Луновой. 4 года назад.
В коридорах Лунового было тихо. Женя не кралась — она шла, громко шоркая ботинками. Последнее время этот звук ее преследовал. Сил отрывать ноги выше не осталось, и Женя стала часто спотыкаться на ровном месте. Она даже полюбила падать: с некоторых пор боль — единственное, что напоминало ей о том, что она еще жива. Грубая резьба дубовой двери выделяла эту комнату из прочих. Женя всегда считала это пижонством, показухой, ее злили эти «привилегии», которые всюду давали Волконским и которыми те без зазрений совести пользовались. Но в эту ночь Женя ничего не почувствовала — она толкнула дверь и вошла в комнату. Лазарев обещал уйти, он должен был оставить своего соседа одного, пропустить Женю в Луновой и исчезнуть на полчаса. В комнате было пусто: стояло две роскошные кровати по разные стены, тяжелые шторы заслоняли половину окна, и лунный свет падал на выложенный дорогим паркетом пол, разливался по рисунку, задевая край кресла и бросая угловатую тень. За дверью шумела вода, но скоро стихла. Саша вышел из душа, обтираясь полотенцем. Он увидел Женю и остановился. Женя по его лицу поняла: не ждал, значит, Лазарев не разболтал, как и обещал. Саша перекинул полотенце через плечо и нахмурился, но ничего не спросил. Он смотрел на нее с фирменным Волконским безразличием, но Женя за столько лет научилась разузнавать на его спокойном лице эмоции. Он волновался. — Я… — прохрипела она и тут же замолчала. Ей не приходилось прислушиваться к своему голосу до этого. На допросах она пыталась вспомнить все до мельчайших подробностей, не обращая внимания ни на что больше. В остальном она молчала сутками, и голос показался ей жалким. Такой и должен быть у той, кто пришел молить о прощении. — Воды? — Саша кивнул себе за спину, где стоял графин, но Женя помотала головой. Саша понятливо кивнул, вытер полотенцем голову и направился к шкафу. — Мне стоит переживать за Лазарева? Он редко пропадает из комнаты по ночам. Пару раз бывало, но история не для девичьих ушей. — Саша надел футболку и вернулся к Жене. — Зачем ты пришла? В первый раз она смотрела на него без злобной издевки, она больше не чувствовала ненависть, ей стало все равно на то, кто его мать, какая у него фамилия. Магсовет, враг всей Жениной жизни, вдруг стал чем-то незначительным, блеклой старой фотографией, для памяти. — Извиниться, — так же глухо ответила Женя. — Я не могу попросить прощения у Зои. Но я прошу его у тебя. Женя хотела упасть ему в ноги и заплакать. Перед женихом Зои, перед единственным человеком, который готов был стать Зое родным, который не боялся ее опасной судьбы, который был готов дать клятву на всю жизнь. Мучительная боль снова стала терзать грудь, от нее было некуда деться, она высасывала душу похлеще багровой магии. Женя задыхалась от нее, тонула в ней, но не бежала. Это просто было в ее душе. Убивало или уже давно убило. — Из-звини, — голос дрогнул, и Женя судорожно вздохнула. Саша давно расплылся перед глазами, а по щеке покатилась слеза, но Женя не позволяла себе даже моргнуть. Она должна видеть его глаза, она должна услышать слово «ненавижу» от него. Не в запале ссоры, не из-за детской вражды — а настоящее, больное, искреннее. Саша злой, не будет жалеть, спасибо ему за это. — Прости меня, Волконский. Саша прищурился и долго стоял молча, глядя Жене в глаза. Женя не отводила взгляд, она сжимала за спиной кулаки, приказывая себе стоять на месте, и не биться головой об пол в раскаянии. Кому от этого легче? Разве ему нужны доказательства следствия? Решение суда Магсовета? Банальный фарс, Жене хватило сил не кричать «я виновна!» только потому, что папа притащил туда маму. — Ну что ты молчишь? — прошипела Женя. — Ну скажи мне! Скажи! У нее задрожали подбородок и шея, голос стал прыгать, слезы — рвать слова. А Волконский молчал и молчал. — Слышишь меня? Ты слышишь меня?! — Женя схватила его за футболку и тряхнула, но он не шелохнулся. Она тряхнула еще раз, еще, толкнула его, ударила. Больнее, еще больнее. Пусть обидится, пусть проклянет, пусть убьет ее наконец, потому что она больше так не может! Волконский терпел, стоял неподвижно, будто Женя колотила скалу. Но вдруг вытянул руку и притянул Женю к себе, крепко прижал так, чтобы не смогла пошевелиться. Она плакала, только молча. Это были самые горькие слезы, которые давили сердце, чтобы избавиться от яда. Предсмертная агония души. Женя уперлась лбом ему в плечо и проглотила горький ком, закусила губу и приказала себе замолчать, чтобы позорно не хныкать перед Сашей. — Главное: ты жива. Женя замерла. Ей показалось, что она ослышалась. Последнее время она часто слышала что-то странное, плохо спала, могла увидеть что-то невозможное и упасть в обморок. Вот и сейчас, она так отчаянно хотела заслужить прощение, что показалось, будто Саша сказал… — Что? — отпихнула она его от себя и отшагнула назад. — Что ты сказал? Саша хмыкнул и пошел к столу с водой. — Почему ты пришла ко мне? — Ты… Ты ее жених, — Женя внимательно за ним следила и не верила глазам: почему он такой спокойный? Не кидается на нее, не смотрит с тем укором, с которым смотрели в суде, не убивает, не проклинает. Просто пьет воду? Конечно, Волконский — гад, но не настолько же. — Ты любил ее. — Я берегу свое сердце, а потому не влюбляюсь в тех, кому на роду написано умереть молодым. Женя почувствовала, как сжимаются кулаки. — Почему ты злишься? — Саша снова подошел ближе, держа стакан в руках. — Кто тебе сказал, что я ее любил? Да, она мне не безразлична, мы знакомы с детства, хорошо общались, но не были близки. Нас поженили родители. Еще до того, как она родилась. Саша протянул Жене воду, и она машинально взяла. — Тебе просто не к кому больше идти. Единственный человек в этом мире, перед кем ты можешь извиниться — Диана, а она умоляет тебя простить ее, правда? Остаешься только ты, но ты себя никогда не простишь. Женя выплеснула воду ему в лицо и едва сдержалась от того, чтобы не разбить об голову Саше стакан. Но вода не долетела до его лица, она превратилась в твердые кубики и упала на пол, разбившись. Саша даже не моргнул. — Остается только сбежать от этой жизни, — безжалостно продолжал Саша, подходя ближе. — Кинуть всех и спрятаться. Волконский перестал улыбаться и остановился вплотную к Жене. Она утопала в злости и обиде, хотелось сказать ему столько! Но все эти обзывательства показались такими детскими… Что с того, как она его назовет? Он слишком взрослый и умный на это вестись, а как задеть по-другому колдуна, у которого нет души, она не знала. Можно обидеть ледышку? — Лгун, — без сил усмехнулась Женя, глядя на его лицо. — Трус и врун. — Хочешь правды? — спросил он и наклонив голову на бок. Женя, дрожа, кивнула. — А что, если она тебя добьет? Я всего лишь отказался тебя ненавидеть, а ты вот-вот сорвешься. — Да ты просто правду говорить не умеешь. Саша задумался, пожал плечами и с присущим его фамилии равнодушием сказал: — Между ней и тобой, я выбираю тебя. Если бы из-за нее умерла ты, я бы проклял ее и убил. Прости, малыш, сердцу не прикажешь. Ее рука, занесенная для хлесткого удара, запуталась в воздухе. Тот стал вязким, поймал ее запястье и остановил. Саша был властелином материи, и управлялся со своей силой очень ловко для своего возраста: даже не смотрел в сторону руки, только в глаза. Так нагло! Так по-свински! — А теперь беги, Елагина. От себя, от памяти, от ее смерти, от меня. Попытайся найти человека, который тебя ненавидит, попроси его тебе об этом рассказать — тебе это нужно. Но я тебе этого не дам, потому что мне важнее ты. Как тебе идея винить себя еще и за это? У Жени в голове была тишина. Кто-то выключил ее мысли, отнял эмоции, оставил только картинку. Может быть, она сошла с ума в этой комнате, глядя в голубые бесстыжие глаза, может, она сделала это давно. Голос ей больше был не нужен, потому что не осталось слов. Сердце? Кажется, его только что сожгли. Плакать расхотелось. Жить тоже. Женя опустила руку и посмотрела в пол. Перед глазами было пусто, она ничего не видела, и уши… Они разве что-то слышали? Мир закружился перед глазами, надо было присесть, но не перед ним! Слова «гад», которым Женя часто посылала Сашу подальше, вдруг оказалось мало. Оно ничтожное и маленькое для того, чтобы описать, что чувствовала Женя. Соломинка, за которую она держалась, вдруг подломилась. Показания в суде, допросы, месяц следствия — все для того, чтобы ее выпустили из камеры и дали извиниться перед парнем, которому наплевать на смерть ее подруги. — Я ненавижу тебя, — без сил выдохнула Женя, пол начал прыгать перед глазами. — Отлично, — произнес Саша и придержал ее за руку. — Первая эмоция за этот месяц, да? Кажется, у меня получается тебя оживлять. Женя выдернула руку и попятилась назад. Ей стало страшно, она задыхалась, воздух сперло в груди, был приступ чего-то… Такого раньше не было. Сердце забилось с бешенной скоростью, слезы хлынули из глаз, и захотелось выцарапать гаду глаза. Папа бы назвал это истерикой, он ждал того, что это случиться. И вот страшная напасть добралась до Жениной головы, выворачивая наружу. — Я тебя уже добил или продолжить? Побереги себя, цветочек, сматывайся отсюда, пока ноги держат. Убить! Надо его разорвать в клочки! Но Женя подняла на него полные слез глаза, дергано кивнула и ушла. Еще месяц назад она думала, как станет самой сильной ведьмой на планете и утрет нос этому козлу. Но уже тем вечером поняла, что больше не хочет. Ничего не хочет. Правда била больнее тока. Силы у Жени то ли не было, то ли она не хотела больше слушаться, а Женя еще не привыкла жить без гроз, поэтому решила найти себе другое электричество.***
Женя с Сережей решили разделиться. Он ушел к друзьям, которые могли узнать его под маской, а Женя затерялась в толпе и стала выслеживать подозреваемых. Клуб оказался большим, темные стены убегали в разные стороны, прятались за светом золотистых фонарей. С тех на закрытые ложи сыпалась пыльца, делая шторки для тех, кто захотел уединиться. На танцполе отжигали колдуны и ведьмы, и Женя едва удержалась от того, чтобы вытащить телефон и заснять Диане, как ее подруги, бывшие ученицы Поднебесной, дрыгают ногами и тем, что чуть выше. Сережа должен был сужать круг подозреваемых, а именно раскалывать главного букмекера Лунового — Виктора Гущина, и по счастливой случайности бывшего Сережиного одногруппника. Он давно не учился в Луновом, но принимал ставки на грандиозные пари, куда так удачно вписывался спор на Женю. Женя, чтобы не тратить время зря, решила попытать счастье и проверить группу колдунов, что стояла около ближней стены. Подтянув перчатки, Женя взяла с первого попавшегося стола бокал и решительно направилась к колдунам. — Привет, — улыбнулась она и прислонилась к стене. — Как отдыхается? Трое парней, до этого занятые беседой, повернулись к ней. Маски у них были пустяковыми, Женя без труда узнала одного подозреваемого. Илья Самойлов — бывший кавалер Алины Медниковой. — Не видел тебя раньше? — подошел ближе потенциальный кандидат в маньяки. — Я тебя тоже, — улыбнулась Женя и оттолкнулась от стены. Она подошла к Илье, как бы невзначай провела пальцами по его плечу и предложила: — Потанцуем? Но амулет остался холодным, даже когда Женя вытащила Илью за руку на танцпол. Она быстро потеряла к нему интерес и занялась поисками следующего, а потом еще и еще одного. Когда скулы стало сводить от приторной улыбки, она решила передохнуть и отошла к бару. Оставалось еще много кандидатов, благо бабники Лунового держались группами, и, знакомясь с одним, можно было заодно проверить других. Стоило только докоснуться руки. — Можно мне воды с мятой, — попросила Женя бармена. Тот быстро протянул стакан. Холодная вода немного остудила, и Женя прикрыла глаза. Под маской потела кожа, и Женя на минуту задумалась о том, что можно было бы ненадолго развязать ленты, пока никто не видит. Но вдруг рядом кто-то грохнулся на стул и тихо засопел. Женя медленно повернула голову и увидела ведьму. У той были красные от слез глаза, она дрожала и набирала салфеток, протягивая руку за стойку. Бармен не выдержал — подошел и отдал ей пачку. — Привет, — снова отворачиваясь к стакану, поздоровалась Женя. — Че ревешь? Ведьма вздрогнула, будто не ожидала, что Женя умеет разговаривать. Пару раз она хлопнула круглыми некогда густо подведенными глазами и размазала тушь по щекам еще больше. — Не стоит. — Что не стоит? — сипло спросила ведьма. — Не стоит реветь из-за парня, если он тебя обидел. Не стоит тратить нервы на стерв, которые гогочут за твоей спиной. Лучше выпей воды. — Женя подвинула ей стакан и улыбнулась: — Женя. — Маша, — Маша выпила воду залпом, а Женя покосилась на группу колдунов и ведьм, которая стояла неподалеку и хихикала, косясь в сторону бара. — Верховный ковен, — понимающе хмыкнула Женя, увидев у ведьм тоненькие браслеты с рубинами на запястьях. Такой же был у Маши. — Птице в змеюшнике всегда тяжело. Не обращай на них внимания. — Дело не в том, — снова всхлипнула Маша. — Я в Верховном ковене недавно, и я… Я понимаю, что не подхожу… Я… — Эти штуки Виктория Лазарева просто так не раздает, — Женя постучала по рубину и про себя добавила: «Поверь, я ее знаю». Маша посмотрела на браслет и скромно улыбнулась: — С-спасибо. — Вода? — тот самый колдун подошел к Маше, за ним подплыли к бару остальные ведьмы. — Правильно, налегай на водичку, а то, не ровен час, метла под тобой подломиться. — Я слышала, как она под ней трещала, — фыркнула одна ведьма. Ее парень, что стоял рядом, громко засмеялся. Маша снова вжала голову в плечи. — Привет, — колдун отвернулся от Маши и улыбнулся Жене. — Меня зовут Руслан Якубов. Женя кивнула и улыбнулась: — Просто Женя. — Я тебя тут раньше не видел, — он шагнул ближе и закинул руку на стойку. — Зачем тебе толстуха? Пойдем потанцуем. По лицу Маши было видно, что она хочет раствориться на месте, но ее не выпускали из круга колдуны и ведьмы, явно наслаждаясь тем, как Маша горит со стыда. — Ну, я тут не просто так, — повела плечом Женя. — Я журналист. Веду свой канал. Кстати, искала тебя, спрашивала у Маши, где тебя найти. — М, — ухмыльнулся Руслан, опуская глаза на Женины плечи. — И что за канал? — Дураки и м*даки. Будешь приглашенным гостем? Руслан резко поднял глаза и тут же покраснел от ярости. Женя не смогла сдержать смешка: она не знала, что рассвирепеть можно так быстро. — Что ты сказала? — Повторить? — Да как ты смеешь? Ты знаешь, кто я? — Конечно! — рассмеялась Женя и откинулась на спинку, взяв в руки стакан. — Я абы кого не приглашаю. — Тварь, — прошипел он и схватил Женю за руку, стаскивая со стула. — Сейчас я с тобой разберусь. Ведите ее на улицу. И снова кулон остался холодным: Руслан Якубов был одним из тех, кого видели в компании Светы Ростовой. На насильника или коварного соблазнителя он был очень даже похож: смазливый и богатый — чем не маньяк? Ситуация выходила пренеприятная, и Женя с сожалением подумала, что рано отпустила от себя Лазарева. Надо было оставаться в зоне его видимости, а теперь придется думать, как спасать свою шкуру самой. Эти костоломы похоже реально настроены на то, чтобы пересчитать Жене зубы. — Не надо, -соскочила со стула Маша. — Пожалуйста, оставьте ее. — Тебя спросить забыл. Хватка у друзей Руслана была стальная, и Женя подумала, кому бы врезать и куда рвануть. Маша заплакала снова, ведьмы вздернули носы и отвернулись. По их улыбкам было понятно, что они сами готовы пару раз врезать нахалке, если б не маникюр. — Что здесь происходит? — сказал кто-то за спиной Жени так строго и громко, что колдуны вздрогнули и выронили ее руки. — Руслан? — Ничего, просто общаемся, — подобострастно улыбнулся Руслан и тут же протянул Жене руку. — Потанцуем? — Если ты танцуешь так же бездарно, как издеваешься, то воздержусь, — усмехнулась Женя, и решила посмотреть на спасителя. Подняла взгляд и застыла на месте. Кто бы еще мог прийти на помощь в огромном зале, с половиной которого Женя познакомилась, как ни Волконский? Он стоял перед ней в черной рубашке и простых брюках, выделяясь среди других гостей, разодетых как на маскарад. Ах да, наверное, он был князем Тьмы, властителем грехов, царем лживости… — Я не знал, что она с тобой, — приподнял руки Руслан. — Ну да, ты себе соперников по размеру выбираешь, — не удержалась Женя и кивнула на Машу. — Туфли не одолжить? За своего сойдешь. Руслан сжал кулаки и грозно выдохнул. — Она меня оскорбила, — пожаловался он Волконскому. — Хотел, чтобы она извинилась, — и добавил, поворачиваясь к Жени, — ты должна знать, как разговаривать с колдунами на порядок сильнее тебя. — Жаль, что не умнее, — тихо фыркнула Женя. — Руслан, ты пьян, — устало сказал Волконский. — Идите отсюда. Руслана как ветром сдуло, а вместе с ним и всю его свору. Маша стояла около барной стойки ни живая ни мертвая. Женя подошла к ней и подняла сумку, которая валялась у Маши под ногами. — Забей на него. У дрыщей от голода мозги сохнут. Маша забрала клатч, дергано кивнула и сбежала. Женя тоже решила, что пора идти. — Даже не поблагодаришь? Волконский сидел за баром. — Я не просила мне помогать. Волконский задумчиво хмыкнул, не отрывая взгляда от толстого стакана, что вертел в руках. — Она тебя тоже не просила. — Так ты пришел ее спасать? — Мария Рудская, новая ведьма Верховного ковена, под которой проседает метла. Я пришел сказать, чтобы она шла умываться домой. Циник, мужлан и бесчувственный козел. — Ладно, иди, — буркнул он и залпом выпил то, что было в стакане. Женя подошла забрать телефон и мельком глянула на Волконского. С ним было что-то не так. Он всегда слегка улыбался, когда сидел один, как будто наблюдал за миром со стороны и думал, какие все дураки. Его глаза даже на небо смотрели так, будто убеждали в ничтожности его существования. Весь мир — большая игрушка для его мозгов и сил. Но Женя видела, как он бессмысленно крутит стакан и двигает челюстью, едва ли не стирая собственные зубы. Его глаза потемнели, а стакан скоро рассыпался стеклянной крошкой прямо в ладонях, тут же стал жидким, растекся по столешнице. Волконский тряхнул головой, и стакан снова собрался. В конце концов, у него день рождения. Какого багрового беса Лазарев не обхаживает своего друга? — Ты такой кислый, потому что выгнал друга? — Женя села рядом, подтягивая маску. — Друга? — Говорят, что на день рождения зовут друзей. — Врут, — усмехнулся Волконский и посмотрел на Женю. Она было испугалась, но взгляд Саши остался таким же скучающе-безразличным. — Сними маску. — Нет, — фыркнула Женя. — Не хочу, чтобы весь Верховный ковен записал меня в недруги. — Что ты ему сказала? — Правду, — пожала плечами Женя. — Что он дурак и кое-кто созвучный. Волконский тихо посмеялся и заинтересовано прищурился. Нет, не догадался. — Это стихийник девятого уровня силы. Якубов — один из первых в легионе металла. — Ой, так ты выгнал важную шишку? Мне жаль. — Нет, — задумчиво протянул Волконский. — Тебя это забавляет. — Шутом быть еще не приходилось? — Развлекать гостей — моя прямая обязанность сегодня. — Тогда почему ты тут тухнешь в гордом одиночестве? — Женя отпила воду и кивнула Волконскому на бокал. — Вкусно? — Попробуй. Волконский жестом показал официанту налить ему еще. Официант достал бутылку виски и плеснул в заново собранный стакан. Женя залпом выпила и скривилась: — Понятно все с тобой. Хорошего праздника, господин Волконский. Пока что он такой же никудышный как алкоголь. Женя соскочила со стула, посчитав на этом свою миссию оконченной. Волконского она взбодрила, и было самое время сматываться, пока он не стал думать о лишнем. Кажется, он сам был не очень трезвым. — Постой, — Волконский ухватил Женю за руку, когда она проходила мимо. Женя тут же схватилась за край перчатки, чтобы та не сползла. Саша спрыгнул со стула, встал перед Женей и спросил: — Ты принесла подарок? — Девушка невиданной красоты разговаривает с тобой пять минут. Чего ты еще от меня хочешь? Волконский улыбнулся шире. — Ответить взаимностью. — Прости, я спешу. — Ты не умеешь врать. — А ты уговаривать. — Я приглашаю, — Волконский кивнул себе за спину. — Скоро начнется салют. Посмотри со мной. «Что за детский развод?» — подумала Женя, но осеклась, когда увидела, как жалобно смотрит на нее Волконский. Она ничего не слышала о его жизни много лет, может, в ней случилось что-то страшное, раз он такой убитый в свой день рождения: Женя помнила, что в этот день он чувствовал себя королем мира еще больше, чем в любой другой. Он приглашал Женю, а потом издевался целый год, что она не пришла. Сегодня он был разбитый, подавленный — какие там еще слова придумали люди, чтобы описать человека, который в свой двадцать первый день рождения глушит виски в одиночестве? Но Волконский был не человеком. — Пожалуйста, — тихо добавил он и чуть крепче сжал Женину руку. Надо было уходить, но Женя застыла. Она никогда не слышала от него этого слова и никогда не видела, чтобы у Волконского были такие глаза: жалкие, умоляющие, просящие. Лед дал трещину, Волконский перед незнакомой девчонкой был совсем не таким, каким всегда был перед Женей. Женя узнала в нем себя: с такой же мольбой она смотрела на него, когда приходила. И сейчас ей захотелось ему отомстить. Выдернуть руку, пакостно улыбнуться и бросить одного, дать ту жестокую правду, которой она сполна хлебнула в его комнате четыре года назад. Но Женя не знала, что случилось в его жизни, пока ее не было, и быть гадиной настолько у нее не хватило сил. — Ладно, — кивнула она. — Только недолго. — Прошу за мной. Он взмахнул рукой, и Женя успела увидеть, как он рассекает пространство. В ту же минуту они оказались на улице, свежий воздух обжег нос, и Женя увидела, что они стоят на крыше того здания, в котором находился клуб. Она сдавленно ахнула и ухватилась рукой за ближайшую трубу. — Где мы?! — На крыше, — удивился Волконский и посмотрел на железяку, которую сжимала Женя. — Отсюда будет лучший вид. Давай к краю. «Ни за что! Беги отсюда, пока ты не грохнулась в обморок, спасайся!» — вопил мозг, пока Женя смотрела на мелькающие огни машин где-то далеко внизу, фонари, крохотные точки людей. Мир перед глазами задрожал, руки затряслись, ноги тоже. Женя почувствовала, как пульсирует в висках. — С тобой все в порядке? — на диво участливо спросил он, и Женя поняла, в какую ловушку себя загнала. Никто в мире не знал ведьмы, которая боится высоты. Это было парадоксом, возможной невозможностью, нонсенсом! И Женя не могла так глупо раскрыться перед Волконским. — Да, — браво ответила она и ухватила его за ладонь снова. Постаралась заигрывающе улыбнуться и глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. — А ты не замерзнешь? Мне что-то холодно, зима на дворе. Волконский перебрал в воздухе пальцами и соткал из ничего легкую шаль, опустил Жене на плечи и пригласил к краю крыши. С ним действительно было что-то не так. Когда он успел стать таким галантным? — Давай, — он запрыгнул на бортик крыши и протянул Жене руку. — Не бойся, я не отпущу. Она дала ему руку и согнула колено, чтобы подняться, но не смогла: это было выше ее сил — не посмотреть вниз. Сердце испуганно задрожало под ребрами, воздух закончился и закружилась голова. Но Женя не успела опустить ногу, Волконский дернул ее на себя и прижал второй рукой за талию, поворачивая к себе. Дыхание перехватило, но зато не было видно высоты, на которой они стояли. — Привет, Женя, — улыбнулся Волконский так… по-своему: мерзко, нагло и очень страшно.***
Луновой — один из самых старых чародейских институтов. Его традиции не писаны, но передаются из поколения в поколение, как и Кодекс пари — почти что священная книга для каждого студента. Право приложить руку к Кодексу дается не раньше, чем студент заслуживает синий пиджак, форму Лунового. И лишь те, кто не отчислился после первого семестра, кто доказал свою верность не уставу института, а студенческому братству, имеет право в ночь посвящения прикоснуться к Кодексу и дать клятву. Традиция спорить на что попало появилось давным-давно. Наверное, древним студентам было скучно учиться, тогда Зачарованный лес был намного опаснее, тварей не загоняли в клетки, они просто разгуливали по чаще, так что туда никто без особой надобности не заходил, а в стенах замка сидеть было скучно. Некто Ф.Р., чьи инициалы сохранились на старой книге, создал Кодекс пари, согласно которому каждый колдун Лунового должен был испытать судьбу. Задумка была такова, что даже слабакам везет. Ф.Р. на первой странице написал: «Слабый даром да испытает судьбу. Если она на его стороне, то он сильнее прочих». Но великий смысл, узнать в любимчиках ли ты у Неба, опошлили и низвергли до простых споров на девчонок и на всякую ерунду вроде «слабо» с высокими ставками. Добрая традиция стала приносить немалые деньги и имела спрос, а потому ей решили всерьез заняться, и среди студентов был учрежден пост букмекера — того, кто хранил тетрадь со ставками и принимал их. На страницах тетради должны были быть записаны условия пари, ставки и участники, а потому, если на завороженных хоть кто-то и хоть когда-то спорил, то эта информация должна была быть там. — Лазарев! — завизжала Даша, бросаясь ему на шею и чмокнула в щеку. — Ну чего ты так долго? — Хотел, чтобы вы заждались и обрадовались, когда я все-таки приду. — Все-таки? — фыркнул Лева и встал, чтобы пожать руку. — Ты хоть раз пропускал днюху Волконского? — Дело не в Саше, — развалился Сережа на диване. — А в вас, дамы. Сдался мне этот Волконский, мы полжизни жили в одной комнате. А вторую половину жизни просидим за соседними креслами в Магсовете. — Да уж, незавидна твоя судьба. Сережа повернулся. Конечно, он увидел Сашу сразу, но тот старался слиться с черным диваном, мрачно потягивая алкоголь через трубочку. Компания была большой, но у него никогда не было шансов затеряться. — Вечеринка только начинается, а он уже такой хмурый? — наклонился Сережа над столом. — Надо что-то делать, девочки. — Са-а-аш, — прохныкала Оля, что сидела рядом с ним. — Ну чего ты такой кислый? «Он ждет», — понял Сережа и сразу догадался кого. Потому что, когда Она поднялась на второй этаж, Волконский отставил бокал и по его гормональному фону пробежал слабый отголосок волнения. Настолько ничтожный, что ни один доминис не заметил бы, но Сережа знал, как Саша умеет держать себя в руках, потому цеплялся к каждой эмоции. — Всем привет, — улыбнулась Настя, подходя к столу. Делала она это так прекрасно, что без того скудный свет мерк. — Настюш! — Снова вскочила Даша. Оля и Надя поднялись следом. Анастасия Соболева — признанная сильнейшая молодая ведьма, ученица Средней сестры Верховного ковена и самая ярая претендентка на место Старшей после того, как мама Сережи передаст ей пост. А еще безумно красивая девушка с доброй душой и большим сердцем. Примерно так отзывалась о ней мама. На ней было удивительное платье: скромное, но в то же время приковывающее взгляд, цвета синего сапфира, и ее рыжие волосы блестели ярче, чем наряд, вспыхивая рыжими огнями в редких фонарях клуба. Сереже нужны были эмоции всего лишь одного человека в этом зале, но чувствовать приходилось все: возбуждение, похоть, жажду. Хорошо, что Настя — не доминис. Недолго испугаться всех мужчин на свете, чувствуя, что они хотят вовсе не мило поболтать, а тормозит их только сила, которая может разорвать на кусочки. — Саша, с Днем Рождения. Саша встал и выдавил улыбку, забирая коробку. — Спасибо. Но я ждал тебя раньше, а теперь вынужден развлекать всех остальных. Настя закатила глаза и рассмеялась. — Впрочем, я найду пять минут, если решим уединиться. — Но-но, Волконский! — Даша обхватила Настю за плечи и посадила на диван. — Ушлый ты тип. Но так как сегодня праздник, я думаю, что Настя подарит тебе танец. Давайте выпьем! За тебя, наш друг. Сережа чокнулся бокалом с остальными и улыбнулся Насте, так получилось, что она села рядом. А скоро к их столу подлетел Витек, то есть Виктор Григорьев, главный букмекер всея Лунового. Он поздравил Волконского с днем рождения, вручил подарок и поднял пафосный тост, в коем рассказал о долгих годах учебы с Сашей вместе в Луновом, пока жизнь не раскидала их по разным учителям. — О, Лазарев. Тебя-то я и ищу. Это же надо, первое пари почти за пять лет обучения, а мне даже не сказал. Сережа не сдержал улыбку: Витя клюнул. Масштабное пари, высокие ставки — Витя сто процентов захватил тетрадку. — Аха! Да не абы на кого, а на ведьму из Поднебесной, которая поцелует его на глазах у всех, включая декана. Ставки… Пф, Серега, это будет самое знаменитое пари, весь институт гудит, я даже приехал, чтобы принять ставки, — Витек открыл тетрадку, и Сережа прищурился. Оставалось только взглянуть на нее. — Ого, — хмыкнул Саша. — И кто она? — Участники не записаны, — развел руками Витя. — Кстати, да, кто она? — Любая ведьма из Поднебесной. Формулировка была весьма конкретная, потому что набор Поднебесная делала раз в восемь лет, доучивала своих ведьм до поступления в университет или отдавала прямо из родных пенат в руки ведьме-наставнице. В Поддубном училось всего несколько ведьм из выпуска Поднебесной: Женя и Загорская. Остальные либо ушли к наставницам, либо прорвались в Верховный ковен. — Загорская? — удивленно хмыкнул Саша и ободрительно кивнул. — Ты растешь. — Вы же друзья, — слабо возмутилась Настя. — Дружба между парнем и девчонкой — еще одна сказка от Лазарева, — вредно улыбнулся Саша и отсалютовал бокалом. — За тебя Серег, и за твой талант. — Не Загорская, — покачал головой Сережа. — Другая девчонка. Со второго курса. — Но у Поднебесной не было нового выпуска, — не сдавался Саша. — Она поступила на год позже. — Как зовут? — перебил их Витя и потряс тетрадкой в воздухе. — Мне надо вписать предмет спора. — Так и пиши, — разрешил Сережа. — Любая ведьма из Поднебесной. Кстати, помнится, я ставил на победу Фролова, а деньги ты мне не отдал. Репутация для Вити была всем, а перед лицом красивейших и сильнейших ведьм России, перед колдунами, которых он величал друзьями, дураком он выглядеть не хотел еще больше. Маленькая хитрость Сережи попала в цель. Витя возмутился, стал искать пари, но найти не мог. Сережа предложил отдать ему тетрадку, и Витя, чтобы не выглядеть перед девчонками простым жадным барыгой, тут же отдал тетрадку. Сережа пролистал споры, он искал фамилии в графе «предмет» Медникова, Ростова… Где эти девчонки? Нашел! Сережа протянул тетрадку обратно и пожал плечами: — Извини, перепутал. — Я никогда никого не кидал со ставками. Ты не исключение, — обижено буркнул Витек. — Принимаю ставки, господа и дамы. Девчонки, давайте! — А я ставлю на Лазарева! — воскликнула Даша. — Давай тысяч триста. Ни одна ведьма перед ним не устоит. — Ставка принята от Дарьи Лис, — пробубнил Витя и записал. — Ты поспорил? — удивленно спросила Настя. — Для меня это… неожиданно. — Волконский говорит, что из светлого во мне только волосы, а душа чернее ночи, — поведал Сережа Насте и предложил сделать ставку. — Верховный ковен не будет ставить, — строго сказала она, и некоторые ведьмы тут же отвернулись от стола. Настин гнев пугал их больше, чем интересовала глупая затея со ставками. — Да брось, Настюш, это просто спор, — попытался убедить ее Сережа. Ему надо было, чтобы она в нем разочаровалась. Сколько он себя помнил, всегда пытался стать для нее злодеем. — Это просто подло. — Я заложник обстоятельств, — приподнял руки Сережа, когда Настя и его решила прожечь взглядом. — Меня заставили! — Это не оправдание. Ваш кодекс — ужасен! Что за глупая традиция спорить на девушек, можно спорить на что угодно другое. — Я пытался спорить с ними на слабо, прыгал с крыши, бил кому-то морды, гулял по Зачарованному лесу в полночь, сворачивал головы нашим монстрам. Этим негодяям, все мало. Я сдался. — Ты опять шутишь, — кивнула Настя, посмотрев ему в глаза. — Хоть когда-нибудь бываешь серьезным? — В этом мое обаяние, — улыбнулся Сережа. — Впрочем, я никого не заставляю. Рома мне сказал, что это самое крупное пари за историю этой тетрадочки. — Да, — уважительно кивнул Витя. — Таких денег в нашем банке еще не бывало. Не знаю, чем раздавать процент, все ставят на тебя! Волконский, а ты будешь? Саша сидел, задумчиво крутя в руке бокал с виски. Он думал, и думал долго, потом поставил бокал на стол, вытащил из кармана мятую купюру и кинул на стол. — Пятьсот рублей? — удивился Витя. — Да, и я ставлю на девчонку, — кивнул Саша и отсалютовал бокалом Сереже. — А я верю в Поднебесную. Помнится там училась одна ведьма, которая постоянно утирала тебе нос. Витя записал ставки, и началась оживленная беседа. Шутки, сплетни, разговоры ни о чем. Саша болтал с Настей, Сережа с остальными девчонками, попутно пытаясь высмотреть Женю в зале. Он сидел высоко и видел, как ее икристое платье мелькает внизу, подплывая то к одним, то к другим колдунам. — Что ты там потерял, — развернула его к себе Даша, и как бы невзначай погладила по щеке. Она много выпила, и сейчас ее пьяный взгляд блуждал по его лицу, задерживаясь на губах и шее. Сережа хотел бы ускорить процесс выведения алкоголя из крвои, но у Даши бы началось похмелье раньше положенного. Запах, больная голова — кто-то бы заподозрил нечистое, поэтому Сережа просто убрал ее руки со своих плеч и ссадил с колен. — Воды? — Зануда, — обиделась Даша. — Давайте в правду или действие! Леня, будто ждал этого момента, сгреб все со стола и оставил одну пустую бутылку пива. Сержа подумал, что надо уходить. Споры были выиграны, а значит подозреваемые выявлены. Жене он отослал сообщение минут пять назад, но она до сих пор не прочитала, а он потерял ее из виду. — Я вожу! — завизжала Даша и крутанула бутылочку. Оборот, еще один. Где Женя? Ну почему именно черное платье? Могла надеть желтое или оранжевое, чтобы не сливаться с этими мрачными стенами. Перчатки. Ее перчатки почти светятся, и тут их больше ни у кого нет. — Волконский, правда или действие? Сережа повернулся к столу. Бутылочка остановилась на Саше. — Действие. — Поцелуй, — Даша подсела ближе к нему и положила руки на плечи, игриво перебросив волосы на одно плечо. — Только крепкий и долгий, а то не засчитаю. Саша прищурил глаза и безразлично кивнул, притянул к себе Дашу и поцеловал. Не очень долго, не очень страстно, но Даше, которая давно мечтала завладеть толикой внимания Саши, этого хватило. Глубоко дыша и стирая размазанную помаду, она села обратно на диван, а Саша прокрутил бутылочку. Та остановилась на Насте. — Эм, — Настя задумалась, закусив губу, посмотрела в потолок и решила: — Действие. — Тогда… «Только не выбирай поцелуй, дурак», — про себя попросил Сережа. Волконский любил перебарщивать, а Настя была не такой отвязной, как Даша, в ней еще оставались впитанные в карпатском колледже ведьминская скромность, манеры, чувство такта. Была бы она не ученицей Верховной, выбрал бы себе другую компанию. Вроде той, что сейчас скромно жалась у стены где-то внизу, заказывая простой сок и скромно поправляя прически. — Пригласи на танец того, кого больше всего хочешь. — Под это? — хмыкнула Настя. Громкая музыка была явно не для медленного танца. Но один щелчок Левы — музыка сменилась на медленную. Он был стихийником звука, и Насте не отставили шансов отвертеться. — Помни, что у нас тут доминис. А он чувствует любую ложь, — предупредил Саша. — Я тебя не сдам. — Правда? — улыбнулась Сереже Настя и вдруг протянула руку. — Тогда пойдем. Он опустил глаза на ее руку и почувствовал чью-то злость — легкую и почти безвкусную. Все-таки она обжигала, и Сережа поспешил уйти. Он взял Настю за руку, спустил вниз и только после разрешил себе поднять взгляд. Волконский даже не посмотрел в его сторону. Они продолжили играть. Настя опустила руки на плечи Сереже, он аккуратно взял ее за талию. — Зачем ты поспорил? — Все спорят. — Сережа, но ты не такой как все, — Настя подняла глаза и пожала плечами: — Ты думаешь о других, а они не делают этого никогда. Ты добрый, а они злые. Да, ты один из них, но… — Свой среди чужих, — понятливо улыбнулся Сережа. — Мне кажется, ты обо мне слишком хорошего мнения. — Я давно тебя знаю. Это не в твоем стиле, спорить на что-то очевидное. Тут есть подвох, да? Сережа вздохнул и отвел глаза. Он ощутил, как фенилэтиламин вдарил Насте в кровь. Сережа попытался абстрагироваться, но не смог. Этот коварный враг девичьих сердце пах очень сильно и бередил нутро любого доминиса. От безответной любви этот гормон только больше чувствовал свою власть, заставлял цепляться за мелочи и радоваться любой ерунде. Сережа был сильным, и научился с ним жить, не питать ложные надежды, чувствуя его фокусы, но Настю ему было жалко. Умную, красивую, хорошую он обманывать не хотел и мучать тоже. — Да, есть, — кивнул Сережа. — Я люблю ее. Сережа приказал своей силе оставить его, как только почувствовал учащенный пульс. Но Настя тихо рассмеялась и, откинув волосы назад, улыбнулась Сереже: — В который раз ты себя в этом убеждаешь? Ты любил каждую, с кем встречался. Ты никого и никогда не использовал, ты каждый раз искренне думаешь, что она та самая. Но когда ты понимаешь, что ошибся, то очень сильно коришь себя, а еще мучаешься. И мучаешься не от вины. Ты очень хочешь влюбиться по-настоящему, но не можешь, неужели это просто еще одна попытка. — Высокие ставки повышают шанс на успех, — парировал Сережа. — И на проигрыш. Это и вправду мое самое грандиозное пари. — Почему ты не поспорил на меня? Это было бы тоже неплохое пари. — Ты бы не смогла о нем узнать. — Я и сейчас не хотела об этом знать, — она отвела глаза и чуть дернула носом. Обиделась. — Впрочем, это твое дело. В Верховном ковене есть несколько ведьм из Поднебесной. Если не Загорская, то они? — Ты меня не понимаешь, потому что самой не интересно участвовать. — Я могу поспорить на парня. — Только у него не будет шансов. — Сережа приложил руку к сердцу. — Был бы я таким же симпатичным, как ты, тоже не понимал бы сути этих споров. — Ты красивый, — твердо сказала она, приподнимая подбородок. — А ты великолепная, — Сережа поцеловал ей руку и чуть наклонился. — Я сражен. — Я тоже, — ухмыльнулась она и, обхватив его лицо, шагнула навстречу и легонько дотронулась губ. — Спасибо за танец. Музыка закончилась. Им нужно было возвращаться. Настя первая пошла наверх. Сережа шел сзади, попутно оглядывая зал, ну где Женя?! Когда они поднялись. Саши не было. — А куда он делся? — Сережа кивнул на место, где сидел Саша. — Да покурить пошел. Сережа напрягся. — Давно? — Как только загадал мне действие, — возмутился Леня. — Да не буду я этого делать! Сережа метнулся к перилам и снова заставил свою силу действовать. Он знал, как Женя ощущается, он привык к ней, как к себе, но все эмоции, что долетали до него, были чужими. Кому-то плохо, болит голова, тошнит, крутит, другие пьяные, третьи трезвые, худенькие ведьмы жуют ненавистный сельдерей. Не то, не то, не то! — Серег, ты куда?! — вскочила Даша, но Сережа уже побежал вниз. Слишком много подозрительного случилось в одном зале, где находилась Женя и Волконский. Во-первых, Саша не курил. Во-вторых, Женя так и не прочитала сообщение. Ну и в-третьих… Сережа выбежал на улицу и ожидаемо не нашел там Сашу, зато увидел, как Моня постукивает древком в окно машины. Сережиной машины. — Твою ж, — выругался он и хотел побежать обратно, но вдруг почувствовал… Адреналин, такой непривычный, в огромных дозах! Учащенное сердцебиение, кому-то было сложно дышать, потоотделение — мокли ладони. Головокружение, тремор рук, сильное волнение. Сережа поднял голову и прищурил глаза. Фон доносился от него прямо… С крыши.***
Женя видела перед собой старого знакомого. Грусть, напускная тоска — все исчезло, оставив того самого надменного гада, которого Женя знала. — А я все думал, зачем Лазарев выпрашивает у меня эту маску, кого он хочет от меня спрятать, — пакостно усмехнулся Волконский и провел пальцем по Жениным губам. — Что? — Женя нахмурила брови и хотела вырваться, но Волконский только чуть расслабил хватку, и стало ясно, что путь отсюда только один: шаг назад и вниз с крыши. — Мало в мире властелинов материи, чар которых я не увижу. Но вот свои и вправду не сразу разгадал. — А как тогда… — Она ломает голос, меняет внешность, но не характер. Опасно быть такой драчуньей, не умея драться, — Волконский развязал ленты сзади, и маска сползла с лица Жени. Он кинул ее вниз. Женя повернула голову и увидела, как, раскачиваясь, ее маска летит к тем крохотным машинкам на стоянке. Снова закружилась голова, но Волконский подхватил ее за подбородок и повернул к себе. — Я рад, что ты пришла. — Отпусти меня, — прикрыв глаза, твердо сказала Женя. — Немедленно! — Нет. Ты умрешь сегодня, Женя, — вдруг Волконский обхватил свободной рукой шею Жени и нагнул ниже над пропастью. Его глаза стали еще темнее, улыбка исчезла, зато злоба и ненависть четко отразились на его лице, заходили желваки, раздулись крылья носа. — Я долго думал, как сделать так, чтобы увидеть страх в твоих глазах. Просто убить тебя? Слишком просто. Ты не боишься смерти, зато так боишься высоты. Одного факта ее существования. Женя чувствовала, как медленно его рука сползает с ее талии. За одно горло он ее не удержит. — Страшно? — Женя не могла говорить, сердце колошматило так громко, что она два слышала Волконского. — И Зое было страшно, когда твоя молния неслась к ней, а ты валялась рядом без сознания. Как думаешь, она так же сильно испугалась за секунду до того, как умереть? Рассыпаться в пепел. Женя очнулась. — Это месть? — тихо спросила она, не веря ушам. Высота исчезла. Крыша, небо, снег остались за границами холодных глаз, которые смотрели на нее с неприкрытой ненавистью. Мир сузился до колдуна перед ней. Он вправду это сделает? Вместо того, чтобы вырваться и сбежать, крикнуть Моне, позвать на помощь, Женя разжала пальцы, убирая руки с его рук и тихо выдохнула. — А ты до сих пор ее хочешь, — ответил Волконский. — Так получай. И он толкнул ее назад, сбрасывая с крыши высотки на проспект. Женя была готова почувствовать неприятную невесомость, которая отделила бы ее от смерти на несколько секунд, но вдруг… остановилась. Она сделала несколько шагов назад по инерции и осталась стоять в воздухе. Тот был плотным. Послышался смех — тихий, довольный и такой мерзкий! Пока Женя пыталась понять, умерла уже или еще нет, Волконский тоже перепрыгнул бортик крыши и в вразвалочку подошел ближе. — Это ты хотела от меня услышать тогда, Елагина? Она подняла на него непонимающий взгляд, но вдруг… Увидела его — такого нормального придурка, которого ненавидела всю жизнь. Решил припомнить и проучить? — Сволочь! — Что-то опять не так? — остановился он совсем рядом. Женя боялась даже дышать. — Мне казалось, я сделал все, как ты хотела. О, это было браво: принять смерть молча и достойно. Ты все еще готова умереть за девчонку, которой так давно нет? Мечтаешь, чтобы тебе кто-то отомстил. Без Небесного ковена жить стало скучно? Они единственные развлекали тебя, когда ты ушла от нас. Женя не могла разговаривать. Она глотала воздух и силилась закрыть глаза, чтобы не смотреть вниз, но у нее не хватало сил. Высота была неимоверной, она была прямо под ногами, и этот воздух мог перестать быть твердым по взмаху руки какого-то идиота! — Раз ты пришла без подарка, подари мне танец. — Саша! — вскрикнула Женя, когда он перехватил ее запястье, обвил рукой талию и повел. — Я рад, что ты помнишь, как меня зовут. «Такого придурка забудешь!» Женя болталась в его руках безвольно куклой. Тело отказывалось слушаться и шевелиться, боясь, что любое лишнее движение будет роковым. Волконский оттолкнул ее от себя, раскручивая, потом дернул за руку обратно, снова поймал, прижав спиной к себе, и прошептал: — Никогда еще не видел, чтобы ты дрожала, — его рука огладила плечо, губы коснулись уха. — Страх так возбуждает, Женя. Женя вытянула шею и поджала губы. Кричать она не могла, не хватало воздуха, ее и вправду сильно трясло, мозг кипел от чувства опасности, кажется, Женя впервые почувствовала, что ей холодно, когда шаль полетела вслед за маской. Небо, ну пожалуйста! Пусть это закончится! — Подожди, умирать от страха еще рано. Он снова повернул ее к себе, повел дальше, изображая танец. Наверное, это был вальс… или танго. Небо знает, чем вообще они отличаются! Жене было все равно, пока он таскал ее за собой и крутил в небе. Она боялась упасть, пока бегала за ним на высоких каблуках. — Ты пожалела меня? — спрашивал он, пока кружил. — Приятно знать, что я еще помню, на что ты ведёшься. Я думал, жестокости в тебе прибавилось. — Ты соврал мне, — впиваясь пальцами в его плечи, произнесла по слогам Женя. Голос не слушался. — Все врут, цветочек. Ты тоже пыталась меня обмануть. — Какой же ты гад, Волконский. — Я так скучал по этому. — Он приложил ее запястье к своему сердцу. Вернее, к месту, где оно находилось у всех волшебников, и где у него лично был кусок льда. Волконский крутил Женю как хотел, пока она без сил глотала воздух, моля Небо о пощаде. — Я не вижу, чтобы ты соскучилась. Обнимемся? Волконский отпустил ее и убрал руки, Женя испуганно замерла. Он смотрел на нее, и она видела в нем того самого напыщенного индюка: скучающий интерес, легкая усмешка. Он знает, что победил, но Женя так злилась, что на несколько секунд забыла о страхе, захотелось стереть эту самодовольную ухмылку с его лица! Кишка у него тонка ее убить. Женя сузила глаза и сжала кулаки. Она обнимет его только тогда, когда решится задушить. Ярость разлетелась в стороны от нее, но веселила Волконского. Ду пусть подавится! Но стоило Жене на миг забыть о высоте, как вдруг она перестала ощущать под собой землю. Женя почувствовала невесомость лишь на мгновение, воздух рассосался не больше, чем на сантиметр, но этого хватило, чтобы броситься на шею Волконскому и ухватиться за его рубашку, позорно испугавшись. — Я тоже скучал, — хмыкнул он и погладил по спине. — Так мне нравится больше. Я придумал, воздух будет твердеть только под моими ногами. — П-пожалуйста, — попросила Женя. Она чувствовала, что сердце прямо сейчас остановится. — Я больше не могу. — Любой каприз. Раз уж ты не согласилась со мной потанцевать, так поцелуй. И я верну тебя в твою среду обитания. Женя отслонила голову от плеча Волконского, но ей приходилось самой за него цепляться, так как он лишь слегка придерживал за спину. — Ты совсем офигел? — Тогда продолжим? — Он подкинул ее и снова поймал, наклонил на одной руке, и Женя вцепилась руками ему в воротник. — Что ты здесь забыла? Отвечай быстрее, пока сердце не остановилось. Он опустил ниже, и Женя зажмурилась. Как хотелось хотя бы раз в жизни просто провалиться в обморок! — Лазарев позвал, я не знала, что это твой праздник! — И все же ты в ловушке, быстрее соглашайся. Разве Женя для того училась целоваться, чтобы целовать этого гада? Сколько потом придется мыть рот с мылом и вздрагивать по ночам от омерзения? Ублюдок! — До сих пор дуешься? — Да! — зло ответила она. — За что? Поворот, наклон, пробежаться в сторону за ним. Высота. Высота. Высота… — Ты всю жизнь меня недолюбливаешь. У меня много недостатков, первый из них — мама, правда? Раз, два, три. Отталкивает от себя, крутит, снова притягивает. Остается только быть куклой и держаться от слез. — Второй — Лазарев. Я видел, как ты злишься, что это не только твой друг. Но ты научилась с этим жить. Он издевался над ней по полной. Пока она едва давила из себя слова, он вел себя так, будто ходит по земле, пользовался Жениным страхом, касался, где хотел. — А третий… — Он снова прижал к себе и завел волосы за ухо. — Я отказался тебя убить и ненавидеть. Вот это набор, как ты до сих пор меня терпишь? — Т-ты, — Женя прикрыла глаза и сглотнула. — Спусти меня. — Я озвучил условия. — Я не буду тебя целовать. — Очень жаль, мне ведь так хочется. Когда там начинают задыхаться при фобиях? В какой момент организм сдается и сходит с ума? Что-то он медлит! — Тебе было на нее плевать, — зло прошептала Женя. — На нее было всем плевать. Никольских всю историю сжигали на кострах колдуны багровой магии. — Багрового князя убили! — И все-таки его слуги до нее добрались. — Она любила тебя! — Она всю жизнь сохла по Лазареву, и ты это прекрасно знаешь, — строго сказал Волконский, и Женя открыла глаза. — На него ты не обиделась. Хотя он точно так же больше испугался за тебя. — Она была моей подругой, — по слогам прочеканила Женя и сцепила зубы. Страх и злость боролись в голове. Первый мешал двигаться, вторая — соображать. — Она была обречена. Ее нельзя было любить, и я сто раз тебе об этом говорил. Но ты подружилась с ней, потому что пожалела. Девочку, которую никому не было жалко, потому что все знали, что ее будут оберегать до того, как она родит дочь. Единственная функция Никольских с тех пор, как на них открыли охоту, — продолжать род, чтобы свет стихии не погас. А больше они никому и ни за чем не нужны. В этот раз рука долетела до его лица. Ладонь ударила так хлестко, что этот звук перекрыл гул ночного города под ногами, отвлек от мыслей о высоте. Женя схватила его за воротник и четко сказала: — Мне. Нужна. — Была, — безжалостно добил он и растер щеку. — Впрочем, я не хочу о ней разговаривать. Буду ждать свой подарок. Он притянул Женю еще ближе и выжидающе улыбнулся. Женя готова была расцарапать ему лицо, но ее снова стало трясти. Не сдался ему ее поцелуй, он просто хочет поиздеваться! — Я отпущу тебя, и ты полетишь вниз. Твоя метла не прилетит, она заперта в Лазаревской машине. Он блефует! Блефует! — Ну нет, так нет. — Стой! Хорошо! — Женя притянулась за воротник ближе, Волконский слегка помог рукой и накрыл ртом ее губы. Женя прикрыла глаза, и пугающая высота перестала существовать. Надо было забыть о ней. Ребра грозились треснуть и выпустить бешенное сердце наружу, куда оно так рвалось. Спокойнее. Еще спокойнее. Надо было думать о том, как не забыть целоваться в такой ответственный момент. Он может сказать, что ему не понравилось, и пытка продолжится. Он может и соврать, издеваться дальше, просто потому что этот всемогущий гад это может! Его рука переползла на шею, прижала сильнее. Женины пальцы слегка разжались и заныли. Поцелуй, только поцелуй и никакой высоты. Целоваться Саша умел неплохо, и Женя представила на его месте Андрея. Он догнал ее на выходе из подъезда, решил поцеловать, и Лазарев, зараза, не отправил его восвояси из-за дурацкой идеи прийти на праздник к Волконскому! — Саша! Женя открыла глаза, Саша довольно ей улыбнулся, но в ту же секунду Женю кто-то дернул за руку назад. Они уже стояли на крыше, и Женя отлетела к спасительной трубе, за которую тут же ухватилась. Лазарев! Женя готова была его убить и расцеловать одновременно. — Какого хрена ты творишь? — прошипел Лазарев. — Я не мешал тебе развлекаться, — развел руками Волконский. — И ты мне не мешай. Я видел твою машину, а в ней неугомонную метлу. Вернулся, нашел первую девчонку, которая вляпалась в передрягу, и просто догадался. — Волконский подошел к Сереже, засунув руки в карманы, и пакостно улыбнулся, мельком оглядев Женю. — Она отлично целуется. Я оценил подарок, спасибо, дружище. Женя знала, что если Сережа злится, то кто-то обязательно корчится в судорогах. Но в этот раз злость в его глазах вспыхнула резко, и он замахнулся для удара, но Волконский увернулся и врезал Сереже сам в нос. Сережина голова мотнулась в сторону, он оступился и упал. Волконский даже не посмотрел в его сторону и подошел к Жене. — Продолжим? — Вали к бесам, — выдохнула она. — Ты пьян, — встал Сережа, зажимая пальцами нос. — А ты жалок. — Волконский повернулся к нему. — Я презираю тебя и хочу твою девчонку. Что будем делать? Почему Сережа терпит? Женя смотрела со стороны, и пусть сознание только отпускало от пережитого страха, Женя видела, что Сережа медлит и отводит взгляд, как будто… виноват. В чем? Перед этим подонком? Волконский и вправду смотрел на него с презрением, этот жалкий виноватый вид его выводил, потому что слова «вина» он вообще не знал. И злился. Не наигранно, когда пугал Женю, а по-настоящему. Он хотел ударить Сережу еще раз, если вовсе не скинуть с крыши. Небо знает, что у них там произошло, но Волконский ушел, с громким хлопком разрезая перед собой пространство. Женя осталась стоять около трубы. — Ты как? — подошел Сережа. — Правильно он тебе врезал, — быстро закивала головой Женя, гуськом пробираясь к двери. — Хватило ума дать мне маску, которую сделал Волконский! — Только у него хватило сил сделать такой артефакт, до чар которого он не мог бы догадаться. — Но он догадался! Женя зашла внутрь здания. Лифт оказался сломан, и она скинула каблуки, чтобы быстрее спускаться по лестнице. Лазарев свободной рукой подобрал туфли. Они не разговаривали, когда вышли, когда поехали искать аптеку. Женя расплатилась за лекарства и вышла к Сереже. Тот сидел на лавке, запрокинув голову назад, чтобы не вытекала кровь, она уже окропила ему белоснежную рубашку. — Ссс! — Хватит корчиться, сам виноват. — В чем? Ай! — Твой друг отморозок — это раз. Ты бросил меня, а сам пошел развлекаться — это два. — Я пытался узнать, кто переспал с завороженными ведьмами! И кстати узнал. — Ах, так это на конспиративном задании тебя кто-то измазал помадой? — Женя закончила вставлять ватки Сереже в нос и протянула салфетку: — Вот тут, у левого уголка губ. Кто там такой скромный? — Да ты ревнуешь, — Сережа наклонил голову в бок и оглядел ее хитрым прищуром. — Вот еще. — Да, — протянул Сережа, и Женя отвернулась от него. Дурак! — У тебя зашкаливает адреналин, хотя, организм уже успокаивается. Когда мы избавляемся от фактора стресса, гормоны еще некоторые время вырабатываются, но за неимением путей расходования будоражат нас даже в спокойном состоянии. Ты возбуждена. Тебе нужно на кого-то наорать, выплеснуть злость, следствие пережитого страха. Или страсть. Женю еще вправду немного трясло, к лицу приливал то жар, то холод. Ледяные пальцы стали горячими, и хотелось что-нибудь об кого-нибудь разбить. — Можно подраться. А можно поцеловаться, — Сережа придвинулся: — Я сейчас медленно кипячу твои гормоны. Сначала тебе станет жарко, у тебя потеплеют руки, дыхание будет немного сбивчивым и грудь слегка будет спирать. Женя почувствовала, как ей становится труднее дышать. — Это просто тестостерон, жалкое химическое соединение, которому ты не в силе противиться. Сережин шепот над ухом раздражал, но руки по-прежнему дрожали, а еще появилась… — Слабость — последствие пережитого стресса и предпосылка выплеска эмоций. Не сдерживай себя, Женя. — Перестань, — попросила Женя, поворачиваясь. — Мне тяжело дышать. Их лица почти касались носами друг друга, и взгляд Сережи упал на ее губы. Женя не сдержалась и прикрыла глаза, в ее груди застревал воздух, распирал легкие, становилось не по себе. Кружилась голова. — Или я ничего не делаю, — совсем тихо добавил он. — И ты сама этого хочешь. Женя медленно открыла глаза, Сережа не двигался. Он колдует или нет? — Ты ничего не сказал про платье. Сережа изогнул бровь и опустил глаза — стало немного легче. — Я его испачкал? — Нет, — прошептала Женя, незаметно сжимая кулаки сзади. У нее был Катин браслет, он хотя бы немного должен был помогать, если Сережа колдует. — Разве оно не красивое? Я в нем… красивая? Либо браслет сломался, либо Сережа был очень сильным. Он улыбнулся, поднял взгляд и снова посмотрел Жене в глаза. Даже с распухшим носом он смотрел на нее так тепло и снисходительно, как смотрел всегда, когда она говорила глупости в детстве. Какую глупость она сказала сейчас? — Ты самая смелая и красивая девушка на земле. Какая мне разница, в каком ты платье? Луна светила ему в лицо, заливая серебристый свет прямо в зеленые глаза, бегая по пшеничным волосам. Женя проследила за скачущими бликами и тенью, что падала от лысого дерева Сереже на лицо, и не заметила, как он оказался совсем близко. В голове стал слышен пульс, мир покачивался в такт. Эта проклятая магия действовала слишком сильно. — Так ты… — Я не скажу, — хрипло произнес он, отчего внутри все изнурительно заныло и потребовало немедленно к нему притянуться и поцеловать. А если он не колдует, то у Жени не будет никаких оправданий перед Андреем. И перед собой. Но это было так невыносимо! Хотелось сильнее и сильнее! Не может Женя сама так изнывать. — К-кто, — сглотнула она и быстро отвела глаза. — Кто эти парни? — Карпатов, Ульянов, Русаков. Нашел только на троих девушек, — Сережа тяжело вздохнул и снова прислонился к спинке лавки. — Жанна была? — Да, не было Медниковой — первой. — Кто спорил на Жанну? — Русаков. Спор был в ноябре. Он выиграл. На Вараксину — Ульянов, на Ростову — Карпатов. И единственное, что мне показалось подозрительным, — все они учились на одном курсе. На моем. — Ты видел, как они к ним приставали? — Я не следил. Споры были в разное время. Август, сентябрь, ноябрь. И эти колдуны уже давно не учатся в Луновом. Мы ищем не там. — Хорошо, — кивнула Женя и сама прислонилась к спинке лавки. — Мне казалось невозможным, чтобы всем разбил сердце один человек, я думала, наш маньяк спит с ними. Может, он разбивает им сердца. — Или он просто находит тех, у кого разбито сердце, и убеждает, что виновата сила, — предположил Сережа. — Тебе не приходило в голову, что это вообще может быть не парень? Женя думала об этом, но круги общения у девушек были разные, как и комнаты, даже этажи общежития. Жанна была единственной маленькой аномалией, так как ей девственность терять было нельзя, но кто-то был столь настойчив или так неотразим, что она не удержалась. Диана ничего не видела в ее голове. Но все менталисты твердят, что пусто в мозгу не бывает. Нет сознания, есть подсознание. Мозг невозможно вымыть, это большая помойка для информации. Есть кукловод — должны быть нитки, его лицо, увиденное хотя бы раз! Кто приказал себя сжечь? Стоп. — Что ты делаешь? — Звоню Диане. — Половина пятого. — Не берет. Моня! — Жень, ты куда? — Я в Поддубный. Завтра встретимся. — Так завтра же… Женя не дослушала, вскочила на Моню и полетела по дорогам поселка к Зачарованному лесу. По пути она набирала номер Дианы, и жутко подозрительным ей казалось то, что ведьма, которая никогда не отключает на телефоне звук, вдруг его не слышит. Когда Женя вбежала в комнату Дианы, увидела телефон на тумбочке. Кровать была заправлена, на ней валялась форма. Диана ее не сложила? За дверью ванной шумела вода, Женя вошла. — Загорская, срочный разговор! Диана замерла, и скоро ее голова показалась из-за занавески. — Выйди немедленно! — Мы купились голышом каждое полнолуние, чего я там не видела. Диана закатила глаза и снова спряталась за шторку: — Пять утра! — Ты вечно ворчишь, что я опаздываю. — Это, конечно, повод приходить на тренировки в платье и в кедах. — Не завидуй. Мой стиль неповторим, а информация, с которой я пришла — бесценна. Выходи, Наф-наф, иначе я сдую твой домик. — Он из кирпича. — Но без цемента. Женя вышла из ванной и упала Диане на кровать. А неплохо так капитаны команд устроились: личная комната, даже зеркало с отдельной ванной. Или это льготы чете Загорских? Диана скоро вышла, промокая волосы полотенцем. — Ты легла на мои вещи. — А ты не убрала их в шкаф. Раньше ты меня за это гоняла метлой по комнате. — Потому что ты оставляла их на моей кровати! — А это кровать государственная, так что приберись. Диана прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Спокойно подошла к кровати и скинула ноги Жени на пол, села рядом, начала складывать вещи. Женя подсела ближе: — Жанна разговаривала с тобой в ночь, когда у нее был приступ? — Да, — пожала плечами Диана — Она сказала что-то вроде «Это место чужое. Она заняла не свое место». — Точно? — Я не помню точно. — Вспоминай! — Женя, в чем дело? В самой страшной в жизни догадке. «На нее было всем плевать. Никольских всю историю сжигали на кострах колдуны багровой магии.» — Никольских сжигали. — Я знаю, — тихо ответила Диана и повернулась. Шутки закончились. — Что с того? «И Зое было страшно, когда твоя молния неслась к ней, а ты валялась рядом без сознания». — Я не видела, — пожала плечами Женя. — Как она горела, я не видела. Я потеряла сознание. — Женя… Она отвернулась и прикрыла глаза. «Как думаешь, она так же сильно испугалась за секунду до того, как умереть?» Женя выдохнула, обхватила себя за шею и встала, начала ходить по комнате. Молния была сумасшедшей, это было самое сильное багровое заклятье, на которое была способна Женя. Сила множилась в тысячу раз, в миллион! Такого заряда не существовало в природе, он был вытащен их Жениной крови, из ее ведьминской сути. Женя всегда думала, что смерть Зои была быстрой, ее убило настолько мощным разрядом, что электролиз разложил тело за секунды, но дерево… Оно не проводит электричество, оно должно было сгореть… «Рассыпаться в пепел.» — Дерево было сухим, горело недолго, — у Жени дрожали руки, она крепко сжала ладони и заставила себя говорить. — Никто не слышал криков, почему? — А почему их кто-то должен был слышать? — Потому что человеку больно, когда его заживо сжигают! — огрызнулась Женя. — Лазарев тебе объяснит, почему все обычно орут от боли. Но никто не слышал, как она кричала. Я думала, что это электролиз. Магсовет решил, что духи Багрового князя перегрызли ей глотку еще до того, как их раскрошило. Это значит, что Зоя умерла, не сгорев. Они обе замолчали. В тишине комнаты было слышно, как капает вода с лейки душа, гудит ветер за окном, и как надрывно дышит Женя. Она облизала губы и опустила глаза в пол. — Теперь давай сложим картинку. Багровый князь охотился на Никольских, чтобы истребить магию света после того, как дочь Салтычихи выносила ее под сердцем. Из истории инквизиции мы знаем, что огонь — единственное, что убивает не только ведьму, но и силу. Но теория стихийной магии гласит: стихия, поглотившая стихию, станет сильнее, — Женя подняла на Диану глаза. — То есть сила достанется тому, кто убил. Это многое объясняло: всплеск светлой магии, которой не должно было остаться. Охоту за Женей, заклятье, завладевающее сознанием. Все лишь для того, чтобы понять, в чьей крови остался огонек магии света — единственной магии, которая могла противостоять багровой. — Я убила ее неправильно, — твердо сказала Женя. — Возможно до того, как дерево сгорело. Там была сотня молний, и одна могла убить ее до огня. Небесный ковен — простые марионетки. Только фанатики, а не завороженные. Их поймали, теперь у него новый план, и он клепает себе послушных кукол. Диана долго смотрела на Женю, не моргая. Они не обменивались мыслями, просто молча стояли друг напротив друга, и их обоих заново накрывало чувство вины. Горькое, гадкое, обидное, невозможно тяжелое. Сколько лет должно пройти, чтобы вспоминать об этом, не разгрызая губы в кровь? Диана отвела глаза первой, снова ее спина стала прямой, взгляд жестким, она сдержанно кивнула и отошла к столу. «Тебе просто не к кому больше идти. Единственный человек в этом мире, перед кем ты можешь извиниться — Диана, а она умоляет тебя простить ее, правда?» — Пепел проверяли. Это было дерево, в некоторых частицах нашли ДНК Зои. Но ведь может быть так, что ее убила не ты. Ты была в отключке, дерево загорелось, а Зою мог убить кто угодно, кто… например, выпустил слуг багрового князя из Царства, хотел заполучить силу света. — Хорошо бы, если ее убила я, потому что иначе… — вскинулась Женя. — Что? — зло перебила Диана. — Ты наконец-то перестанешь считать себя убийцей и винить за смерть, которую не могла предотвратить? — Не строй из себя Волконского. — Волконский любит правду и не боится ее говорить, — Диана недобро усмехнулась и подошла к Жене. — Ты боишься искать хоть что-то, что опровергнет твою вину. На завороженных не обнаружено следов багровой магии, так, может, это магия света. И ты все это время считала убийцей не того? И тебя хотят убить не за похищенный свет, а как единственного свидетеля. — Браво, Загорская, у нас снова тысяча версий. — Лучше, чем одна и неправильная. — Хорошо, что ты предлагаешь? — Съездить в Поднебесную. Женя фыркнула: — Фиговый план, мы учились там семь лет, мне не понравилось. — Или ты боишься Нины Трофимовны. — Любой нормальный человек бы ее боялся. Она била детей розгами. — По пяткам и несильно! — Зато страшно! — А не надо было сбегать с каждого ее урока. — Большое дело было мне до языка цветов в десять лет! Я английский-то выучить не могу, а тут лютиковый и ромашковый. Ты знаешь, люди так называют чай, а не языки. — Слушай сюда, Женя. Сегодня я напишу письмо Нине Трофимовне с просьбой о визите. Как только она мне ответит, мы едем туда, и я не спрашиваю твоего желания. Комиссия по чарсовревнованиям послезавтра. Сразу после мы отправляемся. Это мой капитанский приказ. — Ты невыносима! — What did you say? — Загорская, хорош. — I don’t understand you. You had better go to bed. — Ой, такой примитив и я могу ляпнуть, — фыркнула Женя и направилась к двери. — I don’t think you’re guilty. — Чего? — обернулась Женя у дверей. Диана ей вредно улыбнулась. — Translate and think about it at night. Sweet dreams. — И тебе самых страшных кошмаров. Женя вышла и направилась к выходу, сетуя на несправедливую судьбу и подругу. Но вдруг остановилась посреди коридора и осмотрелась. До этого она шла быстро, но звук шаркающих об пол ботинок снова стал за ней ползти. Он был знакомым и неприятным, но она точно не могла вспомнить, когда он успел так надоесть. Шарх, шарх… Круглые стены коридоров Поддубного наваливались на нее своими тяжелыми деревянными сводами, темные витражи окон скрывали мрачный мир за своими стеклами. Мир отдалялся, сужался до звука, темнел, исчезал. Становилось все равно. Не хотелось ни плакать, ни смеяться, и Женя точно знала: скоро расхочется жить. «Остаешься только ты, а себя ты никогда не простишь.» Женя тряхнула головой, прогоняя наваждение, обернулась назад и посмотрела на дверь Дианы. Снова была ночь, на двери была похожая резьба и такая же изнурительная тишина стояла в коридоре. Под дверью Дианы зажегся свет, глупый символ светлого будущего. Что с того, что они узнают о другом убийце? Кому от этого станет легче? Женя опустила глаза на маленький красный браслетик и ухватилась за его нитки. Тем ведьмам еще можно помочь, и Женя понимала, что хоть какая-то подсказка должна была остаться на месте гибели Зои. Только возвращаться туда было невыносимо, Женю воротило от собственной трусости: гораздо легче ей казалось спрыгнуть с крыши, чем хоть раз прийти на то пепелище. Но мертвые не могут мстить, не могу исправлять ошибки, спасать невиновных. На самом деле, Жене нужен был Волконский, его прямота и бессовестная откровенность. Он нужен был тогда, и оказался так кстати сейчас. Боль — лишь доказательство жизни. Бить себя током было опасно. Правдой — даже полезно. — Хорошо, — тихо кивнула Женя и закричала на весь коридор: — Ты победила, Загорская! Мы едем в эту чертову школу! Диана открыла дверь и прислонилась к косяку двери, нагло улыбаясь. — Зря стараешься, тут звуконепропускающие заклинания на дверях. Так что, — Диана посмотрела на ногти и усмехнулась: — О своем триумфе буду знать только я. — Коза, — прошипела Женя и пошла домой. Надо было переодеться. Сзади ее подгонял противный торжествующий смех самой невыносимой ведьмы на свете. Тем не менее Женя уходила, улыбаясь.