Давай не будем завершать картину нашу, Бросим так, оставив смутные мазки. И каждый будет сам искать на ней Надежду или мрак, сады или пески. Flёur, "Больше не будет больно и страшно"
— А это, господа, Ксено, мой старинный друг, он обещал быть нашим гидом, — задорно, нарочито заговорщески улыбается Лив, представляя ему группу разновозрастных «янки» (лиц эдак в шестьдесят), прибывавших по подконтрольным ей меткам все утро. Ксено улыбается с не меньшим энтузиазмом, стараясь запомнить, кого получится: много с кем он, на самом деле, если и не знаком хорошо, то как минимум переписывался, но и совсем новых для него личностей немало. Такова уж Оливия, легко сходится с людьми, неудивительно, что компанию собрала внушительную. Сама она (прихватив сына и племянника) аппарировала по специальному маяку еще вчера, разбавив несколько приевшиеся уже за неделю вечерние посиделки с Мустафой. Что поделать, друг друга джентльмены часто видят в редакции, а вот милым американкам, с которыми знакомишься в обществе тех, кто борется с зависимостью, навестить тебя в Британии выдается не так уж и часто. Приезжие, в общем-то, не столько знакомятся между собой, сколько с интересом осматриваются: мужчинам очевидно хочется поскорее разбить лагерь, они не особо-то представляют, сколько времени это может занять, с учетом требования британского Министерства Магии соблюдать «маггловскую» маскировку. Чушь полнейшая, по мнению Ксено, какой в ней смысл-то, внутри территории, заклятой антимаггловскими чарами! А сколько уже из-за этого требования случилось казусов и несчастных случаев! Ксено и Мустафа всяких нарушений техники безопасности насмотрелись, приехав на финал квиддичного чемпионата за целую неделю до матча, особенно занятно становилось вечерами, когда мультинациональная, потихоньку прирастающая толпа пила горячительное у костров. Кроме того, сами колдуны, конечно же, воспользовались лазейкой в щитах вовсю, поставив маяк для порталов: ну кто там будет следить, когда именно остальные гости, решившие сэкономить, прибывают, если появляются они прямо в палатке, а отпечатки аур у них соответствуют тем, что запечатлены на предъявленных уже их друзьями билетах? Однако не у каждого есть такой доступ к информации о защищающих площадки чарах, какой есть у Ксено, многие не могли настроить чары сами и пользовались либо официальными путями прибытия, организованными Министерством (из рук вон плохо организованными), либо и вовсе, непроверенными решениями для безбилетников… И то, и другое, результировало в повышенной концентрации случаев расщепа. Так или иначе, к «обязанностям» гида Ксено приступает без малого через полтора часа: зато и нетравматичную постановку всех палаток контролирует, и другие нехитрые премудрости почти что неволшебного кемпинга всем показывает. Распаковавшись, многие приезжие уже и не рвутся особо гулять, только Райан и вездесущая Лив решительно агитируют всех хотябы к реке спуститься: ну где это видано, чтобы, выбрав такое прекрасное место для лагеря, не воспользоваться возможностями для купания вовсю? Ксено только философски пожимает плечами: резервацию палаточной зоны для всей этой оравы (по самым что ни на есть демократичным тарифам) организовывал именно он, что и было причиной необходимости лично явиться за неделю до матча. Поскольку билеты предъявляли Лавгуды, они уже успели и отдохнуть вдали от цивилизации в практически пустом сперва лагере, и покупаться вволю, и в лесу побродить — Луна даже немало живности видела, сейчас-то квиддичные фанаты уже зверье распугали. В общем, в сторону от лагеря маги выбираются еще через добрых полчаса: с целью забрать куда более шустрых детей с пляжа (и, не дай Мерлин, особо любопытных — из лесу), ведь подходит время ланча. Компания уже небольшая — в основном именно что родители, да еще Мустафа здесь, увлеченно что-то обсуждает с неким Арнольдом. Сам Ксено общается все с той же Лив, да еще с Райаном: тот занимается разводом различных животных на волшебную шерсть, так что разговоров о гибридных шицах хватает на большую часть пути. Только одно портит настроение: Райан спрашивает насчет того, чтобы несколько особей прикупить с целью разбавить генофонд на его ферме, а это — вопрос больной. — Я более не веду продажу. — Отвечает Ксено. — Переговорите после со свекром Лив, у него может найтись кто-то подходящий для Вас. Райан пожимает плечами и вежливо меняет тему: они ведь едва знакомы, что здесь уточнять, если сделка не получается. А вот Лив, стоит только Райану отвлечься на дочь, в компании других подростков запускающую клыкастые фрисби, наседает на Ксено с распросами. Обстановка ей очень даже способствует: большинство магов разбредаются по поляне, но ни сорванцов Лив, ни Луны не видать. Маячок Ксено указывает, что дочь сидит значительно ниже по течению, наверное, в столь полюбившемся ей месте, Лив же следует за ним. — Ксено, если не секрет, твои дела в порядке? — Без обиняков спрашивает она. — Три недели назад ты сетовал, что продавать не успеваешь и численность шиц нужно как-то контролировать, настолько быстро они стали размножаться, а сейчас что, неужели, их хворь какая скосила? — Нет, с шицами в порядке все, — отвечает ей Ксено, предварительно обведя округу рассеянным взглядом и убеждаясь, что остальные маги, кроме Мустафы, остались позади. — Мы выяснили, что к их ускоренному взрослению и бесконтрольному размножению привела смена рациона — они, оказывается, обожают ловить плимпов, а у них как раз летняя миграция. Но там, откуда мои шицы родом, пресноводных плимпов нет, только океанические, в них разная насыщенность магией. Стоило только ограничить возможность шиц охотиться, и ситуация нормализовалась, теперь колонию не обязательно так уж срочно делить. Но я не потому больше не занимаюсь продажей. Я пристроил всех по-быстрому, мою лицензию отозвали. — Отозвали? Как так! — Оторопело, удивленно восклицает Лив. Она-то помнит, как Ксено вернулся к устаревшей еще во времена студенчества специализации: после того, как Полли скончалась, некоторым ее питомцам грозила незавидная участь в лабораториях… Да, тех, что были «обычными», удалось сравнительно безболезненно отдать в семьи или магазины, фамильяр Полли сам улетел на поиски нового хозяина или другой доли, но остальные… Даже зверинцы не берут неизученных, особенно невидимых волшебных тварей, от них тьма-тьмущая проблем, покупают их нехотя, ведь это все равно, что химеры: не ясно, чего от них ждать. Работа Полли предполагала путешествия по всему миру, даже по труднодоступным участкам, и животные, которых она брала к себе, были весьма редкими. Так сложилось, что те, кто устанавливал с Полли контакт, были одиночками, что потеряли свои семьи или отбились от стай — и многим посчастливилось найти таких же обездоленных сородичей в саду Полли. Что было Ксено с одомашненным уже, по-своему очень разумным наследством делать? Не долго думая, он предъявил в соответствующих органах свою лицензию на разведение и продажу магической живности. Да, она была получена в конце семидесятых, да еще и британского образца, но это изрядно помогло забрать из другой страны ту часть выводка Полли, которую он не смог пристроить за день в хорошие руки. Не важно, что Ксено и пары месяцев по специальности в молодости не поработал, достаточно быстро занявшись журналистикой… Важно то, что Ксено постарался организовать для животных должные условия в Британии, оградив для них часть своей земли специальными заклинаниями. Возможно, некоторое время Ксено не уделял питомцам пристального внимания — сопоставляя даты, Лив легко могла подсчитать, что очередной запой случился у Ксено как раз после смерти Полли. Но потом он сделал все, чтобы даже самые экзотичные волшебные животные прижились на новом месте, заботился об их здоровье и питании, собственно, он и к Лив обращался, чтобы та представила его Ньюту и Банти, которые пришли в восторг от знакомства с ранее неизвестными даже для них видами. Ксено нанял немногословного индуса в помощники, чтобы кто-то присматривал за зверьем во время его отлучек из страны, добросовестно вел журналы наблюдений, описывая повадки подопечных, почти доказал, что как минимум часть из его волшебных тварей — результат ускоренной магией эволюции, свойственной единому общему предку, который начал терять привычный ареал обитания во время индустриализации мира в двадцатом веке и поспешил применить свое волшебство, чтобы приспособиться. Ксено относился к животным бережно, да и не тот он человек, что может нарушить правила лицензии. Так за что же ее отзывать? — А вот так, — вздыхает Ксено, — устроили проверку, прицепились к нормативам и требованиям, заключили, что у меня подавляющая часть территории имеет не тот климат, что нужен пухам и шицам, опечатали, дали срок на переделку. Два дня, а я как раз был в Гватемале, и не успел поспорить, как уже налетел на штраф, аннуляцию лицензии и предписание закрыть разведение. — Постой, ты что-то менял со времен моего последнего визита в гости? — Хмурится Лив. Разумеется, в адаптированных под арктических пухов и шиц загончиках места не чрезмерно много, Ксено взялся за их разведение сравнительно недавно, ради приработка. И к огромной радости дочери, которой очень нравились яркие пушистые питомцы размером со слона. Да, с шицами были вопросы — колония стала расти непропорционально быстро и Ксено пришлось позволить им плавать и в озере, что частично находилось в зоне тропиков, созданной для остальных (унаследованных) животных… Да только шицы не глупы, они не стали бы заплывать в неинтересную для себя зону. По словам Ксено, он справился с контролем популляции, а что до пухов — так те в принципе размножаются раз в пять лет, у него же не могло быть больше исходных трех особей, и им прекрасно хватало места! — Миссис Скамандер, не слушайте Вы его, — встряет в разговор Мустафа Халид — спортивный журналист и коллега Ксено. — Все у Лавгуда по нормам было, а, если он и поменял что, так только живности на пользу пошло. К нему проверку с одной целью послали — найти как лицензию забрать, вот и нашли. По спискам животных ведь какой принцип: есть наименование вида в магзоологическом определителе пятилетней давности, значит вид есть, а нет его там… У Ксено, получается, живет с полсотни особей то ли несуществующих животных, то ли химер неведомо как выведенных. Мы думали, что министерские постараются эту карту разыграть, ведь Ксено когда-то декларировал ввоз животных. Предполагали, что комиссия будет искать журнал экспериментов по химерологии и стараться найти в нем что-то нехорошее, да только Ксено же не экспериментирует, в самом деле! Больше того, у этих проверяющих путаница в документах: декларация о ввозе животных есть, а описания их нет, потому что они «существующим» видам не соответствуют, и их сотрудник везде прочерки ставил. А осмотреть живность на месте тоже непросто: мелкая попрятались так, что ее с чарами не нашли, а нарглы, кокетцали и эсполинары вообще невидимы, там спецефичные заклятия нужны для их отслеживания. Комиссия их применила неудачно, вот и вышло: ни записей об экспериментах на химерах, ни самих химер не сыскать, к чему цепляться в пустой зоне тропического леска? Им пришлось цепляться к тому, что тропики там вообще есть, «абсолютно ненужные, вредные для арктических пухов и шиц». Будто бы кто-то этих пушистых вообще в тропики пускал… — Простите, я совсем не понимаю, — говорит Лив, с интересом выслушав Мустафу, но спрашивая все же у Ксено. — Так ты что-то нарушал, или нет? — Скажем так, по правилам не нарушал ничего, но видишь ли, формальную придирку нашли, и этого хватило, чтобы прикрыть мой приработок. Ты же знаешь, что шицы и пухи очень похожи? Наблюдая за шицами, я нащупал метод, как создать для пухов благоприяные условия для почкования, мне бы еще полгода, проверить теорию, и шерсти из разросшейся колонии я набрал бы сопоставимо с продукцией самого большого питомника в стране. Это серьезный задел на то, чтобы пошатнуть сложившуюся монополию, неплохие деньги… А так, пухов мне пришлось спешно продать на другую ферму, шиц вот, твой свекр забрал прямо перед нашим отъездом на чемпионат. Хорошо хоть, с остальными животными проблем пока не будет, ведь их, по сути, признали фикцией, когда не нашли. На них не составили никаких бумаг, так что и проверять больше не будут. Они могут жить у меня, как жили, но плохо то, что разведение на продажу теперь невозможно, именно с дохода от него я платил помощнику и покупал некоторый корм. — Какой ужас, выходит, чтобы содержать зверинец, снова нужно искать дополнительные деньги, — Лив делает абсолютно логичный вывод. — Неужели, это монополисты ваши так подсуетились, что к тебе нагрянули предвзятые проверяющие? — Ну, полно, с голоду зверье не помирает, я зарабатываю, — неопределенно качает головой Ксено. Не шицами же едиными. Кроме того, лицензию у него, может, и отобрали, но вот знания остались при нем: свою задумку насчет пухов он и так может реализовать, только в другом ракурсе. Можно сперва отработать метод на модели, а потом уже думать о новой лицензии. Договорившись с соседскими сорванцами, которые как раз сдали С.О.В. и отчаянно искали заработок, Ксено переложил начальные этапы на них: лицензию под столь простой проект Уизли, скорее всего, легко получат. А там уже дело не станет, пусть покупку стартовой колонии больших пухов ребята не потянут, они могут заняться карликовыми, которых можно купить за бесценок: они — результат неправильного почкования, часто больные, невзрачные, а уж шерсти с них, конечно, практически нет. Некоторые маги держат их, как домашних питомцев, но спрос на них примерно как на помойных крыс. Однако, как поправить зверькам здоровье, Ксено уже догадывается, как почковать их потом — тоже, дальше вопрос только в том, какой магический фон им нужен, чтобы шерсть была яркой и разных цветов, как у обычных пухов. Маленькие, пушистие живые шарики обещают быть очень милыми, подростки Уизли искренне загорелись идеей таких продавать романтичным барышням — ну а Ксено, ясное дело, с этого проекта процент. И знания насчет того, сработает ли его теория. — Впрочем, вкладывать сейчас деньги на снаряжение экспедиции я не рискну. Мне нужно время, чтобы привести все в порядок, — поясняет Ксено для Лив. — Проблем подбрасывают отнюдь не конкуренты в сфере продажы шерсти, они о моих наработках не знают даже. Бери выше, мой зверинец помешал самому Министру Магии. Не думал я, что давить будут вот так некрасиво, а не просто через Каффа, но, похоже, мои публикации вредят им больше, чем казалось. — Ну конечно твое имя кое-что значит, — хмыкает Мустафа. — Колонку читают слишком многие, тебе пишут в редакцию, то, какое мнение ты публикуешь в аналитических статьях, важно, гордись. Но пора смотреть правде в глаза: нам теперь дозволено писать только вне политики, политику Кафф оставит кому-то типа Риты. — Вы хотите сказать, Министр закручивает гайки для прессы? А недовольным еще и устраивает неприятности вроде этой истории с лицензией? — Уточняет Лив, хмурясь. — Ой, да Министерство всегда на редактора «Пророка» давило, — отмахивается Ксено, устанавливая, тем не менее, палочкой чары конфиденциальности. — У него еще и жена там работает. Но тут, видишь ли, выборы не за горами, Министр попросту заказал определенный ряд статей. И проблемы сейчас у тех журналистов, что более независимы и отказываются выполнять инструкцию, готовя материалы на заказанную тему. — Что ж там за тема такая, что вы ребята ее так активно бойкотируете? — В двух словах сложно сказать, но, пожалуй, что-то вроде попытки сбросить Альбуса Дамблдора с пьедестала. Со всех пьедесталов. Лив, услышав это, закашливается. Она точно так же, как и мужчины, прекрасно понимает, кто на самом деле уже несколько десятков лет управляет Магической Британией, абсолютно независимо от сидящих в министерских креслах. Маги любой страны, в силу особенностей психологии, предпочитают авторитарную систему правления, а на роль предводителя выбирают самого сильного и талантливого магически. За все годы после победы Альбуса Дамблдора над Гриндевальдом никто не мог усомниться в его силе: Дамблдору удавалось держать в руках происходящее в стране благодаря беспрецедентному влиянию на огромное количество волшебников, и, пусть от должности Министра он упорно отказывался, умные люди не обманывались: Министры меняются, но они всегда действуют с оглядкой на Альбуса. В конце концов, за ним остаются другие важные должности, а его авторитет непоколебим. Да, был один колдун с кардинально другими взглядами на развитие колдовского сообщества, что всерьез пытался забрать у Дамблдора это негласное главенство, но… Где сейчас последний Темный Лорд? А вот Дамблдор по-прежнему там, где хочет быть. Войдя в семью волшебников, что знали Дамблдора в сравнительной еще молодости, Лив имела отличные шансы послушать о талантах Дамблдора из первых рук. Собственно, из откровений свекра о Дамблдоре, она и поняла, почему он предпочитал родину жены, переехав вместе с Порпетиной в Дорсет лишь, когда пожилой матери понадобился пригляд. Все его дети и внуки (муж и сын Лив в том числе), при этом, учились в Илверморни, осели на другом континенте… свекр очень уважал своего старого учителя и боевого товарища, но семью держал подальше от знакомства с ним. И вот сейчас, если говорить о заказных статьях, кто, простите, намерился копать под такого мага? — Слушайте, я о местном болоте мало что знаю, но думается мне, что Министр ваш сядет в лужу с такими планами. — Высказывается Лив. — Ну ладно, средний житель может и не задумываться особо, но, неужели, политик такого уровня сам не понимает, против кого идет? — Понимает, но не до конца, — Качает головой Мустафа. — Фадж ставленник Дамблдора, амбициозный, но не очень талантливый, неплохой хозяйственник, но никак не политический стратег. Он видел, что полтора года назад из-за проблем с безопасностью в Хогвартсе на Дамблдора многое свалилось, и что его отстранили с должности члены Попечительского Совета. Однако, он не принял во внимание то, как быстро директор смог вернуться на свое место, и сколько влияния потерял после этого Малфой, который способствовал отстранению. Фадж полагает, что Дамблдор стареет и теряет контроль, а значит, сейчас самое время становиться независимым и делать собственное имя — потому что пока что общество считает Фаджа тем, кто без совета Дамблдора ни шагу ступить не может. Посмотри на размах и пафос этого вот Чемпионата — Фадж борется за престиж. Он также видит нелишним, чтобы всенародное обожание Дамблдора шло на спад, а для этого ему нужно аккуратно формировать правильный образ мышления. Поэтому — колдорадио и пресса, поэтому ему важно, чтобы те, чьи имена узнают, толкали правильные тезисы. Наша коллега Риточка вот, может, ухватится за возможность выбраться за границы светской хроники, у нее гибкие принципы, а мы… не любим, когда на нас давят. — Да, ты знаешь, Лив, мы с Альбусом не то, чтобы закадычные друзья, — добавляет Ксено, — но знакомы достаточно давно. Как и с Фаджем. Из них двоих, я выбираю все-таки первого, потому что, если вот так, с наличием опыта в журналистских расследованиях, взяться писать статью, про методы Фаджа я знаю в разы больше грязи. Не нужно далеко ходить, он настолько мелочен, что, стоит мне отказаться «выполнять план по очернению», ко мне домой приходят с визитом министерские — и даже не делают вид, что выносят законное решение, фактически, препятствуя мне получать официальный доход. Мустафе вон, затягивают рассмотрение его прошений в отделе Магических игр и спорта. И команда Фаджа после этого думает, что выбрала хороший стимул? Да скорее, Кафф перестанет нас публиковать, чем мы теперь изменим вектор любой из аналитических статей. — Брось, он оставит нам наши колонки, — хмыкает Мустафа. — Мое освещение спортивных турниров и твои материалы по культурным событиям да магическим новинкам иностранцев не мешают же? Кого Кафф найдет, чтобы ему столь же качественный контент составляли еженедельно? Кроме нас и Риты никого ж в редакции и нет почти, кто большими материалами — помимо репортажей о происшествиях — занимается. — Он может пойти на принцип и искать новый штат. Желающих жить на такую зарплату и работать пером вместо волшебной палочки мало, но найти их, вероятно, можно. Нас же когда-то нашли. Впрочем, если мне откажут от дома, не дожидаясь новобранцев в редакции, я переживу. Займусь наконец «Придирой» всерьез и реализую тот проект с ирландцами. Вряд ли Кафф будет таким идиотом, чтобы рискнуть оставить в «Пророке» только новости — тогда любой журнал побъет его продажи… Но и при наличии конкурентов, спектр моих способностей достаточно хорош, чтобы спрос на материалы нашелся в другой периодике. — А я вот не хочу постоянно писать только для «Ведьмополитена» и «Спортивного вестника». Согласен помочь тебе обеспечить выход номеров «Придиры» раз в две недели вместо раза в месяц, как насчет нанять меня по старой дружбе? — Быстро говорит Мустафа: очевидно и сам все же сомневается, что актуальный редактор долго будет терпеть саботаж приказов. — Посмотрим, Халид, — усмехается Ксено. — Если помнишь, одним из условий создания «Придиры» было то, что мы делаем его доступным, а значит, я по-прежнему не могу платить полноценные гонорары, ведущие к удорожанию выпуска. — Ты еще вспомни, как вы с Пан самый первый номер по пьяни на коленке ваяли, а потом еще три создавали наспор, пытаясь доказать нам, что такие небылицы вообще купят. Не прибедняйся, ведь с долгосрочным зачарованием печатного станка закончили еще несколько лет назад? Значит, прибыль от продаж уже не идет исключительно на самоокупаемость печати журнала. В два раза больше номеров — в два раза больше прибыль, но и работы по верстке в два раза больше. Моя помощь тебе не помешает — за честную плату, конечно. — Я буду иметь в виду, — кивает Ксено. — Дам знать, как определюсь с форматом, все-таки нужно считаться с уже наработанной целевой аудиторией. Мне необходимо пару месяцев, чтобы все просчитать. — А чем предыдущий формат плох? — Спрашивает с некоторой долей наивности Лив. — Разве он не работает уже довольно долго? Почему ты не можешь просто участить выход номеров, не меняя принципов их наполнения? — О, это я могу сделать, просто не хочу, — улыбается Ксено. — Да и не со всеми категориями есть смысл так поступать. Вот, посуди сама… Для развлекательных разделов у меня накапливается достаточно много материалов, очень многие достойные вещи я месяцами не могу включить в сборку и им приходится ждать. На одном только том, что накопилось стараниями читателей уже, я могу еще года три делать разделы с короткими художественными рассказами и комиксами, а ведь их продолжают постоянно присылать — все-таки те, кто начинают с конкурсных публикаций в «Придире», действительно часто заключают контракты на полноценные книги в издательстве Перкина. Раньше я иногда делал спецвыпуски, посвященные исключительно достойным работам, что не вошли в подборку месяца, но такое все равно накапливается. Времени на эту часть номера я трачу много в основном потому, что выбираю лучшее среди той тонны работ, что ко мне приходят, а потом еще согласовываю с автором редактуру, но, допустим, здесь у меня есть уже кое-какая фора по материалам. Но что сказать, например, о других страницах для досуга, с играми, викторинами и подобным? Такое раньше составляла Пан — а я не так уж в этом хорош, разве, дочь очень выручает. Не уверен, что буду успевать все готовить, если выпускать журнал, например, еженедельно. Даже колонки с письмами читателей о странностях магического мира требуют вычитки… Больше того, сейчас новостной раздел занимает всего страницу и тоже подается в форме сатирического комикса, а, если «Придира» останется единственным местом, где я смогу печатать свои аналитические выкладки без цензуры, этого будет мало. Мне нужно подумать, как именно его расширить и как перепрофилировать журнал, не могу же я не учитывать, что три четверти читателей покупают его ради развлечения, а еще четверть — ради возможности делиться своими теориями заговоров и читать чужие. Нет, я, конечно, талантлив, и придумаю, как быть, начну, скорее всего со статей, которые Фадж не посчитает опасными, но политика в развлекательном журнале… переформатирование правда пойдет нелегко. — Ксено, ты не обижайся, — говорит Лив, — но я, если честно, вообще не понимаю, как эти два направления можно органично совместить. Больше того, ты не боишься публиковать что-то антиминистерское, когда уже и так попал в поле нежелательного внимания? Что, если это действительно опасно? — Мэм, не «если», а «наверняка», — отвечает ей Мустафа. — Такая уж специфика независимой прессы — когда ты хорошо делаешь свою работу, нравишься власть имущим ты редко. Будьте уверены, Ксено понимает последствия. Но, полагаю, он и прямым текстом ничего писать не будет. — Конечно, не буду, — смеется Ксено. — Зачем прямым, кому нужно, тот и метафору поймет, а кому нет — так воспримут за очередную забавную теорию несерьезного журнала. Пройдет год-два, пока до Фаджа вообще дойдет, что я на него обижен и копаю, возможно, общими стараниями, он вообще не будет к тому времени больше министром. У меня есть уже некоторые зацепки насчет банковской аферы, я должен их проверить… — А потом оформить результат проверки в виде сенсации о заговоре каких-нибудь гелиопатов, — поддерживает его смех Мустафа. — Со ссылками, конечно, по которым можно узнать кое-что действительно важное, но дураки ссылки не смотрят. Хорошо, что в оппозиции Фаджа и толковые маги есть. Мерлин, давай думай над своим форматом побыстрее и начинай в жизнь воплощать, жду не дождусь посмотреть, как это будет выглядеть…***
— Как насчет сменить меня, бро? А то что-то ты совсем отбился от компании, — говорит Рольфу Остин, смеясь. Этот смех будто рассеивает оцепенение, в которое Рольф незаметно для себя впал, задумчиво водя ручкой в блокноте — и, конечно же, как всегда в таких случаях, слишком увлекшись при этом. Он оглядывается непонимающе, пытаясь понять, сколько пропустил — вполне может быть, что без малого полчаса, потому что изрисовал орнаментом уже почти страницу. Народ вокруг в большинстве своем времени не теряет: парочки разбрелись по креслам и диванам, а те, кто не столь скор на случайное знакомство с далекоидущими планами, пъют, конечно же, радуясь отсутствию родительского присмотра. Предки всей толпой тусуются в другой палатке, мелкоту уже уложили в дальней комнате, так что никто не мешает отмечать, как вздумается. Квиддич был классный, динамичный, что ирландцы, что Крам показали настоящее мастерство, так что и настроение у болельщиков отличное. Хэнк притащил два ящика пива, и посиделки набирают обороты. По правде, тут только они с кузеном и не пъют — Рольф свою пинту приговорил уже, а вторую из принципа не берет никогда, слишком хорошо зная, что человеку больше не нужно — даже пинты, по правде, не нужно. Рольф итак за эти выходные выпил больше, чем за все лето, пора бы прекращать. Остин, вот, алкоголя избегает — и молодец, шкету-то тринадцать еще только, его и от половины стакана развезет, да и пить одновременно с игрой откровенно неудобно. Неловко потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы, Рольф кивает и берет у Остина гитару. Раздумывает, какую песню будет играть первой, привычно трансфигурирует медиатор, и… Примерно в тот момент все и случается. Пространство приходит в движение, а тревожный шум врывается в уютную палатку со всех сторон. Парочки распадаются сами собой, когда в комнату плотной толпой набиваются отчего-то нервные родители, создающие беспорядок и гвалт, поднимающие всех, кто уснул, спешно разбивающие на группы по пятеро — и исчезающие… Рольф, конечно же, пытается выяснить, что вообще здесь творится, замечает ма в двух шагах, — но мама, хватая Остина одной рукой, а второй, почему-то, Лу, давешнюю знакомую Рольфа, кричит ему не двигаться. Рольфа тут же кто-то хватает за рукав: он оборачивается, смутно узнавая мамино начальство, и… Уши закладывает от сильной перегрузки, в животе будто слонопотамы прыгают, Рольфа одновременно мутит и слепит, обжигает что-то очень горячее, и бьет по голове, кажется, земля. Он промаргивается, приходя в себя в запущенном саду, среди все так же гомонящих взрослых, голосящей мелкоты и отчего-то визжащих девчонок. Проходит пара минут, прежде, чем ему удается полностью осознать картину произошедшего, и ужаснуться тоже — разве что не до крика. Ультрас у них тут какие-то местные, то ли наци, то ли еще что-то такое похожее за чистокровность. Нажрались — и давай по палаточному городку палить. Мамкин шеф, так и не отпускающий плечо, говорит, что всяких квиддичных фанатов повидал, но эти не на почве спорта подраться решили, эти собрались гурьбой, в рясы вырядились, каких-то магглов, вроде как, привратника и его семью, заколдовали чем-то незаконным, и явно этим ограничиваться не собираются. Господа Лавгуд и Халид, которые сами британцы, сказали кому-то, что это вообще похоже на недобитки преступной группировки, которая десяток лет назад едва не устроила военный переворот — вот взрослые и решили всей толпой свинтить подальше от дурдома. Оно-то правильно решили, только там же защитные чары куполом над стадионом и палаточным городком, попробуй-ка аппарируй, не зная, куда и как. Пока прикинули, что делать, пока сваяли портключи на основе тех маяков, по которым, огибая защиту, прибывали перед игрой из Штатов, пока эти портключи раздали… потому и суматоха, что народу полно, да еще и дети в другой палатке. Наверное, предкам виднее, как эвакуацию из закрытых зон организовывать, они, вроде, ее даже не так уж плохо провели: вон, успокаиваются уже, с холма городок какой-то видно, отсюда сориентируются и хоть по домам уже… А ведь могли с мелкотой на руках сейчас по лесу прятаться! Но ни синяки, полученные при поспешном переносе, ни гулянка порушенная, ни гитара потерянная, и уж тем более никакие колдуны темные Рольфа сейчас вообще не беспокоят. У Рольфа желудок смораживается в глыбу льда, потому что, как он теперь понимает, вычленяя новости из галдежа прибывших позже, чем он, по палатке, из которой они все переносились, аккурат в момент его переноса пальнули чем-то взрывным: именно этот жар он почувствовал. И именно потому группа недосчитывается несколько магов — у них перенос сбился и пришлось заново настраиваться… Он ждет минуту, две, три, вылавливая разрозненную инфу из шума… Он видит все больше тех, кто прибыл уже после взрыва, они-то все и рассказывают… Он оглядывает каждую новую группу в тщетной надежде заметить наконец тех, кого нужно, но… И через минуту, две или три ему все-таки приходится признать, что среди тех четверых, — четверых из шестидесяти! — кто до сих пор НЕ перенесся из злополучного палаточного городка, — ну конечно же, именно его, Рольфа, ма и кузен! И хуже всего то, что тут, верите, никто не собирается за ними возвращаться — у кого дети, у кого руки из одного места на тему палочку держать — боятся, в общем, а у кого, и того хуже, логика. Типа, Рольф, не глупи — едва портал сюда настроили, назад вообще неясно как пробиться, и чем им там поможешь, если единственное, что удержало Ксенофилиуса и Оливию от того, чтобы предпринять вторую попытку переноса — это тот факт, что из-за перекрытия с взрывным заклятием их портал тоже сработал криво. Хуже, чем у всех остальных: Луну и Остина отбросило не на на фут и не на два, а куда-то в пределах пары миль — так сказал Лавгуд, у которого на дочь амулет-указатель, конечно же родители сперва детей должны найти! И чем ты, например, Рольф, можешь помочь двоим магам, на двадцать лет тебя старше, сиди уж здесь, так же матери лучше будет — хоть один пацан в безопасности и под присмотром! Минуты утекают сквозь пальцы, Рольф отнекивается от попыток всучить ему наколдованные одеяла да недозаваренный чай, Рольф отмахивается от чересчур навязчивой заботы и лицемерных слов, а потом просто не выдерживает, накладывает на тех, кто за ним приглядывает, Конфундус — до боли в пальцах зажатой палочкой, что он держит в кармане. Как они не понимают! Мама там, наверное, в истерике и панике — Остин ведь сквиб, пусть они об этом и не кричали на каждом углу, что, если он попадется тем самым ультрас-колдунам?! Он же не может защититься никак, даже детской магией! Да и кто даст гарантию, что он возле Лу вообще — мало ли как их могло разбросать, мало ли где его искать! Даже, если возле Луны, что она-то, в случае чего, сделает, стрекозу наколдует? Ей же куда меньше семнадцати, вне школы колдовать нельзя, может, она вообще законопослушно не брала с собой палочку, на которую во многом завязаны чары Надзора! Вспоминается их знакомство — как он ее увидел впервые, сидящую на том поваленном дереве, накрененном так, что оно практически лежало у кромки воды. Такую всю маленькую, бледненькую, взъерошенную синичку… — Хей, это вообще-то мое место, — возмутился Рольф тому, что кто-то там расположился, хоть он и оставил свои вещи прежде, чем сбегать за перекусом. Девчушка не поспешила отрываться от своего занятия: что-то растушевала на небольшом холсте, который пристроила на коленях, только потом подняла на Рольфа глаза. Большие такие, синие, выразительные… с нездешним взглядом каким-то глаза, приковывающие внимание — слишком сильно они выделялись на фоне бледной кожи и невзрачно-пепельных волос. — Тебя не было, когда я пришла, — сказала ему она, в наивности своей даже и не думая опасаться незнакомого колдуна, который очевидно старше ее на несколько лет. — Я отлучался на пару минут, но теперь я здесь, — ответил Рольф, в надежде, что она поймает намек. Девочки-цветочки, которые на фоне его массивной спортивной фигуры в клепанной одежде смотрятся куклами, обычно быстро понимают. Больше того, местные чопорные крали, привыкшие к викторианской моде, вообще не спешат с ним знакомиться, едва завидев красный ирокез. — Я не уйду, — тем не менее, безмятежно сообщила ему девчонка, не переставая улыбаться даже, когда оценила прическу собеседника. — Свет как раз подходящий. Я здесь каждый день до ланча рисую. Девочка — чуть позже он выяснил, что ее зовут Луной — на этом будто исчерпала запас внимания для Рольфа и вернулась к рисунку. Это несколько задело, серьезно, он что — часть пейзажа? Рольф, конечно, не пожелал с игнором мириться, сообщил девочке, что она привирает — за день перед тем он ее в той природной беседке из ивовых ветвей не видел, да и сейчас первый пришел. — Так вчера суббота была, — нахмурившись, «пояснила» ему девочка. Ну да продолжить этот неловкий разговор ему тогда не удалось: Луна добавила какие-то последние штрихи, и из-под ее руки, прямо из рисунка, выпорхнула огромная оранжевая стрекоза — понятное дело, он «слегка» удивился и переключил внимание. Это было круто — Рольф никогда не слышал, чтобы можно было не просто оживить рисунок, а еще и наделить его объемом, особенно, если речь идет о нарисованном неволшебными красками. Но Луна сделала именно это: ее оранжевое стрекозище подлетело к второму, жужжащему над кромкой воды. Иссиня-черному, наведенному тушью, с примятым и загнутым крылом. Здесь ошибки быть не могло: его Рольф сам нарисовал, немаговскими принадлежностями — в раздражении переделывал кляксу в хоть что-то красивое, раз уж случайно испортил почти готовую страницу своего комикса. Рольф глазам своим не поверил, когда странная мелкая британка показала ему летающую кляксу-стрекозу отдельно, и почти готовую вчерашнюю страницу безо всяких помарок и ошибок — отдельно, да еще и извинилась, что влезла в его картину, типа, она честно-честно случайно это сделала, очень уж ей оставленный на бревне комикс понравился, но стрекоза лишней показалась, будто она загораживает продолжение истории… И что, что эта милашка-художница может противопоставить набухавшимся взрослым магам? Разве есть у нее хоть шанс защититься и, тем более, защитить Остина, который еще младше, чем она? Остается только надеяться, что подростки никому не будут интересны, и что мама их быстро найдет — да только ведь и мама, если что, ни разу не боец, ей бы самой где-то тихо пересидеть! А Лавгуд этот, который отец Луны, разве ж на него можно рассчитывать в такой ситуации? Он же вообще пацифист, и дочь в таком ключе воспитывает! Нет, правда, взрослый маг, а выглядит, как хиппи. Еще в первый вечер по прибытии Рольфа, когда возле костра сидели, они что-то такое обсуждали философское, мистер Лавгуд и втирал о том, что нельзя насилием бороться с насилием! Ну и какой дипломатией он, в таком контексте, поможет маме? В общем, может кто-то там из взрослых и прав, что ма была бы рада, если бы сын дожидался ее в безопасности, но Рольф на это пойти никак не может. Ему семнадцать, в конце концов, и палочку он знает, с какой стороны держать! Так что, когда он замечает хоть кого-то, кто что-то делает на тему вернуться на стадион, а именно — мистера Халида, который, матерясь и бубня под нос о ком-то, кто втянул его в перенос и поставил под угрозу крутой репортаж, явно зачаровывает портключ, Рольф цепляется — буквально — за эту возможность изо всех сил. Дальнейшие события, все ускоряясь, воспринимаются Рольфом откровенно рвано: сознание быстро отфильтровывает незначительные детали и тут же их забывает, стараясь побыстрее соображать, что делать в следующий миг. Колдун не в духе, когда понимает, что за ним увязались, но назад Рольфа не пытается отправить: не до того, потому что там, куда они переносятся, поле выжженное, и палатка, утром еще почти новенькая, догорает. Ни следа тех, кого они ищут, и мистер Халид предпочитает не отказываться от помощи, даже, если второй волшебник — вчерашний школьник. Они не сразу понимают, куда именно бежать, но где-то там, за деревьями, виднеются яркие вспышки — и они, не сговариваясь, спешат посмотреть. Рольф бежит тихо, накинув на себя чары незаметности, столь привычные по прогулкам с родственниками, помешанными на магзоологии, и крепко стискивает палочку, норовящую выскользнуть из влажных из-за волнения рук. Репортер — мужик тоже не промах, и его не видно почти, так что Ступефаи у них выдаются на славу: трое магов в темных плащах оседают на землю прежде, чем успевают понять, что на них нападают, и только четвертый выставляет щит, успешно сбивая журналиста с ног. Предчувствия их не обманывают: макушка мистера Лавгуда хорошо видна в свете вспышек чар, которыми он фонтанирует, удерживая позицию за деревьями на другом конце поляны. Рольф вытягивает голову, силясь рассмотреть ма, но нет возможности: все-таки драка требует всего внимания, которое у него есть. Он выставляет щиты, уклоняется, насылая половину заклятий практически вслепую и через раз промахиваясь, барабанные перепонки гудят от давления сталкивающихся потоков колдовства, и это все длится бесконечные пару минут, пока вдруг не… заканчивается, просто и буднично, каким-то банальным отталкивающим, швырнувшим чье-то тело мимо Рольфа. — Мустафа, ты? — Подозрительно спрашивают из-за деревьев в резко установившейся звенящей тишине. — Я, Лавгуд, гиппогриф тебя дери, что ты тут устроил, — хрипло отвечают ему откуда-то справа и снизу. — Скамандр-младший еще со мной, мать ищет. Ни на минуту отойти нельзя, как вы уже в самой гуще-кха. Омнинокль хоть не кха-кха-кха вырубил? Мистер Халид окончательно, надсадно закашливается, и Рольф едва-едва разбирает что-то абсурдное на тему разбитого омнинокля и погубленных кадров… Рольф перекатывается к нему поближе, и видит, с каким откровенным недоумением старший колдун смотрит на алеющие в пригоршне сгустки крови, которую тот выкашливает. А-а-а, что делать? Рольф ведь откровенно плохо разбирается в целительстве! Эпискей, который для мелких травм, сойдет? Спустя секунду он и вовсе застывает от ужаса: мистер Лавгуд пробирается к ним с бессознательной мамой в коконе левитационных чар. Спустя еще минуту они с ним вдвоем несутся, как угорелые, по направлению к реке, откуда слышится отчаянный визг. И на бегу Рольф старается не думать, не думать о том, что только что оставил пострадавшую ма на раненого колдуна, в месте, неподалеку от которого все еще лежат нападавшие, и мало ли, когда они сбросят чары паралича, — а что было делать, сам он еще не умеет совершать аппарацию, унося с собой кого-то, да он даже не знает, где вообще на этом острове больница! Когда он вываливает эту «полезную» информацию на магов — в тот же момент, как они впервые слышат крики Луны и Остина, им только и остается, что разделиться: один, продолжая кашлять, спешно заколдовывает очередной портключ и забирает ма в госпиталь имени какого-то святого, чтобы их осмотрели. А Рольф с «хиппи» бегут на крики с палочками наперевес — в надежде, что успеют. По пути до берега им никто не встречается: позже Остин расскажет, что заинтересовавшиеся им колдуны шли вдоль реки, а не пожаловали из леса — видимо, те, кто были в лесу, сцепились со взрослыми. Расскажет, как, заметив детей, бредущих от того места, куда их забросил сбитый портал, в сторону лагеря, колдуны после короткого разговора между собой начали хохотать, тыкая в него пальцами, и быстро подвесили его вверх ногами, как он ни уклонялся от видимых чар. Расскажет, как, сбитая с ног, Луна упала в воду где-то под ним, и как не осталось ничего, что он мог сделать, кроме как звать на помощь. Рольфу еще приснится не один кошмар, проистекающий из удушающего чувства вины за разговор возле колонки, где они набирали воду перед матчем. Кто-то услышал, как они с ма наставляли Остина на тему того, как важно всегда оставаться с кем-то из родни и не теряться в толпе. Кто-то днем услышал слово «сквиб» — и позже, вспомнив его приметную макушку с синими прядями, обратил на Остина нежелательное внимание. Так, или иначе, больше в этой части леса никого, и спустя пару заполошных минут Рольф вылетает из-за деревьев на лужайку у берега, снова без надежного плана и в ярости пополам с отчаяньем посылая парализующее в ближайшую фигуру в темном плаще. Остин — это и правда он — все еще визжит, будучи подвешенным высоко в воздухе за лодыжку, и Рольф, уже уклоняясь от луча проклятия, лихорадочно пытается понять, как его безопасно снять. Мистер Лавгуд за спиной тоже отрывисто выкрикивает заклятья, не скрываясь: их и так очевидно заметили, а Луна… Луну Рольф, к стыду своему, сразу не видит — как и неадекваты в плащах, он обращает внимание уже на неожиданно раскручивающуюся неподалеку воронку… водоворота? Они все допускают эту ошибку, ну кому, в самом деле, может прийти в голову, что опаснейший в непредсказуемости своей противник здесь — девочка-цветочек? Только спустя какое-то растянутое во времени мгновение, в котором внимание неожиданно занимает будоражащее, пугающее предчувствие необычного волшебства, Рольф осознает, что девочка на самом деле — в эпицентре. Она кружится с закрытыми глазами, стремительно увлекая за собой массу воды и постепенно отрываясь от дна, поднимаясь все выше, раскручиваясь все быстрее. Ее ноги двигаются в одновременно беспорядочном и завораживающе четком ритме, задевают кромку, поднимая волны, проходят какие-то мгновения, и девочка взлетает на несколько футов, все ускоряясь в жутком танце. А за ней, окрашиваясь в концентрированно-черный цвет, разлетаются во все стороны брызги, и, разлетаясь, превращаются в тонкие, ветвящиеся ленты. Ленты удлинняются, сплетаются между собой в единую паутину, и стремительно хватают, пеленают колдунов с неотвратимой, непреодолимой силой — всех, и Рольфа тоже. Он чувствует, как, несмотря на его сопротивление, чернота постепенно захватывает его в твердеющие оковы, которые ему не удается разрушить контрчарами, он слышит крики, ругань и проклятия со всех сторон, он едва ли видит слитное движение смерча, в который превращается Луна — виски будто сжимает тисками, а в глазах рябит. Рольфу хочется кричать, но быстро расползающаяся чернота залепляет ему рот, а потом и глаза, и уши, принося за собой ощущение полнейшей беспомощности и понимание, что скоро она разъест тело изнутри. Мгновения растягиваются в вечность, и Рольф не может впоследствии сказать, как быстро ему удается освободиться — просто в какой-то момент он видит над собой лицо мокрого, как русал, Остина, что торопливо срывает с него черные ленты. Едва лишь к Рольфу возвращается контроль над телом, он рывком садится, поспешно осматриваясь и помогая рвать отчего-то теперь хрупкую тьму, все еще опоясывающую ноги до колен. Он, как ни странно, один такой везучий: эти, которые в плащах, так и зависли по всему берегу в коконах из темноты, только Скамандеры свободны, да еще мистер Лавгуд на мелководье баюкает дочурку, крепко сжимая ее в объятьях, силясь остановить судорожные подергивания ног и начинающиеся рыдания: кажется, мелкая переживает, что могла кому-то серьезно навредить. Фантастика, реально, и откуда только такие невозможные девчонки берутся, что за страна ненормальная? — Все в порядке, в порядке, — повторяет растрепанный колдун, как заведенный, неловко поглаживая Луну по слипшимся от влаги волосам. — Ну же, тише, все живы, да и это было не так уж страшно: парень меня вовремя освободил, и я остановил танец. — Я знаю, что не должна была, пап, — всхлипывает девчонка, — но я думала, своих здесь нет... Я испугалась, разозлилась и… Я знаю, что нельзя, но… — Да нормально все, мы понимаем, что ты пыталась защитить себя и Остина, ты вообще молодец, — неожиданно твердо встряет Рольф. В самом деле, нашли, где истерики разводить — мелкую колотит, кузен тоже от испуга подвывает, так не пора бы уже валить с этих негостеприимных берегов наконец, пока враги еще не воспользовались тем, что колдовство не будет завершено? — Только уходить пора, не знаю, как здесь, но у нас бы МАКУСА все по камушку бы перевернул, чтобы найти, кто осмелился Пляску Смерти начать. Эй, ну мы-то с Остином — могила, чесслово, не надо Обливиэйта! — Поспешно заканчивает свою мысль он, едва лишь встретившись со старшим Лавгудом взглядом (столь красноречиво тот смотрит, осознав, что Рольф опознал чары). — Чем подпитку кокона срубил? — Спрашивает его колдун спустя еще одно бесконечно долгое мгновение, во время которого Рольф не дышит, подспудно ожидая все же, как минимум, Конфундус в лоб. — Так я ничем по лентам не попал, это ж Вы меня сняли? — Сомневается Рольф. — Нет, — качает головой Лавгуд. — Это я как раз не попал, а вот ты нашу паутину задел с той стороны, где я был, потому меня первого и отпустило, когда повреждение разрослось. — О, ну тогда Варкхартов хлыст, скорее всего, — неловко предполагает Рольф, взмахивая палочкой в нужном движении для иллюстрации. Он почти ничего мощного сколдовать не успел — хлыст — самое вероятное. Мистер Лавгуд прищуривается, отпускает дочь, подходя к берегу, и, ни слова не произнося, повторяет его движение, сбивая кокон с ближайшим иммобилизированным темным магом. Кокон с глухим стуком и отчетливым хрустом падает на берег и распадается по прорубленной хлыстом расщелине, удачно оголяя часть лица. Колдун не мешкает, прикладывает упавшего связкой из Ступефая и Обливиэйта, целясь прямо в виднеющийся из разлома глаз, кивает сам себе, ведь упавший так и не успевает прийти в себя. Рольф несколько растерянно, тем временем, подталкивает младших, чтобы выбирались из воды, и высушивает их, а потом отвлекается на мамин взволнованный голос из связного кулона, глухо и с помехами вопрошающий, где он, и что происходит. Пока Рольф несмело радуется, что мама явно получила помощь и пришла в себя, да отвечает ей, что нашел Остина, мистер Лавгуд уже протягивает ему увеличенную пуговицу и сообщает, что заколдовал портключ к себе домой через четыре минуты — мол, отправление раньше не выходит, больно непостоянно ведут себя потревоженные за сегодня многими колдунами защитные чары стадиона. Говорит всем уходить, пока он тут «приберется», говорит ждать его и больше сегодня никуда-никуда не выходить. Рольф вскидывает брови, бегло осматривая оставшиеся пять коконов — в самом деле, целых четыре минуты, и уж точно лучше перенестись всем вместе! Он колдует вместе с отцом Луны, помогая ему подчистить опасную память, уложить смирных теперь нападавших рядочком за каких-то секунд двадцать, и спрашивает, что дальше. — Я поджигаю улики, ты тушишь колдунов, как коконы сгорят, — сухо командует мистер Лавгуд, понимая, чего добивался Рольф, и затейливо изворачиваясь, чтобы тоже коснуться пуговицы, в которую вцепились остальные. — Остин, Луна, отвернулись, и только попробуйте пуговицу отпустить, — вынужденно соглашается Рольф. Адреналин драки постепенно уходит, накатывает ощущение нереальности происходящего, когда он сосредоточенно заливает водой вспыхнувший живой костер и насылает на парализованных магов чары молчания, чтобы не пугать младших еще больше — вдруг, маги сбросят паралич и заорут от ожогов? Сам он не особо переживает: помереть он им не даст точно, а что до остального — так нечего было на детей нападать! Портключ переносит их в круглую гостиную с яркими стенами, и Рольф, приземляясь, сталкивается лбом с растрепанным, изгвазданным мужчиной, чьи губы трогает рассеянная улыбка, стоит ему убедиться, что дочка наконец в безопасности. Кажется, уголки губ Рольфа тоже непроизвольно ползут вверх, серцебиение потихоньку успокаивается, а обрывки мыслей... они упорядочиваются в неожиданное: «Ага. В этом смысле, значит, пацифисты…»