумала: несколько месяцев — не вечность. Пройдут, а она пока станет умнее и в следующий раз поразит папу. На все его вопросы ответит! Станет самой умной и сильной волшебницей на свете! Папа будет ей гордиться!       Она серьезно ему кивнула, и папа спустил ее на землю, снова взял за руку и повел. Теперь она шла смело: задрала повыше голову, позвала к себе трусиху Моньку и взяла ее за единственный примотанный прутик к древку.       — Господин Елагин! — воскликнула одна мамаша и подлетела к папе. — Как я рада вас видеть! Ой, кто это у нас такая красивенькая, маленькая девочка. Как на папу похожа!       — Меня зовут Евгения Елагина, а похожа я на маму, жену своего папы.       Папа умел смеяться одними глазами. С женщиной он вежливо поздоровался и приветственно кивнул ее дочке. Она стояла какая-то хмурая, постоянно дергала маму за руку и пыталась оттащить назад. Завязалась светская беседа, женщины облепили папу, как мухи пирожное. Женя незаметно вытащила руку из его ладони и решила осмотреться.       Девочек было не так много, и Женя решила сразу найти себе тех друзей, про которых говорил папа. Она подбежала к одной девочке с красивыми снежными волосами и махнула рукой:       — Привет, я Женя.       Девочка отвернулась и вздернула носик. Женю махнула на нее рукой и пошла знакомиться дальше, но и все остальные были перепуганные и молчаливые. Кроме одной: которая стояла на высоком балконе особняка и грустно смотрела с него вниз. Чего она там делает одна?       Но додумать Женя не успела, услышала смех слева, повернулась и увидела лавку. На ней сидела ведьмочка, а рядом стоял мужчина. Он размахивал руками и… вытаскивал из рука цветные платки! Как в цирке!       Женя, не раздумывая, побежала к нему.       — Вуаля! А теперь, уважаемые зрители, на ваших глазах я… — он замолчал, когда увидел, что маленькая девочка на лавке перестала улыбаться. — Ого, у нас новый зритель!       Мужчина обернулся, и Женя поняла, почему эта девочка так громко смеялась. В руках у него сидел настоящий заяц: пушистый и белый.       — Здравствуйте! А можно погладить?       — Конечно, — мужчина присел на корточки и дал Жене погладить зверька. — Диана, чего ты там сидишь?       Девочка несмело спрыгнула с лавки, выгнула спину так, что та едва не хрустнула, а потом подошла. Женя не обращала на нее внимание: ее занимал мужчина с цветными платками в рукавах и зайцами в шляпе.       — Вы фокусник! — поняла она.       — О да! — улыбнулся он так широко, что стало видно все его зубы.       Папа так не улыбался, он делал это наоборот: едва видно.       Этот мужчина Жене понравился. А когда он усадил ее с девочкой на лавку и начал показывать фокусы, то понравился еще больше. Только девочка больше не смеялась, как будто стеснялась, но Женя в надежде развеселить ее пихалась локтем и громко хохотала, хлопала в ладоши, восторженно охала, когда он доставал из шляпы зайцев, разбрасывал искры в воздухе, из которых во все стороны разлетались волшебные жучки.       — Женя! — подбежал папа. Бегал он редко, а кричал только когда волновался. — Куда ты ушла?       Женя тут же спрыгнула с лавки и подошла к папе.       — Пап, я нашла фокусника! Смотри! — Женя подтащила папу ближе. Он пожал руку фокуснику и представился:       — Владимир.       — Очень приятно, Владимир! Меня зовут Максим, а это моя дочь Диана.       — Макс. — Подошла женщина, и девочка по имени Диана быстро встала, снова выгнув спину, опустила глаза в землю и застыла. Тоже фокус? — Небо, я же просила не отходить далеко от лестни… Господин Елагин? Здравствуйте.       — Госпожа Загорская, — папа почтительно кивнул головой.       По его хитрющим и довольным глазам Женя поняла, что он рад видеть эту женщину. Она была очень красивой, похожей на королеву каких-нибудь северных колдуний. Женя позавидовала ее гладким черным волосам.       — Елагин?! — вдруг воскликнул фокусник и расплылся в широкой улыбке — Тот самый? Да ну! Ты была права, милая, надо иногда ходить на родительские собрания, кого только на них не встретишь!       — А вы привели дочь? — спросила женщина и положила своей дочке руки на плечи. Казалось, та хочет сбежать. Ну уж нет, Жене нужна была дочка фокусника. Таких полезных друзей она тут больше не найдет.       — Да, это моя дочь Женя. Любит фокусы намного больше колдовства.       Женя выбралась из-под папиной ладони, которая придавливала плечо, подошла к девочке и протянула руку:       — Женя.       Та распахнула глаза и подняла голову, спрашивая у мамы разрешения. Она кивнула и подтолкнула дочку навстречу Жене.       — Диана, — почти шепотом сказала девочка и пожала Жене руку.       — Приятно познакомиться.       Диана понятливо кивнула и повернула голову к папе, как будто хотела спросить, о чем дальше разговаривать.       — Чудно! Давайте отметим приятное знакомство, — фокусник вытащил из кармана два эскимо. Затем встал и предложил: — Господин Елагин, милая, а не хотите вы обсудить, скажем… погоду. Замечательная тема для разговора в Зачарованном лесу, где она всегда такая, как наколдуют! — он рассмеялся и увел свою жену. Папа пошел вслед за ним, и Женя поняла, что их специально оставили вдвоем с девочкой, потому что родители остановились недалеко, чтобы приглядывать за ними.       — Почему ты протянула руку? — тихо спросила Диана. — Так здороваются мужчины.       — Так здороваются волшебники.       — Но ты же ведьма…       — Я волшебник! — гордо заявила Женя и приподняла голову. — Как мой папа! Он так здоровается, значит и мне можно.       Диана удивленно приподняла бровь, а Женя забралась на лавку, пригласив Диану сесть рядом, и решила съесть мороженое, пока не растаяло. Они сидели на лавке и болтали ногами. Говорить было неудобно, и Женя вертела головой в поисках новых знакомств.       — Нам надо найти новых подруг. Давай вон с той девочкой познакомимся, она одна, ей скучно.       Диана приподняла голову и удивленно округлила глаза.       — Это Зоя Никольская.       — Кто?       — Великая ведьма магии жизни, первого света в людских сердцах.       Женя доела мороженное и вытерла руки о платок, который фокусник оставил рядом.       — И чего, великие не любят мороженное?       Диана пожала плечами, она не знала, а Жене стало интересно. Она подбежала к фокуснику, попросила еще мороженного, вернулась к лавке, встала на нее и помахала рукой девочке на балконе.       — Э-э-эй! Хочешь мороженое? У нас много, и фокусы показывают, спускайся!       Девочка хмуро на нее посмотрела, а потом вдруг оттолкнулась руками от перил и ушла за стеклянные двери. За ней только взметнулись шторы, но снова залетели в комнату. Женя села на лавку и повернулась к Диане:       — Наверное, она и вправду великая, раз нашла силы отказаться, — рассудила Женя и откусила еще один кусок.

***

      Была зима, снег укрывал полянку перед парадным входом. Лестницу чистили, но она была такой белой, что сливалась с белоснежным ковром, устилавшем поляну. Перила припорошило снежинками, на окнах красовались острые морозные узоры. Особняк Поднебесной школы стоял в окружении голых черных деревьев, и выглядел мрачно, утопая в тишине.       У Жени ушла ночь на изучение документов, и поехали они все-таки на следующий день. Метлы донесли их до школы за полчаса.       — Елагина и Загорская, — улыбнулась старая женщина с пучком седых волос на голове. — Самая несносная проказница и самая прилежная ученица. Даже жизнь сдалась разрушить вашу дружбу.       — Марта Прокофьевна, — подошла Женя первая к старушке.       Она присматривала за девочками вне учебы: укладывала их спать, учила менять постельное белье, читала на ночь сказки, когда кто-то не мог уснуть. Добрая фея, которая дарила Поднебесной свою заботу всю жизнь. Женя ее обожала.       — А чего у вас так тухло?       — Ничего не взрывается, не вылетают окна, не выпрыгивают толпами лягушки из школы? — прищурила марта Прокофьевна глаза и рассмеялась, сухо и тепло. — Тебя еще никто не переплюнул, дорогая. Заходите, вас ждут.       Женя обняла ее и поцеловала в морщинистую щеку.       Вдруг послышался звонок. Женя вздрогнула: до сих пор этот звук напоминал ей о ненавистных уроках, на которые иногда приходилось бежать, только выпрыгнув из постели. Двери распахнулись, и оттуда выбежали девочки. Завидев Диану с Женей, они расползлись по длинному предбаннику особняка и стали косо поглядывать в их сторону.       — Загорская. А кто с ней? Не знаю. На ней галстук с эмблемой Поддубного! — шептались они.       — Перемена, — улыбнулась Женя. — Как я любила это слово…       Она вошла внутрь первой и вздрогнула снова, когда услышала, как скрипит паркет: звук был таким родным, что накатила ностальгия. Холл расползался в обе стороны, пол сиял чистотой, а вдоль стен стояли дорогие древние вазы, в которых распускались диковинные цветы. Не изменилось ничего: все те же помпезные занавески на окнах, вылизанная чистота, люстра светит на все свои двадцать четыре свечи, от ее хрусталиков по полу разбегаются блики.       Женя вдохнула запах детства: старого паркета, средства для мытья полов из тимьяна и чистравы, топленого воска и подгорелых фитилей. Диану окружили девочки, всем им было не больше девяти лет. У них горели глаза, они осыпали ее вопросами и жадно глазели на ее украшение и метлу. Женя вспомнила, как она сама мелкая обожала, когда в Поднебесную приезжали выпускницы. Она пряталась вон там, за столбиками перилл, и ждала, пока ее одноклассницы оставят гостью в покое, она начнет подниматься по лестнице и увидит Женю. Женя предлагала проводить гостью до кабинета, а сама заполучала аудиенцию с выпускницей на несколько минут без лишних ушей.       — Ай! — Женя повернула голову и увидела, как Моня, зацепившись за шиворот, поднимает на ноги какую-то девчонку. — Ого! Настоящая метла, смотри, Тузь!       Тузя — небольшая метелка с тремя прутиками в хвосте, удивленно уставилась на Моню. Моня тут же выкатила грудь (ну или как там это у нее называется), распушила хвост и гордо полетела к Жене, мол, смотрите, какая я взрослая и волосатая. Женя поймала ее в руку и покачала головой: ненасытная метла.       — Отпадный галстук! — Женя остановилась на лестнице, снова повернулась к девочке и, облокотившись на перила, переспросила:       — Отпадный галстук? — Она усмехнулась: — Откуда нахваталась? Насколько я помню, тут иногда достается по губам.       — Правильно помнишь, — девочка потерла губы. — А это правда Загорская?       — Не, самозванка какая-то.       — Так ее надо выгнать.       — Так иди попробуй!       — А ты сама-то кто такая? — девочка сложила руки на груди и грозно насупилась: — Я тебя тут раньше не видела, а все выпускницы приезжают в Поднебесную.       — Я ваш новый учитель по стихийной магии. Евгения Владимировна…       — Елагина.       Женя узнала бы этот голос из тысячи, как и все девчонки, которые мигом обернулись и замерли. На верху лестницы стояла Старшая ведьма Верховного ковена, директриса Поднебесной школы, сильнейшая ведьма после четы Никольских — Нина Трофимовна Белозерская. Наслаждаясь подобострастной тишиной, она стала медленно спускаться. Ее светлые волосы были убраны в высокую прическу, темный брючный костюм, как всегда, неимоверно хорошо смотрелся с тонкой тростью, у которой на конце сиял огромный набалдашник из с голубого камня.       Девочки опускали головы ниже по мере ее приближения, но Женя никогда не понимала этого трепета. Для нее Нина Трофимовна всегда была бабой Ниной, ведьмой, которая покрывала все ее шалости.       — Здрасьте, Нина Трофимовна. Возьмете на работу?       — Диплом на стол, и ты принята.       — А по блату?       Нина Трофимовна хмыкнула и оглядела Женю с ног до головы. Особенно долго она задержалась на эмблеме Поддубного, что была вышита на галстуке. Диана тоже была удостоена внимания. Ее Нина Трофимовна даже обняла и после пригласила их обеих в кабинет.       Женю объял трепет: она так часто тут бывала! Не сосчитать, сколько раз ее вызывали в этот кабинет. Не забыть, как громко жаловалась на нее завуч, угрожала отчислением и наказанием. Но разве постоять на горохе в углу полчаса не стоят того, чтобы сбежать к Лазареву и Грому на озеро и покататься на коньках? У Жени всегда был один ответ.       Она развалилась на стуле и осмотрелась: портреты прежних Белозерских, шкафы с кучей книг (половина из них — кулинарные, подаренные мужем Нины Трофимовны), дубовый стол с синим сукном, допотопный радиоприемник и черный ворон за плечом — надзорщик за маленькими непослушными ведьмами.       — Можно мы пропустим ту часть, как рады здесь снова очутиться? — попросила Женя. — У нас важное дело.       — Конечно, иначе бы ты не пришла. Что случилось?       — Мы соскучились.       Диана пнула под столом Женю. Врать в этих стенах строго запрещалось, но не рассказывать же с порога, что приехали рыться в убийстве Зои. Нине Трофимовне наверняка интереснее слушать про то, как тянет сердце к альма-матер, как пробирает ностальгия от родных стен и как невыносима была жизнь без ее любимой школы.       — Нам нужно понять, кто убил Зою. Мы думаем, там были не только духи Князя.       Нина Трофимовна отослала свою улыбку в отпуск, нахмурилась и серьезно кивнула. Женя старалась на нее не смотреть. Они пришли не проведать учителей, а узнать, кто еще мог быть на поляне. Проклятый лес изменял пространство, нужно было четкое место, которое Диане с учителями пришлось долго искать, а вот Женя кралась за похитителями и не успела передать координаты. Но тот, кто сподвиг слуг Князя убить Зою должен был следить за ними из самой Поднебесной.       — И что вам нужно?       — Ваш ворон, — пожала плечами Женя. — Память леса, тропинок и сущая ерунда вроде ваших отчетов в Магсовет о том дне.       — Хочешь сказать, ты их до сих пор не прочитала? — Нина Трофимовна изогнула седую бровь. — Хорошо, но у меня есть условие. Вы проведете тут день, а вечером дам Диане разговорить своего ворона и нашепчу тропинкам, как глубоко им надо залезть в свои земли памяти. Я хочу, чтобы ты, Диана, провела урок манер и зельеварения, а ты, Женя, урок стихийной магии и полетов. Давно не развлекала своих девочек.       Женя закатила глаза. Не хватало развлекать малолеток, Нина Трофимовна специально!       — Хорошо, — быстро согласилась Диана, ей это было только в радость.       — Тогда ступай в аудиторию зельеварения. Урок скоро начинается. Диана встала и вышла, и Женя тоже попыталась сбежать, но дверь захлопнулась и больше не открывалась. Женя обернулась и прислонилась к двери спиной, сложив руки на груди. Нина Трофимовна смотрела на нее и кривила губы в улыбке, но какой-то недоброй.       — Садись, Женя.       Женя снова грохнулась на стул и посмотрела в окно. Можно было выбить его локтем и избежать неприятного разговора. Можно было вообще сюда не приезжать, но раз они уже тут, надо бы набраться сил перетерпеть кучу неприятных вопросов, вроде…       — Самой не противно так трусить?       Женя изогнула бровь и повернула голову. Нина Трофимовна поглаживала своего ворона по пузу, а ее голубые глаза смотрели в упор, не давая отвести взгляд.       — Я не трушу, — твердо ответила Женя. — Но вы правы, мне неприятно находится в месте, где я зареклась не появляться.       — Ты не доучилась жалкий месяц. Но все учителя пришли к мнению, что ты заслуживаешь его, — Нина Трофимовна достала из стола синюю корочку, сложенную вдвое, на ней серебристыми буквами было написано: «Аттестат». — Хотела отдать, когда ты вернешься.       — Я могла и не вернуться.       — Да ну? — Нина Трофимовна скривила в улыбке губы.       — Ну круто, — перевела тему Женя, чтобы не подтверждать правоту директрисы. — Заберите и хвастайтесь новым званием «Директриса убийцы».       — Прекрати, — сухо оборвала Женю Нина Трофимовна. — Не язви со мной, девочка, я умнее и намного острее шучу.       — А я вот не шучу. Мы пришли разобраться в убийстве Зои, а не проникаться трогательными детскими воспоминаниями.       — Очень жаль, ведь дороги уже сказали все, что они помнят. Трава тоже, как и мой ворон, деревья, даже почва под тем мертвым дубом. Единственной разгадкой к тайне той ночи была и остаешься ты, а для этого неплохо бы дать волю своей памяти. Ты слишком долго ее душила, чтобы она рассказал тебе все без боли. Переживи это снова, Женя. Возродись и умри заново, тогда ты найдешь ответы на свои вопросы.       Женя сжала кулаки под столом и закусила щеку. Никогда она не смотрела на Нину Трофимовну так зло и ненавистно. Женя всегда любила ее, родители на лето отправлял Женю и Сережу к ней вместе с бабушкой Жени. Эти две бабульки учили детей хорошему и плохому, сами порой не разбираясь. Они болтали вечерами с бокалами вина на веранде, пока Женя и Сережа в сарае изучали багровый язык. Нина Трофимовна катала бабушку Жени на метле, умоляла научить ее готовить и показывала Жене, как надо плавать. Каждое лето, по три месяца, с бабушкой, Ниной Трофимовной и Сережей Женя чувствовала себя самым счастливым ребенком на свете.       Она опустила взгляд и стала заламывать пальцы.       — Да, я струсила. И именно поэтому я не считаю, что заслуживаю вашего сочувствия. Я убежала, Нина Трофимовна, и убегу снова, как только мы с этим разберемся, — Женя подняла глаза на Нину Трофимовну и выдавила горькую улыбку: — Я боюсь быть ведьмой, я не хочу ей быть.       — И за это ты безусловно заслуживаешь осуждения. Вике ты очень нравилась, но сейчас она даже слышать о тебе не хочет. Она мать, пойми ее, своя головная боль ближе к телу, а ее сын места себе не находил, когда ты ушла.       Женя нахмурилась. Она понимала, что семья Сережи имеет право на обиду, но почему-то в это не верила. Дядя Леша общался с ней так, как прежде, Сережа тоже, но вот тетя Вика… Она очень любила Женю раньше, наверное, за то, что ее сыну было рядом с ней хорошо, а теперь она имела право на злость.       — Но я на тебя не в обиде.       — О, спасибо, — ядовито хмыкнула Женя.       — Каждый может испугаться. А тебе было тринадцать лет, Женя, немногие решились бы пойти на верную смерть. Немногие нашли бы силы жить дальше. И никто, — выделила она, — не решился бы ради незнакомых девчонок приехать и окунуться в свой самый страшный кошмар. Я всегда любила тебя, детка, но я не так давно начала тебя уважать, — Нина Трофимовна выждала паузу, но Женя состроила самый безразличный вид, на который была способна. — Ты хочешь услышать обратное, но я не судья тебе. Проживи это заново и реши сама, стоило ли это того, чтобы попрощаться с мечтой.       — Мой мечтой была семья, — вскинулась Женя и грохнула рукой по столу. — Плевала я на вашу магию, больше всего на свете я хотела просто…       Она запнулась. Взгляд Нины Трофимовна ее не осуждал, не поддерживал, но остановил: «Возьми себя в руки и сделай то, что я сказала». Женя опустила голову, сжала зубы, понятливо кивнула и вышла за дверь. Она пришла не плакаться, а расследовать преступление! Приторский ночью свозил ее в архив своего суперсекретного отдела, рискнул шкурой и ксивой, зато предоставил полный отчет. Там были опросы свидетелей: учителей, прибежавших на помощь, травы, аллеи сирени, почвы. Но это были свидетели пути Жени, а не того, кто крался на ту же поляну, чтобы убить Зою.       Показания травы с поляны тогда тоже ничего не дали: никто не приходил, никто не уходил. Но ведь там должен был кто-то быть! Иначе прямо сейчас под носом у всего волшебного мира происходит что-то невозможное!       Женя оперлась на перилла балюстрады и приказала себе собраться: невозможное или возможное, но это происходит, и надо понять почему!       Солнце выглянуло из-за туч. Яркий желтый свет залился в парадных холл — маленький на самом деле. Школа была небольшим особняком и стояла на земле первого и самого сильного ковена на свете — Поднебесного. Эта земля была пропитана кровью невинных ведьм, жаждой власти и страхом девушек перед гневом той, кто управляла их силами. В Поднебесную каждые девять лет брали только тринадцать девочек — самых талантливых и сильных, прошедших отбор. Женя попала сюда по знакомству. Разве могла баба Нина не взять ее на поруки? Существовала квота для детей людей, по ней Женю и взяли.       Сверху было видно, как сияют деревяшки паркета. Некоторые были светлее, им был выложен рисунок звезды с двенадцатью концами. По ним выстраивали ведьм на всякие линейки и собрания. У каждой было свое место, и Женя помнила, как дралась с Лариской Кузьминой за свое пятое. Они потом подружились, Лариска оказалась нормальной девчонкой просто тоже любила цифру пять.       «Забирай, а это правда, что твой папа спас мир?»       Женя почувствовала, как сводит улыбкой губы. Надо было дать памяти пробраться глубже, и Женя вышла на крыльцо. Лес окружал школу, тянувшись клиньями к зданию. Женя помнила, что с крыши это смотрится очень красиво, как будто белая звезда горит посреди черного неба, сплетенного ветвями голых деревьев. Двенадцатиконечная звезда — знак Поднебесной.       Скоро прозвенел звонок, но девочки на улицу не спешили. Конечно, не каждый день приезжает сама Загорская, они наверняка окружили ее, взяли в заложницы и стали пытать своими вопросами.       — Ну-ка кыш! Кыш! — услышала Женя за спиной и обернулась. Маленькая девочка разгоняла кошек от кормушки. Эти хвостатые часто терлись рядом особняком, потому что ведьмочки их прикармливали. В руках уже знакомая Жене ведьма держала что-то теплое и пушистое. Кажется, это был щенок… волка? — Ешь, маленький. Давай.       Она поставила комок меха на снег и подтянула к нему миску. Волчонок был совсем крохотный, не мог даже лакать из миски, но девочка не догадывалась. Из задней лапы малыша сочилась кровь, но рана была перевязана подозрительно знакомой тканью. Ах да, это же форменный платок Поддубного, его принято подвязывать под горло, а не на лапы лесным обитателям.       Женя тихо шагнула за колонну и стала наблюдать, как девочка подвигает миску к мордочке волчонка все ближе и ближе. Но вышли остальные девочки, кто-то прошел мимо, кто-то сочувственно глянул на раненого щенка, а некоторые стали издеваться:       — Ой, кто это у нас такой жалостливый к ненужным ведьмам тварям?       — Он не тварь! Это волк.       — Ты не менталист, ты даже понять его никогда не сможешь, — фыркнула девчонка с каштановыми густыми кудрями и тряхнула шевелюрой. — Удел всех человечков — жалеть убогих. Когда он вырастет, он сожрет тебя!       Кошки, что ходили рядом, хищно скалились и шипели на крохотного волчонка. Он лежал на снегу и дрожал. Девочки смеялись, но одна из них вдруг подошла к волчонку и протянула руку. Хозяйка зверька тут же его спрятала.       — Я хочу залечить ему лапу.       — Да ты колдовать еще не умеешь!       — Но я доминис, я чувствую…       Девочка с волчонком вскочила и крикнула:       — Ты убить его хочешь, а я не дам! Это мой друг!       — Ага, ты только с волками и дружишь! — засмеялись три ведьмы, а та, что хотела помочь, понятливо кивнула, извинилась и ушла.       Женя тоже ушла. Она незаметно слилась со стеной, пропала, и вошла в Поднебесную через черный вход. По пути из кухни захватила яблоко, подмигнула поварихе, которая аж выронила нож, когда ее увидела. Только у дверей Женя услышала удивленное:       — Елагина?       На перемене она гуляла по коридорам и грызла яблоко. Она пыталась прочувствовать все заново, потому что Нина Трофимовна фигни не посоветует. Если это было нужно, то Женя была готова снова вспомнить, как приятно скрипит паркет под ногами, как лениво лезет свет через плотные занавески, тянет запахом кофе из учительской, орет Татьяна Сергеевна на нерадивых учениц, хлопают двери аудиторий, сверкают медью их ручки, как хихикают девчонки в коридоре!       Больше, сильнее, заденьте за самое живое! Женя улыбалась, как ненормальная, она вспоминала, дышала своим детством. Она шла, и шла очень медленно, но именно к своей комнате. Глупо было надеяться, что можно просто сбежать. Струсивший однажды, трус навсегда. И Женя испугалась вечной человеческой жизни, она рванула к Диане при первой возможности, она отреклась от своего выбора дважды. И пусть все катится к багровым бесам, она устала думать об этом выборе, просто послушается Нину Трофимовну.       — Елагина!       Женя остановилась и обернулась. К ней, едва не спотыкаясь на высоченных каблуках, шла завуч — Ольга Юрьевна. Кажется, никто в этой жизни не злил ее больше Жени.       — Ольга Юрьевна! — раскинула руки Женя. — Сколько лет…       — Еще бы столько же вас тут не видеть, — злобно прошептала Ольга Юрьевна. — Нина Трофимовна мне сказала, что вы сегодня будете вести урок по стихийной магии и полету на метле. Что ж, очень интересно будет посмотреть, как вы справитесь, когда прогуляли абсолютно все уроки по полетам.       — Неправда. Была на парочке.       — За шесть лет!       — И тем не менее научилась летать.       — Вы невыносимы.       — А вы очаровательны, — улыбнулась Женя. — Какая аудитория?       Ольга Юрьевна вздохнула и покачала головой. Женя никогда ее не ненавидела, Ольга Юрьевна ей даже чем-то нравилась, просто пост у нее был ответственный, а Женя являла собой прямое тому противоречие и часто получала.       — Тринадцатая.       — Мое любимое число!       Женя пошла к аудитории, пританцовывая. Моня танцевала вместе с ней. Вдвоем они свернули по коридору, очутились около двери, где золотом сверкал номер «13». Женя впустила всех девочек внутрь, когда прозвенел звонок, зашла сама, закрыла дверь и прошла к кафедре.       Девочки удивленно на нее уставились.       — Меня зовут Женя. Можете звать просто великая и ужасная Евгения. Сегодня урок по стихийной магии проведу я.       Женя помнила эту аудиторию. Здесь занятия вела их классная руководительница, но вот экзамены тут почему-то любил принимать учитель по языку растений, а их было столько… Нет, ну как вам нравится: люди придумали целую науку — ботанику, чтобы изучать одни только виды растений, а волшебники, как всегда, всех переплюнули и решили изучать языки всего, что растет из земли.       — Да, — Женя упала на стул и закинула ноги на учительский стол. Всегда мечтала так сделать.       — А вы тут учились?       — Нет.       — Тогда зачем приехали?       — Поделиться с вами мудростью. Что вы сейчас проходите?       — Из-звините, — в аудиторию вошла девочка, которую Женя за сегодня успела запомнить. Пытливая любительница волчат пришла в перепачканной юбке, быстро пробежалась к парте и села с той ведьмой-доминисом, что предлагала помощь. Сделала она это без особого удовольствия.       — Вы что, оставите ее тут? — возмутилась девочка, с которой Женя общалась. — Она же в грязной юбке.       — А у меня грязные ботинки. У кого-то — язык, а у многих — душа. И Земля всех почему-то носит. Поверь мне, крошка, грязь на юбке — самая ничтожная из проблем стихийной магии. У нас есть ведьмы земли, ведьмы воды и ведьмы материи, так почему бы вам не помочь своей однокласснице?       Женя склонила голову и подождала, пока робость учениц пройдет. Одна девочка встала и предложила свою помощь, но та ведьмочка хмуро покачала головой. По ее лицу было видно, что она мечтает, как бы все от нее отстали. Женя к тому времени решила порыться в столе преподавателя и найти учебник. Стихийную магию она всегда знала на отлично, оставалось только узнать тему.       Она вытащила из стола книжку и положила на стол, но перед ней оказался совсем не учебник по стихийной магии. Серебристыми буквами на черном переплете книги было написано «Язык растений. Семейства цветковых». Пальцы нащупали шершавую поверхность старой книги, Женя рвано вздохнула и снова не смогла сдержать улыбки…

***

      Экзамен длился уже второй час. Диана сидела на лавке, а вот Зоя сидеть не могла: она ходила то в одну сторону, то в другую, но делала это так, как будто принимает парад. Зоя никогда не позволяла лишним эмоциям взять верх, вела себя исключительно уверено, но было видно, как она волнуется за Женю.       — Она сдаст? — строго спросила Зоя.       — Сдаст, — вздохнула Диана, хотя сама не была в этом уверена. — Мы занимались с ней.       Девочки все спешно повторяли, толпясь у балконов. За коном был май: как только закончатся экзамены, всех отпустят домой. Но лето было впереди, а прямо сейчас — экзамен по языку растений. Это было одной из самых сложных дисциплин, и преподаватель, Артем Денисович, был весьма жестким в своих оценках.       — Елагина сдаст, только когда Небо упадет на землю, — надменно фыркнула Даша Лис. Она ненавидела Женю. Ульяна Калинина ей согласно улыбнулась, хотя сама дрожала: боялась провалить экзамен. Зоя медленно повернула в их сторону голову. Ой-ой, это было не к добру. Лис смолкла под недовольным взглядом Зои, у нее он был тяжелым. Зоя задумчиво хмыкнула, заломила руки за спину и подошла к Даше. Та вжала голову и пыталась спрятать глаза за учебником.       — К твоему огромному сожалению, Лис, Елагиной часто удается невозможное.       — Он мучает ее уже полчаса. Не думаю, что она успешно справляется с заданием, — огрызнулась Даша.       — Лис, что ты страху нагоняешь? Замолчи и учи! — посоветовала ей Аня Зимина и уткнулась в учебник.       Зоя надменно хмыкнула, когда Даша уткнулась в учебник, отошла и села около Дианы:       — Она сдаст.       Диана тяжело вздохнула, прислонилась затылком к стене и пожелала Жене удачи. В десятый раз за эти полчаса.       Тем временем в аудитории номер тринадцать Артем Денисович Горин пытал Женю своими вопросами. Она сидела за его столом и смотрела в билет. На нем было написано несколько замысловатых слов, которые надо было расшифровать, но Женя в свои одиннадцать гораздо ловчее могла болтать на языке багровой магии, чем на одуванчиковом. В конце концов, она отложила билет.       — Не знаете? — вздохнул Артем Денисович и побарабанил пальцами по толстому учебнику. На нем было написано «Язык растений. Семейства цветковых». Эх, жаль Женя за весь семестр так его и не открыла. — Женя, ну что же это, как вы собираетесь быть ведьмой?       — Да я не хочу быть ведьмой. Я хочу быть волшебником, — Женя повторяла это всегда и всем, но ее как будто не слышали. — Я родилась им! У меня нет генов ведьм. Я боюсь высоты, а в мире полно волшебников, боящихся высоты, зато ни одной ведьмы.       — Вы не можете себя этим оправдывать. Волшебникам тоже преподают языки растений.       — Факультативно!       — Я преподавал в Чародоле. Хочу отметить, что господин Лазарев, прекрасно ориентируется во всех языках.       Артем Денисович знал, куда бить. Женя снова взяла билет и стала прожигать глазами буквы.       — Если не знаете, просто признайтесь. Не будем тратить время.       Вот уж нет!       — Если бы мой отец так быстро сдавался, мир бы утонул в крови, — ответила Женя. — Тут написано… Эм… ну смысл в том, что только тернистые дороги ведут к правильным ответам. А ответ — это типа вознаграждение. Заслужит тот, кто… ну вот вы смотрели «Властелин колец»? Силы достоин тот, кто сражается. Без борьбы нет вознаграждения, а значит нет ответов.       — Какой это язык? — вздохнул Артем Денисович.       — Эм… ромашковый? Нет, одуванчиковый!       Артем Денисович закусил ручку, задумчиво глянул на Женю, и тут же вытащил ее изо рта, быстро затараторив:       — У вас удивительные способности к языкам! Вы просто потрясающий экземпляр, Елагина! Без сомнений, вам бы легко дался даже багровый, не приведи Небо хоть раз с ним встретиться, — он восхищенно покачал головой: — Вы понимаете язык, который совершенно не знаете. Загорская готовилась с вами не больше двух ночей, а вы читаете на языке Красной камелии. Ох, вижу по вашим глазам, что вы даже о цветке таком ни разу не слышали.       — Ну почему же, слышала. Он наверняка красного цвета.       — Второе предложение написано на языке Ночного эхиноцереуса. Он какого цвета?       — Эм… — Женя посмотрела в потолок. Тот был белым, ну она и сказала: — белого?       — Браво, — потрясенно выдохнул Артем Денисович и искренне похлопал в ладоши. — Судьба на вашей стороне, Елагина. Мой вам совет: не знаете, что делать, прислушайтесь к себе. С вами определенно общаются Небеса и шепчут вам подсказки. Идите. Три.       — Спасибо! — обрадовалась Женя и выскочила из аудитории.       Ее тут же облепили девчонки, и стали на перебой задавать вопросы. Сквозь них пробрались Зоя с Дианой, и Женя им гордо объявила:       — Тройка!       — Как тройка? — ахнула Диана, но Зоя улыбнулась и важно кивнула, довольно прищурив глаза.       Женя подняла обе руки, и подружки дали ей пять. Диана немного вяло, а Зоя — нарочито медленно и важно. Женя закинула руки им на плечи и предложила это отметить. Можно было сбегать в кафе на Янтарном проспекте, пока все носятся с этими экзаменами. Или устроить пикник в Роще ив! Последний вечер перед летом Женя хотела провести в компании подруг. Ей совсем не хотелось с ними расставаться, и она как можно дольше боролась со сном ночью, пока они гадали на мальчиков в комнате и секретничали, пили колу, которую Жене принес Сережа, и были самыми счастливыми девочками на свете.

***

      — С вами все хорошо?       Женя очнулась и оторвала взгляд от учебника. Одна девочка стояла рядом с ней и протягивала стакан воды.       — Спасибо. Эм, да, все отлично. Так на чем вы остановились?       — На пятом легионе.       Женя обошла стол и запрыгнула на него, положив руки на колени.       — Отличная стихия! Какая?       — Грозы! — выкрикнула девочка с третьего ряда.       — Идите все сюда, — Женя подманила их к себе руками. — Ну, живее! Я не кусаюсь, если меня вовремя кормить.       Все встали и подбежали к кафедре.       — Представим! Вы ничего не знаете о магии гроз, потому что еще маленькие и бестолковые, но встретились с монстром в лесу. Ваши действия?       — Остановлю ему сердце!       — Сожгу его на месте!       — Смешаю его мысли, чтобы он свихнулся и перестал ориентироваться в пространстве! Нашлю галлюцинации!       — Сдую!       — Сражусь!       — Раздеру!       Женя выслушала всех и посмотрела на девочку-молчунью. Она стояла позади и пыталась оттереть грязь от юбки.       — Ну а ты что сделаешь?       Девочка подняла голову и тут же спрятала тряпку за спину. Все обернулись к ней.       — А я… — девочка обвела всех взглядом и упрямо посмотрела на Женю, даже как-то зло: ой, может, она подумала, что Женя хочет над ней поиздеваться? — Я бы прошла мимо. Вдруг он просто гулял, как я. Некоторые засмеялись, другие задумались. Кто-то ободряюще улыбнулся той девочке: «Молодец, классно придумала». Женя присоединилась к последним.       — Итак, урок первый: грозы убивают мгновенно. Любое живое существо — отличный электропроводник. Десять раз подумайте перед тем, как фигачить в кого-то грозой. Одна молния в цель, и ваш противник — труп.       Девочки вытаращили глаза, и пришлось уточнить:       — Вы же знаете, что такое труп?       Женя тяжело вздохнула и упала на стол, но тут же поднялась и раскрыла учебник по стихийной магии на сто пятой странице. Показала фотку папы, рассказала про подвиг и легко перешла к физике, которой во многом объяснялась любая стихия. Девочки записывали прямо на весу, и Женя скоро начала рассказывать им сказки про волшебников молний. Она знала их очень много, кажется, вообще научилась читать, чтобы узнать о них побольше.       Один волшебник молниями зажег звезды, эту легенду опровергали стихийники светил, то есть седьмого легиона. В другой сказке волшебник гроз расколол землю на континенты, что яро отрицали волшебники земли и воды. Было много сказок о тех временах, когда мир волшебников и мир людей был разделен, и Багровое царство звалось Дивномирьем. О нем сказки Женя любила больше всего.       — Вывод какой? А вывод такой, что надо бы обзавестись подружкой-стихийницей пятого легиона и жить припеваючи. Кто-нибудь колдует грозами?       Тишина.       — Печально. В наше время это было модно. Ходили слухи, что сама Загорская водилась с одной ведьмой гроз. Она фигни не посоветует, спросите у нее. Вопросы есть?       Поднялась рука, и Женя кивнула.       — Что такое «фигни»?       Надежда, что такая воспитанная святоша тут одна, умерла мгновенно. Девочки сидели, вытаращив глаза, даже любительница волков внимательно посмотрела на Женю.       — Ерунды, — помог кто-то у дверей.       Женя повернулась и тут же соскочила со стола, потому что на пороге стояла ее любимая, самая добрая и терпеливая ко всем выходкам классная руководительница Роксана Михайловна. Уже не такая молодая, какой Женя ее помнила, но все еще жутко красивая и… с кольцом на пальце!       — Как его зовут? — прищурилась Женя, и Роксана Михайловна устало покачала головой.       — Девочки, идите на перемену. Звонок был десять минут назад. Девочки вскочили с мест и рванули в коридор. Роксана Михайловна подошла к любительнице волков и протянула ей чистую юбку.       — Саша, переоденься, так неприлично ходить.       Саша схватила юбку и тоже убежала, буркнув: «Спасибо». Женя осталась с Роксаной Михайловной наедине. Она задвигала стулья к партам, Женя стала ей помогать, но все еще косилась на кольцо и приговаривала:       — Алмаз с мой глаз. Кто отхватил себе такое счастье? Я теперь тоже хочу замуж. Вы знаете, я такая сорока, люблю все блестящее. У Лазарева денег пруд пруди, попрошу мне подарить одно колечко, что он, обеднеет что ли. Я вас уверяю, стоит мне только сказать, что алмазы идут мне к глазам, как он скупит всю ювелирку.       — Господин Лазарев часто заезжает сюда. Девочки его обожают. — Роксана Михайловна разогнулась и пригладила рукой живот. Женя опустила взгляд, но тут же подняла.       — Да ладно? — На ее лице растянулась улыбка. — Стихийная магия будет проседать у бедняг, если вы уйдете в декрет. Эти стены рухнут без вас.       — Что же мне теперь, не рожать? — усмехнулась Роксана Михайловна.       Живот у нее пока что был совсем плоский, но Жене грела сердце мысль, что где-то там зарождается новая жизнь. И будет она непомерно счастливой, потому что кто встречал в мире человека добрее Роксаны Михайловны? Детей так не любили даже те, кто писали книжки об их воспитании.       — Солененького не хотите?       — Ох, когда настало то время, когда я могу поговорить об этом с ученицами? Ах да, оно не настало, и я об этом не говорю.       — Да бросьте! — возмутилась Женя. — А вдруг я забеременею, как пойму?       — С мамой поговоришь.       — Брякну папе как-нибудь, мол, хочу соленый огурец, а он мне устроит допрос с пристрастием.       — Охо-хо, да… Твой отец видит людей насквозь. Можешь даже не ходить на узи.       Женя тихо рассмеялась, но поймала на себе изучающий взгляд Роксаны Михайловны и отвернулась. Конечно, всем тут хотелось задать один единственный вопрос:       — Как ты, Женя?       — Нормально. Приехали с Дианой копаться в обстоятельствах смерти Зои.       — Ты всегда была честной, — кивнула Роксана Михайловна.       Женя помнила ее улыбку: теплую и добрую, как у мамы, когда она не ругается. Роксана Михайловна была второй мамой, не такой родной, но тоже любимой. Она укрывала на ночь одеялом, тушила свет, смазывала коленки зеленкой и дула на ранки. Она прикрывала Женю перед завучем, дополнительно занималась с ней после уроков, если она отставала из-за прогулов. Она неуверенно, но иногда пыталась врать папе, что Женя — одна из самых прилежных учениц в школе. И папе эта женщина нравилась. Однажды он сказал:       — Ты должна научиться разбираться в людях, но сначала я тебе подскажу: твоя учительница — хороший человек.       И сидя перед ней, спустя столько лет пустых школьных будней в мире людей, Женя почувствовала себя на своем месте. В аудитории стихийной магии, наедине с Роксаной Михайловной, сидя на деревянной парте, под которой (она точно знала), было выцарапано «Лис — коза». Трепещущее чувство защекотало ее грудь, стало спокойно, но в то же время грустно. Женя опустила глаза в пол и пожала плечами:       — Думаю, если начну говорить неправду, когда-нибудь обману сама себя. Иногда… Очень хочется.       Роксана Михайловна встала и взяла руки Жени в свои. Она погладила кожу перчаток, грустно улыбнулась, и Женя увидела, как на ее глазах навернулись слезы. Она была в ту ночь на поляне, сидела рядом с Женей и пыталась привести ее в чувства вместе с Дианой.       — Скажите, в ту ночь рядом со школой никто не терся? Ничего подозрительного, никого чужого? Или своего, но… Кто-то позже прибежал на крики Дианы, кто-то специально задерживал всех, пытался убедить, что это все неправда? Хоть что-то подозрительное?       Роксана Михайловна задумалась и покачала головой.       — Как только Диана меня разбудила, я озарила небо светом луны. Мы подняли тревогу почти мгновенно и выдвинулись вас искать.       — Но вы искали долго. Я же оставляла след.       — Твой след был очень запутанным. Ты не знала, куда ты идешь, пространство искривленно, и он вел нас запутанным путем, ломая твою прямую дорожку на сто поворотов.       — Долбаный лес, — пробормотала Женя и глубоко вздохнула. — Спасибо вам, Роксана Михайловна. Я должна научить летать ваших недоучек.       — Ты сама-то научилась?       Женя удивленно вскинула брови.       — Это беременность рассказала вам про сарказм?       — Жених.       — Офигеть, — одобрительно хмыкнула Женя и ушла, поспешила на свою ненавистную поляну, а когда пришла, девочки уже выстроились в шеренгу, держа в руках метлы. — Зажигалки все взяли?       — Да!       — А почему вас одиннадцать? — не поняла Женя. — Где эта любительница волчат?       — Саше нехорошо, — соврала ведьма-доминис так неумело, что сама поняла, как облажалась, и покраснела. — Она… плохо себя чувствует.       — Хорошо, меньше народу, больше кислороду.       — Вы злая, — насупилась одна девочка. Наверное, тоже подружка Саши. — Вы разве не попытаетесь ее найти и уговорить?       — А все так делают?       — Да! — хором ответили девочки.       — Что ж, верный признак того, что это бесполезно. Еще идеи есть? Может, пойдем ее искать, или спросим у тебя, где твоя подружка?       Девочка-доминис смутилась.       — У Саши нет подруг.       — Большое заблуждение. У нее же есть метла. Моня, — Моня тут же дала Жене пять. — Ваша метла — ваша самая верная подружка. Теперь выбросьте зажигалки и попытайтесь сесть на метлы.       Метлы в некотором роде были похожи на коней. Их нужно было объездить, иначе они не понимали, чего от них хотят: брыкались, сбрасывали ведьм. Женя смотрела на это с умилением, Монька вот неприкрыто хохотала и издевалась, а еще заметала снегом зажигалки.       — Ты что творишь? — вдруг подлетела Диана со спины. — А если они шеи сломают?       — Я здесь даже не работаю, — равнодушно пожала плечами Женя. — Власть пьянит, я вот это чувствую. Итак, правила игры: вы летаете на своих метлах по кругу, пока играет музыка на моем телефоне, — Женя подняла руку и показала девочкам свой мобильник. — Как только она останавливается, вы все должны разлететься по углам между клиньев деревьев. Всем ясно?       Девочки переглянулись и закивали.       — Загорская, ты с нами?       — Да, — процедила она. — Должен же хоть кто-то проследить за ними.       — Даже твоему душному воспитанию иногда становится с тобой скучно. Поехали!       Девочки закружились, Женя полетела вместе с ними. Спустя несколько кругов она остановила музыку, и Монька заняла один из углов.       — Так! Кто проиграл?       Тишина. Женя вылетела из-за угла и полетела проверять, кто жульничает, но все были по местам, даже для Загорской угол нашелся.       — Эм. Ладно, в первом туре выбываю я. Теперь я занимаю один угол, моя метла — другой. Остается…       — Одиннадцать! Но госпоже Загорской не хватит!       — Это потому, что она старая или просто медленная? — сдерживая хохот, спросила Женя, за что заслужила предупреждающий взгляд от Дианы. — Начали!       И вправду, в следующий раз им поддалась Диана, потом начали выбывать девочки. Женя включала и выключала музыку, потом они начинали сначала, усложняли задания. Она заставляла их делать финты на метлах, летая по кругу, менять направления, меняться местами по команде. Одним словом, они сыграли почти во все дворовые игры на своих метлах, но Жене не давало покоя другое — почему углов тринадцать?       — Здание перестроили, — Диана шумно дышала, ее щеки раскраснелись. — Двенадцать колон, звезд на флаге, концов звезды на паркетах, стен в парадном зале. А лес… Не знаю, наверное, со времен Салтычихи остался. У нее в ковене было тринадцать ведьм.       Женю царапнула какая-то важная мысль, но ускользнула она так быстро, что Женя не успела за нее ухватиться.       Девочкам нужно было время успокоиться. Они смеялись так, как им обычно запрещали: весело и неприлично счастливо. Женя даже им позавидовала: вот бы в ее время приехала какая-нибудь крышесносная ведьма и устроила бы шабаш на улице, а то Жене приходилось проворачивать это самой. Ох и влетело тогда!       — Ты… — Диана не сразу нашла слова. Она смешно пыталась не улыбаться и заставить свое лицо злиться, но не получалось. — Женя, Ольга Юрьевна нас придушит!       — Диана остудись! — Женя слепила снежок и бросила Диане в ноги. Она возмущенно открыла рот, но ждать себя долго не заставила: слепила свой и кинула в Женю.       — Что?! А как же ваши манеры, госпожа Загорская!       — Ты провоцируешь меня! — сердилась и смеялась Диана. Кто еще умел это делать одновременно?       Они кидались снегом, валили друг друга, а метлы были против всех и просто закапывали своих ведьм. Им тоже было весело, они помнили, как раньше так играли.       — А помнишь, ты соскучилась по отцу и разбила ледышкой это окно, — Диана отряхивала волосы от снега, когда увидела раму чуть белее остальных. — Ольга Юрьевна так кричала, что отчислит тебя.       — Папу в пятый раз за месяц вызывали в школу, — вспомнила Женя. Тогда она предложила Моньке хитрый способ увидится с папой: поиграть в бейсбол ледышками. — Он, кстати, меня сразу расколол.       — А потом мы вместе с ним играли, помнишь? — Диана широко улыбнулась. — Строили замки из снега и снеговика.       — Ага, а вместо морковки у него была папина ручка.       — Вместо глаз — его запонки!       Они вместе зашли в школу, не прекращая смеяться. Каждый угол, каждая дощечка паркета была родной. Эту занавеску Женя подожгла, когда хотела выжечь всю зажигалку, чтобы не пытать Моню на уроках полетов, но огонек случайно задел ткань. Вместо этой вазы стояла другая, но Диана ее случайно разбила, когда кралась в ночи из покоев Зои в их с Женей комнату.       — Ненавижу, когда мы это делаем. Я опять вся мокрая.       — Не хнычь, Загорская. Сейчас обед, выпьешь теплого чая.       Женя с Дианой шли в столовую. Случайно взгляд зацепился за вид из окна. Отовсюду здесь был виден только лес, но Женя никогда не считала его углы, неужели их вправду тринадцать? Чертова дюжина — число Салтычихи, а двенадцать — число легионов стихийников, круг которых завершала Никольская с магией света жизни. Всем было понятно, что старую кровавую славу этого места хотят предать забвению, но все же… почему именно тринадцать? Салтычиха когда-то остановилась именно на этом числе.       — Вы видели, что она творит? Несносная девчонка. Даже такой ужасный урок ее ничему не научил.       Женя услышала голоса преподавателей на лестнице и тут же спряталась за тяжелую штору, чтобы ее не увидели в коридоре.       — Чему она должна была научиться?       У Жени задрожало сердце. Это же был Григорий Палыч, ее самая первая и, увы, безответная любовь. Ему было двадцать пять, когда она в него влюбилась в свои десять с хвостиком лет, таскала ему пирожки из столовой и учила ненавистную историю инквизиции. Жуткий предмет! Но, Небо раздери, каким же красивым голосом он его преподавал.       — Вы всегда ей потакали, Григорий Павлович. Это было не педагогично. Если бы Елагина усвоила слово «дисциплина», она бы сохранила руки и свою жизнь. Вы юны и порывисты!       «А ты стара и надоедлива, — закатила глаза Женя. — Оставь уже нас наедине. Я половину жизни мечтаю построить ему глазки».       — Мой пыл меркнет перед ее.

***

      — И помните, что завтра у вас самостоятельная по концу шестнадцатого века. Повторите известнейшие имена сожжённых ведьм, кто из них был человеком, какие аргументы обвинения и прочее. Всем хорошей подготовки, юные леди.       — Спасибо, Григорий Павлович! — хором ответили девочки и стали уходить из класса.       Женя осталась сидеть. Диана встала и строго на нее посмотрела, что переводилось как: «Ты же не серьезно? Вчера ночью просто пошутила, правда?» Но Женя была серьезна, как никогда. Зоя подошла и взяла Диану за руку, чтобы увести, напоследок медленно закрыв и открыв глаза. Женя расшифровала как: «Благословляю, уничтожь его здесь и сейчас».       Женя взбила волосы и закатала рукава пиджака, чтобы Григорий Павлович непременно увидел ее запястья. Все книжки о любви, которые Женя выпросила у всего класса и всех преподавательниц, были изучены Дианой и Женей за одну ночь. Они сделали следующий вывод: мужчины клюют на тонкие изящные запястья! Женя вообще-то ничего привлекательного в этом не видела, но раз так пишут, значит надо попробовать.       — Григорий Павлович, — Женя подошла к столу и протянула тетрадку. Он глянул на ее руку и (вот это круть, может, стоит полюбить чтение!), задержал взгляд дольше, чем на мгновение.       — Что это?       — Это мои серьёзные намерения по отношению к вам.       — Ого, — улыбнулся он и взял тетрадку. — То есть я могу прочитать?       — Конечно, а для кого я это писала? Зря что ли?       — Ну что ты, — покачал головой он и усмехнулся. — Садись, Женя.       Она было подумала, что не хочет тут сидеть, пока он будет читать, но тут же отмела глупый стыд в сторону: а чего тут стесняться, когда в тетрадке написана правда. Пусть не совсем ее словами, но ей было только двенадцать, и все, что она знала о любви, она прочитала вчера ночью, нахватав из романов фраз цитируемых писем от героинь их возлюбленным. Женя поджала губы и стала буравить лицо Григория Павловича взглядом. Он улыбался.       — Значит, — он закрыл тетрадь и отложил в сторону, — ты влюблена в меня.       — Абсолютно точно!       — Но у тебя ведь есть друг Сережа. Он тебе не нравится? Ты часто про него нам рассказываешь.       — Он молодой и глупый! Ему только пятнадцать!       — Действительно, еще мал для серьёзных чувств.       Жене на секунду показалось, что Григорий Павлович над ней смеется, но он снова посмотрел на тетрадку и задумался.       — Я вот что хотела еще сказать, Григорий Павлович. Я вас люблю-то давно, надо бы вас с родителями познакомить. Ну, за пределами родительского собрания, понимаете? И вот еще проблемка. Мы пока с вами целоваться не будем, я ведь не умею, но Сережа обещал меня научить. У него есть какой-то там хитрый способ, он мне покажет. А вот когда я научусь, тогда уж поцелуемся, ладно?       Григорий Павлович смотрел на нее по-доброму, немного снисходительно — короче, совсем не так, как должен смотреть безудержно влюбленный.       — Н-да, Елагина, с таким пылом, как у тебя, я тебе не соперник, — посмеялся он и вдруг встал, обошел стол и присел на него, оказавшись напротив Жени. — Но понимаешь, я для тебя… старый.       — Вы взрослый, — не согласилась Женя и села на парту, тоже сложив руки на груди. — Да чего вы волнуетесь, я же все продумала. У нас будут красивые дети, ведь вы красивый, и я красивая. А еще они будут умные, не зря же я учу вашу историю инквизиции, блин!       Григорий Павлович согласно кивнул, но не выдержал и снова тихо рассмеялся. Женя не могла злиться, когда он смеялся, потому что делал он это так ангельски красиво, что она забывала обо всем и начинала глупо улыбаться в ответ. Вдруг дверь приотворилась, и Женя увидела два любопытных и знакомых носа. Она тут же замахала рукой, чтобы Диана с Зоей скрылись с глаз!       — Ну чего, женимся? — поторопила Женя. — У меня просто стихийная магия сейчас. Давайте, думайте быстрее.       — Я, пожалуй, пока повременю со свадьбой. Тебе же нет восемнадцати.       Этот аргумент Женя приняла спокойно, но вот следующий:       — И я люблю другую девушку, Женя. Извини. Ты очень умная и красивая, но мое сердце принадлежит другой. Надеюсь, ты с уважением отнесешься к моему выбору.       Женя насупилась и почувствовала, как коварная обида лезет в ее грудь. Но у Григория Павловича были такие добрые глаза, что обижаться на него долго не получалось.       — Ну ладно, — пожала она плечами. — Тогда я маме скажу, чтобы она пирог не готовила. Вот же блин, папа не будет просто так покупать пиццу.       — Ты что, отцу про это рассказала? — Григорий Павлович побледнел и зачем-то потрогал свой галстук.       — Конечно, — удивилась Женя.       — И что он… ответил?       — Это твой выбор, Женя. — Папа так всегда отвечал. Еще Женя слышала, как папа обсуждал это с мамой ночью, не прекращая смеяться, и говорил: «Интересно, как этот парень выкрутится?» — Вы ему кстати, нравитесь. Он смеялся, когда я про вас рассказывала, а знаете, как редко он смеется?       — Боюсь представить. Ладно, иди на урок. Если тебя что-то еще будет волновать, то непременно расскажи, мы попытаемся найти решение вместе. Договорились?       Он выставил вперёд сжатый кулак, и Женя дала по нему своим кулачком.       — Заметано! — Она соскочила с парты и направилась к двери, но на пороге остановилась и обернулась: — А если не секрет, кто она?       — Секрет, — грустно улыбнулся Григорий Павлович. — У меня это также безответно, как у тебя.       — Мы с вами два одиноких волка, — философски протянула Женя, вспоминая, фразу, которая ей вчера жутко понравилась. Было в ней что-то такое, цепляющее. — Но у нас одна луна на двоих.       Григорий Павлович снова рассмеялся и согласно закивал:       — Именно так, именно так.       Женя вывалилась в коридор. Диана сидела на подоконнике, Зоя стояла рядом и строго оглядывал мир за окном, как будто собралась его отчитывать за слишком белый снег:       — Ну что? — подошли они обе к Жене.       — Он разбил мне сердце.       — Вот же… — прошипела Зоя и покачала головой.       Диана стояла с каменным лицом, а вернее выражением лица «Я же говорила». Она устало потерла переносицу и пробормотала:       — Нас отчислят за такое. Он же преподаватель…       — Диана, — осадила ее Зоя и снова обратилась к Жене. — Хочешь, запрись у меня и поплачь. Там полно подушек.       Нет, Жене не хотелось плакать. Свое первое поражение она приняла за вызов и подумала: почему ему понравилась какая-то другая женщина? Она наверняка старше, и она умеет целоваться!       — Я знаю, в чем наша проблема, — серьезно сказала Женя и встала. — Мы не умеем целоваться. Никто!       Диана возмущенно фыркнула, Зоя заинтересовано приподняла бровь.       — Так вот мы должны научиться. Есть видео в интернете, можно потренироваться на помидорах. Еще позвоним Сереже, пусть расскажет. Я видела, он целовался с одной девчонкой в ЧарБарвихе. И тебе полезно, Зоя. А то жених у тебя есть, а не целовалась ты с ним ни разу.       — Больно надо, — едва слышно прошептала Зоя, но тут же коварно улыбнулась и заговорщицки сказала: — Но, если вместо помидоров будет Сережа, я даже смогу провести его к нам.       — Вы с ума сошли! — очнулась Диана. — Какие помидоры? Какие… женихи?! У нас скоро экзамены, и мы прямо сейчас опаздываем на стихийную магию.       Женя с Зоей посмотрели на нее, и Диана опустила руки, закрыла ладонью лицо и обреченно пробормотала:       — Это сумасшествие.       Сережа той ночью не пришел, его не выпустили из Чародола. Зоя расстроилась и обещала снести Чародол, как только станет Верховной ведьмой. Зато Моня стырила корзину помидоров, и они все втроем заперлись в комнате у Жени и Дианы, чтобы ночью, при свете ночника и экрана телефона научиться целоваться. Вместо Зои в комнате под одеялом лежали свернутые покрывала, а когда Марта Трофимовна громко шаркала тапками, обходя комнаты учениц, Зою прятали в шкаф, и Диана с Женей быстро бежали к кроватям.       Потом у них всех троих была аллергия. А Диана так и не научилась целоваться.

***

      Женя закусила губу и прижалась затылком к стене за спиной.       — Приятного аппетита, Мария Викторовна.       — И вам.       Григорий Палыч был истинным фанатом своей науки, любил историю и в захлеб читал книжки про инквизиционные процессы, поэтому часто забывал пообедать. Женя забежала в столовую, распихала маленьких девочек, ухватила тарелку и положила на нее несколько пирожков, а потом понеслась в кабинет номер семь.       Она вошла в аудиторию почти бесшумно, но он ее заметил. Если в мире хоть кто-то улыбался красивее Андрея Иванова, то это был Григорий Палыч. За это время он возмужал, стал еще красивее. Женя даже позавидовала тем девочкам, которые имели возможность глазеть на этого красавчика каждые сутки!       Она поставила перед ним тарелку и подперла голову руками, томно вздохнув.       — Ну здравствуй-здравствуй, — Григорий Палыч достал из-под стола контейнер с едой. И Женя тут же возмущенно на него посмотрела. Григорий Палыч рассмеялся. — Как дела?       — Знаете, Григорий Павлович, у меня есть для вас несколько ужасных новостей, — протянула Женя и отвернулась к дверям. — Во-первых, я все-таки научилась целоваться.       — Очень рад за тебя.       — А во-вторых, делать я это буду не с вами, потому что я нашла парня. И у него, — Женя тихонечко взвыла и снова повернулась к Григорию Палычу: — такие же голубые глаза, как у вас. Это на всю жизнь, да?       Может, это были шутки, но в них крылась доля правды, потому что Женя только сейчас поняла, как же Андрей похож на ее любимого преподавателя. Неприлично похож! Ух, когда Андрей повзрослеет, он станет такой же широкоплечий, у него еще больше завьются его чудесные черные кудри, и Женя станет самой счастливой девчонкой на земле.       — А как же наша «одна луна на двоих»?       Женя вздрогнула и в который раз за день почувствовала крохотный огонек, щекочущий ее ребра. Григорий Палыч открыл ящик стола и достал оттуда тонкую зеленую тетрадку, пододвинул Жене. На обложке было написано: «Самому прекраснейшему мужчине на свете». ЕГЭ по русскому Женя бы в двенадцать точно не сдала, как Диана только такое пропустила?       Руки дрожали, пока Женя листала тетрадь. Ей было до ужаса приятно, что Григорий Павлович сохранил эту тетрадку, что она лежит у него в ящике…       — Столько лет? — улыбнулась Женя и прикусила щеку.       Григорий Павлович не ел, а разглядывал Женю, как будто не верил своим глазам. Глаза у него стали немного тусклыми. Он был серьезным, а Женя не помнила дня, чтобы он не попытался неудачно пошутить, не опрокинул что-нибудь на себя, не поскользнулся и не посмялся над собой же. Перед ней сидел взрослый мужчина, и Женя помнила его совсем другим.       — Она часто мне помогала, Женя, — Григорий Палыч побарабанил пальцами по тетрадке. — Маленькая дерзкая волшебница, которая заставляла меня верить: еще не все потеряно.       — Тут написано, что у вас, цитирую: «Глаза цвета синего моря в тот час, когда солнце ласкает его волны, опуская лучи в глубокие пучины морских впадин», — Женя была готова рассмеяться. Нет, это она точно откуда-то взяла. — Вот это вам помогало верить?       Он хотел сказать ей что-то хорошее, но Женя посмеялась над тем, что было ему дорого. Она понадеялась, что он обидится и не станет с ней разговаривать, но Григорий Павлович был настоящим учителем. И пусть перед ним сидела уже не маленькая девочка, он все равно готов был слушать и помогать. Григорий Палыч сел на стол около Жени и открыл тетрадь:       — Я думал, что ты выжила. Что без тебя тут грустно, тоскливо, никто не взрывает аудитории зельеварения, но ты где-то есть, и ты где-то кого-то делаешь счастливым. Это у тебя всегда получалось на отлично, — выделил он и тут же добавил: — В отличие от самостоятельных по истории инквизиции.       Наверное, Жене всегда сильно хотела стать взрослой, только чтобы прийти вот так к Григорию Палычу и от души посмеяться над своей детской первой любовью. Она с Зоей и Дианой могли бы поехать после Поддубного в Поднебесную, завалиться сюда втроем и весь день гулять по коридорам вспоминать, как тут учились: Григория Палыча и его неуклюжесть, строгость Ольги Юрьевны, как Лазарев бегал к ним и залезал на балкон Зои по ночам, как ему иногда доставалось веником по спине от Марты Прокофьевны.       — Еще я хотел отдать ее тебе, — Григорий Палыч протянул тетрадь вместе с каким-то конвертом. — Я женюсь. И моя невеста просила пригласить весь ее самый любимый класс. Женя распахнула глаза и выхватила приглашение из рук.       — Да ладно?! — воскликнула она и вскочила со стула. — Роксана Михайловна? Григорий Палыч, так это все время была она?       Он улыбнулся и кивнул. Конечно, Роксана Михайловна была его немного старше, но разве Женя считала это достойным аргументом против любви? Она вдруг так обрадовалась, что подпрыгнула на месте и рассмеялась, бросилась Григорию Палычу на шею и крепко его обняла.       — Да это самая потрясающая новость! Небо, я обязательно приду. А можно с метлой? Моня постоянно меня уговаривает взять ее на свадьбу, хочет присмотреть себе там холостой веник. Ну тот, что обычно кидают невесты. И еще… — Женя глянула на дверь, не подслушивает ли кто. — Слушайте, Григорий Палыч, со всем классом не получится. Недавно Ульяна Калинина стала жертвой проклятья Поддубного, она пока что в коме.       Григорий Павлович серьезно кивнул, и Женя поняла, что он расстроился. Не из-за свадьбы и количества гостей, и даже не из-за того, что не сбудется желание его невесты. Он расстроился, как учитель, чья ученица попала в беду, как наставник, который не защитил своего ученика: рано вытолкнул из гнезда, не доследил, не досмотрел. И Женя уже было хотела сказать: «Это не ваша вина», как вспомнила, сколько раз слышала эту фразу в этих стенах.       — Ты приходи, Женя, — улыбнулся ей Григорий Павлович. Он постарался сделать это искренне, но вышло все равно тоскливо. — Я думаю это собрание учителей надо бы чем-то разбавить. Без тебя оно превратится в званный ужин.       Женя долго думала, что не так в этой дурацкой фразе. Она думала, почему обижается на Волконского, почему перестала разговаривать с Дианой, почему Сережа так ни разу не сказал, хотя Женя видела, сколько раз он хотел это сделать. Теперь она поняла: в этой фразе не было ничего запретного. Только бесполезное. Сказать с огромным сочувствием что-то столь пустое… похоже на лицемерие, поэтому Женя сказала по-другому:       — Конкурсы с меня. — Она хотела как-то уместно пошутить, ведь Григорий Палыч всегда ценил ее юмор, но вдруг не нашла, что сказать. Слова застряли в горле, острый сарказм, который обычно лез из самого нутра, вдруг позорно сбежал, оставив вместо себя гнетущую тишину. Женя опустила глаза на тетрадку.       — Держите, — протянула она ее обратно. Григорий Палыч взял. — Эта… волшебница, — Женя фыркнула и дергано пожала плечами, к горлу подкатывал ком. — Она еще в деле. И, может, она трусиха, но она свернет горы, чтобы у ее любимых учителей была такая свадьба, которую они хотели, — Женя оперлась руками на стол и упрямо сказала: — Будет вам Калинина.       Григорий Палыч сузил глаза, и улыбка расползлась по его губам — настоящая, а не та фальшивая. Он вдруг посмотрел на листы тетради, и Женя глянула туда же. Там была нарисована девочка. Нарисована бездарно, надо бы сказать: фломастерами на тонком листе с глазами размером с мандарины, которая улыбалась губами-пельменями яркого алого цвета. Когда-то Жене это казалось самым удачным ее автопортретом. Вверху было недвусмысленно подписано: «Сверну за вас горы и шеи».       — Дерзай, Женя, — Григорий Палыч убрал тетрадь в стол. — Без тебя этому миру крышка.       — Не сказала бы, что вы умеете поддерживать, но я тут вправду не просто так. Вот скажите, Григорий Палыч, почему лес так странно обступает наше здание?       Он задумался:       — У Салтычихи было много врагов. Разные ордена магов, которые пытались свергнуть ее. В одном из преданий говорится о Дамнарской звезде.       — Дамнарской?       — Damnare — проклятье на латыни. Люди выделяют четыре части света, и даже если мы выделяем остальные, то их всегда будет четное число. Условно: север, юг, восток, запад, — Григорий Палыч взял листок с ручкой и начертил крест. — Потом северо-запад, юго-запад, юго-восток, северо-восток, — он снова посмотрел на листок, у него получилась восьмиконечная снежинка. — Видишь, четное.       — И что с того? — не понимала Женя.       Григорий Палыч стер линии, что лежали косо по отношению к остальным.       — В часу двенадцать часов. Можно и свет разделить на двенадцать частей, — он сделать штрихи по кругу, получился циферблат без оболочки. — Мир круглый. Его части равны перед собой. Первый закон стихийной магии?       — В равенстве рождается истина, — тихо прошептала Женя. — Все стихии равны.       — Ты знаешь легенду о рыцарях круглого стола? Король Артур сидел вместе с ними. Первый должен быть среди равных, на этом зиждется мир.       Сказки, сказки, сказки. Сколько надо их прочитать, чтобы при случае всегда находить нужную. Люди относятся к сказкам безответственно, считают их выдумкой, но Женя погуляла по Багровому царству — некогда родина всего волшебства, и знала: страшную правду сделали сказкой, чтобы в нее было трудно поверить, но невозможно забыть.       — Дамнарская звезда имеет тринадцатый конец выше остальных, — Григорий Палыч дорисовал циферблату еще точку, но повыше остальных, а потом соединил их линиями, получилась кривая звезда, один ее конец тянулся выше всех. — Превосходство Салтычихи над остальными стихийницами, над ее рабынями. Она выстраивала их вокруг своего дома, как живой щит, а сама стояла всегда дальше всех от врагов. Многие называли это иллюзией, кто-то — дамнаровской звездой, но даже если замок Салтычихи окружали, каждый видел ее лишь через тела зачарованных ведьм.       Что здесь? Что-то не так, но эту сказку все знают. Эта старая история с оборонительной стеной, с тем, что к Салтычихе никто не мог подойти, и только дочь обманом подкралась ближе. Старое! Что тут не так? Дочь…       — Можно, — Женя взяла кусок бумаги со стола. — До свидания, Григорий Палыч.       О багряном прошлом Никольских здесь говорить было непринято, и Женя медленно вышла из кабинета, не отрывая глаз от рисунка, прошла по коридорам, остановилась наверху парадной лестницы и вытянула рисунок перед собой. Звезда была двенадцатиконечная, новая, выложенная паркетом, чтобы забыть всю кровь, что пролилась на этой земле, но зал особняка… Тринадцатый его угол упирался в стену позади лестницы. Тут было место для тринадцатой — Верховной сестры Поднебесного ковена.       — Вот тварь, — прошипела Женя и сорвалась с места.       Она перепрыгивал ступеньки, подтягивала себя за перила, чтобы бежать еще быстрее, и скоро добежала до комнаты Зои. Жене нужен был вид с балкона, но ее рука в нерешительности замерла над ручкой. Медная ручка двери вдруг напугала, старые волки-воспоминания накинулись безумной от голода сворой и начали грызть. Почему-то Женя не вспомнила смех Зои, не вспомнила, как прошибала молниями дверь, вскрывая замок, когда Зою наказывали ее воспитательницы. Она вспомнила смерть и как смотрела на эту ручку, сидя на этом полу. Медь в ее глазах превращалась в рыжий огонь — опасный, суровый, безжалостный…       Женя резко открыла дверь и вошла внутрь.       Ее опять стало накрывать. Это красное покрывало, этот жесткий ковер, эти шкафы с книгами… Женя не позволяла себе провалиться в воспоминания, но шла к балкону медленно. Память была хорошим помощником, но отвратительным другом: с ней нельзя было договориться. Как бы хотелось хоть раз просто попросить ее все забыть, сделать цветные картинки черно-белыми, выдернуть воспоминаниям зубы, которым они так больно впивались в сердце.       Женя вышла на балкон, увидела стрельчатые иглы леса, подступающие к территории школы и посмотрела наверх. Монька услужливо подставила свой бок, предложив прокатить Женю до крыши. И Женя села на ее древко, подлетела на этаж выше и ступила на черепицу.       — Спасибо… — то ли послышалось, то ли почудилось ей.

***

      Это был день рождения Зои, и Лазарев придумал самое укромное место, которое можно было только найти в Поднебесной. Они отмечали праздник на крыше. Со стороны леса ее было не видно, потому что часовая башня скрывала обзор, а в остальном учителя попусту ночью на улицу не ходили, так что свечки бы не заметили.       — Расти большой, не будь лапшой! — поздравил Зою Сережа, чем смутил. Но Зоя только жеманно ему улыбнулась и задула свечи.       Волконский сидел рядом с Женей, отчего весь ее день был безнадежно испорчен. Ее лучшей подруге исполнялось четырнадцать лет, а Женя была вынуждена терпеть подколы этого придурка! И с видом он таким противным сидел, как будто давно завоевал весь мир и сейчас великодушно позволяет ему развлекать себя.       — Ты напряжена, — шепнул он на ухо Жене, пока никто не видел. — В чем дело?       — В тебе!       — Я волную тебя?       — Мешаешь!       — Я же молчу.       — Одним видом, Волконский! — Женя повернулась к Саше и прошипела ему прямо в лицо: — У тебя на лице написано, что ты думаешь о нашем празднике. Зачем ты пришел, если тебе неинтересно?       — За тем же, за чем и Сережа. Не обижайся, у вас детские праздники, и нас на них интересует совсем не занимательная программа, но беседа. С возможным интересным продолжением… — он вел себя странно, вдруг придвинулся ближе, и Женя решила, что хочет ее ущипнуть. Здоровый парень, уже шестнадцать лет, а лезет со своими тупыми приколами, как будто ему десять!       — Через месяц мы поступим в Поддубный, и я забуду о тебе, как о страшном сне!       — Я очень навязчивый кошмар, — таинственно протянул Волконский и отстранился. Чего он хотел, Женя так и не поняла, но была готова дать сдачи.       — Опять ругаетесь, — приполз Лазарев и сел между ними. — Лучше бы именинницу поздравили.       Саша смотрел на Женю, она это чувствовала своим затылком, которым повернулась к нему, чтобы продемонстрировать, как сильно не хочет с ним болтать. Она решила, что пора поболтать с девчонками, а то эти мальчишки только портят любой праздник. Вот когда Женя вырастет, она станет бесподобно красивой, мужчины при ней будут забывать слова, а поэтому молчать, и она будет говорить сама! Все, что о них думает!       — С Днем рождения! — горячо прошептала Женя Зое на ухо и чмокнула в щеку. — Кошмар, ты понимаешь, что мы уже взрослые?       — Нам далеко до них, — кивнула Зоя на мальчишек, которые нашли друг в друге интересных собеседников и стали перекидываться шутками, развалившись на крыше.       — Смею заметить, что мы их никогда не догоним, — мудро подметила Диана. — Они в принципе старше нас, а еще выше и сильнее…       — Ха-ха, зато не умнее. Давайте за нас, подружки! — Женя подняла пластиковый стаканчик, и они чокнулись.       Этот год был самым легким в плане обучения, но и самым ответственным. Стоял уже май, в середине месяца заканчивались экзамены, дальше надо было поступать в институт. Все втроем они твердо решили пойти в Поддубный. Во-первых, туда безоговорочно поступала Диана. Во-вторых, дуб, в котором находился институт, вырастила первая Никольская, предок Зои. В-третьих, там на кафедре боевой магии преподавал папа Жени. Жизнь налаживалась, скоро их должны были выпустить из этих стен, как птиц в первый полет. Женя предвкушала вечеринки, студенческую жизнь и приключения, которые их еще ждали с Сережей.       Она косо на него глянула. Только несколько дней назад они вернулись из Каймановых вод Багрового царства. Сереже серьезно досталось от хранителей артефакта пещеры, находившейся под толщей вод, которые местные прозвали Каймановыми, потому что, когда Дивномирье еще было просто волшебным миром, в этих водах жил добрый волшебник Кайман. Он каждое утро будил солнце, играя на своей волшебной флейте, а вечером усыплял. Эту дудку тоже пришлось спасать от слуг Багрового Князя, которые продолжили после смерти своего предводителя искать артефакты некогда живших на той земле волшебников Дивномирья, но только уже под толщей багровых песков.       Теперь в Каймановых водах обитали мелкие акулы, похожие на пираний и кошек одновременно. Они разодрали Сереже бок, и теперь он слегка морщился, когда шевелился. Сережа ее взгляд заметил и успокаивающе кивнул. Ну как же… Его послушать, у него всегда все хорошо, а кровищи было столько!       Женя заставила себя об этом не думать. Все было позади, волшебную дудку они умыкнули из-под носа у прислужников Багрового князя, теперь она лежала в надежном месте, как и куча других артефактов. Только проку от них? Вот бы найти что-нибудь, что избавит Сережу от кровавой магии. Даже Книга не знала, как ему помочь, эта гонка с духами Князя за волшебные вещицы стала утомлять. Все начали расходиться, и Женя все еще думала над тем, как бы ей хотелось помочь своему другу. Книга говорила туманно: только указывала, где спрятаны бесполезные безделушки бывших великих волшебников, и Женя с Сережей доставали их отовсюду в надежде, что новый артефакт и есть их спасение, но несмотря на все их находки, Сережа все равно продолжал иногда терять сознание, порой падал на пол, хватался за виски и стонал, а его глаза наливались кровью. Он давал бой багровой магии каждый раз, когда она хотела взять верх, как взяла над Багровым князем, но Сережа научился ею управлять. Он заговаривал ее, как змею факир. И эта гадина становилась послушной. Последнее время у него получалось все лучше.       — Женя, — Зоя остановила Женю за руку, когда они были у нее в комнате. Диана должна была пробежать первой, потом Женя, чтобы их вместе не поймали. — Я хотела с тобой поговорить.       — Давай, — быстро согласилась Женя. Ей точно надо было с кем-то поболтать после очередного визита в Багровое.       Зоя пригласила ее присесть на кровать, но Женя на нее с разбегу запрыгнула и зарылась носом в красное покрывало, которое вкусно пахло порошком для белья. Зоя аккуратно присела рядом.       — Я никогда тебе этого не говорила, но всегда очень хотела, — Зоя мялась, а на нее это было не похоже. Ей предстояло стать правительницей, и Зоя часто вела себя очень жестко, резко, она любила приказывать, никогда не думала о слухах, что ползали за ее спиной, была настоящей королевой. С рождения. — Передай своему отцу спасибо. И тебе тоже… спасибо.       Женя ничего не поняла, села прямо и обеспокоенно вгляделась в лицо Зои. Та повернула голову и изогнула уголок губ. Женя удивилась еще больше: Зоя так жалобно выглядела лишь однажды, когда рассказывала Диане с Женей о своей матери.       — Спасибо, что он убил Его, — искренне прошептала Зоя, и по ее щеке прокатилась слеза. — Я так… так боялась Его, я столько глупостей наделала, только бы не умереть на костре.       — Зоя, ты чего, — Женя обняла ее одной рукой. Она помнила, каким Багровый Князь был психом, но Зоя-то его никогда не видела. — Его больше нет, не волнуйся. Дядя Леша и папа его убили…       «Точно говорю, я там была», — чуть не сорвалось с языка.       Зоя вдруг порывисто обняла Женю и заплакала. Она шептала слова благодарности ей на ухо, но Женя их не слушала, пыталась успокоить подругу. Она никогда не плакала, ни разу! Говорили, что Никольские этого делать не умеют, и Женя за семь лет дружбы была готова в это поверить. Но сегодня… такой счастливый день, день рождения Зои, дата, которая буквально кричит на весь мир: «Ты жива, Зоя, тебя больше никто не тронет, а значит мы победили!»       — Хватит. Ну не плачь! Все закончилось, я тут с тобой. Слышишь, Зоя, — Женя оторвала ее лицо от своего плеча и обхватила ладонями, заставив посмотреть в глаза. — Я всегда буду с тобой.       Зоя дышала через рот, потому что из носа у нее текли сопли. Женя дала ей салфетку, и Зоя, перед тем как взять, внимательно на нее посмотрела.       — Женя, я тебя очень люблю, — искренне прошептала она. — Ты и Диана — моя единственная семья.       — Да зашибись семья, прокормим! — рассмеялась Женя. — Ложись спать и больше не хнычь. Хочешь, можем завтра сходить ко мне домой на пироги. Выходные же.       — Давай, — улыбнулась ей Зоя.

***

      Как улыбнулась? Как будто в последний раз.       Женя стояла на крыше и смотрела на лес. Он рисовал вокруг школы тринадцатиконечную звезду, и смутная догадка заставляла забыть о высоте. Ее оглушило. Она не помнила, как забралась сюда, как давно начался такой сильный снег. Женя молча проклинала себя: ну как можно было этого не заметить? Как можно было ее оставить? Ни следствию, ни учителям — она никому не рассказала, о том, что Зоя… знала, что той ночью ее должны убить. Тогда Женя даже не подумала, что их предпоследний диалог что-то значит. Она вышла из комнаты Зои и решила сбежать к Лазареву, чтобы проведать его и перевязать раны. Он наверняка скрывал их от Саши. Женя оставила свой медальон на тумбочке, чтобы папа не понял, что ночью она выходит из школы. Лес был опасным, но она хорошо колдовала.       А дальше она увидела, как тащат черные тени Зою в лес, и побежала за ними, не раздумывая. Только спустя несколько минут Женя послала Диане сигнал о помощи через связывающее заклинание, которое Диана наладила, чтобы диктовать ответы на контрольные сразу Жене в голову.       И ночь, гроза — все заново навалилось на Женю.       — Почему ты плачешь? — маленькая девочка оказалась на крыше. Женя не заметила ее, девочка сидела, свесив ножки вниз, и на коленях у нее лежал волчонок. — Я ждала, когда ты заплачешь. Ты слишком громко смеялась весь день.             — Уйди, пожалуйста, — тихо попросила Женя. — Мне надо побыть одной.             — Ты и так одна, — девочка повернулась и пожала худенькими плечиками: — У Сережи твоя фотография стоит на заставке телефона. Ты знала об этом?             — А ты много знаешь про Сережу?             — Он хороший, — задумчиво улыбнулась девочка. — Вылечил Гошу. Это мой друг-волчонок. У Сережи тоже есть пес, он огромный и неуклюжий.             «Потому что это багровый монстр, которого мы пожалели так же, как ты этого хищника», — мысленно усмехнулась Женя и присела рядом. Снег падал сплошной стеной, их двоих здесь не было видно ни снизу, ни сверху. — Он тоже один, — снова начала первой девочка. — Только он добрый, а ты злая. Вы наверняка друг другу подходите. И он постоянно рассказывает о тебе, как ты тут училась.             — Правда?             — Да, только он не называет твоего имени. — Девочка протянула волчонка Жене. — Погладь, он не кусается. Каждый раз, когда я что-нибудь вытворяю и меня ругают, он отводит меня жалеть, дарит конфеты и рассказывает про девчонку, которая творила и не такое. Ведьмы должны быть воспитанными и сдержанными, но у меня не получается. Может, это потому, что мои родители — люди. Мама и отчим. Наверное, мой папа был волшебником. Я поступила сюда по квоте для детей людей, мне было сложно понять, как устроено все в вашем мире. Сережа мне помогал.             — Он очень… — Женя погладила волчонка по холке и отдала обратно, — очень хороший. Держись его, и у тебя в жизни будет ничтожно мало проблем.             — Ты боишься его, — прищурилась девочка. — Ты отводишь глаза, когда о нем говоришь. И ты отворачивалась от учителей, когда они тебе о нем говорили.             — Ты подглядывала за мной.             — Да. Весь день.             — Могла бы соврать.             — А я никогда не вру, — девочка покачала головой. — А ты вот врешь постоянно. Ты улыбаешься, потому что надо. Ты шутишь, потому что хочешь кого-то поддержать. Ты даже со своей подругой играла в снежки не потому, что хотела, а чтобы поднять ей настроение. И себе ты тоже врешь. Вот скажи мне, ты счастлива?             Женя повернула голову и посмотрела в детские глаза. Это был искренний интерес — чистый и без подоплеки. Каждый раз, когда у Жени это спрашивали, хотели что-то услышать. Ее родные глядели с надеждой, Сережа — с мольбой, враги буквально кричали: «Сознайся, что нет!» А девочка смотрела очень просто. Так, наверное, дети и должны смотреть на мир, о котором ничего не знают. Женя еле-еле покачала головой, цепляясь за наивные добрые глаза. Щеку обожгло слезой, но Женя не отвернулась. Эта девочка показалась ей посланником Небес. Она пришла встряхнуть Женину память, вывернуть ее наизнанку и заставить взглянуть в глаза своим страхам. А страшно было вот это: пообщаться со старыми друзьями, вспомнить свое счастье, залезть на старую крышу и признаться, что сама сдалась. Не вернулась, а сбежала. Не стала бороться, но ушла, где безопасно. Где сердце из груди больше никто не вырвет.             — Почему ты здесь? — спросила Женя. — Ты не хочешь ни с кем дружить, ты самостоятельная и независимая. Тебе плевать на этих девчонок, которые хотят тебе помочь. А моего имени ты даже не знаешь.             — Великая и ужасная Евгения, — передразнила девочка. — Тебе нужно помочь, ты запуталась. Девочка вдруг достала из кармана телефон и начала в нем рыться, затем набрала номер и прижала к уху трубку.             — Но ты права, я ничего про тебя не знаю.             — Тогда зачем ты это делаешь?! Женя даже не поняла, на что разозлилась. На спокойствие этой малышки? На себя за слезы? На горе, с которым не справилась? Девочка поморщилась, когда Женя повысила голос, потом передернула плечиками и важно заявила:       — Потому что меня попросили. На, — она отдала трубку.       Женя поднесла трубку к уху, вместо имени контакта на экране был смайлик сердечка. Почему-то стало страшно, по груди пробежался паучок и зацепил лапками нервы. Женя за секунду вспомнила все части фильма «Звонок» и другие ужастики, в которых как-то умудрялись убивать после телефонного разговора. Что стоило этой малявке столкнуть Женю с крыши?             — Привет, — услышала она из трубки знакомый голос. — Сафронов выиграл спарринги. Победа у Лунового только фиктивная, зато железяка снова у нас. Мы опять вас обыграли.       Женя повернулась к девочке. Та самодовольно улыбнулась, помахала рукой и, запрыгнув на метелку, полетела вниз, оставив Женю на крыше. Земли было не видно, так что у Жени не перехватывало дыхание, как бывало по весне на этом месте.             — Бабушка мне рассказала, что ты учудила на уроке полетов. Она давно так не смеялась с Ольги Юрьевны, все-таки никто ее не выводит из себя столь искусно, как ты. Жалко я это не увидел. Ну как вы, нарыли что-нибудь про проклятье Салтычихи? Женя? Жень? Женя скуксилась, чтобы из глаз не потекли новые слезы. Она боялась говорить, потому что чувствовала, как рвется наружу всхлип, то ли радости, то ли горя. Она была на месте своего самого жуткого кошмара и стыдилась счастья — того самого маленького зверька, который весь день копошился в ее груди. Здесь умерла Зоя, здесь по наставления Нины Трофимовны должна была заново умереть Женя и, наверное, она сделала не все для того, чтобы разгадать старую загадку.             — Если ты снова исчезнешь из моей жизни, побывав на этой крыше, я не переживу.             Рядом свесились чужие ноги, мелькнули светлые волосы и хитро блеснули зеленые глаза.             — Ты пришел? — удивилась Женя, откладывая телефон.             — Еще бы я пропустил, как ты грохнешься отсюда! Ну и этот твой Григорий Палыч мне до сих пор не нравится. Ты тут задницу без меня отморозишь, кто вообще сидит на холодном?       Он бережно подтолкнул куртку и заставил Женю на нее сесть. Она послушно пересела, но немного ближе, чем раньше. Серёжа был теплым, а на улице щипал щеки мороз. Женя никогда не мерзла, но чувствовала чужое тепло и обожала греть руки в Сережиных ладонях в детстве.             — Вы что-то нашли? — поинтересовался Сережа. Женя очнулась, до этого она его бессовестно разглядывала.             — Эм, да. Вот, посмотри, ничего не напоминает?       — Лестница и звезда? — задумался Сережа, рассматривая, что дорисовала Женя. — Знаешь, если было бы пять концов, я бы подумал, что это замок Багрового князя. Похожая планировочка, а последний пик прямо к лестнице, как и там.             — Их тринадцать, — обратила внимание Женя. — А стихий двенадцать, но до подвига Никольской было одиннадцать. Зачем строить замок для лишних мест? Багровый князь воздвиг дворец, зная своих четырех вассалов, а откуда знать Салтычихе про лишнюю стихию? В ее время стихий было одиннадцать, и концов у звезды тогда должно быть двенадцать.             — Хочешь сказать, что свет жизни… был всегда? — Сережа задумался. — Я был у них, у завороженных в палате. Я приказал багровой магии откликнуться, но ее не было. Но знаешь, о чем я подумал: первая Никольская была дочерью Салтычихи, то есть багровой колдуньи. Магия света, по сути, родилась из магии багрянца. Никто никогда не позволял себе об этом думать, а кто думал об этом, тот давно добился всего, чего хотел. — Сережа повернулся к Жене. — Магия света — не святая, она такая же, как все остальные. Это просто стихия, и делать из нее божественный дар было ошибкой наших предков. Она близка к багровой больше всех, при этом противится ей.             Женя кивнула, именно это она и хотела сказать, только.              — Но какая тринадцатая? Сережа отодвинул от лица листок и стал придирчиво рассматривать. Бумага уже намокла под снегом, когда он притянул его обратно и стал рассуждать:             — Багровая магия выбирает того, кому открыться. Нельзя просто взять и начать на ней колдовать. Нужно ей понравиться. А ты помнишь легенду про волшебников, которых стихии выбирали за подвиги и одаривали силой? Про первых волшебников Дивномирья? Тебе не кажется, что принцип схож?       — То есть ты хочешь сказать, что тринадцатая стихия — вовсе не стихия, а… — мысль казалась настолько абсурдной, что Женя не сразу решилась произнести ее вслух, — а багровая магия? Сережа покачал головой, не отрывая взгляда от рисунка.             — Я хочу сказать, что мы все это время ошибочно думали, будто багровая магия — это не стихия. Если есть жизнь, должна быть смерть. Это логично. Даже странно, что до этого раньше не догадались.       — Или не хотели догадываться, — прошептала Женя. Они ни до чего толком не догадались, но новый вопрос, который родился в их теории, мог стать решающим. Книга знала ответы на все вопросы, но отвечала лишь на заданные.             — Сгоняем в Багровое? — слабо пихнул ее локтем в бок Сережа. — О, тебе понравится. Это замечательный курорт. Красный песок, горные рельефы, старинные развалины. Даже море есть. Красное!             Женя прыснула и покачала головой. Только Лазареву придет в голову назвать Багровое царство курортом. Она оглядела его, протянула руку и подождала, пока он сожмет, потом забралась пальцами себе под ворот и показала деревянный медальон, где на деревяшке было выцарапано «ЕЛь». В глазах Сережи полыхнуло счастье, пусть он и остался невозмутим. Он притянул Женю к себе, обнял одной рукой, и она положила голову ему на плечо, прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Ей опять стало стыдно за то, что заклокотало в груди внезапно так сильно, что немного оглушило, но Женя не стала в себе это давить. Она расслабилась и, завернувшись плотнее в пиджак, едва не заснула под Сережину болтовню.       — У меня огромный соблазн испортить Диане урок манер, — Женя задрала голову, чтобы увидеть его хитрющую ухмылку.       — Звучит заманчиво, — протянул он. — Бабушка передала тебе пирожки. Перекуси.             Женя согласно взяла из корзинки, которую принес Сережа, пирожок и смачно откусила, но тут же скривилась.             — Знаешь, ничто не изменит этот мир, пока Нина Трофимовна не умеет готовить. — Женя поморщилась и отложила пирожок обратно. — Он держится на этом неизменном факте.             — Тогда он в безопасности, — рассмеялся Сережа и прикрыл корзинку платком.