Слышишь, разносится гулкое эхо? Ведьму готовят к венцу. Но я скажу ей: «Примерь-ка доспехи, Платье тебе не к лицу.»
Flёur, «Синие тени»
Маги в траурных мантиях двигаются хаотично, будто чернильные кляксы, расползающиеся по пергаменту неосторожного ученика. Чуть поодаль огненными всполохами выделяется семья Уизли, непривычно тихая и грустная. Луна медленно просачивается сквозь толпу, следуя за отцом — поминальный обед закончен, соболезнования принесены, и Лавгуды чувствуют, что им пора уходить… хозяева никогда не произнесут этого вслух, но им больно смотреть на соучеников сына: как никак, они живы, тогда как Седрик — нет. Луна бы и рада оказать чете Диггори сколь-нибудь более ощутимую поддержку, однако она слишком хорошо понимает, что не существует сейчас ничего, что действительно могло бы помочь их горю. Ничто в мире не способно вернуть дорогого тебе человека из-за грани, и любые слова утешения отдаются в сердце болью и горечью. Диггори необходимо время, чтобы научиться жить в мире без Седрика, так же, как Луне понадобилось время, чтобы хоть немного притупилась боль от потери мамы. Ее третий — и, по факту, первый — школьный год окончился трагедией, забравшей жизнь улыбчивого соседского парня. Он был старше Луны на четыре года, почти на столько же, сколько и Рольф, а потому Луна еще помнит, как Седрик (в компании тогда еще не столь серьезного Перси и его старших братьев) днями бегал у реки — а иногда даже приносил оттуда для Лу и Джинни какую-нибудь интересную живность. Теперь к этим воспоминаниям о Седрике добавляются те, в которых он уже не улыбается и не движется. Новых не будет. Его тело ушло под землю, и больше Луна Седрика не увидит. Лавгуды возвращаются домой, тихо размышляя каждый о своем. Луне кажется, что третий тур соревнований был бесконечно давно, однако, по правде — меньше недели назад. Тело Седрика обследовали в Мунго перед тем, как передать родителям, так что школьники даже успели на похорон… Это произошло меньше недели назад, и у кого-то может сложиться обманчивое впечатление, что ничего в мире с тех пор не изменилось. У кого-то, но не у Луны. Луне не требуется подтверждение газет, хранящих лицемерное молчание, чтобы поверить в предупреждение Альбуса Дамблдора о том, что в Магической Британии грядут темные времена. Луна прекрасно знает, что они уже наступили. Она видела их начало и их кульминацию — и ей предстоит увидеть это снова. — Мы ведь… мы ведь можем дать другой материал? — Спрашивает она отца немного несмело, кивая на свежий номер «Пророка». В нем ни слова о том, как раскалывается мирная жизнь, лишь пестро разбросанные по странице буквы складываются в пафосные пассажи, призванные скрыть смысловую пустоту. — Пока что это… малоэффективно, — отец кусает губу, очевидно досадуя на то, как все складывается. — Нам не поверят даже прозорливые читатели. Мы… пустим слух, заложим фундамент для подозрений, однако, на многое рассчитывать не приходится: пока ничего не происходит, слух даже не заставит задуматься. Мы должны выждать, искать доказательства и быть готовыми сказать как можнно больше тогда, когда придет время. — Седрика убили! — С болью в голосе напоминает Луна. — Как можно списывать это на несчастный случай… Как даже Диггори могут списывать это на несчастный случай! — Им сложно поверить в правду о смерти сына, особенно с учетом заключения колдомедиков. Мои источники говорят о том, что в отчете указали шок, как причину смерти. Они объясняют это воздействием боггарта, его же называют причиной видений Гарри Поттера. В халатность организаторов Турнира поверить проще, чем в преднамеренное убийство, более того, при отсутствии доказательств заявление директора на эту тему может быть воспринято, как плохая попытка оправдаться, тем более, что вменяемость профессора Моуди сейчас под вопросом, и на это легко списать недочеты в патрулировании лабиринта. — Говорят… говорят, что профессора Моуди подменили, пленили его в его же сундуке — и именно потому он сейчас в сложном психологическом состоянии, — пересказывает Луна блуждающие по школе слухи. — Я понимаю, о чем ты, солнышко, однако, каждый, услышав эти разговоры, первым делом спрашивает себя, так где же, в таком случае, самозванец? Его задержали, допросили, или он исчез? Если не было шума по поводу его поимки, возможно, преследования и не было? Почему его не было — из-за нерасторопности преследователей, или из-за того, что не было, кого преследовать? — Или, из-за того, что самозванца решили скрыть! — Или так, — склоняет голову отец. — Однако, уровень паранойи, который необходим, чтобы это предположить, должен быть слишком высок. Полагаю, ты вообще запомнила и приняла близко к сердцу этот слух, так как знаешь правду о возвращении Того-кого-нельзя-называть. Но колдуны обычно не способны видеть будущее, разделяя чужую судьбу, как его увидела ты. Не каждый колдун в принципе способен поверить в столь невероятную историю даже, если ты рассказала бы ему то, что знаешь. Не в их интересах верить и в невнятные заявления подростка — Альбус совершил серьезную ошибку, изолировав свидетеля от прессы в критически важное время, и теперь его позиция выглядит слишком слабой по сравнению со стройностью альтернативной версии насчет произошедшего. — Возможно… Вероятно, кроме Того-кого-нельзя-называть, Поттер видел что-то еще, что директор не хотел бы обнародовать. Трикси не видела возрождения Лорда, я не знаю, что это могло бы быть, но… Даже так, показания Поттера должны были быть приняты во внимание! — Он кричал на стадионе, и только. Покуда он не может поделиться информацией официально, под запись и клятву, его рассказ не представляет особого интереса. И ему четырнадцать… В той ситуации, в которой оказался мистер Поттер, непродуманные показания вообще довольно опасны: не забывай, он появился перед огромным количеством магов, сжимая в одной руке Кубок Огня, а в другой — мертвое тело. Ему повезло, что его самого пока ни в чем не обвинили. Это… сложная ситуация. Я понимаю, почему Диггори предпочитают поверить в официальное заключение колдомедиков. — Но папа… Ведь ты же веришь в то, что Поттер кричал правду?! — Мне приходится, — пожимает плечами отец. — Я верю тебе, а ты говорила о возвращении Того-кого-нельзя-называть и раньше. Я верю своему чутью, а некоторые нераскрытые происшествия вызывали вопросы и подозрения давно. Полагаю, я верю и Поттеру: слишком уж хорошо его беспорядочные заявления сочетаются с тем, что я уже знаю. — Хорошо… Хорошо, что ты в это веришь, но… что нам теперь делать?! Отец вздыхает, устало обмякая в кресле, и отвечает лишь после момента молчания. — Я получил ответ от Оливии Скамандер сегодня. В августе она ожидает тебя в гости. Она также поможет тебе перевестись в Ильверморни, вместе нам удастся это организовать. Не переживай, доплата не будет для меня неподъемной. На Рождество, полагаю, я смогу приехать и навестить тебя. Пасхальные каникулы лучше провести в школе, а насчет следующего лета подумаем позже, никто не знает… Возможно, у меня будут трудности с получением международного портала, однако, даже, если нет, тебе будет небезопасно возвращаться… Я знаю, ты мечтала окончить Хогвартс, но, боюсь, если мы с тобой правильно понимаем, что грядет, здесь будет слишком опасно находиться. Мне было бы намного спокойнее, если бы ты училась в другом месте. — В другом… другом месте? — Оторопело уточняет Луна. — Но папа… Почему я должна ехать на другой конец мира, тогда как ты явно собираешься остаться здесь? Ты ведь собираешься, так? — Конечно. Я должен остаться. Ради своей страны, ради своего дома, как человек и, тем более, как профессионал. Когда грядет противостояние, информация — один из самых ценных ресурсов и один из самых важных факторов, необходимый обеим сторонам, как журналист, я попросту не имею права отказаться от своего предназначения распространять правду. Любой террор усиливается многократно, едва ключевые фигуры, готовящие переворот, получают доступ к ресурсам пропаганды, тогда как обычные люди становятся дезориентированными и растерянными. Не имея доступа к надежным источникам, правдивым новостям, сведеньям о координации сопротивления, они становятся легкой целью, одинокой, уязвимой к манипуляциям и неспособной что-либо противопоставить. Сперва придут за теми, чьих проблем никто не заметит, и многие решат промолчать. Я должен начать говорить до этого, и не прекращать говорить до самого конца — только так можно будет что-то изменить. Я помню, как все было пятнадцать лет назад, я уже принимал это решение — мы с твоей матерью принимали его вместе. Я понимаю, что будет дальше, и не смогу отступить. Но, как отец, я не могу допустить, чтобы ты подвергалась опасности, особенно, опасности, спровоцированной моим выбором. Ты уедешь в Штаты. Я надеюсь, ты сможешь быстро адаптироваться к обучению в другой школе, да и Скамандеры не дадут тебя в обиду. Ты ведь переписываешься с Рольфом и Остином, неужели ты совсем не будешь рада погостить у них? — Погостить — это одно, — поджимает губы Луна. — Оставить тебя здесь самого — вот, что неправильно! Мне, значит, быть в Магической Британии слишком опасно, а тебе — нет?! Как ты можешь так говорить?! — Я взрослый колдун, и я могу себя защитить! Но ты… ты — все, что у меня есть, если с тобой что-либо случится, я ведь этого не переживу! Малыш, я понимаю, что твои… видения дали тебе некоторое понимание грядущих событий, но… я не верю, что ты осознаешь настоящий масштаб. Волнения начнут распространяться, как… чума, поглощая мысли людей. Многие испугаются и не будут знать, кому верить, и как объединиться, любой, кто рискнет дать им то, во что можно верить, станет одновременно спасением и мишенью. Я не хочу вынуждать тебя стать причастной к этой грязи, ты слишком молода, чтобы… — Чтобы, когда мир разделится на чуму и ее жертв, не иметь возможности выбирать, как не стать на сторону чумы?! Не говори мне о молодости, папа, не говори, что я не понимаю — я понимаю больше, чем горстка обывателей, утешающая себя иллюзиями о правдивости «Пророка». Когда ты одинок, ты ничего не можешь сделать, так ведь?! В моих силах хотя бы сделать так, чтобы ты не сражался в одиночку, и я хочу это сделать, потому что у меня тоже, кроме тебя, никого нет! А если ты боишься, что со мной что-то случится, то смею напомнить, что я тоже умею себя защищать! Я видела себя глазами Трикси в ее последние дни — и я, судя по всему, ее переживу — так какие еще гарантии нужны, чтобы принять тот путь, который готовит мне судьба?! Многие ли вообще могут похвастаться стапроцентной уверенностью в том, что проживут еще минимум два года! — Луна… — Я не хочу бежать за океан! Я останусь здесь — это и мой дом тоже, и моя страна, и моя семья! Я останусь учиться в Хогвартсе, и приеду к тебе на каникулы, а летом… Летом мы решим, что делать, вместе! Все равно до лета никаких беспорядков еще не предвидится, так от чего мне бежать сейчас?! Отец запинается, беспокойно заламывая руки, не в силах подобрать слова для ответа, вздыхает и ожесточенно проглатывает что-то, будто застрявшее в горле — и Луна ждет, пока он совладает с собой. Нет, она не останется в стороне. Не останется и будет пытаться дальше — пусть даже и пошла прахом попытка изменить судьбу Седрика, о которой она вскользь слышала в видениях о Трикси. — Нам предстоит много работы, — выдыхает наконец отец. — И нам нужно так много союзников, как это возможно. — Я понимаю, пап, — бледно улыбается Луна. — У нас они будут. В этом году Луна больше не может оставаться полоумной. Полоумным не верят — как не поверил ей Седрик, когда она предупреждала. Она должна сделать так, чтобы поверили. Сделать все, чтобы правду не только услышали, но и чтобы к ней прислушались.***
— С ветчиной, с сыром и листьями салата, — жизнерадостно говорит Лу, протягивая Невиллу один из сендвичей — насколько она помнит несгибаемую свекровь Алисы, вера мадам Лонгботтом в пользу овсянки неистребима, и стоит ожидать, что ко времени отправления Хогвартс-экспресса Невилл уже снова голоден. Невилл не улыбается и отчего-то молчит. — Я приберегу его для тебя, — пожимает плечами Лу, и откладывает еду на столик. — Чем займемся? — Спрашивает она, в виде предложения вытаскивая из сумочки два экземпляра «Придиры». Последние пятнадцать минут она рассказывала Невиллу новости, но ему, судя по вялой реакции, было не очень интересно, потому она решает, что головоломки будут более к месту. — Давай вместе пройдем тест по рунам, я еще не разгадывала, что там, но папа упоминал, что автор, приславший ему это, исключительно креативный. Кажется, нужно перевернуть журнал, а потом… — Может, хватит уже за мной таскаться, — перебивает ее Невилл тихо, но с нехарактерной для своей застенчивой натуры твердостью. Улыбка Лу увядает, и она непонимающе таращится в ответ. Почему? Разве она что-то не то сказала? Эта почти грубость в голосе Невилла ранит остро и быстро: еще с тех времен, когда Лу видела Невилла исключительно по понедельникам, щекастым карапузом, она относилась к нему очень хорошо. Конечно, Невилл к пятнадцати годам значительно вытянулся относительно младенца, но каждый раз, как Луна его видела, в ее груди будто появлялся комочек тепла. Лу не уверена, можно ли назвать это материнскими чувствами, скорее, симпатией… Невилл был таким же справедливым добряком, как его отец, очень походил на Элджи, братишку Алисы, своими привычками, и даже любовью к растениям, и Луна всегда была ему искренне рада. Конечно, они встречались не так уж часто, только изредка в больнице святого Мунго, и в школе — там, скорее, виделись издалека, все-таки учились и на разных курсах, и на разных факультетах, но… — Зачем ты при каждой случайной встрече со мной заговариваешь?! — Вопрошает, тем временем, Невилл слегка звенящим голосом. — Бабушка благодарна, что еще кто-то, кроме нас, навещает родителей, но то, что ты ходишь туда с отцом, не повод же, чтобы мы с тобой считались друзьями! Почему бы просто не сделать вид, что мы незнакомы! — Невилл… — Пораженная его неожиданным взрывом, произносит Луна. — Но мы знакомы. Я чем-то тебя обидела? Нормальные колдуны разговаривают друг с другом при случае, нет? — Нормальные колдуны разговаривают о спорте, книгах и погоде, а не об идиотских журнальчиках, у нормальных колдунов не возникает желания надеть бусы из пивных крышек, нормальные колдуны ненавязчиво шутят и смеются над чужими шутками, а не подкрадываются в коридоре с внезапной целью обнять полузнакомого волшебника! — Сообщает ей он. — Послушай, не в обиду, но прекрати так делать, ясно? В прошлый раз я едва объяснил парням, что понятия не имею, кто ты такая, и что ты, наверное, просто проиграла кому-то пари! Я не хочу, чтобы они думали, что я взаправду общаюсь с девчонкой, которая может надеть редиску на веревке вместо сережки и не носит обуви — я и так не очень популярен на факультете, но не хочу, чтобы меня считали странным, как тебя! Так что давай договоримся, при следующей встрече ты просто оставишь меня в покое, а? Губы у Невилла слегка подрагивают, будто ему неудобно говорить то, что он говорит, но при этом он все же полон решимости. Невилл встает, резко стаскивает свой чемодан, подхватывает Тревора, и поспешно выбирается из купе — которое сам же и занял, заранее прийдя на платформу. Луна сидит с открытым от удивления ртом и задумывается, действительно ли ведет себя с ним столь навязчиво. Расстроенная, она убирает бутерброд и лишний журнал обратно в сумку, а волшебную палочку, что так и норовит скатиться с тряхнувшегося от толчка поезда — видимо, скоро отправление — столика, отправляет за ухо. Непривычно слышать от кого-то знакомого столько упреков в одном пассаже, и по какому, главное, поводу! Лу искренне гордится своими самодельными украшениями — между прочим, на европейских фестивалях, посвященных движению «зеленых», такие сейчас в самом тренде — и Луна даже прошла несколько мастер-классов, пока папа интервьюировал там людей. С полимерной глиной у нее особенно хорошо получается, натурально очень — все это признают… Так почему, спрашивается, Невилла эти украшения столь раздражают? За дверью купе Невилл вдруг снова мелькает, запыхавшись — будто бы прошел вагон в одном из направлений, но не нашел, где приткнуться. Луна поспешно берет журнал, переворачивает вверх тормашками и ищет в нем страницу, посвященную тесту: ее не касается, вовсе не касается то, что там делает этот несносный Невилл. Они же, видите ли, не знакомы. Невилл, тем временем, всем своим видом выражая обреченность, разворачивается в коридоре и проходит мимо ее купе снова — оно последнее в вагоне, и вагон последний в поезде, а потому ему придется снова пройти его весь, чтобы попытать счастья в следующем. Лу, спрятав пылающее лицо за журналом, невидяще вглядывается в строки, пытаясь успокоиться. Мерлин, ну и задел же ее Невилл, однако, своими совами… «Ничего не всюду», — слышит Лу вдруг звонкий голос своей «заклятой подруги» Джин. Ее голова как раз появляется в дверях купе, и Уизли, за лето, кажется, удвоившая количество веснушек на лице, весело ей подмигивает, замечая: — Здесь полно места, здесь только лунатичка Лавгуд. Лу, быстро показав в ответ на это язык, тоже подмигивает. Джинни, не теряя времени, уже впихивает в купе свой чемодан. — Привет, Луна, — говорит Джинни своим «специальным официальным тоном». — Можно нам к тебе? Лу медленно кивает, смотря поверх журнала на входящих вслед за Джинни ребят. Невилл Лонгботтом, который совсем недавно оставил ее в купе в одиночестве. И Гарри Поттер. Второй человек, которого она помнит младенцем, однако, которого, в отличии от Невилла, почти никогда не встречает — с визитами на могилу Лили Гарри и Лу, вероятно, всегда приходят в разное время. Пока мальчишки складывают вещи, Джинни благодарит ее, и даже спрашивает, хорошо ли Лу провела лето. — Да, — отвечает Луна, не желая говорить о Седрике и ожидании войны. В конце концов, они все же и на фестивалях были. — Да, очень даже неплохо. А ты — Гарри Поттер, — добавляет она, глядя на Гарри. — Я и сам об этом догадываюсь, — говорит Гарри немного нервно. Невилл хихикает. Луна переводит взгляд на него. — А кто ты такой, я не знаю. — Произносит она с отчетливым подтекстом. — Я никто, — быстро бормочет Невилл, потупив, все же, пристыженно глаза. — Неправда, — вмешивается Джинни. — Невилл Лонгботтом — Луна Лавгуд. Луна на одном курсе со мной, но в Рейвенкло. — Ума палата дороже злата, — усмехается Луна в сторону Невилла, и вновь прячется за журналом: хватит с нее на сегодня, будет ужасно неловко продолжать игры в дружелюбие — все равно они Невилла, оказывается, только раздражают. Поезд набирает скорость и вывозит их из пыльного города, приближая новый учебный год. Лу задумывается, каким бы он мог быть, следя за игрой света и теней на бумаге: пейзажи за окном меняются быстро, постоянно опрокидывая купе в контрастные краски. Они едут все дальше и дальше, и Лу не обращает внимания на компанию попутчиков — разве что только в тот момент, когда слышит что-то о Мимбулус мимблетонии — из Ассирии. Она с интересом поглядывает поверх «Придиры», впрочем, не спеша подвигаться ближе к действу: зная Элджи, раздобывшего эту редкость, можно ожидать всяческого юмора в духе только-для-гербологов. Луна оказывается права: Мимбулус в ответ на тычок Невилла угваздывает все купе дурно пахнущим соком, и волосы удается уберечь исключительно благодаря «Придире». Чистя обложку, она отстраненно думает, что со стороны Невилла лицемерно считать именно ее, Лу, причиной, почему его самого сокурсники могут счесть странным. Гриффиндорцы, впрочем, все сами себе на уме: судя по тому, что Лу видит, когда к ним в купе присоединяются друзья Гарри — они шумят и активно сплетничают, хотя у обоих, вроде бы, значки старост. Когда во время разговора вдруг упоминают Падму Патил, Лу наконец вспоминает, где видела рыжего, осознает, что он — Уизли, просто не из тех, кто с ней когда-либо говорил, и сообщает Рону, что он ходил с Падмой на бал — и что компания Рона той не понравилась. Влиться в общую беседу, впрочем, не удается. Но Лу уже привыкла, что в школе все время ее реплики почему-то невпопад. Странно, насколько просто ей бывает разговаривать со случайными иностранцами и магглами, и насколько сложно быть своей в компании сверстников-магов… Сегодня, после высказанного Невиллом, об этом думать особенно печально, и Лу забывает, что в компании Остина и Рольфа она, например, чувствует себя вполне комфортно. Какая разница, если ребята — за океаном, сама ведь отказалась туда ехать. А здесь гриффиндорцы, способные только на грубоватые шутки, с которых Лу смеется так отчаянно, что понимает: ссора с Невиллом спровоцировала истерику. Нормальные колдуны должны смеяться, правде же? Так ли чувствуют себя матери, когда их дети в ответ на искреннюю заботу грубят в угоду собственному эго? Она немного успокаивается, пока Гарри, которого чем-то заинтересовал выпуск «Придиры», листает журнал. Однако, ненадолго: его друзья зло отзываются о содержании статей, и Луна прохладно уведомляет этих ограниченных людей, что ее отец — редактор. Дальше все едут в неловкой тишине, пока ее не прерывает визит слизеринцев. Лу устало думает, что поездка на Хогвартс-экспрессе, оказывается, на редкость нервное и утомительное занятие. Когда они выбираются из поезда и собираются у повозок, запряженных фестралами, она искренне радуется, что поездка почти закончена, несмотря на погоду. Гарри выглядит как-то потерянно, и Лу, которой он кажется куда более приятным человеком, чем его друзья, подбадривает его, поясняя, что он не сумасшедший. Она не уверена, что это его успокаивает, тем более, что потом они с гриффиндорцами снова спорят — на этот раз о том, что Хагрид — плохой преподаватель. Лу искренне не понимает, почему они не согласны с ее точкой зрения: в Рейвенкло над уроками полувеликана и впрямь смеются, и защищать его стиль обучения — все равно что отрицать объективную реальность. Был бы он хорошим преподавателем, его ученики не удивлялись бы так информации о том, что кареты не едут самостоятельно. В Рейвенкло распределяют новых студентов. Лу, подражая «нестранным» соседям по столу, одобрительно хлопает. Что-то ей подсказывает, что эти новенькие тоже скоро услышат байки о ее лунатизме, но байки — не повод самой опускаться до враждебного поведения. Если людям добро не показывать, они никогда и не узнают, что оно вообще существует…***
Спустя неделю Лу приходится все же признать, что полимерная глина в Хогвартсе пользуется отрицательным успехом: за это время любимые сережки не обсмеял разве ленивый. Глобально Лу все равно (ее уровень внутренней свободы позволяет ей выглядеть соответственно своему настроению), но ей приходится обдумывать, насколько на самом деле ее внешний вид влияет на то, как ее воспринимают соученики. Она уже вне компаний, и единственный козырь, который может помочь ей наладить контакты — ее ум, ведь во многих аспектах чар Лу понимает больше, чем старшекурсники. Есть и среди воронов ленивые девчонки, больше интересующиеся вопросами популярности, чем учебы — и стоит ли шанс влиться в их свиту возможных унижений? Что-то все же делать нужно, ведь Темный Лорд не будет ждать, пока они соберутся с силами, чтобы выиграть хотя бы даже информационную войну. Темные Лорды не играют в поддавки. Если тот, кто должен стать центром сопротивления — Гарри, то дело плохо: очень уж потерянным и сломленым он выглядит на фоне волны школьных слухов, клеймящих его психом… — Я верю, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился, и я верю, что ты дрался с ним и спасся! — Сообщает она Гарри, как только видит его в следующий раз. Безо всяких вступлений — зачем какие-то вступления мальчишке, который и так уже на пределе? Гарри удивлен ее словами, но, кажется, рад… Только вот одноклассницы его, эти поганки, громко хихикают и потешаются — Мерлин, а ведь будут рыдать, когда поймут правду — как бы к тому времени не оказалось поздно… — Смейтесь сколько хотите! — прикрикивает на них Луна. — Было время, когда люди считали, что на свете нет таких существ, как бундящая шица и морщерогий кизляк. — Так ведь они были правы, разве не так? На свете действительно нет и не было таких существ! — Огрызается на нее раздражительная девчонка. Подружка Гарри, но Луна лишь краем сознания это отмечает. Ее резко затапливает горячая волна негодования, стоит ей услышать эти слова — и она спешит, убегает, скрывается от чужих взглядов за холмом, под едкий смех недалеких подростков, не понимающих, что только что чудом избежали неснимаего площадного проклятия оскорбленной ведьмы. Луна слишком хорошо знает, что морщерогий кизляк — это отнюдь не миф. И рог у него работает не хуже простецкого гранатомета. У Луны из-за него тетя Полли умерла, во время экспедиции. Папа говорит — и Лу с ним согласна — что положить конец препирательствам в научном сообществе насчет правдивости доказательств существования этого животного — дело чести. Ведь его не так уж и редко видели, только вот путали регулярно взрослых особей с детенышом взрывопотама!***
Новый учебный год не сильно отличается от предыдущего, ведь в школе, как и предполагал папа, никто даже не задумывается о темных магах, что где-то далеко собирают силы. Учеников занимают проблемы исключительно романтического характера, да еще иногда чары, которые никак не удается воспроизвести. Пока погода хорошая, Лу проводит много времени на улице, изредка гуляя в компании Джинни, но обычно ради того, чтобы порисовать лес, озеро и горы. Карикатуры и просто зарисовки школьной жизни иногда тоже делает — они с Рольфом ведут что-то вроде переписки, регулярно посылая друг другу свои рисунки и снабжая их краткими подписями. На самом деле, новости Скамандеров не ленится нормально описывать только Остин, но зато иллюстрации от Рольфа всегда очень стильные… Невилла Лу, следуя его пожеланиям, старательно избегает, Гарри тоже встречает редко. Когда они случайно видятся, пытается его подбодрить, говоря ему о том, что отличаться от других — не плохо, это всего лишь показывает твою смелость быть собой. Конечно, Лу присоединяется к подпольному кружку ЗОТИ под руководством Гарри: это не важно, что Лу в чарах значительно лучше пятикурсников, это необязательно показывать, а Гарри нужна поддержка, ему нужна команда. Да и профессор Амбридж, со своими отчетливыми признаками нескольких маний, честно говоря, иногда раздражает даже столь ментально крепко держащего себя в руках человека, как Лу, и склочной профессорше хочется досадить. Грейнджер, ограниченая заучка, обожающая строить из себя всезнайку, и Уизли номер шесть, невоспитанный грубиян, по прежнему Лу совсем не нравятся. Однако, они друзья Гарри и они его поддерживают. Они на той стороне, которую выбирает Лу. С ними нужно сотрудничать, потому что так правильно, и на их недостатках не стоит так уж заострять внимание. И что, что Грейнджер часто уничижительно отзывается о Луне? Лу на нее не злится — как можно злиться на кого-то, кого помнишь, как собственноручно пытала? Лу давно уже наперед все простила Грейнджер, хотела бы и извиниться, только приходится молчать, чтобы совсем уж сумасшедшей не считали. Грейнджер стоит уважать уже за одно то, что она не сдастся, угодив в руки Трикси в будущем. Время идет, бежит, летит, вот уже и Рождество проходит во всеобщем неведении о том, что где-то там, под предводительством Волдеморта, что-то происходит. И наступает день, который Лу помнит, как переполненный сумасшедшим хохотом и ликованием, день, который перевернет наконец восприятие многих. Трикси сбегает из тюрьмы. Трикси, и еще девятеро Его последователей. За завтраком, когда совы приносят всем новости, Лу поднимает глаза от собственного экземпляра газеты и рассматривает чужие лица. Большинство еще ничего не понимают, сонно размазывают кашу по тарелке — или наоборот, весело переговариваются. А вот многие слизеринцы новости видели — если не в газете, то в письмах от родни. Драко Малфой усмехается, широко и самодовольно, будто бы этот побег — его личная заслуга. Хотя что там улыбаться, когда Лу прекрасно помнит, каким он станет, обучаясь у любимой тети, сегодня вышедшей из тюрьмы. Как осунется и побледнеет его лицо, как исхудают его руки, как на любой громкий звук Драко будет реагировать нервным подпрыгиванием — темная сторона предполагает быть осторожным и уметь постоять за себя, о чем Трикси много раз и в довольно жестокой форме ему напомнит… а мрачная и неприглядная действительность, что будет окружать балованного домашнего мальчишку уже скоро, лишь подтвердит. Лу наблюдает за Драко некоторое время: он как раз выразительно что-то показывает гриффиндорскому столу, такой ребенок, право слово… Ребенок, который в день пытки Грейнджер рискнет помочь ей и ее друзьям, среди которых каким-то образом окажется и она сама, Луна. Драко восстановит допуск в родовое поместье для домового эльфа, больше не связанного клятвой верности с хозяевами. Драко пустит ушастый армагеддон в малую гостиную — для того, чтобы пленники могли сбежать. Драко подвергнет опасности свою семью ради этих пленников, ведь, когда пленники сбегут, к Малфоям пожалует Темный Лорд. Драко на тот момент еще не будет знать, каков Темный Лорд в гневе — но Трикси, куда дольше живущей на свете, это известно. Трикси поймет, что, едва Темный Лорд узнает о действиях ее племянника, от племянника не останется и мелкой кашицы, чтобы похоронить, и Трикси сделает то единственное, что еще будет успевать сделать в условиях проигрыша: постарается убить эльфа, убрать все улики. Трикси поможет сестре и племяннику выжить после совершенного Драко, падая Темному Лорду в ноги и отчаянно, заливаясь слезами, лепеча о побеге пленников, никак не связанном с какими-то эльфами. Трикси и Цисси сделают все, чтобы принять гнев Господина на себя — ради того самого Драко, который сейчас здесь потешается над теми, кого вскоре попытается спасти. Потешается, ни сном ни духом о насилии, которое ему придется совершать, и о том, что не способен он, по правде, на насилие — духу не хватает. Лу переводит взгляд с Драко на стол гриффиндорцев. Троица друзей во главе с Грейнджер выглядит встревоженной, а Невилл… Невилл бледнее мела. На следующем собрании ДА она кладет ему руку на плечо, выражая молчаливую поддержку. На этот раз он кивает, понимая, что Лу хочет сказать: о его родителях написали в газете, и многие достают теперь Невилла вопросами, выворачивающими душу наизнанку, но Лу, в отличии от всех остальных… Лу просто рядом. У Невилла часто не получаются чары, но он слишком застенчив, чтобы просить Гарри показать еще разок, или кого другого — помочь. Повинуясь внезапному порыву, Лу обхватывает его кисть своей, помогая вывести правильный виток заклинания — и манекен впереди взрывается. Уверенности в намерениях у Невилла хоть отбавляй, побег Трикси заряжает его злостью на месяцы вперед. «Спасибо, — говорит ей Невилл искренне, осмысливая ощущение, возникшее от удачного колдовства и тут же повторяя его. — Дальше я сам». Впрочем, они и дальше все чаще практикуются вместе… У Невилла такая мотивация, что пугающий прогресс неизбежен. Побег из тюрьмы меняет многое, очень многое. Окружающие все более напряженно чего-то ожидают, ощущая теперь, как тает время затишья перед бурей, и уже догадываясь, что эта самая буря вскоре грянет. Кое-кто из окружающих даже просыпается настолько, что готов что-то предпринимать.***
— Гарри! Гарри, сюда! — Весело кричит Грейнджер. Кто бы мог подумать, что именно она станет союзницей Лавгудов на информационном фронте. Однако, так или иначе, а Гермиона успевает не только попросить Луну о «небольшом одолжении», но и прийти с готовым планом по осуществлению публикации — как раз в тот момент, когда Луна еще только раздумывает, как бы половчее донести до Гарри, что сейчас — самое лучшее время, чтобы переломить общественное мнение, и нужно этим пользоваться. Союзниками, находящимися с Гарри в близких отношениях, будь они сто раз предвзяты ко всем Лавгудам, разбрасываться нельзя. Так что, в итоге, Лу сидит здесь, пытается безмятежно улыбаться, в компании Грейнджер, часто позволявшей себе называть высказывания Лу полной чушью, и «Риточки» Скиттер, папиной бывшей коллеги, которой, несмотря на многолетние интриги, удалось заняться папиной рубрикой в «Пророке» только после его ухода. — Ты рано! Я думала, ты с Чжоу придешь не раньше, чем через час! — Говорит Грейнджер, не осознавая, вероятно, что произносит — ну кто же дает такому мастеру желтых статеек, как Скиттер, любую информацию до подписания контракта? Рита, конечно, тут же сделала стойку: — Чжоу? Девушка? — Пусть он был хоть с сотней девушек, вас это не касается. Так что можете сразу убрать. — Отрезает Грейнджер. Что самое удивительное, Рита действительно возвращает свое перо в сумку, заставляя Лу увериться в том, что Грейнджер и впрямь имеет на Скитер какой-то компромат. Что ж, тем больше шансов на то, что самонадеянное «я заставлю самую скандальную журналистку страны написать то, что нам нужно, и бесплатно» имеет под собой веское обоснование… — Что ты придумала? — Спрашивает, тем временем, Гарри. Очаровательно! Неужели, подруга ему не сказала? Да, они общаются годами, и не Лу, наверное, советовать, как Гарри уговаривать, и все же… К ее некоторому удивлению, уговаривать Гарри вообще не приходится: Грейнджер уже вовсю расписывает репортерше концепт интервью, а он и слова поперек не говорит — значит, внутренне согласен, или просто не рискнет пойти против мнения подруги. А вот Скитер спорит — она-то научена реагировать на изменения ситуации куда быстрее. — Значит, «Ежедневный пророк» считает нужным говорить людям только то, что они желают услышать? — Уже едва ли не срывается на крик Грейнджер. Гриффиндорка, да. Им отчего-то всегда сложно принять то, что через прессу постоянно пытаются лоббировать чьи-то интересы, и это очень часто получается. — «Пророк» считает нужным, чтобы его покупали, глупенькая. — Папа говорит, что это жуткая газета, — решает прийти ей на помощь Лу и заодно напомнить журналистке, что независимые СМИ существуют. — Он печатает важные статьи о том, что люди должны знать, по его мнению. Он не интересуется деньгами. — Надо думать, твой папа держит какую-нибудь захудалую деревенскую газетенку? Типа «Двадцать пять способов завязать сношения с маглами» с датой следующей распродажи «Приноси и улетай». — Напускается на нее Скитер с отчетливым презрением в голосе. — Нет, он редактор «Придиры», — спокойно сообщает ей Лу. — Важные статьи о том, что люди должны знать, а? Содержимым этого журнальчика я могла бы удобрять свой сад! — Выдает Скитер. Лу не спешит реагировать, подбирает подходящую реплику. «Придира», может, и достаточно неординарный журнал, но аудитория у него немаленькая, особенно, среди старших магов, да еще среди подростков, интересующихся конкурсами вольной прозы и комиксами, — и Рита об этом прекрасно знает… Ей ли не знать, когда сперва ее гонорары упали — пропорционально с падением продаж «Пророка», а потом у нее и вовсе случился перерыв в карьере. А в то же время, папа не только не прогорел, но и значительно расширил дело, уйдя от Каффа, с учетом того, что тогда и другие колдуны уходили из редакции, часть аудитории, традиционно покупающей именно «Пророк», быстро пересмотрела свои предпочтения. — Так вот вам шанс немного поднять его уровень, — вместо Лу подачу отбивает Грейнджер. — Луна говорит, ее папа с радостью напечатает интервью с Гарри. Вот и публикуйте. — «Придира»! Думаете, люди воспримут его серьезно, если это будет в «Придире»? — Смеется Рита. И все же, тут же бросается торговаться… — Кажется, папа не платит людям, которые пишут в его журнал, — напоминает ей Лу о специфике издания. — Они пишут, потому что это почетно и, конечно, им хочется видеть свое имя в печати. Если Скитер откажется, Лу и сама может взять интервью, а папа отредактирует — честно говоря, они это и собирались предлагать Гарри. Папа пока не был готов делать исключения в политике приема статей к публикации — особенно, исключения для одной конкретной стервы… Но он признавал, что, если у кого-то есть чем прижать Скитер, нужно этим пользоваться. Имя скандальной журналистки могло добавить рейтингов — как среди тех, кто поведется исключительно на него, так и среди более серьезных магов, знающих о том, кто есть кто в прессе Магической Британнии, и оттого понимающих, что объединение обычно противоречащих друг другу стилей журнализма под флагом одного интервью только подчеркнет то, насколько много значит его содержание… — Я, что же, буду писать бесплатно? — Ужасается Скитер. Однако все еще не спешит хлопать дверью трактира. Лу снова начинает гадать про себя, чем же таким особенным Грейнджер ее держит. — Ну да. Иначе, как вы понимаете, я сообщу властям, что вы незарегистрированный анимаг. — Выкладывает свой козырь гриффиндорка. — Конечно, «Пророк» вам неплохо заплатит за репортаж из камеры о жизни Азкабана. — Папа будет рад, — весело обещает Лу, впервые невольно восхищаясь подругой Гарри. Видно, что Скитер согласна: ее лицо демонстрирует занятное сочетание вздувшихся желваков и зубатого оскала, который репортерша, видимо, пытается выдать за улыбку. Она не может дать точное обещание насчет того, когда выйдет статья о Гарри: не после того, что слышит за этим столом, прикрытым Ритыными чарами конфиденциальности. Много ума не нужно, чтобы понять — папе придется знатно подготовиться перед этим выпуском, исчезнуть из поля зрения Министерства, эдак, месяца на три-четыре, пока страсти немного не улягутся… Фамилии Поттер называет непростые, у Риты вон тоже губы постепенно белеют от страха, — скандал, конечно, достойный ее репутации, но и жизнь ей дорога. Потому Лу предупреждает гриффиндорцев о «шикарной большой статье по недавним наблюдениям за морщерогими кизляками» и «вероятной необходимости подождать до следующего выпуска». Рите она, следуя договоренностью с папой, всучивает портключ на территорию их бывшей фермы: нехорошо это, ведьм подставлять, даже, если они стервы — пусть уж взрослые сначала вопросы безопасности оговорят и продумают. Спустя несколько недель Лу, за очередным походом в поселок, получает от отца международный портключ на пятницу, двадцать восьмое августа, которой заканчивается учебный год в школе, и понимает: скоро начнется. Папа говорит, что настроил чары для удаленной связи с печатным станком, чтобы он мог производить копии выбранного выпуска, и чары переноса готового тиража на почту. Несмотря на то, что рассылка журналов почтовым сервисом «Совы Саутгемптона» всегда гарантирует чары анонимности, он просит Лу быть осторожной — пока он проверяет надежность защиты на их доме. Проверять папа благоразумно собирается по сигналкам и сообщениям знакомых, находясь за границами страны, а не сидя внутри этого контура рядом с печатным станком — мало ли, насколько искусно владеют чарами Малфой, Кребб, Гойл, Нотт, МакНейр, и другие, кого Гарри сейчас публично обвиняет, а так же их союзники… Впрочем, вскоре Лу выпадает возможность на собственном опыте убедиться, насколько они искусны. У нее есть выбор, идти или не идти с Гарри, которому что-то загадочное нужно в Министерстве Магии, у всех них — и у Джинни, и у Невилла, и у Рона с Гермионой есть этот выбор, но каждый из них выбирает одинаково. Сердцем. Не для того они собирались в ДА, чтобы выучить пару проклятий, а для того, чтобы не бояться эти проклятия применять ради защиты друзей. А кто они Луне, если не друзья? Друзья самые настоящие, понимает Лу, когда помогает им освободиться от инспекционной дружины, приманить фестралов и добраться на них до Лондона. Друзья — понимает она, когда, в круговерти неразберихи из заклинаний, они бегут, спасаясь от преследования темных магов, и отбиваются, порой подставляясь сами, чтобы отбить чары, угрожающие другому. Первое «Остолбеней», которое Лу применяет, сбивая полет кого-то из преследователей, и ломая ему суставы, будит в ней подзабытое ликование, боевой азарт, и едва не выбивает дух: Лу на миг кажется, что она снова становится Трикси, Трикси, которую она видела вблизи меньше минуты назад, так же четко, как когда-то в зеркале. Да только у Трикси есть лишь Цисси, Драко, и Лорд, и чаще всего последний — на первом месте. А у Лу теперь есть и друзья, и она готова поднять свою палочку вместе с ними. «Спасибо», — говорит ей Невилл снова, после того, как все… стабилизируется — ведь, пока он пытается помочь Гарри, именно на Лу и раненую Джинни остаются бессознательная Гермиона, проклятая фамильной порчей Долохова, и такой же бессознательный Рон, страдающий от ран, нанесенных мыслями. Лу кажется, все они сроднились за этот бесконечный вечер, укравший у Гарри дорогого друга, и что-то подсказывает ей: она никогда больше не назовет Грейнджер заучкой, а Уизли — грубым остолопом, а они никогда не назовут ее лунатичкой. Что-то подсказывает ей, что Невилл никогда больше не позволит себе стесняться знакомства с Лавгудами. «Нужно будет обязательно нарисовать их», — думает она, желая им скорейшего выздоровления и покидая их — Лу единственная, кому не нужно в Мунго после произошедшего, и она возвращается в школу. В школе у нее еще остаются несколько дней до конца учебного года. Возможно, теперь, когда Лорд проявил себя, последних спокойных дней. А кроме того, кто-то же должен сказать Гарри о том, что все возвращается… Иначе Гарри будет грустить, как когда-то грустила Луна.