***
— Бей! — Сафронов! Ты че творишь! — Бей! — Ай! Андрюх! Он был зол. Небо! Как же он был зол весь день. И сейчас, тренируясь с Женей на поле, он не мог унять этой злости, и его стихия бушевала во всю. — Хватит на мне срываться! — Я не срываюсь. Я заставляю твою стихию тебя защищать. — Ой, мой друг, она не спасла меня от чокнутого циарона, так с чего ты взял, что вдруг спасет от взбешенного тебя? Че случилось-то? Андрей никогда и никому не жаловался. Что-то личное он мог рассказать только бабушке, потому что она всегда казалась ему слишком мудрой, чтобы хоть кому-то еще об этом разболтать. Бабушка давала дельные советы, а потом делал вид, будто разговора не было. Когда Андрей переехал в Москву, он вовсе забыл, что такое поболтать с кем-то по душам — не спьяну обсуждать девчонок, не поносить врагов недобрыми словами, а вылить всю гадость, что на душе. — Неважно. Извини, — он глубоко вздохнул и нашел глазами Женю. Она пряталась за сугробом и аккуратно высунула нос, чтобы проверить обстановку. — Выходи, попробуем еще раз. — Смею предположить… — Жень! — рявкнул он. — Давай с твоей стихией разберемся. — Сори, помочь хотела, — Женя приподняла руки в примирительном жесте и глянула на небо. — Ладно. Пробуем. Андрей видел, как она старается, но небо оставалось глухо к ее трудам. Тоненькие ниточки электрических разрядов могли засеребриться между ее пальцев, но быстро исчезали. Тучи могли сползтись и сделаться серее, чем были, но на этом все. Женя поднимала руки, шевелила пальцами — так ловко, будто вообще не прекращала это делать. Андрей точно знал: Женя все делает правильно, он бы сам так делал. Это как… ходить. Стихийник управляет стихией, не задумываясь. Небо замирало, когда она колдовала. Оно как будто хотело помочь, но не решалось: так и замирало в страхе перед своей ведьмой, думая: слушаться или прятаться? Это было так похоже на то, что чувствовал он сам не так давно, и Андрея вдруг понял, что не так с этой ведьмой: — Стой. — Ну давай! Хотя бы маленькую грозу! — Жень, дело не в перерыве, да? — Не мешай. Что? В каком перерыве? — Ты говорила, что долго не колдовала, поэтому не получается, но дело в не в том, правда? Какая разница, сколько не колдовать, стихия тебя не забудет. Женя засунула руки в карманы и пожала плечами. Даже в мороз она ходила только в пиджаке и рубашке. Зеленые рукава были закатаны по локоть, оттуда начиналась кожа перчаток. — Ты боишься ее. — Что ты несешь? — Стихия — твое отражение. И это небо… Оно боится. Ему страшно. Женя фыркнула и помотала головой, и Андрей вдруг подумал, что это для того, чтобы он не видел ее лица. — Женя… — Нет, — она шарахнулась от него так резко, что он испугался. — Сафронов, не спрашивай у меня ничего. Я… Да, дело не в перерыве. — Твоя стихия тебя никогда не обидит, — попытался продолжить он. — Жень, она никогда тебя не тронет. Женя рассмеялась — убито, мерзко и так, что у Андрея надорвалось сердце. Он не думал, что эта девчонка, которая смеется постоянно, всегда и везде умеет делать это так… страшно. — Конечно, не тронет, — зло усмехнулась она. — Меня не тронет. Он не понимал, о чем она. У Жени замерцали слезы в глазах, она прикусила губу, но не отвела от Андрея глаз. Он заметил, что ее руки сжаты в кулаки, и вот-вот тонкая кожа перчаток разойдется. — Что-то случилось? Женя молчала. — Что-то страшное, да? — Иди в задницу, я не буду об этом разговаривать. — Запрещенный вопрос? Она остановилась, хотя намеревалась уйти. Женя замерла около него и подняла глаза — не свои, серьезные и старые, присыпанные серым пеплом. — Ты… Андрей, ты просто знать меня после этого не захочешь. Все равно когда-то это всплывет, тогда ты осуждающе посмотришь на меня, брезгливо отряхнешь руку, которой давал мне пять и попытаешься забыть день, когда решил мне помочь. А я не так часто встречаю таких, как ты, чтобы разбрасываться. Извини. Она подхватила рюкзак и пошла к выходу с поля, но Андрей нагнал ее и дернул за руку: — Мне плевать, — он мельком глянул на перчатку. — Жень, мне пофиг, я обещал не спрашивать, и не буду. Просто съезди со мной в одно место, ладно? Я, кажется, знаю того, кто может нам помочь. — Ого. Маг-вуду. Привяжет ниточки к моей кукле и заставит стихию слушаться? — Он поможет тебе справиться со страхом. Бояться своей руки — ненормально. Я в первый раз вижу, чтобы стихийница боялась своей стихии. — Вечер уже, — глянула Женя на черное небо. — Да и холодно. Ты вон, весь дрожишь. — Поехали, — улыбнулся Андрей. — Ты показала мне свой мир. Я покажу тебе свой. И я обижусь, если не согласишься. — Да пофиг. Если хочешь меня чем-то купить, то обещай, что расскажешь, че у вас там с Дианой. — Эй, я тебе помогаю. — Я не просила. — Вообще-то просила. Женя задумалась. Она глянула на телефон, зажала кнопку в правом нижнем углу и сказала в трубку: — Ма, я останусь на ночь в Поддубном. Поговорим завтра. Папе напишу, — сообщение было отправлено, Женя убрала трубку в карман джинсов и устало прикрыла глаза, подставляя шею прохладному ветру. — Небо с тобой, поехали. Он отобрал у нее рюкзак, притянул к себе за плечо и потрепал: — Не дрейфь, тебе понравится.***
— Следующая — Колново! Конечная. Эй, молодежь, вы там свою остановку не проспали? — Нет. Женя спала у Андрея на плече, обняв Моню, и он старался не шевелиться, хотя у него затекла спина. За окном было почти ничего не видно — страшная темень, хоть глаз выколи. Но Андрей все равно узнал с детства знакомый луг, яму на дороге, изрисованный дорожный знак и светофор с выбитым стеклом. За пять лет его так и не поменяли. — Жень, мы приехали. — Колново! Женя вздрогнула, открыла глаза и огляделась. Андрей за руку вывел ее из автобуса, тот отъехал, и они остались одни на темной остановке, окруженной сугробами. Слева начиналась дорога, на которой снег примяли шины машин. Она вела далеко за холм, где едва-едва мигали огни деревни. — Слушай, я щас подумала, что мне вообще не в кайф переться с тобой по снежным пустыням в лес. Серьезно, зачем мы здесь? — Увидишь, когда придем. Женя пожала плечами и зачерпнула немного снега, расстегнула ворот рубашки, чтобы растереть себе шею, и взбодрилась. Андрей кутался в куртку, пока Женя вертела головой, ловила ртом крохотные снежинки и глубоко вдыхала свежий воздух. Моня летела поодаль над сугробами и разметала в стороны снег. — Любит играть в дворника, — пояснила Женя. — Монь, как настоящий дворник, увидевший такой кошмар, ты должна уволиться. О, кстати, я-то не замерзну в этих ухабах, а вот ты уже сдаешь позиции. — Мы почти пришли. — Прикольно тут: тишина, простор, лес рядом нормальный! А не этот, полный виханутых оленей. Ты обещал рассказать, что у вас там за траблы с Дианой. — Я не знаю, — фыркнул Андрей. — Наверное, парням не пристало обижаться на девчонок, но мне почему-то жутко обидно. Извини, я не буду на нее ябедничать. — Она бы рассказал, что у вас случилось. — Ты ее подруга. — А твоя? — Женя лукаво на него глянула и пихнула в плечо. — Твое благородство тебя погубит. Ладно, не хочешь превращаться в болтливого сопляка, значит, я сама догадаюсь. Видела, как она подходила к тебе у порога медкорпуса. Извинялась, что заставила тебя смотреть на ее сопли? Ой, а ты бы все отдал, чтобы она лишний часок порыдала у тебя на плече. Выход простой, дружище, грохни меня здесь по-тихому. Неделю она реветь точно будет. Андрей усмехнулся, а Женя громко рассмеялась. Так гораздо лучше, он уже начинал думать, что разговор на поле ему приснился. — Тебе еще повезло. Обычно тот, кто видит слезы Загорских, на утро просыпается без глаз. — Жень! Что за юмор? — Каким быть моему юмору, когда его голодного тащат по темноте и снегу? Она подшучивала надо всем, что видела. Кто бы мог подумать, что про простой снег придумали столько анекдотов? Досталось и полосе темного леса слева о поля. И даже несчастной Моне пару раз. Скоро они вошли в город, чьи пустые улицы освещали желтые фонари. Небольшие двухэтажки упирались в крохотные зимние загоны, за которыми блеяли козы или шумно фыркали коровы. Магазины были закрыты, в десятом часу обычно в Колнове жизнь только начиналась, но, видимо, в такой мороз, многие предпочли остаться дома. На лицах было тихо, в окнах горел свет, только за одним домом мальчишки катались на картонках с огромной горы снега. — Это твой город? Сюда ты переехал после Москвы? — Да, мне было шесть. У меня тут бабушка живет. По улице, закутавшись в жесткие шарфы, мимо пробегали люди. На центральной площади развесили фонарики, и те мигали, правда, не все и через раз. Кажется, этой гирлянде лет двадцать. Как и той мишуре, что зимой и летом висит на вывеске магазина «Продукты». Елку уже нарядили к Новому году. Теперь пушистая зеленая красавица стояла между лавочек и сияла красными шарами. — Кайф, новогоднее настроение поднимается, — с удовольствием зажмурилась Женя. Вдруг тишину улицы нарушил звонкий смех. Из-за угла улицы высыпала горстка ребят. Они хохотали так громко, что кто-то недовольно крикнул им замечание из окна. Андрей не сдержал улыбки: ребята. — Здарова, молодежь! — крикнул он и поднял руку. Ветер тут же сорвал у одного шапку с головы и донес до руки Андрея. Тот парень, чьи уши остались голыми, схватился за голову и стал злобно ругаться: — Кто там такой бессмертный? — парень запнулся и растер кулаками себе глаза. — Дюха, ты? Эй, народ, это Сафронов. К нему подбежали ребята. Вернее, подвалились, были они уже все немного пьяные. Димка, Саша, Вовчик, Петя, а с ними девчонки: Маша, Галя и Люда. Машка схватилась за щеки и широко улыбнулась: — Андрей! Как ты давно не приезжал! — Здарова! — обрадовался Димка и сжал руку Андрея, потянувшись за шапкой. Андрей противиться не стал, но шапку выдуло из его рук и отнесло подальше. — Гад! — И я скучал. Вовчик расхохотался: — Пока Димон за шапкой гоняется, расскажи, как ты? Чего там в Москве? — А лучше познакомь нас, — едва слышно прошептала Люда и указала на Женю. Та сидела на лавке и заинтересовано наблюдала за ними. — Твоя девушка? Симпатичная. Женя, кажется, слышала, и с вызовом глянула на Андрея. Но он помотал головой и сказал: — Это Женя, моя подруга из Москвы. — Всем привет! — махнула рукой Женя. — Женя. — А тебе не холодно? — Вовчик затянул поуже шарф на горле. — Я доминис, — пожала плечами Женя. — Заставляю выделяться кислотам и сжигать жиры и углеводы более усердно, поэтому не мерзну. Не люблю толстые куртки. — Зачет, — подлетел Дима обратно. — Я Дима. Это моя девушка Маша, это Люда и Галя, а это Вовчик, Петька и Саша. Мы с Андрюхой в одном классе учились. Ну, брат, рассказывай, как у вас в Москве? — Эй, мы собирались на каток! Пошли с нами? Андрей глянул на Женю, она согласно кивнула и первой помчалась к девчонкам. У нее была удивительная способность поддерживать абсолютно любой разговор. Вот она уже болтала о нудных лекциях по зельеварению и правильных средствах ухода за метлами. Когда они дошли до катка, Люда, как стихийница льда, приморозила всем к ботинкам острые ледяные лезвия. И еще час они гонялись друг за другом на коробке во дворе, швырялись шуточными заклинаниями, играли в догонялки и пили дешевое пиво, которого Вовчик зачем-то таскал за собой целый рюкзак. — А потом этот зверюга как набросился на меня! Но Андрюха меня спас. Женя отсалютовала бутылкой Андрею. — Зачетная ведьма, — подсел Дима. — На приколе, такая. — Да, Андрей, — фыркнула Маша. — Присмотрелся бы. Скоро наступил двенадцатый час, и Андрей увел Женю из своей компании. Она долго прощалась с девчонками, обещала парням сыграть с ними в ведьмы-инкивизторы как-нибудь летом, искупаться в озере и полетать по лесу с девчонками на день цветения папоротника. Люда с Галей едва дали ее увести, но Андрей все-таки вырвал Женю из лап подруг и смог довести до дома. Они остановились около трехэтажного дома. В квартирах горели окна, но постепенно тухли — ведьмы и колдуны ложились спать. — Заходи, — Андрей открыл дверь подъезда. Внутри пахло куревом, были разбросаны листовки и вскрыт чей-то почтовый ящик. Как Андрей привёл бы сюда Диану, представить было сложно. Он так и представлял, как она брезгливо перешагивает на своих тонких каблуках через лужи грязи, в которых мокли бумажки рекламы, как она корчит носик и недоуменно смотрит на мигающую лампочку, что висела на одном проводе под потолком. — Н-да, хорошо, что лампочку не сперли, — вынесла вердикт Женя, оглядевшись. Андрей был благодарен ей за честность. Он подошел к двери и позвонил. — А ничего, что мы приперлись к твоей родне в двенадцать ночи, да еще и без подарков? Серьезно, я не хочу получить веником по заднице. — Моня тебя в обиду не даст, — фыркнул Андрей. Дверь им отворила пожилая женщина. Морщины на ее сухом лице тут же поползли в стороны, пестрый платок съехал с седых волос — бабушка улыбнулась ему и подошла, чтобы обнять: — Дюша… Приехал, наконец. А я только собралась голой над лесом полетать, а Ситка моя меня не пущать! Я думаю, чего ей, дурной, в ее деревянную башку взбрело, а она, оказывается, чуяла, что ты придешь. — Ба, я не один. Это Женя. Моя подруга из Москвы. Бабушка придирчиво оглядела Женю с ног до головы и кивнула: — Проходите, ребята. Дюша, ставь чайник. Коридора в квартире почти не было. Квадратный метр прихожей заканчивался дверью на кухню. На его стенах были растянуты веревки, где бабушка сушила собранные травы. Запах пучков разнотравья бил в нос своим едким эфиром, и Андрей глубоко вдохнул этот запах — запах детства. — Отпад! — зарядила Женя с порога. — Это что, сон-трава? Откуда вы ее взяли? — Разбираешься, стало быть, — довольно кивнула бабушка и отцепила от веревки пучок трав. — Держи. Пригодится. А сон траву я в полночь пятницу тринадцатого собираю в самой черной чаще нашего леса. Меня Ситка, метла моя, до тудого подвозит. Проходи в комнату, милая. Дюш, чайник! Уж поди забыл, как с газовой плитой обращаться? — Помочь? — поинтересовалась Женя. — У моей бабушки тоже газовая. — Справлюсь, — отмахнулся Андрей и зашел на кухню. Ванная его комнаты в общаге была больше, чем эта крохотная кухонька, на которой помещалось все: бидоны с молоком, котелки с целебными отварами, жаренная картошка на сковородке и котлеты там же. Стол был засыпан клыками разных тварей: Андрей узнал среди прочих зубы волка, медведя и ящера-греция, мутанта, который обитал в здешних лесах. Раковина была засыпала землей, в ней рос лук, и Небо знает, где бабушка мыла посуду. Андрей набрал воду в чайник, поставил его на плитку и нашел спички. Он был рад снова чиркнуть тонкой палочкой по коробку, почувствовать запах горелой серы и поднести ее к конфорке. Синий огонёк тут же охватил донышко чайника. — И вы реально голая летали в лес? — А чего мне, старой, стесняться? Ты бы полетела? — А то! Андрей не стал мешать и пошел в свою комнату. Бабушка всегда знала, что делать. Даже когда Андрей сидел около этого самого окна и трясся, пока с неба падали птицы, она велела ему не хныкать, сказав, что мир уже спасен, просто еще об этом не знает. Через два часа Магсовет дал объявление по радио, что некие Лазарев и Елагин убили Багрового князя. Андрей радовался, когда птицы оживали, зарывались в снегу, чтобы очистить перья, а потом снова улетали. Бабушка же как вязала пряжу, так и продолжила ее вязать. Андрей сел на свою кровать и удивился: она всегда была такой жесткой и маленькой? Как он вообще тут помещался? У окна стоял стол, а стена слева над ним была обклеена выкройками из газет. Новости про новых героев. Фотки Елагина и Лазарева — еще молодых, как им вручали медали, как им жал руку Председатель Магсовета. Статьи, где рассказывалось, как именно был убит Багровый князь, кем. Андрей сел за стол и включил лампу. Он стал читать каждый клочок наклеенной газеты, силясь вспомнить, видел ли он хоть где-нибудь, что у Елагина были дети. Все знали, что у Лазарева есть жена и сын, но Лазарев сам по себе был наследником великого рода волшебников, а его жена негласно считалась самой красивой ведьмой этого света, и все девчонки в классе Андрея хотели быть на нее похожей. Она была жива и здорова, хотя когда-то ее своей невестой хотел сделать сам Багровый князь, но, слава Небу, ее спасли. Про Елагина не было ничего. Сам он был как будто из ниоткуда. В одном расследовании писалось, что он вырос в детском доме, учился в Луновом, а после работал обычным клерком в Магсовете. Поэтому Андрею он и нравился: Андрей тоже был самым обычным парнем с огромным желанием помочь этому миру. — Антуражненько у тебя тут, — услышал за спиной, и Женя поставила ему на стол кружку с мятным чаем. — Тоже фанатеешь по Елагину? Может, будешь садится на первые парты на уроках по боевой? — Смейся, смейся, меня он не пытается проучить на каждом уроке. — Ты в любимчках, а я в черном списке, — отозвалась Женя, рассматривая картинки и читая мелкий текст. Андрей видел улыбку на ее лице. Она каждый раз радостно прикусывала губу, когда перебегала глазами со сводки на сводку. Когда она остановилась на фотографии Елагина с Лазаревым, то выпрямилась и кивнула: — Я не спорю, что он крут. — Молодежь, идите пирог есть. Женя похлопала себя по животу и умчалась на кухню первая, а Андрей еще немного полюбовался своей комнатой. Он уходил отсюда неохотно, как будто его снова, как в девять лет, насильно утаскивали из родного места. Андрей хорошо помнил, как цеплялся руками за наличники дверей и устроил такой ураган! Опеку тогда вынесло из двери, и никто бы его не достал, если бы только бабушка не приехала и не уговорила его поехать с собой. «Их больше нет. Только я и ты. Не бойся, пойдем со мной». Стоит ли говорить, что это было самым страшным, что он слышал в жизни? — Ммм, клубничный! — жмурилась от удовольствия Женя. — У вас просто замечательные пироги! Да я пальцы сейчас свои съем. А молоко, серьезно, свое? Прям из-под коровы? — А где мне его еще взять? — У тебя че, корова есть? — И конь, — пожал плечами Андрей. — Он в конюшне на краю города. Как-нибудь я тебе покажу. — Круто: я ведь не умею кататься, а ты научишь. Вот я Моньке своей давно говорила, что мне нужна кобылица. Она и поднимать высоко не будет, и сидеть на ней не так больно, как на этой… ветке. А сколько конь примерно стоит? Бабушка нашла в Жене родственную душу и поддерживала ее жажду знать про жизнь Андрея абсолютно все: с самого детства и до юности. Бабушка была уже старенькой, Андрей редко приезжал, а подружек у нее было немного: в городе ее побаивались. Женя же улыбалась ей так открыто и искренне, так жадно ловила каждое ее слово, что бабушка, кажется, млела и старалась рассказать этой ведьме все, что знает сама. Андрей подумал, что ведьме всегда хочется внучку, чтобы передать ей свои премудрости. А мальчишка что, даже зелья не научится варить. Слушала бы Диана так россказни старой бабули? — Простите. Я напилась чая и теперь… Андрей, не тупи, выпусти меня. Андрей поднялся, пропуская Женю к туалету, и тут же уселся обратно, жадно набрасываясь на картошку с котлетами. Вдруг его руку накрыла бабушкина ладонь. Андрей отложил вилку с ножом, облизал губы и глянул в сторону, куда смотрела бабушка. — Зачем ты ее привел? Он видел, как в бабушкиных глазах серыми клубами начинает разливаться тоска. Что случилось? — Ты весь вечер думаешь о ком-то другом, а эта девочка как будто одна. Зачем тебе девушка, которую ты не любишь? Ты привел не знакомить ее со мной? Бабушка… Всевидящее око. — Я хотел, чтобы ты ей помогла, — признался Андрей. — Она боится своей стихии. Ты всю жизнь учила меня бороться со страхом. Помоги ей. — Хм, — бабушка задумалась и подперла щеку кулаком. — Впервые о таком слышу. А ты знаешь, почему она ее боится? — Она не рассказывает. — Не доверяет? — Не хочет. Боится, что я о ней плохо подумаю. Там что-то случилось. Давно. Бабушка стала жевать губу и барабанить тощими пальцами по столу. Андрею расхотелось есть: он сидел и ждал вердикта. — Так докажи. — Бабушка пожала плечами. — Что, что бы ни случилось, ты не подумаешь о ней плохо. Ты сам в ней уверен? Андрей нахмурился, но шанса спросить хоть что-то ему не дали. — Погуляй, Дюш, — бабушка завернула ему пирог в газету и кивнула на выход. Андрей неуверенно посмотрел на дверь туалета и ушел на улицу, оставив Женину беду на бабушкину мудрость. Он вышел во двор и сел на лавку, отложив пирог в сторону. Окно его квартиры горело желтым светом, но вдруг погасло, затем задернулась штора — и Андрею вовсе стало ничего не видно. «Ты сам в ней уверен?» — как можно быть уверенным в девчонке, которую знаешь неделю? Он думал, что знает Диану, а сегодня он понял, что это совсем не так. Он считал, что у Елагина не было в жизни трудностей, с которыми он не справился бы, но сегодня видел, как кипела серая тоска в глазах его кумира. А Женя ворвалась в Поддубный так внезапно и стремительно, что он буквально на третий день знакомства чувствовал, что знает ее всю жизнь. « — Ты ее подруга. — А твоя?» Андрей снова глянул в окно и задумался: как давно Женя перестала быть просто «подругой Дианы»? Помогает он ей уже точно не только из-за желания подсобить Загорской. Женя вышла из подъезда через полчаса, а Андрей так и сидел на лавке, раскрошив свой пирожок голубям. Женя села рядом, подобрала ноги и долго задумчиво смотрела на глупых птиц, настроение у нее явно испортилось. — Почему Елагин? — вдруг спросила она. — Что? — Ну, почему ты не поступил в Луновой к Лазареву. Лазарев — тоже, вообще-то, герой и очень крутой доминис. У него древняя великая родословная, кажется, его предок был рыцарем круглого стола, а кто-то — князем Владимира до раздробленности. Алексей Лазарев раньше брал себе учеников. Когда ты поступал — еще точно. Но ты поступил в Поддубный. Почему? — Она перевела на него глаза и прищурилась: — Елагин просто выскочка. Из грязи в князи, но ты почему-то выбрал его. Андрей хотел возмутиться, но не стал. Женя была с ним честной, и за это он ее уважал: не нравится Елагин — так и скажет. Есть секреты, о которых не расскажет, — так сразу предупредит. — Помнишь День? Днем в волшебном мире называлась дата, когда Багровый князь разрушил границу миров, и его твари хлынули в этот мир. В День было красное небо, по нему плыли кровавые облака, из которых дождем сыпались багровые твари, хватали на лету птиц и скидывали их на землю с перегрызенными глотками. Запах тухлого мяса и крови окутал весь мир. Магсовет кричал не выходить из дома, а сквозь почву из-под травы начинала литься кровь. Земля была пропитанной кровью губкой — стоило наступить, и ботинок тонул в липкой алой жиже. — Помню, — горько усмехнулась Женя, ее глаза налились слезами. — Поверь. Очень хорошо помню. — Я тоже, — признался Андрей. — Незадолго до этого я лишился родителей. Бабушка забрала меня к себе. Я очень боялся, что твари багрянца заберут у меня и ее. Я хотел умереть сам, но не дать умереть ей, и когда я увидел, как мир поглощает хаос, то очень испугался. Даже когда все прекратилось, я еще сутки бегал включать кран и проверять, нет ли мертвых птиц во дворе, потому что я не верил, что все может закончиться. Андрей тяжело вздохнул. — А потом по телеку показывали интервью с героями. Я сидел на полу у большого телевизора и не понимал полвины, о чем говорили. Один журналист спросил у Елагина, было ли ему страшно. Я ждал, что он браво ответит «Нет! Я же сражался за свой мир и свою семью!». Я вообще-то очень хотел, чтобы он так ответил. Спрятаться за стенкой хоть чьего-то бесстрашия, потому что мое давно кончилось, но он сказал… — У меня дрожали руки, — кивнула Женя. Андрей удивился. Эта фраза была сокровенной для него, она выдернула его из омута бессилия, в котором он застрял в свои шесть лет. Он стыдился страха, потому что думал, что страшно было только ему, а когда услышал это от взрослого сильного волшебника, героя, то вдруг воспрял. Но Женя повторила ее точь-в-точь, и у нее почему-то потекла по щеке слеза. — Журналистка из какой-то детской печати попросила его дать совет, и он сказал: если вам страшно, самое время действовать. А Лазарев ответил, что выход есть всегда. Я никогда не был в тупике, а вот страшно мне бывало часто. И я выбрал Елагина, потому что хотел научиться бояться правильно. Андрей смотрел вперед, хотя слышал, как тяжело дышит Женя слева. Он едва ли не чувствовал этот горький ком под горлом, который она пытается сдержать, чтобы не всхлипнуть. — Каждый поделился тем, чему научился. Я знаю, ты недолюбливаешь Елагина, но его слова встряхнули меня, заставили помнить о том чувстве и делать все, чтобы его больше не было. Я тренировался как ненормальный, чтобы поступить. Я делал все, чтобы стать сильным колдуном и понравиться ему. Не знаю, но мне зачем-то нужно было его одобрение. А сегодня он поблагодарил меня за то, что я не дал циарону тебя растоптать, и мне стало неприятно. Знаешь… Как будто меня это даже обидело: а как еще я должен был поступить? Я всю жизнь хочу сказать ему спасибо, потому что он спас мою семью, меня, всех нас. Сегодня я подумал: а у него у самого хоть кто-то есть? Кто-то ждал его, пока он ходил в Багровое царство? Боялся, что он не вернется. А до этого — отпускал на смерть. Женя молча опустила голову и зарылась пальцами в волосы, локтями оперившись на колени. Андрей не видел ее лица, только как слезы капают на землю, и слышал, как надрывно она дышит. — Я опять чувствую себя болваном, потому что сижу и не знаю, что тебе сказать, — признался Андрей и улыбнулся, когда услышал смешок. Женя резко разогнулась с шумным вдохом и посмотрела на небо. Глаза у нее были красные, подбородок и щеки — мокрые. — Поехали домой, — улыбаясь, попросила она. Они встали и пошли к автобусной остановке. В Колнове было пять утра. Город только просыпался. Андрей довез Женю до ее людского дома, но по дороге они не разговаривали. Он думал о том, как соскучился по дому, а Женя всю дорогу смотрела в окно и стучала пальцами по стеклу. Он иногда мельком поглядывал на нее, но она не обращала внимания. Потом они добрались до Москвы, где сели на метро и доехали до дома Жени. Он был рад снова увидеть этот человеческий двор и ту коробку, на которой упал. Это место хранило приятные воспоминания еще и потому, что здесь Диана когда-то сказала Жене в трубку: «Он лучший». Андрей соврал бы, если б сказал, что тогда его грудь не расперло счастьем. — Вспоминаешь, как Дианка тебя хвалила? — снова догадалась Женя и понятливо улыбнулась. — Н-да, крепко ты на нее подсел. — Не твое дело. — Ошибаешься, мое. Мы еще в школе поклялись, что не будем встречаться с мальчишками, которые кому-нибудь из нас будут не нравиться. Я твой цензор, Андрюха, и благодари Небо, что ты прошел проверку без пристрастий. Я просто разбираюсь в людях. — И что скажешь про меня? — Андрей расправил плечи и выкатил грудь вперед. — Я дождусь от тебя комплиментов? Женя покачала головой: — Хочешь совет? Перестань считать Диану великой, ее это бесит даже больше, чем когда к тебе клеится Маринка из Танькиной свиты. — Ты устала, — вздохнул Андрей. — А с Дианой я сам… — Да не разберешься ты, болван! — зарычала Женя и резко повернула голову к Андрею. — Ты думаешь, что Диане нужен принц на белом коне. У меня волос не хватит, чтобы почитать всех этих «принцев», которые подкатывали к ней с кошельками родни на роскошных тачках, и уже не так весело откатывали обратно. Хорошо, если оставались целы. Зачем тебе Диана, если ты считаешь ее меркантильной стервой? — Ты с ума сошла? Конечно, я не считаю ее такой. — Уф, — выдохнула Женя и покачала головой. — Слушай, она хорошая, и в этом одна большая ее проблема. Сильным ведьмам нельзя быть такими. Если ты приведешь ее к себе, она засмущается твоих веселых друзей, соберет рассыпанные письма и сунет их во взломанный ящик, взлетит на метле и закрутит лампочку, чтобы ты не тащил лестницу. А еще ей очень понравится твоя бабушка, потому что Диана очень уважает пожилых людей, а мудрых — еще больше. И она даже не подумает сказать тебе, что ты какой-то не такой, как ей мечталось. Если так будет, можешь смело выбить мне зуб, который я даю, что она так не сделает. Че за комплексы? Знаешь, раз Елагин для тебя кумир, то у него тоже не было ни кола, ни двора, когда он женился. Кожаная куртка и сто раз собранный-пересобранный мотоцикл — все богатство. — Ты-то откуда знаешь? — возмутился Андрей. — Да я тоже втихую фанатела от него и Лазарева в детстве. У Елагина еще и стихия моя! — Дело не в том, — покачал головой Андрей и сел на лавку около подъезда Жени. — Она стесняется меня. Да, я не могу прийти и поплакаться у нее на плече, потому что я мужчина. Это я должен быть рядом, когда ей хочется плакать. Но она… как глыба, все три года! И единственный раз, когда она дала себе побыть слабой, а мне рядом с ней — сильным, она извинилась за это! Да мне в сто раз больше стыдно, что она извинялась передо мной. Я дал повод думать, что осужу ее за это? Женя стояла напротив, сложив руки на груди. Она ковыряла носком ботинка снег и задумчиво жевала губу, выжидая паузу. Андрей снова чувствовал, как противное чувство злости поднимается в груди. Нет, в этот день он должен был поддержать Женю, а не вывалить на нее все свои проблемы. И когда он уже решил извиниться за свой очередной срыв, вдруг услышал: — Она не всегда такой была. — Женя посмотрела на Андрея. — Да, Загорских воспитывают так, что кажется, будто им вогнали в спину кол и вымыли язык с мылом, но Диана раньше была другой. Она была веселой и нелепой, боялась лезть со мной в старые склепы и гулять по лесу, но всегда шла. Просто ты появился немного поздно, Андрей. — В каком смысле? Женя беспомощно пожала плечами и тяжело вздохнула: — Она потеряла очень близкого человека. А сразу после еще один близкий человек просто взял и оставил ее одну. Я люблю сплошные атаки в боевой магии, потому что отбить один удар, даже тяжелый, проще, чем несколько подряд. Ты очнуться не успеваешь, а в тебя летит новый. Ты разве не заметил: у нее нет подруг, хотя полно подлиз. У нее нет парня, хотя половина колдунов душу готова продать, только бы быть с ней. Она очень боится хоть кого-то подпускать, потому что она знает, что такое терять. Снег упал с крыши за Жениной спиной. Это дворники скидывали его на полисадник, и Андрей увидел, как хочет помочь им Моня, но Женя зажала ее в руке. Она стояла и тоже смотрела на крышу, крепко поджимая челюсть. «Она как будто одна.» Андрей присмотрелся. Все это время Женя и Диана казались ему полными противоположностями: вредная кутила и строгая леди. Но вдруг он видел, чем они похожи: жутким одиночеством в глазах. То же самое он видел у Елагина в лесу. И если njn был великим колдуном, то Женя была просто девчонкой — возможно, когда-то оступившейся, но обычной девчонкой. Андрей встал и подошел, взял Женю за руку и улыбнулся ей: — Что бы там ни случилось, я уверен, что она тебя простила. Да, я разберусь с Дианой сам, но, знаешь, мне не помешает маленькая помощь. Возможно, пара советов от ее лучшей подруги. Или лучше… настоящей? — Когда Женя улыбнулась, он улыбнулся тоже. — И я не хочу, чтобы ты думала, что ты одна. Я, может, и не человек, но тоже сгожусь в друзья. Я на твоей стороне, чтобы ты там ни натворила в прошлом. У каждого есть право на второй шанс. Женя прикусила губу, и из ее правого глаза снова вытекла слеза, хотя Женя улыбалась. Она быстро ее смахнула, закивала головой и вдруг обняла его — не бросилась с визгами, как утром, не на прощанье, как часто бывало, а по-настоящему: аккуратно обхватила за ребра и прошептала: — Спасибо. Андрей обнял ее в ответ и потрепал по волосам, как младшую сестру, если бы такая была: — Тебе спасибо. С этого момента, Женя больше не была для него «подружкой Дианы». Но… Все еще оставалась Костровой: — Я рада, что от моей разбитой головы толку не меньше, чем от здоровой.***
Диана мчалась к дому Жени, но предусмотрительно спустилась с метлы еще загодя, чтобы полетная полиция не оштрафовала за нарушения режима полетов: летать в людских городах можно было только ночью. Жене нужно было срочно передать, что медкомиссию по неясной причине перенесли на неделю раньше. Диана рассчитывала, что Женя должна быть дома, все-таки утро, воскресенье. Окно ее комнаты, как всегда, было открыто. И пусть тетя Лена прикрывала его, Диана-то знала, где лежит металлическая линейка, которой можно поддеть крючок старой рамы и распахнуть. Они так делали на каникулах, когда мамы не разрешали оставаться им друг у друга на ночевки: притворялись, что спят, клали под одеяла мешки и сбегали, а перед этим залетали друг к другу в комнаты. Но в комнате Жени не оказалось, только ее толстый кот дрых на тумбочке. На Диану он только недовольно глянул, приоткрыв левый глаз, но тут же лениво зевнул и снова провалился в сон. Диана аккуратно прислушалась к тому, что творится за дверью и улыбнулась: года идут, а ничего не меняется… — Да чтобы я еще хоть раз пустила его на порог… Ни за что. Пусть в следующий раз катится к своим волшебникам. Женя еще… Егоза, пусть только вернется, вот уж получит. Тоже мне, придумала, по ночам где-то шастать. А этот-то, хвост распушил, букет принес! Зла не хватает, даже за ребенком не может присмотреть… «Наверное, это любовь», — подумала Диана и собралась улетать, потому как Жени в квартире не нашла, хорошо хоть разрешение на вход Диана вчера вечером от нее получила, а то так бы мялась у подоконника до прихода Жени. Диана встала на подоконник и вдруг замерла. Внизу стояли Женя и Андрей. Они крепко обнимались, а потом Женя что-то прошептала ему на ухо, и он… обнял ее крепче и ответил. Бам! Ухнуло сердце. Диана оступилась и упала на пол, больно ударившись копчиком о пол. — Женя? — послышались быстрые шаги, и Диана едва успела спрятаться в шкаф. — Вот негодяйка, опять окно не закрыла. Не хватало мне, чтобы сюда еще залез кто-нибудь. Диана прижималась лопатками к доскам шкафа и старалась не дышать. Тетя Лена закрыла окно, забрала сонного кота из комнаты и вышла, после чего дверь шкафа со скрипом отворилась, и в зеркале напротив отобразилось лицо Дианы — потерянное и бледное. Она медленно вышла из шкафа, подошла к окну и сжала рукой подоконник, когда увидела, как Андрей закидывает Женю снегом и весело смеется. Женя отбивается, падает, хохочет, встает и кидается тоже. Им весело. Диана ушла через окно и полетела домой. Наверное, так правильно. Андрею нужна веселая и добрая. Небо знает, как у Жени получается быть такой после всего что с ней случилось, но она сохранила в себе прежнюю себя, в то время как Диана давно потеряла. Она забыла, как это: смеяться громко, улыбаться широко, раскрывать кому-то душу и делиться своим горем с другими. Свое бремя она давно несла в одиночку. — Что случилось? — на пороге особняка ее встретила мама. — Ты бледная, все нормально? — Устала, — сдержанно кивнула Диана. — Пойду к себе, немного полежу. Диана поднялась по витой лестнице на второй этаж, поприветствовала тетю и быстро от нее сбежала: та точно бы пристала с расспросами, как прошел день. Комната Дианы была такой же безликой и пустой, как в общежитии: дубовая мебель, зеленые покрывала и темные шторы. Ни одной вещи не видно, эта комната пустая, как номер в общежитии. Диана никогда не раскидывала вещи и постоянно ворчала на Женю в Поднебесной, что она своими тряпками занимает не только свою половину, но и другую. Женя тогда начинала виновато собирать свои носки. — Я не должна, — прошептала Диана и слабо стукнула ладонью по столу. — Я не могу на нее обижаться. Я сама говорила ей, что он мне не нравится. Соня ухнула и села на стол, подставив свою мягкую шею. Диана протянула руку и увидела, что та трясется. Она подняла глаза на зеркало: по щекам катились слезы. Диана даже не скривилась — просто дала им упасть на деревянную столешницу, упрямо смотря на свое отражение. С ней было что-то не так. Она никогда так просто не сдавалась, никогда не играла в поддавки, но и за парня еще ни разу не боролась. С Таней? Смешно, ведь той нужно лишь внимание, а не любовь. С Мариной? Нет, Диана прекрасно видела, что Марина мечтает о самом популярном парне Поддубного, а не об Андрее Сафронове, мальчишке с доброй и светлой душой. Женя была права: больше всего на свете Диана мечтала дотянуться до этого света. После той проклятой майской ночи знакомство с Сафроновым было подарком Неба. Наверное, она не сошла с ума только потому, что он таскался за ней в первый год повсюду, так ни разу и не оставив одну. Теперь он нужен Жене — это честно, поделиться им, ей тоже нужна его помощь. Диана вытащила шпильку. Вторую. Женя любит другого. А Сафронов? Зачем он вчера сидел и жалел Диану, раз ему нравится другая? Черные волосы упали на спину шелковым полотном. Красивые гладкие волны накрыли плечи и стали мягко перетекать под расческой, качая блики холодного света на черных гладких волосах. — Детка? Ты нормально себя чувствуешь? — в комнату зашла тетя. — Ого, меняем имидж? Я давно тебе предлагала. Твоя мамаша — декан, но тебе-то можно разгуляться. Вот я в твоем возрасте перешила себе всю форму, и никто мне и слова не сказал. Перекинь волосы на одно плечо. Тетя подошла, взбила волосы Дианы у корней и улыбнулась ей в зеркало: — Так-то лучше, такую красотищу прятать в пучки — преступление. Мальчик? Диана отвела глаза и невольно выгнула спину — тупая привычка делать так, когда хочется провалиться под землю. — Ничего не говори, племяшка. Я все поняла. Тетя села на корточки и взяла Диану за ладошки, разворачивая к себе. — Пора выбираться из своей скорлупы, Диана. Она больше не поможет. Ты доказала всем, что сильная, и смогла пережить тот кошмар. А теперь докажи, что можешь жить дальше, — тетя ласково улыбнулась и тут же прищурила глаза: — Все-таки дело в мальчишке? Не отвечай, я и так знаю. Где твои скучные юбки? Ага… мне нужны ножницы и нитки. Оля! Где у нас была швейная машинка. — Саша, зачем тебе? — Надо! — Опять весь дом закидаешь своими тряпками. — У нас ворох горничных, они уберут. — Ладно, посмотри на антресолях. Павел, кажется, убрал ее туда. Диана медленно повернулась обратно к зеркалу и склонила на бок голову, критично разглядывая свое отражение. Многие ей говорили, что она очень красивая. Некоторые комплименты она запомнила. «Жемчужная кожа!» — Диана просто считала себя бледной. «Сапфировые глаза…» — ага, зато раскосые, как у лисицы. «Острые черты лица», — ну да, глаза так и режет. «Тонкая шея…» — это вообще был комплимент? «Прекрасные волосы!» — да, пожалуй, тут природа не обидела. «Ты очень смелая. Я горжусь, что учусь с тобой», — сказал ей Андрей после ее первых чарсоревнований и поцеловал руку. Диана фыркнула, вспоминая: это было нелепо и так неправильно! Он прижался губами к ее ладони, как будто хотел зацеловать до локтя, да и схватил, словно намеревался оторвать, а не поцеловать. — Пусть он поможет Жене, — через силу улыбнулась Диана Соне, затем встала, выпрямила спину и резко откинула волосы за спину. — Ей тоже надо жить дальше. Диана понимала, почему Женю тянет к Сафронову: ей было скучно среди людей, а мир волшебства вернуться она не могла, еще свежо было воспоминание о Зое. Но ведьм из Поднебесной школы наставницы разбирали быстро, да и мальчишек из Чародола, что знали Женю, в Поддубном уже не училось. Женя видела в Сафронове второй шанс, ведь он ничего о ней не знал, и Диана поклялась лично вырвать язык каждому, кто намерится ему хоть что-то рассказать. — Она моя подруга, — твердо сказала Диана, перебарывая дикое желание самой побежать к Андрею. — И она больше меня заслуживает этот второй шанс. Диана глянула на шкаф за совей спиной и быстро подошла, чтобы открыть створку. На небольшой полочке толпились маленькие фигурки — Женя собирала их из человеческих сладостей в форме яиц и присылала Диане ведьминской почтой каждую неделю, что их разлучали на каникулы. На дверцу была приклеена фотография, где им было всего лишь восемь лет, и они стояли у ворот Поднебесной школы. Женя — с лицом, как будто ее ведут на эшафот. Диана — прилежно улыбаясь. Они держались за руки, крепко переплетя пальцы, потому что обе немного боялись идти во второй класс. — Будь, наконец-то, счастлива, — убивая в себе подлую обиду, выдохнула Диана, — подружка.