***
— Аха-ха! — Паша хватался за живот и не мог остановиться. — А ты чего? — Андрей тоже широко улыбался. — Ну, я ей и сказала: давай проверим мою темную душу. Женя, сбежав от стайки ведьм во главе с Загорской, смоталась к парням. Проходила пара по бестиведению, и весь третий курс выгнали в Зачарованный лес, где они уже минут пятнадцать ждали профессора. Женя рассказывала парням, как увлекательно прошла пара по зельеварению, и Паша едва ли не стонал от того, что его там не оказалось. — Извините за опоздание. Все на месте? Это была первая пятница в Поддубном, и бестиведение еще ни разу не проводилось за то время, что Женя здесь училась. И с профессором Приторским ей встречаться тоже пока что не приходилось. Это оказался щупленький мужчина лет сорока, на вид — типичный маньяк. Женя тяжело вздохнула и еще раз оценивающе оглядела профессора. — О чем думаешь? — привалился рядом к дереву Андрей. — Что если колдун похож на маньяка, то это наверняка не он. Еще одну версию в урну. — За мной! Не отставать, без меня ничего не трогать! Руками к зимним цветам не прикасаться. Напоминаю: они все плотоядные. Нестройной шеренгой ученики двинулись за ним по протоптанной тропинке вглубь заснеженного леса. Деревья тут были высокие, укрытые меховыми снежными шапками. Кружево снежинок лежало на их разлапистых ветках и иногда падало где-то в чаще с глухим хлопком. В этом лесу было тихо: ни белок, ни воробьев, ни снегирей — мертвый лес, заселенный страшными тварями для отработки весьма сомнительного дара доминиса. Жене он всегда казался жутким: сжать кулак и остановить чье-то сердце, хлопнуть в ладоши и повысить давление в крови… — Ты можешь не лезть в это? — Почему? Это логично, что я в это лезу. Я же стихийница. Ты, кстати, тоже. Вдруг этот маньячила доберется до тебя? — Я волнуюсь за тебя, — Андрей придержал ветку, чтобы она не дала Жене по лицу. — Ты даже колдовать толком не умеешь. — Чего это?! Сафронов совсем офигел? — Прости, но крохотные шаровые молнии не тянут на всемогущество. — Господа студенты, — профессор Приторский остановился. — Как вам известно, этот лес связывает между собой все магические учебные заведения. Я настоятельно прошу всех не сворачивать с тропинки, чтобы потом мы вас не искали где-то в Англии. А теперь прошу тишины. Приторский взмахнул рукой и указал на животное за своей спиной. — Это циарон — хранитель Поддубного. У Жени неприлично открылся рот: сколько тварей она только не видела, сбегая из Поднебесной школы каждый день, но такой красоты — никогда. Это был олень. Его белоснежно-серебристая шерсть переливалась в свете зимнего солнца, и Жене показалось, будто оно появлялось зимой только для того, чтобы пролить свой слабый голубой свет на шерсть этого циарона. Рога у него были такими большими, что терялись в пушистых лапах высоких сосен, но не путались: они были окутаны серебристой мерцающей дымкой и утопали в ней, когда касались веток, а потом снова появлялись — красивые, твердые, усыпанные драгоценными камнями. А еще у него были голубые глаза. Глаза цвета чистого озерного льда. — …циарон так ищет тех, кто попал в беду. Он — порождение стихии, полная противоположность созданий багровой магии. Это существо легиона света, двенадцатого легиона стихийной магии. — Жень? — голос Андрея и профессора доносился издалека. Все внимание Жени было сосредоточено на полупрозрачных глазах оленя. — Так ты придешь? «Никто не знает. Даже Лазарев». — А он знает, — прошептала Женя и отвернулась. — Да, конечно, я приду. Когда, куда и можно ли со своим алкоголем? Сафронов рассмеялся и хлопнул Женю по плечу, затем наклонился и тихо прошептал: — Тебе можно только с Дианой, и я не буду брать на себя ответственность за пьяную тебя. За тобой и трезвой сложно уследить. — Не дрейфь, я сделаю так, что вся наша команда придет. И еще ведьм десять. После сегодняшней пары я турнула Загорскую с поста королевы вашего Поддубного. — Сомневаюсь. — Провокация? — Не допущу смену власти. Пока Андрей пререкался и подшучивал над Женей, все были увлечены разглядыванием сказочного циарона. Он стоял и ел чистый снег, с каждым глотком его шерсть вспыхивала серебристым сиянием. Женя невольно возвращалась к нему взглядом. Наверное, такой зверь мог вызвать только восхищение, но Женю он пугал. Своим царственным видом, нерушимым спокойствием, прозрачными глазами… Он же хранитель, почему не охраняет свой институт от проклятья? Олень замер, и все замолчали следом. Он медленно оторвал морду от снега, разогнул могучую шею и показал густой мех, треугольником спускавшийся к его груди. Кончики рогов превратились в дымку, когда грозились запутаться в голых ветках осины. Циарон повернул морду и посмотрел прямо на Женю. — Он идет к нам! «Он идет ко мне, — запоздало подумала и Женя и сразу после: — Твою мать…» Он растерял свое величие, когда помчался с заснеженного луга прямо в сторону студентов. Сначала все обрадовались, что циарон бежит к ним, но Женя сразу рванула прочь. Олень настиг ее в мгновение ока. Она сама не заметила, как упала в снег, тут же в лицо ей пахнуло морозом, что повалил из широких ноздрей чудища, а следом прозрачные глаза сковали ее душу, и циарон взревел, встал на задние копыта, чтобы передними раздробить ее грудную клетку… Его смело ветром в сторону, а следом Приторский сжал кулак и снег стал засыпать чудище. Олень, противясь, отступал под напором пурги. Перед Женей тут же на колени упал Андрей и взволновано оглядел ее. — Ты как? — Супер, — прохрипела она и закрыла глаза. По шее текла теплая кровь.***
— Н-е-е-ет! Не-е-е-е-ет! — Женя прекрати! — разозлилась Диана и хлопнула ладонью по коленке. — Ты голову разбила, вот о чем стоило бы позаботиться! — Да моя голова выздоравливает сразу, как только слышит слово «вечеринка», а уши я себе не разбивала. Ну, Диан, Дианочка, солнце мое ненаглядное, ну пожалуйста. — Нет, — возмущенно фыркнула Диана и резко встала, чтобы отойти к окну. — Ты с ума сошла? — С ума меня сведет овсянка на воде и круглосуточная тишина! Диана смотрела на улицу. Она приложила ладонь к лицу и устало потерла переносицу. На ее тонких плечах болтался больничный халат, под которым темнела форма Поддубного, Диана стояла ровно, но Женя видела, что она устала. Что такого могло произойти за пару часов, пока Женя была без сознания? — Скажи, ты можешь вести себя спокойно? Женя поняла, что они перешли к фазе «серьезный разговор», значит случилось что-то действительно серьезное. Диана резко развернулась, обхватила себя за плечи и беспомощно пожала плечами: — Да тебе и проклятье не нужно: ты без него отлично справляешься. — Загорская, хорош. Мне не пять лет, я сама за собой присмотрю. И вот еще новость, какого, простите, Неба ради я должна отвечать за чокнутых оленей? Иди у него спроси, что ему стукнуло в башку, что он меня чуть ни прикончил. Слушай, лучше дай освобождение от тренировок, а? — Не дождешься. Врач сказал, что целебный отвар поднимет тебя на ноги за сутки, так что завтра жду в зале. — Диана коварно улыбнулась: — Пропустишь ты только вечеринку. — Загорская! Ты… Подруги так не поступают! Вдруг послышались громкие шаги за дверью и чьи-то быстрые слова: — Вов, с ней все нормально. Володя, подожди меня! — Нам крышка, — успела обреченно прошептать Женя, и дверь отлетела в сторону. На пороге стоял эксперт в области всех взбесившихся чудищ, главный врач всея Поддубного и просто волшебник, без которого, конечно же, нельзя было обойтись, — папа. Диана тихо попятилась к окну, пропуская его вперед. Женя села на постели и выдавила улыбку: — Привет. Он был зол. Самое худшее, что было в его злости — внешнее спокойствие. Он зашел в палату, сел на кровать Жени и требовательно на нее посмотрел. Любой другой решил бы, что отец просто пришел справиться о здоровье своего единственного и горячо любимого ребенка, но Женя знала этот сухой требовательный взгляд под названием «Доигралась». — Я все объясню, — глубоко вздохнув, начала Женя, но была прервана: — Володя! — в дверях появилась тетя Оля. Она запыхалась, поэтому долгих три секунды только поправляла пучок и халат на плечах. Диана скромно мялась у подоконника, Женя мечтала слиться с кроватью, папа пристально глядел на ее перебинтованную голову, а тетя Оля думала с чего начать. — Она жива и здорова. — У нее разбита голова, Оль, — твердо и тихо сказал папа, даже не повернувшись. — Тебе нельзя здесь находиться. Как я объясню это врачу? Ты декан другого факультета. — Тебе оправдываться перед ректором, а мне — перед ее матерью. Всем больно любопытным скажи напрямую интересоваться у меня. — Ха, я бы не рискнула, да, — попыталась разрядить обстановку Женя, за что тут же получила сразу два убийственно строгих взгляда: от отца, и от Дианы. — Ладно, молчу. — Как это вообще произошло? С каких пор Приторский ведет бестиведение? — папа подсел ближе и наклонил Женину голову. Она покорно дала себя всю ощупать и пару раз пошипела для порядка. — Шафлинский вчера заболел, Приторский просто заменял пару. — Я ничего не подписывал. Кто согласовывал замену со мной? — Володя, замену согласовал сразу ректор. Успокойся. Наш врач — очень умелый доминис. Он сразу срастил Жене ткани, у нее осталось только пару синяков. — Снимай бинты, — строго приказал папа. Диана тут же подошла помочь. — Диан, сделай так, чтобы я сегодня осталась в больнице, — прошептала Женя, пока родители пререкались где-то в стороне. — Зачем? — Просто сделай, как прошу. — Да что я скажу твоему отцу? — Что мне надо побыть под присмотром врачей, что ты по мне сильно соскучилась, что… — Собирай вещи, я отвезу тебя домой. — Спасибо, папуль, — приторно улыбнулась Женя и тут же притянула Диану к себе за шиворот: — Придумай что-нибудь, Загорская! Диана дернула головой, вырывая воротник из рук Жени, выпрямилась и глубоко вздохнула. — Владимир Романович… — на нее даже не обратили внимания, пока выясняли, какое это Небо рухнуло ректору на голову, что он решил не согласовывать замены. — Владимир… Дядь Вов! — Да? — папа был рад оторваться от разгневанной мамы Дианы. — Жене нужно остаться тут. — Почему? Логичный вопрос, и Женя надеялась, что Диана придумала на него не менее логичный ответ. — Потому что… Сегодня у команды Поддубного вечеринка. Она уже уговаривала меня ее отпустить и клялась, что сбежит. От тети Лены сбежать проще, чем из медкорпуса, а вы же с Женей не останетесь дома? — А… — Женя открыла рот. — Здесь она будет под присмотром. Я попрошу девочек из команды с ней посидеть ночью, чтобы она не оставалась одна. И вы же сами ставили защитные заклинание вокруг медицинского корпуса. Сюда никто не пройдет. Папа задумался, потер подбородок и едва заметно улыбнулся. — Я согласен с тобой. Женя, я съезжу к маме и расскажу о том, что случилось, так что жди долгого и серьезного разговора. — У меня-то по телефону, — обиженно буркнула Женя, складывая руки на груди и приваливаясь к спинке кровати, — а вот тебе допрос вживую зарубят. Папа согласно кивнул, и Женя поняла: шанс остаться с мамой наедине — пусть и на почве небольшой неприятности — появляется у папы нечасто. А сегодня Женя и на ночь не вернется. Ее глаза сужались по мере того, как она догадывалась до планов папы на этот вечер. Он в ответ все хитрее кривил губы. — Выздоравливай, доченька, — пафосно сказал папа, поцеловал в щеку и тут же прошептал на ухо: — Хоть шаг из палаты — я за себя не отвечаю. — Клянусь Моней! Моня вздрогнула и зажалась в угол, когда папа на нее посмотрел. — Что ж, надеюсь, мой любимый безмозглый веник тебе дорог. Пока. Только папа успел отойти к двери и открыть тете Оле дверь, как в палату вошел еще один колдун. Столкнувшись с папой в дверях, он удивленно глянул на него и спросил: — Господин Елагин? Что вы здесь делаете? — Профессор Загорская попросила меня проверить студентку на следы багровой магии. Тетя Оля согласно закивала и предупредительно заградила папу собой, мило улыбнувшись Приторскому. Оно и правильно: вид у папы был таким, как будто он прямо сейчас испепелит того, кто не очень-то своевременно спас его дочь. — Циарон — существо стихии света, оно атакует все, в чем почует багровую магию, враждебную силе своих создательниц, — пояснила тетя Оля. — Кострова — стихийница. Вдруг заклятье завороженных уже прицепилось к ней, и циарон дал нам это понять? Но, к счастью, профессор Елагин ничего не обнаружил. — Значит он все-таки взбесился! — с порога рубанул Приторский и вошел в палату. Его цепкие маленькие глазки впились в Женю, и папа тут же загородил ее собой: — Объяснитесь, профессор. — А что вам не понятно, Владимир Романович? После смерти последней Никольской циарон стал простым лесным оленем. Он не охраняет наш институт, потому что за сотни лет здесь не происходило ни одного подобного инцидента, но вот, не прошло и четырех лет после смерти Зои Никольской, как у нас по институту бушует проклятье. Он опасен. Наступила тишина. Приторский смотрел на папу снизу вверх уверенно и твердо: убить циарона — вот что спасет весь Поддубный. Но за искренним страхом за жизнь своего университета и учеников, за праведным желанием помочь всем, Женя вдруг увидела в глазах профессора нечто противное всему вышеперечисленному — провокацию. Тонко рассчитанную на папин страх за нее, Женю. Хорошо разыгранную здесь, в стенах больницы. И так аккуратно составленную: в лесу, на глазах у всего курса. — Нет! — выпалила она прежде, чем успела подумать об аргументах. Все три профессора повернулись к ней. — Эм… Я сама его спровоцировала. Ну, я показала ему язык, потом стала махать руками и… я сказала вслух фамилию Никольских, и циарон именно тогда помчался на меня. Видимо, он решил, что я не уважаю их семью. Диана сжала пальцами простынь, но нашла в себе силы отвести ошеломленный взгляд от Жениного лица и уверенно кивнуть маме: — Да, я слышала и видела. Приторский лишь на мгновение прищурил глаза, а после этого сухо кашлянул и осуждающе покачал головой: — Это нарушение всей техники безопасности. За такое отчисляют, госпожа Кострова, — Приторский требовательно глянул на тетю Олю, но тут же понятливо усмехнулся и кивнул: — Сколько стоят ваши соревнования, госпожа Загорская? — На что вы намекаете? — возмутилась тетя Оля. Приторский не обратил на нее внимания — цепким взглядом он держал лицо Жени, не давая отвернуться. — Я видел, как вы смотрели на циарона, госпожа Кострова. Вы испугались его почти сразу, как увидели. Вы отошли, увели за собой Сафронова и стояли поодаль, в то время как все хотели подойти поближе. Что вас напрягло? Женя фыркнула: — А что напрягло вас в ночь, когда Алина Медникова стала жертвой проклятья? Часто гуляете по подвалам, господин Приторский? — Довольно, — твердо оборвал Приторского папа. — Покинем палату, девушке надо отдохнуть. Спорить с ним Приторский не попытался — вышел первым, а за ним тетя Оля, потом и папа. Женя осталась в комнате с Дианой, и несколько секунд они сидели молча. Наконец Диана повернулась и подняла на Женю глаза, но услышала: — Не сейчас. Мне надо подумать. — Обычно добром это не заканчивается, — со вздохом встала Диана, но не нашла в себе сил уйти быстро. Она рассерженно выдохнула, резко развернулась и спросила: — Ты хоть понимаешь, в чем обвинила преподавателя? — Мне надо подумать! — с нажимом повторила Женя и кивнула на дверь, затем опустила голову на подушку и накрылась простыней с головой. — Раздери Небо! — услышала она гневное от Дианы и улыбнулась. Женя валялась под одеялом несколько часов, сосредоточенно выводя круги на простыне указательным пальцем. Она еще точно не поняла, зачем Приторскому избавляться от циарона, но что она знала точно: циарон — единственное, что действительно охраняет Поддубный и служит магии света, а не багрянца. Это чистое существо, чья жизнь отдана служению стихии двенадцатого легиона и крови Никольских. Это с ней, с Женей, надо разобраться, а не с этим благородно-рогатым воином. Мысли в голову лезли самые отвратительные. Одна страшная догадка о причине, по которой циарон взбесился, все-таки поселилась в ее душе. Конечно, книга багровых проклятий была ни при чем, Женя пользовалась ей больше трех дней назад — за это время весь запах багровой магии выветрился бы. Но циарон учуял что-то. Он побежал прямо на нее. Он испугался… за учеников, за свой лес, за институт, который охраняет не один век. Женя опустила край перчатки и внимательно рассмотрела свой левый локоть, Моня зависла рядом, и тогда Женя приложила пальцы к венам и прикрыла глаза. «- Давай, Жень! Разозлись, ударь меня. Это игра, а не бой! — Сафронов, у меня не получается! — У тебя не может не получаться. Шел снег, Андрей ветром нагнал туч, потому что думал, что это поможет Жене вызвать свою стихию, но все было тщетно. Уже неделю они приходили каждый вечер на поле Поддубного и пытались призвать хоть что-то больше горошинки шаровой молнии. — Стихия — это ты. Она всегда в тебе, ее нельзя отнять. Если в мире есть что-то невозможное, то это — отделить ведьму от своей стихии. Ты же родилась с этим, Жень, общение с людьми не могло этого отнять. Давай еще раз! Удар! Женю отнесло порывом ветра в сугроб. Еще раз. Удар! У Жени в руках мигнула вспышка белого света и тут же потухла под порывом ветра Андрея. Еще раз. Еще раз. И еще. И так каждый вечер по четыре бесполезных часа. Так целые дни, которые Сафронов просиживал с ней в библиотеке, пытаясь понять, что может помочь снова развить навыки стихии, так длилась целая неделя, а до соревнований оставалось всего ничего: нормативы надо было сдать через две недели. На следующей будет завершающий тур у парней, потом Новый год, а уже в феврале — соревнования ведьм. Времени не было, как и сил смотреть на упорного и доброго Андрея, которому никто не потрудился объяснить, что дело совсем не в людях». Женя смотрела на рисунки на своих руках и жевала губы. Почему она тогда потеряла сознание? Почему она проснулась, и молнии все еще слушались ее, хотя по всем правилам того и этого света заклятье должно было вытащить из Жени всю магию, всю стихию? А если это заклинание не только убило Зою, но сделало что-то еще, чего не видели опоздавшие учителя, чего не смогли найти отец с дядей Лешей, что никто и никогда не узнал бы, если б только сейчас циарон не увидел своими прозрачными глазами что-то страшное, что напугало его и заставило обороняться. Лед — самая правдивая стихия вселенной. — Я убила Зою, — пожала плечами Женя и устало зачесала волосы назад, — и Циарон это знал. Что-то здесь было не так, но для ясной картины Жене за сегодня нужно было провернуть еще одно дельце, за которое она и принялась, как только Сеттера с Катей пришли в ее палату. Женя усадила ведьм на стулья, впихнула им в руки листы и с видом генерала перед сражением начала расхаживать по комнате и озвучивать свой план, шлепая босыми ступнями по холодному полу. — Ты сдурела? — не скромничала Катя. — Нас не пустят в реанимацию, а карточки завороженных лежат в их палатах. Зачем это вообще делать? — Эм… Да, Женечка, зачем тебе это? — Сеттера вспорхнула со стула и подбежала к Жене, мягко опустила той на плечи руки и усадила на кровать. — Отдохни, ты устала. — Затем, чтобы разобраться, кто тырит мозги у ваших подруг. — До этого даже учителя не догадались! Даже Елагин! С чего ты взяла, что ты разберешься? — настаивала Катя. — Оу, Елагин для тебя неподражаемый авторитет… — Да, — твердо кивнула Катя. — Он герой. Он специалист по багровой магии. Таких во всем мире только два. — Или больше, но ты о них не знаешь. — Замолчи. Катя швырнула листок на пол и, резко встав, направилась к выходу. Сеттера хотела метнуться за ней, но Женя придержала ее за руку. Вслед Кате она только сказала: — Я хочу им помочь. Им, а не себе, потому что даже из самых страшных передряг, я всегда выхожу сухой. А ты хочешь помочь своей подруге? Катя замерла в дверях, потому что Женя знала куда бить. Бить таким наивным и добрым девчонкам, которые уважают чужие подвиги, верят в героев — по-настоящему, а не для пятерки по истории; девчонкам, которые хоть и вредные, но дарят браслеты-обереги, которые уважают дружбу и ценят друзей намного больше любого здравого смысла. — Пройти в реанимацию невозможно, — еще слабо протестовала Катя, но подняла на Женю вопрошающий взгляд: — Но ты уже что-то придумала, не так ли? — Конечно! — Женя завела Катю обратно, ногой захлопнула дверь, и привалилась к ней спиной, чтобы никто больше не смог сбежать. — Все просто…***
Пустые коридоры реанимации были жуткими. Там светило только несколько лампочек, и их теплый рыжий свет разливался по вымытому паркету, отражался от стекол палат и поднимался по дубовым стенам. За широкими дубовыми дверьми находилась комната, устланная мягким ковром с толстым ворсом. Внутри по периметру были расставлены роскошные кровати. Женя стояла посреди палаты неподвижно и смотрела на девушек, что лежали с протянутыми в стороны левыми руками. По тонким трубочкам капельниц к их локтям текли капли лекарств. Палата была непривычно уютной, как будто это просто комната общежития, даже белье на постелях было цвета легиона стихии: у водницы — синее, у воздушницы — желтое, у металлички — серое, у ведьмы земли — зеленое, а у огневички — красное… Катя тоже замерла. Ее потерянный взгляд впился в лицо девчонки, что лежала под красным одеялом. Женя не мешала: она тихо отошла от Кати и присела около тумбочки первой из ведьм. Ее план был прост: если защитные заклинания стоят только вокруг больницы, то вокруг реанимации выставлять их было нельзя, так как защитные заклинания не пропустили бы сильные чародейские лекарства, приняв их за опасность. Поэтому у входа в реанимацию стояло много сторожей-птиц. Могучие совы сидели под потолком на деревянных перекладинах и зорко следили за каждым вхожим. Но их взяли на себя метлы: под предводительством Мони три метлы летали по коридорам и наводили шорох на больницу, пока Катя искривляла пространство. Властелином материи она оказалась неплохим: сначала заставила стену в Жениной комнате исчезнуть, и они оказались в соседней пустой палате. Затем Катя искривила пространство и разрезала его полотно, открывая портал прямо в комнату завороженных. Пространство — любимая материя своих властелинов. И вот они оказались в этой пугающе живой комнате. Создавалось впечатление, будто девочки просто спят — такие красивые, ухоженные, просто уставшие. Женю злил этот фарс, она ненавидела обманывать себя и когда пытаются обмануть ее. Этим ведьмам все равно, какого цвета у них наволочки. Им плевать, как часто пылесосят эти дорогущие ковры и моют окна, в которые они не могут посмотреть. Красивая комната не заменит им спасения. Чтобы не тратить попусту силы, Женя стала разбираться в карточках девушек. Она читала очень внимательно про отличные способности к владению стихией всех завороженных. В медицинских документах указывался уровень силы ведьмы и много другого, чему бы люди удивились. Было важно, потеряла ли ведьма девственность, когда она в последний раз видела во сне свою стихию и как часто она летает на метле. Женин взгляд ни за что не цеплялся. Сильные ведьмы, талантливые, одни из лучших в своем легионе в Поддубном. Среднее образование у всех разное. Одну школу Женя даже не знала. — Что ты ищешь? — тихо спросила Катя. Она по-прежнему стояла посередине комнаты. — Не знаю, — честно ответила Женя и покачала головой. Безрезультатные поиски стали ее утомлять. Еще жутко болела голова после сегодняшних приключений. — Хоть что-то. Катя присела около тумбочки огневички и открыла ящик. Она взяла карточку и стала ее листать. Женя присела рядом. Школа Драконьих долин — неплохо для мастерицы огня. Седьмой уровень — отлично… а дальше лист стал мокнуть, чернила — расплываться. Женя посмотрела на Катю и отобрала у нее медкарту. Ее взгляд наткнулся на кое-что странное именно для этой ведьмы. Жанна… И как ты с этим собиралась участвовать в соревнованиях? Женя внимательно посмотрела на милое лицо огневички и поняла, как гадкое проклятье добирается до ведьм. От догадки ее отвлекла только Катя, которая искала платок, чтобы вытереть слезы. Ей не хотелось выглядеть слабой, она стыдилась слез, и Женя решила не обращать на нее внимания, чтобы не давать повод ненавидеть себя еще больше. Но поиски платка затянулись, и Женя первая вытащила из кармана мятую салфетку. — Не плачь. — Не плачь? — усмехнулась сквозь слезы Катя. — Может, мне стоит постоянно хохмить и язвить всем подряд? Быть веселой, блистать своим чувством юмора и громко хохотать в столовой? Женя молча приподняла бровь. Катя явно не знала, что такое тонкий намек. — Ты не заменишь ее. Сколько бы ты ни старалась, какой бы классной ты ни была, Женя, но ты не она. — Катя посмотрела на Жанну и вдруг затряслась. Она уронила голову на руки и пару раз всхлипнула. Женя облокотилась спиной на ножку кровати и посмотрела в потолок, оттуда вниз спускалась помпезная люстра. Свет дрожал в залитых слезами глазах Кати, и вытаскивал наружу все то, что накопилось за эти несколько недель без лучшей подруги. Гадость, которая травила душу, теперь лезла и выдавливала страх, как пасту из тюбика. Катя пыталась, но не могла остановиться. — Я должна была это остановить! А я просто… Просто проспала! Мы жили с Жанной в одной комнате, а я даже не проснулась в ту ночь! Это я, я должна была ей помочь… — Прекрати. — Я могла вырастить перед ней стену, приковать ее к стене, сковать ей руки! — Катя, она… — Что стихийник может без рук? А я просто уснула! И теперь она в коме. Теперь она… — Жива. — Голос Жени прозвучал пугающе глухо. Катя оторвала руки от лица и нахмурилась: — Она в коме… — А не в гробу, — твердо пресекла Женя. Про себя она считала до десяти и сжимала за спиной кулаки так, что скрипела кожа перчаток. Катя замерла и моргнула, прогоняя слезы из глаз. — Тебе не понять меня. Есть вещи в этой жизни, к которым ты относишься серьезно? — Нет, — задорно усмехнулась Женя, возвращая самообладание. — И этим я тебя злю. Она вернула карточку в тумбочку и встала, Катя поднялась следом. Женя напоследок оглянула палату и довольно улыбнулась, когда нашла еще одно подтверждение своей догадке. Девушки были похожи. Странно похожи: только в глазах той, кто раньше их никогда не знал, кто не отличил бы одну от другой в темноте — в глазах Жени. У всех короткие волосы, у всех они темные. Для кого-то это ничего не значило, но в мире багрянца красный песок слепит глаза и нет солнечного света. Там живут почти слепые существа, которые могли не отличить одну от другой. Тем временем Катя снова разорвала пространство, приоткрывая путь в соседнюю от Жени палату. Они специально предохранялись, чтобы если на утро кто-то хватится из-за погони сов за метлами в реанимации, то в Жениной палате не нашли следов разрыва пространства. Сеттера ждала их внутри и пряталась под простыней, притворяясь Женей. — Девочки! Ох, как я боялась, что вас поймают! Сеттера тут же обняла их обеих и поцеловала в щеки. — Чуть со страху не умерла, когда сюда пришел врач. Ну что? — Да, — Катя требовательно посмотрела на Женю. — Ну что? — Я вам не Загорская, с меня можно требовать только лишней порции приключений на ваши задницы, — Женя развалилась на кровати. — А вообще, у меня к вам вопрос. Как давно ваша подруга Жанна лишилась девственности? — Что? — синхронно спросили ведьмы, и Женя довольно улыбнулась: как она и думала! — То есть у нее не было парня где-то в начале декабря? — Она девственна, иначе бы ее не допустили до соревнований. — Вот! — вскочила с кровати Женя. — Вот, где он ошибся. Зачем ведьме-участнице чарсоревнований терять девственность за две недели до медосмотра? Зачем она шла к Диане в ту ночь? Уже заколдованная, или хотела раскаяться в том, что совершила глупость и ее не допустят? Вдруг на Жанну напали не в комнате и даже не в коридоре, а намного раньше — в день первой ночи. Он подсадил заклинание, но активировал тогда, когда нужно… — Да кто! — не выдержали ведьмы. Женя придержала запал своей безумной мысли и на пятках повернулась к Сеттере с Катей. — Очевидно, тот, кто заколдовывает ведьм. Они все уже взрослые ведьмы, и я почти уверенна, что потеряли невинность с одним и тем же негодяем. Теперь-то мы его выведем на чистую воду! — Как? — пока Сеттера переваривала сказанное, Катя перешла к делу. Женю такой подход радовал — она пожала плечами и хитро протянула: — Ну, на вашу радость и на мой преогромнейший позор, я до сих пор девственница. У ведьм снова округлились глаза. Первой очнулась Сеттера: — Ты же не предлагаешь… О нет, как же потерять невинность с человеком, которого не любишь? — И тебя тогда тоже не допустят до соревнований, Женя. — Люблю тебя, Катюш, за практичный подход, — мигнула Кате Женя. — Но я не собираюсь с ним спать и палить себя своими же молниями. Просто ловля на живца. Нам надо лишь понять, кто он. — А вдруг он… возьмет тебя без твоей воли, — Сеттере стало плохо, и Женя услужливо уступила ей свою кровать. — Сеттера, милая, это не такой уж быстрый процесс, чтобы я не успела шарахнуть грозой ему между ног. Попей воды. Итак, с завтрашнего дня я объявляю нашу операцию под кодовым названием «Вражина» начатой. Вы со мной? Сеттера с Катей неуверенно переглянулись, но Женя их не торопила: ей нужны серьезные союзники, а не вдохновленные пустыми речами девчонки. Это игра с багровой магией. Обряд с лишением невинности и захватом сознания… Некоторые сказки Поднебесной школы — совсем не сказки. — Откуда ты знаешь про это проклятье? — Катя, я училась в Поднебесной школе, там было много запрещенных книжек. — И ты, конечно, не держала себя в руках. — Верно мыслишь, именно благодаря своему любимому шилу я знаю эту дрянь. И не думаю, что Елагин не догадался. Просто… На роль невинной ведьмы он тянет меньше всего. А мужчину вообще можно лишить девственности? Катя закатила глаза, а Сеттера покраснела, и на ее бледной коже это было заметно даже ночью. — То есть мы поможем Владимиру Романовичу? — Ага, подменим на ринге, так сказать. Староват он для таких проклятий. И явно не во вкусе нашего злодея. — Тогда я с тобой. Уф, это так волнительно. Надо пожать руки? — А ты? — Женя пожала руку Сеттере и повернулась к Кате. — Выход там, я не держу. И да, я начинающий специалист в багровой магии. Теперь ты знаешь целых трех. — Ты чокнутая, — фыркнула Катя и глянула на стену, которую только что сама сшивала. — Но… Наверное, с этой дрянью так и надо. Я с тобой. Катя пожала Жене руку и заглянула в глаза: — Спасибо, — едва слышно прошептала она, и Женя попыталась улыбнуться поддерживающе, но не получилось. Все потому, что на пороге, как гром среди ясного неба, возникла Диана. Страшно мигнул фонарь коридора за ее спиной, и на плечо приземлилась пушистая белая сова. Диана медленно перешагнула порог, прикрыла за собой дверь и повернулась к ведьмам. — Что тут происходит? Все молчали. — Женя? — Эм… Парней обсуждаем. — В три часа ночи? — А когда еще? Диана шумно втянула воздух и указала рукой на дверь. — Уходите отсюда. Еще мне не хватало завтра оправдывать вас перед ректоратом. Я просила просто с ней посидеть. — Дианочка, прости — пропищала Сеттера и побежала к двери. — Прости, — согласно кивнула Катя, поправила очки и снова создала портал, по крайней мере, в пределах больницы защитные заклинания перемещаться не мешали. Диана с Женей остались наедине, и Женя долго делала вид, что не замечает испепеляющего взгляда, не слышит тяжелых негодующих вздохов… — О, у тебя своя сова на стреме в реанимации? Типо наш человек? Крот в их логове? Засланный казачок? — Елагина… — Не начинай. — Что ты творишь? — по слогам отчеканила Диана. — Говори! Либо я прямо сейчас вытащу это из твоей головы. Женя тоскливо глянула на Диану, но делать было нечего — Женя все рассказала. Через пятнадцать минут долгих объяснений, они вместе сидели на подоконнике, подобрав ноги, гладили задремавшую у Дианы на коленях сову и молчали. Женя думала, что ей тоже хочется сову, а то Васька какой-то бесполезный кот, а сова вон — целый шпион. Фамильяры-животные могли быть только у менталистов и все эти сказки про черных котов и ведьм — были только о тех, кто властвует над чужим сознанием. Потому что лишь менталисты могли читать мысли животных и понимать их, а не любая ведьма, как считали люди. — Жанна… Этого не может быть. У нее даже парня не было. — Пф, конечно, с графиком ваших тренировок даже видос «Как научиться целоваться» некогда посмотреть, — Женя наткнулась на потерянный взгляд Дианы и прикусила губу. — Я не знаю, когда это могло произойти. — Я смотрела историю ее карты. При медосмотре в середине ноября она была девственна. Что было в начале декабря? — Ничего… — Диан, очнись, — Женя пихнула ногой Дианину коленку. — Что было в начале декабря? Диана умела себя брать в руки мгновенно, и Женя всегда завидовала этому умению. Вот бы тоже в секунду превращаться из убитой новостям девчонки в сильную спокойную ведьму, а не застывать и не считать до десяти, приказывая себе успокоиться. Но Загорские — менталисты. Умение держать эмоции и мысли под контролем — их конек. — Кажется, где-то в это время Андрей с командой отмечали победу над Морским. Но я точно не знаю, меня там не было. «Вот сюрприз», — закатила глаза Женя. — Катя уезжала к родителям, Сеттера — к сестре. Я была дома. А Жанна осталась. — Ты же понимаешь, что все это время был парень, по которому она жутко сохла, но с которым не общалась в силу вашей тупой ведьминской традиции быть неприступными стервами. А потом ты, мой любимый тиран, уехала, и Жанна лишилась последнего столпа своего снобизма. Она пошла на вечеринку, где ее соблазнил какой-то паренек, они переспали, после этого проклятье обрело силу. — Что с того? — обессиленно пожала плечами Диана. — Нам это ничего не дает. — Важно другое, — Женя посмотрела на ладони в перчатках и сжала кулаки. — В том, что Жанну кто-то отверг, давно или недавно, виновата ее сила. Кто-то отказал ей из-за огня, из-за того, что она ведьма. Стихия никогда не убьет свою ведьму, только если ведьма от нее не отреклась из-за разбитого сердца. — Что? — у Дианы дрогнули брови. — Кто-то разбил ей сердце? — Да. Потеря невинности — лишь активация. Пока ведьма девственна, стихия воспринимает ее как ребенка, которого нужно оберегать. Как только ведьму лишают невинности, стихия слышит отречение, и неважно, когда именно ведьма возненавидела часть себя. Стихию как будто выгоняют из дома. Сердце ведьмы — больше не ее храм, следовательно, она больше не знает, кто ее повелительница, поэтому может причинить боль. Диана сосредоточенно кивнула и повернула голову. Она рассматривала лицо Жени, пока та гладила указательным пальцем мягкие перья Сони — так звали сову. — Подожди, но это же просто… сказка. — Хм, — задумчиво улыбнулась Женя. — Ты не веришь в сказки, Диана? Диана молчала, и Женя посмотрела на перчатки. — Напрасно, потому что ведьме неприлично в них не верить. Это же наши учебники по истории. Мы написали их, но так старались убедить людей, будто это выдумка, что сами поверили. А ведь кто сказал, что чокнутая злая ведьма не могла отдавать девочек на растерзание графьям Багрового царства, где их насиловали, заставляли ненавидеть свою силу и возвращали сломленных рабынь? Сеттера забыла упомянуть, что за ночь с девственной ведьмой вельможи платили директрисе властью над силой девушек — она управляла их силами и сознанием. Забирала девчонок из деревень с криками, что те ведьмы, и отдавала их этим багровым гадам. Какая бы тут не возненавидела свою силу? — Поднебесный ковен… — поняла Диана, и Женя согласно кивнула: — Ковен ведьм с разбитыми надругательством сердцами, отвергнутыми стихиями и психопаткой во главе. Если бы дочь директрисы не восстала, мир мог бы быть совсем другим. Власть — пугающее слово. И когда-то по преданию оно очень напугало дочку самой злой ведьмы на свете. Когда-то этот благородный страх вселил в маленькое черное сердце искру света — то была первая искра магии света, которую девочка спрятала от своей матери, сохранила, вырастила и полюбила. Та девочка — первая Никольская. Первая верховная ведьма и спасительница земли от власти чокнутой карги, которую в народе прозвали Салтычихой. — Твою мать. — Женя улыбнулась, когда Диана со стоном растерла себе руками лицо. — Поднебесный ковен — самый кровавый ковен, знавший самые жестокие заклятья. — А чему ты удивляешься? Помнишь мы с тобой спустились в школьный подвал и нашли стены, заляпанные кровью? Кажется, мы тогда шагали по чьим-то костям. — Да, я много чего не могу забыть из нашего детства! — фыркнула Диана. — Но я уже… Не знаю, отвыкла. Наверное, наша школа вправду проклята. «Не школа», — вздохнула Женя и глянула в зеркало. — Короче, мы снова в заднице, Загорская. Вполне возможно, что Салтычиха жива. Что она хочет отомстить за своего брата, Багрового князя. И я, кажется, знаю, кому она будет мстить… Диана резко повернула голову и тут же ей замотала: — Нет. Нет-нет-нет. Причем тут ты? — Ну, как бы тебе сказать… Когда я тогда побежала за Зоей, я понимала, что мне надо тянуть время, и решила позлить духов. Я… — Женя, ну же! — Короче, я сказала… « — Это я дочь того, кто убил вашего князя! Ветер был сильным. Резкий запах сводил с ума. Противный сладко-кислый — запах смерти и боли. Этот ветер был совсем некстати, он доносил смрад от духов. Их уродливые пасти тряслись от злости, а потом стали шататься от хохота — визгливого и страшного. Сердце сжималось в семечку, когда Женя это слышала…» — … сказала им это?! — А? — Женя тряхнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания. — Я спрашиваю, что вдарило тебе в голову, зачем ты сказала им это? — Говорю же, тянула время. Суть в другом. Присядь, а то упадешь. Женя усадила Диану на кровать и аккуратно положила ей на колени сову. — Они похожи на меня. Все те девушки внешне очень похожи. Ты знаешь, что духи магии багрянца плохо слышат. Строение их организма такого, что в нашем мире они вовсе слышат только то, что сказано конкретно им. И я крикнула им это почти в их уродливые уши, а вот Зоя звала меня по имени, но они его так и не узнали. Зато внешне могли запомнить. Почему ты не обратила внимание, что у всех пятерых темные волосы по плечи, у них у всех почти одинаковый рост? Мой рост, Диана. Они смотрели друг на друга и молчали — этот диалог был слишком важным, чтобы думать, какие подобрать слова. Как описать страх за близкого человека? Как передать то, что Диана проклинала себя за то, что позвала Женю в Поддубный? Почему никто не придумал слово, которым можно было бы рассказать, что чувствует ведьма, которая до ужаса боится потерять еще одну подругу? То было в глазах Дианы — строгих и напуганных. А Женя смотрела по-другому: «Ты помнишь каждую нашу передрягу, правда? Как нас едва ли не съели волшебные твари в лесу, и ты тащила меня на сложенных еловых лапах, потому что я сломала ногу. Нам было девять. Ты помнишь, как ты летала и попала в плен к горным шельдам, и я карабкалась по той скале, хотя жутко боюсь высоты. Помнишь, как мы пошли Ее спасать? Ты все помнишь, Диана. Мы обе до сих пор живы…» — Мы должны это закончить, — твердо сказала Женя. — Я должна. Диана посмотрела на сжатые кулаки Жени и прикрыла глаза. — Небо, как же без тебя было хорошо, Елагина! — Диана схватилась за голову и откинулась назад, зарычав: — Как же было спокойно… Черт возьми, что у тебя за план?! Женя рассмеялась и плюхнулась рядом с Дианой. — Я тут подумала: я же вырубилась тогда. Все-таки, заклятье иссушения — штука неприятная. И я не знаю, что точно произошло. Да, огроменная молния-убийца летела в дерево, к которому мчались духи, но вдруг они не долетели? Вдруг тогда случилось что-то кроме смерти Зои? Может, багровая магия отметила меня не просто так? Я думаю, что духи не погибли. Их ослепило, они вернулись в Багровое царство, где передали сестре своего Князя, что им помешала девчонка. Они могут ее описать, но не могут увидеть. Они нашли девчонку, отец которой убил ее брата. Отличный повод для мести, не находишь? Я помню: они обещали мне, что я буду умирать долго. Диана медленно кивнула. — Как ты догадалась? — Про проклятье — отдельная история, но вот до того, что проклятью нужна именно я, не сразу. Сначала я думала, зачем Приторскому убивать циарона. — Да, он очень рьяно доказывал твоему отцу, что циарон отныне опасен. — Вот именно! Моему отцу, — Женя перевернулась на живот и оперлась на локти, так было удобнее смотреть на Диану. — Он привел нас туда именно из-за меня. Я сразу не поняла, но Приторский не сшиб циарона снегом сразу, хотя он видел, что разгневанное животное несется прямо к куче студентов. Почему? — Приторский знал, что он нападет на тебя? — Диана изогнула бровь и тоже приподнялась на локтях. — Небо… Циарон — служитель Никольских. Ты думаешь, он напал на тебя, потому что… — Я убийца его последней хозяйки? Вполне возможно. Но ты слышала, что сказал Приторский? Циарон — существо света, а эта стихия противна багровой магии. Вдруг он почувствовал во мне ее? Он испугался за свой институт, потому что рядом с ним стояла меченая багровой магией ведьма. Но самое интересное, что Приторский разыграл эту сцену именно перед моим отцом. — А это значит… — Женя не стала продолжать за Диану, и она справилась сама: — что он знает, кто твой отец? — Н-да, — вздохнула Женя и снова плюхнулась на спину, заломив руки за голову: — Мы не случайно встретили циарона. Приторскому надо от него избавиться, и он решил это сделать чужими руками. Руками моего папы. Но, слава Небу, моя мама интересует его больше каких-то там оленей. Папу мы обезвредили, но мы не должны дать убить циарона. Возможно, он единственная причина, по которой завороженные еще живы. Ты же помнишь, что в сказках происходило с девушками после того, как они надоедали директрисе? Диана кивнула. — Ты думаешь, он преступник? — Я не знаю, — честно призналась Женя, буравя взглядом потолок. — Вряд ли он разбил чье-то сердце. Или переспал с ними всеми для активации. Но у него определенно есть своя игра… Некоторое время они лежали молча, и каждая думала о своем. Женя вспоминала строгое лицо Приторского, когда папа прервал его и вывел всех из палаты. — Неужели все они возненавидели свою силу? — Диана! Есть только одно проклятье, которое может обернуть стихию против ведьмы. — Проклятье Салтычихи, — тихо подытожила Диана, кажется, она все это время боялась произносить это вслух. Но вдруг она усмехнулась и лукаво глянула на Женю: — Помнишь, как мы боялись его в школе? Всем мальчишкам из Чародола доставалось от тебя молнией по затылку. — Конечно! Анна Николаевна столько пугала нас этими сказками, что я до сих пор удивляюсь, как эти приставалы из Чародола все остались живы. — Ты их не жалела. — Еще бы. — И тебе было девять… — Пусть скажут спасибо, что не между ног. — Я боюсь за тебя. Женя повернула голову влево, а Диана пожала плечами, будто извиняясь: — Прости меня. Я не должна была приходить. Я же тебе обещала больше никогда… — Не появляться в моей жизни, — кивнула Женя, подняла руку и нащупала ладонь Дианы где-то за своей головой. — Ты не боишься, что кто-то разобьет тебе сердце? — она сжала пальцы Жени. — Думаю, он еще не родился. Диана устало прикрыла глаза, но улыбнулась: — Я скучала, Елагина, — искренне выдохнула она. — Как же я скучала… Чувствую это как никогда. — Вообще-то, я тоже. Женя подползла поближе и коснулась лбом лба Дианы, прикрыла глаза и прошептала: — Даже если Анна Николаевна велит тебя сжечь, я встану рядом с тобой на раскаленные доски. — Даже если Роксана Павловна тебя отчислит, я отчислюсь вместе с тобой. Они тихо рассмеялись и открыли глаза. Странная у них была клятва, но придумана она была в восемь лет, когда самым страшным во всей жизни казалось отчисление из Поднебесной школы и жуткая смерть на костре. Когда-то с этими словами Диана бросалась с головой в опасности, чтобы помочь своей неугомонной подруге. И Женя всегда повторяла эту клятву про себя, когда игра шла не на жизнь, а на смерть. Может быть, Поднебесная школа — самая закрытая школа чар. Может быть, в ней сложно и опасно учиться, но эта школа подарила им друг друга. И Женя была благодарна ей за то, что школа свела ее с девчонкой, с которой можно обсудить парней, а сразу после ввязаться в смертельный бой с багровым проклятьем. — Мне всегда казалось странным, что отчисления ты боишься больше, чем быть сожжённой заживо, — задумалась Женя и заломила руки за голову. Потолок был неприглядным, зато на люстре сидела красивая сова. — Заучка. — Авантюристка. — Ботаник. — Зато у меня тормоза есть. — А мне без них веселее. — Но мы в одной машине. За окном снова валил мягкий предновогодний снег, и оранжевый блик волшебного фонарика едва ли дотягивался лучиком до окна палаты. Было темно. И старое забытое чувство ворошилось в груди, вытаскивая из-под вороха человеческих воспоминаний другие — волшебные. Ночь, их комната, выключен свет, чтобы Роксана Павловна их не заметила, и тихий шепот под одеялом — а когда еще им поболтать? Они так и заснули вместе, свернувшись калачиком на одной кровати, ночью они не могли поделить одеяло. Сова Соня пару раз томно ухнула и тоже заснула, а Моня вернулась в палату, тихо прикрыла за собой дверь и улеглась под кровать. Женя проснулась ночью и сонно подумала, что через несколько минут вставать на урок, а они с Загорской опять заснули вместо того, чтобы выучить теорию стихийных чар. Ах да, сегодня суббота, утром приедет тетя Оля и папа, и они вместе пойдут в Макдональдс. Диана, коза, снова уснула на ее кровати… Они восемь лет прожили в одной комнате.