…И кажется почему-то, Что там веселей и теплей, Что там настоящие люди, Приветливей и родней… Flëur, «Всё вышло из-под контроля»
Она не попала на поезд. Она не плыла по Черному озеру в крошечной лодке, чтобы впервые в жизни увидеть величественный замок. У неё не было распределения на глазах у всего зала и приветственного пира. Но она здесь, здесь! В этом древнем, вечном замке, с его запутанными переходами, и весело переговаривающимися портретами на стенах, и высокими арками, и бесконечными галереями. В сказочной школе, рядом с таинственным лесом и бездонным озером, в месте, скрытом от мира чарами и туманом. Как же Лу об этом мечтала! Да только вот девочкам, которые исчезают через день, опасно идти в школу-пансион. Её странными отношениями со временем могут заинтересоваться. Ею и папой могут заинтересоваться. Лу всё понимала и смирилась с тем, что Хогвартс — он для всех ведьмочек, кроме неё. Нельзя ведь и впрямь было рассчитывать на то, что её состояние однажды настолько стабилизируется, что поблекшая мечта сможет стать явью… Низенький, чуть постаревший относительно того, каким она его помнит по чужим жизням, профессор Флитвик семенит по коридору, раздраженно покачивая головой. Лу старается не отставать. Вот за этим гобеленом, помнится, потайной ход: Алиса пользовалась им, когда ходила в гости к маме. А вон там, на окне, Лили нарисовала волшебными красками карикатуру на профессора ЗОТИ — Ремус всегда жалел её, когда она проигрывала во время студенческих посиделок желание, сложного не загадывал. — Мисс Лавгуд, — говорит профессор Флитвик, отрывая её от разглядывания всего вокруг — взгляд Лу блуждает, отмечая предметы обстановки одновременно с ностальгией и жадностью первого раза. Они в кабинете декана: стены ассиметричные, как в «Гринготтс», с множеством полок — широких и узких, больших и маленьких, сплошь заставленных книгами, не оставляющими ни дюйма свободного пространства… — Я не буду ходить вокруг да около. Возможно, Ваш отец и договорился с директором насчёт этой вопиющей глупости — Вашего поступления сейчас. Однако, Вы должны понимать, что никаких поблажек не будет. Хогвартс — школа с определёнными стандартами обучения. Экзамены второго курса проходят с седьмого по шестнадцатое июля, перед тем, как быть к ним допущенными, студенты сдают обязательные эссе, курсовые и закрывают практику. В самом простом случае, как с зачетом по полётам, которого у Вас не стоит, необходимо просто продемонстрировать достаточное умение. История и астрономия предполагают семьдесят четыре лекционных часа в учебный год, соответственно, по двенадцать обязательных рефератов-исследований за курс. За каждый, я подчеркиваю, курс, то есть для Вас — двадцать четыре реферата по каждому предмету, а в дополнение, по две курсовые. Мой предмет, помимо этого стандартного, по сути, требования, предполагает также сорок пять практических часов на каждом из вводных курсов, и это не считая времени, которое студенты тратят на самостоятельную подготовку. У профессора Люпина ситуация та же, по трансфигурации и вовсе, очных практик шестьдесят часов! Да, мы все пойдём Вам навстречу, закроем глаза на дополнительную домашнюю работу, составим индивидуальный тест и практическое задание на экзамене, однако подотчетные, письменные работы за два года необходимо сдать всё равно! Вы представляете себе, какой это объём ненаписанного пока текста? Какое количество литературы Вам придётся переработать за оставшиеся полтора месяца? Кроме того, пока я не удостоверюсь в Вашей подготовке, я не могу допустить Вас к работе в классе! А ведь и те студенты, которые не пытаются ничего догнать, начиная с Пасхи уже чувствуют усиливающееся давление из-за возрастающей перед экзаменами нагрузки! Что до зелий и гербологии… Попытка получить допуск к этим экзаменам перекроет шанс написать необходимые работы по всем предметам. Профессору Снейпу нужно сдать тридцать практических работ за год, срок выполнения каждой — от двух часов до двух недель, так как некоторые составы настаиваются. Профессор Спраут также имеет в учебном плане восемь практических работ в год. Выполнять их необходимо под присмотром преподавателя и никак иначе. Мисс Лавгуд, будьте благоразумны, если уж Ваш отец не хочет признать затею неадекватной. Отступитесь. Приходите в конце августа. Сдавайте комплексный экзамен под присмотром комиссии. Я буду рад принять Вас в Рейвенкло в следующем семестре, когда Вы подтвердите качество Вашего домашнего обучения и право учиться на третьем курсе. Не пытайтесь идти заведомо слишком сложным путём сейчас. Вы НЕ справитесь, вы создадите каждому из профессоров огромные неудобства, а при Вашем — вполне ожидаемом — провале проблемы будут у всех. Пожилой полугоблин смотрит на неё с жалостливым пониманием, всем своим видом показывая, что не шутит. Он считает, что предложил Лу решение, лучше всего соответствующее её интересам. Лу вежливо улыбается. — Профессор Флитвик, сэр, — частит она, стремясь объясниться поскорее. — Понимаете, родители записали меня в школу и оплатили учёбу в 84м году, когда у меня случилось уже несколько выбросов. Как Вы, конечно же, знаете, при оплате семи курсов наперёд настолько заранее и согласии на инвестиционный вклад от школы, стоимость обучения почти в четыре раза меньше, чем оплата за курс в июле каждого года, большинство магов платят наперёд… Я не могла посещать занятия с первого курса по причине слабого здоровья, однако теперь, когда появилась возможность, нам не хочется терять ни минуты! Всё же, прийти сразу на третий курс — это уже и усложнение базовых предметов, и новые, мне хотелось бы иметь возможность догнать сверстников сейчас и готовиться по общей программе летом. Да и отдельная комиссия в августе — это здорово, однако, сейчас мы стеснены в средствах и… Лу не стремится заканчивать своё заранее отрепетированное пояснение: декан и сам прекрасно умеет считать. Оплата внеочередного экзамена с участием уполномоченных магов непомерно дорога, больше, чем даже полная стоимость года обучения — почти девятьсот галлеонов… Может, семьи, которые предпочитают домашнее обучение от и до, и считают выгодным подаваться потом на сдачу С.О.В. или Т.Р.И.Т.О.Н. с подобными расценками, но родители ведь уже оплатили школу, и сама Лу ею бредила! Выбрасывать на ветер такие деньги, чтобы получить тот же результат, который может стать доступен и без того? — Наша соседка, миссис Уизли, любезно проконсультировали нас насчет тем эссе этого и прошлого года, — заходит она с другой стороны, поспешно доставая из сумочки с расширенным пространством перевитые лентами свитки. — У нее дочь на втором курсе учится, Джинни. Я уже подготовила почти всё — не хватает только индивидуальных работ, ведь мне необходимо согласовать темы. Я также слышала, что в прошлом году отменили переводные экзамены и выставили отметки, опираясь именно на курсовые, могла бы я просить… — Нет, мисс Лавгуд. — Напряженно качает головой профессор. Он очевидно не рад и не одобряет её выбор. — Я не могу подать бланки задним числом, а потому, если уж Вы решили сдавать на общих основаниях, порядок тот, что я озвучил ранее. Сдача практики, индивидуальные проекты, допуск к экзамену. Возможно, большинство преподавателей согласится выдать Вам тему проекта, которую нужно проработать углублённо, так сказать, за два курса, дабы Вам пришлось писать, а им — оценивать только одну работу. Уровень её, тем не менее, должен соответствовать стандартам второго года. Экзаменационный тест, как я уже говорил ранее, для Вас тоже доработают, включив что-то из прошлогодних тем. С практическими работами я помочь никак не могу — раз уж Вы взялись за это безумие, договаривайтесь с профессором Снейпом сами. Надеюсь, Вы понимаете, сколько времени у нас всех уйдёт, чтобы разобраться с Вашими допусками. В его случае нужно найти сто — двести дополнительных часов для пригляда за Вашими зельями. Да и профессор Спраут, полагаю, не будет счастлива услышать новости. Вам стоило присоединяться к учебе хотя бы после Рождества, а не сейчас, когда до экзаменов рукой подать… Попомните моё слово, Вы провалите больше, чем разрешается при переводе. Профессор Флитвик замолкает, резким движением палочки расчищая место на столе, а потом наконец призывает ворох свитков из рук Луны. Они сортируются в полёте под зорким взглядом декана и сопровождаются записками, которые быстро строчит заколдованное перо — профессор сообщает Луне, что передаст эту «писанину» коллегам сам, а потом дополнительно уведомит её насчёт даты зачёта по полётам. На глаза Лу вдруг наворачиваются слёзы. Не так она представляла себе первый вечер в Хогвартсе. Но разве же в этом всём так много её вины? Луна была зачислена в Хогвартс ещё два года назад, как объяснял её отец, система с заблаговременной оплатой выгодна школе, и всё это время преподаватели получали свой оклад в том числе благодаря деньгам Лавгудов, так почему же на неё должны смотреть с таким неодобрением? — У меня не было возможности приступить после Рождества, — отвечает Луна ровно. Одно из правил Лавгуд говорит: не терять контроль. Она это уже проходила. У профессора Флитвика занятный кабинет, не хотелось бы отчищать его от мазутных потоков темной силы. Что до второго семестра… На Рождество Лили ещё не умерла. И все четверги были заняты. На Рождество Лу переживала, что папу хватит сердечный удар — ведь смерть миссис Поттер приближалась. Он понятия не имел, что будет с Луной, ожидая худшего. Даже самой Лу не было так страшно, как ему — Ари просто исчезла, и с Лили Лу не ожидала сюрпризов. Впрочем, в случае чего, она бы и не узнала, это папе бы пришлось переживать новую потерю. На эти «последние» пару месяцев папа отложил все дела ради путешествия-отпуска с дочерью — они провели некоторое время в Африке, почти месяц в Америке и несколько дней на побережье Италии. Ксено боялся, что больше возможности быть с дочерью у него может и не остаться. Так они, кстати, и потратили немногие накопившиеся в последнее время сбережения. Когда однажды в четверг Луна не исчезла, чтобы увидеть Джеймса Поттера и смешного карапуза по имени Гарри, резво топающего по дому крохотными ножками, а наоборот, осталась сама собой, Ксено расплакался от счастья. Лу, однако, постепенно впала в депрессию. За неимением друзей, Луна привыкла считать таковыми свои «девиации». Ари пропала давно — оставив по себе только синестезию по вторникам и изредка — чувство дежавю, с Алисой тоже всё было не просто, но Лили… Перерывы, с которыми Лу наблюдала её жизнь, были меньше, чем у всех остальных. К Лили она очень привыкла. Когда её не стало, Лу ощутила пустоту. Во многом, Ксено пошел на затею с Хогвартсом, чтобы вернуть дочери мотивацию — в ожидании обещанного когда-то в детстве чуда Луна с энтузиазмом восполняла пробелы в общей программе обучения, пока он с трепетом наблюдал состояние её здоровья и пытался убедить себя, что школа — это то, что нужно, несмотря ни на что. Луна очень хотела стать, как все ведьмочки. Завести наконец друзей, а не жить и играть наособицу… — Что ж, последнее, мисс Лавгуд, — переводит на неё взгляд профессор, закончив со свитками. — А потом я проведу Вас в гостиную и представлю старостам. Жить будете, разумеется, с Вашими новыми сокурсницами, их на Вашем потоке двое. Кгм, к делу. В конце второго курса обучения в Хогвартсе гармонизация магии волшебника при управлении палочкой должна завершаться. Студенты уже способны творить простые чары и подавать дозированный поток магии, дабы поддержать своё намерение. Пожалуйста, продемонстрируйте мне чары, в которых Вы уверены — я должен оценить Ваш уровень контроля. Если он не позволяет проходить те же практикумы по чарам, что и сверстники, мы постараемся Вас подтянуть на дополнительных занятиях… Как прискорбно, всё же, что на дворе уже май… — Мне нравится декорировать, — чуть нервно говорит Лу, доставая палочку. Вся эта неуверенность Флитвика в новой ученице передаётся и ей. — Можно? — Ленты и бантики? — Переспрашивает профессор. — Хорошо. — Вообще-то, я имела в виду бабочек и цветы, — сконфуженно уточняет Лу (вокруг них во всех направлениях уже поползли побеги, закрыв стремительно распускающимися диковинными цветами книжное разнообразие. Стайка бабочек всевозможных видов — штук сто, Лу вовремя остановила чары — размеренно выписывала круги над столом.) — Извините, можно, конечно и ленты. Лу поспешно размахивает палочкой, заставляя своё предыдущее колдовство исчезнуть, и развешивая резкими росчерками серебристый серпантин на всё, что видит. Несколько синих бантиков, за неимением лучшего места, она размещает прямо на горе свитков с двухгодичным запасом эссе. — Профессор? — Несмело спрашивает она у декана, хранящего слишком уж продолжительное молчание. — Этого недостаточно, да? Простите, папа говорил, что у меня неплохо получается, мы не предполагали, что Вы вынуждены будете ставить мне контроль потока… — Нет, мисс Лавгуд. — Отмирает наконец профессор Флитвик, задумчиво дотрагиваясь до бантика пальцем. — Ваш результат более, чем достойный. Вижу, у меня нет причин не допускать Вас к последним темам этого года. Полагаю, Минерву ждёт еще больший сюрприз. Но у меня один вопрос… Почему Вы не проговорили связку заклинаний вслух? — А нужно было? — Испуганно уточняет Лу. О чём она думала вообще? Как здесь нагнать огромные объёмы отставания, если за первым же тестом она делает столько ошибок? — Извините, я часто забываю проговаривать… Случайно, понимаете? Лили, Алиса, а уж тем более Трикси, не проговаривали уже очень давно. Профессор Флитвик молчит почти минуту. Может, если всё так плохо, ещё не поздно сказать, что да, она передумала-таки, и поехать домой? Папа говорил, что не хочет с ней расставаться… Когда староста, удивлённый появлением новенькой, показывает ей дверь спальни, Луна уже основательно на взводе и перенервничала. А там, в комнате, кто-то ругается, кляня эльфов-трудяжек на все лады и сетуя, что невозможно ничего найти. — Здравствуйте, я Луна. Буду учиться с вами, — говорит Лу, старательно улыбаясь соседкам по комнате. Те переглядываются, лица их кривятся в не особо вежливых гримасах. — Энн. — Эбигейл, — выдают девчонки почти одновременно. — Так это из-за тебя разруха и перестановка? — Напористо спрашивает та, что повыше, Энн. Луна обводит комнату растерянным взглядом. Три кровати, три тумбочки, шкаф ближе ко входу… Всё чисто и опрятно — кроме горки одежды на полу возле окна. Эльфы такого после своих действий не оставляют — но и вещи студентов в спальнях не складывают. Вещи валялись на полу ещё до того, как домовики добавили кровать. Кровать, собственно, и привлекает больше всего её внимания. Луна безошибочно определяет, которая предназначена ей: на покрывале не лежит ни одной вещи, да и скромная сумка Лу, украшенная значками с единорогами, стоит как раз рядом. А на тёмно-синий полог, гостеприимно распахнутый для новой жительницы, нашиты крохотные звёздочки. Ровно по самому краю — и причудливыми узорами дальше. — Ну и где теперь мои носки?! — Продолжает ворчать Энн. — Может, нарглы утащили? — Отвечает Лу по привычке, завороженно протягивая руки к звёздочкам, чтобы рассмотреть поближе.***
— Полоумная… — Вновь шепчет Энн. — Лунатичка. — Вторит ей Эбигейл, даже не стремясь понизить голос. Лу смущённо присоединяется к классу. Конечно, Лу тоже опасается дементоров. Но не сильно — Трикси в тюрьме уже так долго, что успела придумать имена тем, которые появляются на её этаже. Как и все многолетние обитатели Азкабана, Трикси слегка сумасшедшая — осознавать себя, будучи беззащитными рядом с дементорами, разумными воплощениями пустоты, в принципе могут только те, кто научился постоянно пребывать в состоянии изменённого сознания. Так удаётся сохранить даже эмоционально окрашенные воспоминания. Трикси настолько привыкла к своей мрачной компании, что, наверное, даже скучает по нескольким товарищам. Ведь Микки здесь, одиноко и впроголодь дежурит на опушке, через которую рейвенкловцы проходят, следуя за профессором. Так что Лу привычно говорит «Хей, Микки!» и спрашивает у него, как дела. Вместо Трикси. Неосторожно и слишком громко, похоже, спрашивает — подбрасывая сокурсницам очередной повод для злословия. «Стадо баранов» — говорил об учениках профессор Снейп. Спустя неделю в Хогвартсе Лу начинает казаться, что он не так уж преувеличивал. Ограниченность сознания учениц «факультета умников» удручает не на шутку: новые знакомые Лу отнюдь не склонны допускать вариативные объяснения событиям. Мозги их зашорены и всегда выбирают самое простое. Луна почти десять минут рассказывала о нарглах и о сложностях изучения их повадок: с созданиями невидимыми, мелкими и тяготеющими к пряткам в ветках всегда тяжело работать. На данный момент Лавгудам известно только то, что они не боятся выходить к волшебникам и красть их вещи — чтобы собрать остаточный магический фон и переработать его в приемлемый для строительства гнезда. Особенно любят эти проказники нательные украшения — у Лу в саду регулярно пропадали серёжки. Нарглов можно отпугнуть, держа при себе сложные конструкции, при производстве которых не использовалась магия. Нарглы любят кусты и деревья, а молодняк их часто резвится в омеле. Нарглы и их повадки абсолютно не интересны соседкам по комнате, которые считают их выдуманными животными. Это просто — считать выдуманным что-то, что не удалось увидеть самостоятельно. У большинства действий Лу, как у действий любого мага, есть рациональные объяснения. По крайней мере, для неё рациональные. К несчастью, Лу начинает подозревать, что объяснять не стоило и пытаться начинать — её восприняли неправильно ещё в момент, когда она вместо обстоятельного знакомства и проявления бурной радости по поводу встречи, упомянула нарглов и полезла исследовать полог кровати. Ну и… заливай его всё бетоном, как говорила Туни, когда они с Лили в очередной раз отказывались прислушиваться к мнению друг друга. Этот конкретный полог этой конкретной кровати был вручную расшит Пандорой Лавгуд. В раме кровати было несколько тайников авторства ещё предыдущей студентки — мама хранила в них журналы экспериментов, дневник и всякие девичьи мелочи. В один из них она перед выпуском положила подарок для следующей обитательницы спальни, с упаковки которого Лу с благоговением стёрла теперь пыль. Возможно, последние годы студентов было меньше, и эльфы убирали из спален именно такие, с сюрпризами, кровати — но вот сейчас они будто знали, что Лу обрадуется привету из прошлого больше, чем самой новой или идеально отреставрированной мебели. Много, много раз, наблюдая жизнь Алисы, Лу валялась на этой кровати рядом с «лучшей подругой Пан». За возможность вновь видеть маму, слышать её голос, узнавать сотни мелочей о её жизни — пусть времён юности и молодости, Лу готова была простить Алисе любую другую глупость. Та могла дуться на Элджи, ругаться с родителями, участвовать в каждой шалости собственного шумного львиного факультета, драться с мальчишками магией и без неё — Лу ждала каждый понедельник с нетерпением, ведь в девяти случаев из десяти эта бесшабашная девчонка находила немало времени на свою степенную подругу-мечтательницу. Случалось, Лу видела и папу — и тогда по вторникам было особенно весело пересказывать ему то, что происходило в видении. У Луны остались пухлые альбомы, в которых она рисовала маму в Хогвартсе и после выпуска. Колдографии, конечно, в семье тоже были, но Лу не могла удержаться от того, чтобы делать наброски и портреты. Были даже рисунки родителей после свадьбы, включая те, где мама слегка округлилась, и загадочно улыбалась, ожидая рождения её, Лу. Алиса и Пан были хорошими подругами, что регулярно встречались — пока однажды отчаянная Трикси не оборвала очередную жизнь. Тогда Лу потеряла возможность видеть маму окончательно. Лу посчастливилось не наблюдать роковую встречу ни глазами Трикси, ни глазами Алисы, но после неё, конечно, всё снова изменилось. Субботы вместе с миссис Лестрейндж стали проходить мрачно, однообразно и одиноко — не считая компании «Микки» и «Томми»-дементоров. Понедельники Алисы и вовсе, стали принадлежать только Лу — лишь дважды за всё прошедшее время выдернув Луну в другое время. И то, Лу снова, как предположительно было в первое время "болезни", теряла сознание, а не исчезала из реальности, да и длилось это не весь день, а от силы пару минут. Существовал, похоже, какой-то стимул, ради которого сознание Алисы периодически проявляло некоторую активность — но и тогда, Лу даже не успевала понять, что с ней. В системе координат Лу Алиса ничем не отличалась от давно умерших Ари и Лили, что вернули вторники и четверги в жизнь Лу. И Лу больше ни разу не смогла удержаться от слёз, привычно навещая в Мунго несчастную волшебницу. Новенькие, купленные для школы папки заполняются набросками с огромной скоростью. Надежда быстро влиться в компанию сверстников не оправдывается и Лу, огорчаясь, слишком часто достаёт из сумки новые листы.***
— Проходите, мисс Лавгуд. Филиус вкратце описал мне Вашу ситуацию. Я обязан зачесть все предыдущие практические работы прежде, чем допускать до новых. Мог бы сделать это прямо сейчас, ведь знаю, что Вы в состояние сварить хотя бы достойный кофе — чего не скажешь о подавляющем количестве Ваших одноклассников. Однако, нехорошо нарушать правила. Голос мистера Снейпа ровный, всё такой же бархатный, каким Лу его помнит. Разве что сегодня не вторник, и она не чуствует вкуса отзвуков. Раньше они были как тирамису, оставляли смешанное послевкусие — недостаточно сладкое и не слишком горькое. Последний раз они встречались прошлым летом, когда отец все еще отчаянно искал помощи. Показать Лу, однако, он решился только трём специалистам, последующее молчание которых точно знал, как купить. Мистер Снейп был прекрасным легилиментом и одним из лучших чароплётов Британии — как и Пандора Лавгуд, он входил в короткий список тех, кто способен был на изобретение сложных новаторских формул. Они даже работали некоторое время вместе над одним проектом — потому, в общем-то, папа и знал кое-что о настоящих, не афишируемых, способностях этого скрытного колдуна. Мистер Снейп был на маминых похоронах… Лу запомнился одинокий молчаливый мужчина, оставивший маме орхидеи и краткое «мне жаль», а папе — визитную карточку и сухое «если нужна будет помощь». Позже она узнала его в видениях, в образе мальчишки, узнала и тогда, когда он пришел к ним в гости в реальном времени. Конечно, узнала и сейчас, в школе. Мистер Снейп стоит к ней спиной, устремив взгляд на мрачный пейзаж, висящий на стене, и не спешит пока оборачиваться. Лу понимает: он собирается с мыслями, ведь их предыдущие встречи, когда мистер Снейп узнал её секрет, произвели неизгладимое впечатление и на него. Она спокойно прикрывает дверь в класс и проходит к одинокому ученическому столу, стоящему в центре комнаты — другие парты сдвинуты к стенам, образовывая полукруг. — Сегодня четверг. И Вы здесь. — Добавляет он. Плечи его скорбно опущены, и невольно выдают бурю чувств, скрывающуюся за невзрачными словами. — Да. Четверг, — грустно вздыхает Луна. — Что ж, — профессор наконец разворачивается к ней и смотрит прямо в глаза. — Я рад, что история четвергов закончилась, пощадив Вас. — Я тоже рада, профессор. Но мне всё же одновременно жаль, что она закончилась так быстро. Профессор молчит в ответ, лишь хмурится и чуть сжимает губы, скрывая то, что слишком больно произносить. — Вы знаете, для чего всё это? — Переводит тему он, указывая Лу на котёл, наполненный мерцающей мазью, ступку, набор ножей и лопаток, различные баночки и пучки трав, разложенные на столе. — Похоже на второй этап Настойки Раскаяния. И есть ещё некоторые лишние ингредиенты. — Верно, мисс Лавгуд. Первый семестр продвинутого зельеварения, но это, я полагаю, Вам также известно. Справитесь за два часа, и даже у самого пристрастного судьи не возникнет вопроса о том, можно ли допустить Вас до ерундового переводного экзамена на третий курс. Вопросы? — Что, если здесь не всё, что мне нужно, сэр? — Разумеется, здесь не всё, что Вам нужно. Пользоваться тем, что в кладовой, я не запрещаю. — Спасибо, сэр. — Приступайте, — говорит он, и снова отворачивается. Так, будто ни секунды не сомневается в том, что Лу справится с этим капризным и взрывоопасным зельем. Два часа проходят незаметно, пока она нарезает, добавляет и помешивает, вливая в настойки магию. Это сложный состав, да и Лу раньше никогда его не варила, только читала о нём. Приходится полагаться исключительно на появившийся на доске рецепт и чутьё. Но профессор, конечно же, не мог знать, варила она это или нет: не считал же он, в самом деле, дни в году и не сверял же с расписаниями предметов пятнадцатилетней давности. Просто так совпало. Достаточно и того, что профессор в Лу верит: а как же иначе, у неё было немало уроков глазами других людей и богатая практика дома, с папой, который давно перестал рассчитывать на школу и учил Лу наиболее практичным вещам сам. — Вы заменили крысиную печень на чабрец. — Замечает профессор спустя отведённое время, растирая капельку зелья между пальцами. — Продолжительность воздействия настойки упадёт на три процента. — Однако, сила воздействия на разум возрастёт на пять с половиной, — отстаивает своё мнение Лу. — Вы изменили рецепт не поэтому. — Качает головой он. — Нет, не поэтому. — Соглашается Луна. — Что ж. Будь по-Вашему. Хотите продолжить её работу? — Да. Очень хочу, этому разделу уделяют слишком мало внимания. — Хорошо. Можете взять это темой курсовых — за прошлые годы, да и для последующих исследований тоже, если Ваш энтузиазм не пойдёт на спад. На данный момент, на основе публикаций, сделайте систематизацию достигнутого и разбор нескольких модифицированных зелий по сравнению со стандартным рецептом. Когда я говорю разбор, я имею в виду разбор — опишите как плюсы, так и минусы, привнесённые модификацией. В следующем году при достаточных набранных фактах можете приступать к экспериментальной части, однако я запрещаю вносить изменения в рецепт того, что будет вариться в классе, до того, как я оценю предполагаемую стабильность нового состава. Помните, что рядом с Вами будут работать другие. Как контроль я разрешу Вам брать правильно сваренные зелья одноклассников, однако, если никто не сможет предоставить сносный образец, Вам придётся сварить и его. Со всеми стандартными ингредиентами, какими бы они ни были, и сколько бы животных не рассталось бы ради этого с жизнью. В противном случае, будет абсолютно несистемный подход и Ваши потуги никогда не приведут к утверждению нового состава. Это понятно? — Да, сэр. Спасибо, что проконтролируете. Я буду очень стараться. — Не сомневаюсь, — усмехается профессор. — Живность ведь так жаль, так жаль, а то, что её специально разводят на фермах ради зелий, можно не принимать в расчёт. — Полно Вам, профессор, мы ведь уже спорили о пищевых привычках. Если нам не удастся отменить всё насилие в мире, то это не значит, что мы не должны и пытаться. — И я по-прежнему считаю это казуистикой. Пшеница не реагирует на боль плачем — а потому мы просто скажем, что ей не больно, когда срезаем стебель. Мы скажем, что забрать у курицы яйцо — это не насилие, но это не отменяет того факта, что зародыш будет убит либо птица будет всю свою жизнь тратить здоровье на производство бессмысленных для неё объектов. Нет, мисс Лавгуд, мы заботимся о том, чтобы давать ей зерно и защиту от хищников исключительно потому, что получаем с неё выгоду, а никак не из жалости. Человек рождается и борется за выживание доступными ему методами, то, что он при этом убивает слабых, поставив себя на более высокую ступень, невозможно отменить. Остаётся самому умереть с голоду, чтобы никому не причинить вреда, остальные подходы половинчаты и лицемерны. — Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть — вот и вся философия, которой я следую, — улыбается Луна. — Что ещё остаётся тем, кто не такой фаталист, но и не может полностью согласиться с Вашими доводами? Однако, не сомневайтесь, задача по альтернативному получению энергии колдунами никуда не делась, она просто вынужденно отложена по причине недостаточных знаний в области чар сейчас. — Да-да, приходится верить, что Ваше письмо, сообщающее мне о надёжном способе фотосинтезировать и не терять человеческой формы, найдёт меня спустя несколько лет, а не в глубокой старости, когда я уже потрачу слишком много денег на бекон. — Отмахивается профессор. — Но, мисс Лавгуд, сейчас, пока Вам тринадцать, сделайте мне, пожалуйста, небольшое одолжение. — Какое именно одолжение, сэр? — Если Вы и впрямь захотите настоящий результат, а не просто сдать курсовую и забыть, не беритесь за всё сразу, как бы не хотелось Вашей увлекающейся натуре. Вспомните, как оно получилось у Лили. Косметические зелья и зелья для домашнего обихода, чистящие, против вредителей и им подобные — вот, что составляет восемьдесят процентов спроса в аптеке. Именно на них уходит львиная доля животных компонентов, которых Вам столь жаль. Найдите хотя бы одно зелье, эффективность которого Ваша модификация не снизит, доведите ее до совершенства, и получите результат куда более верный, чем, если сконцентрируетесь на лекарственном классе зелий или чем-то более редком. Помните, что мало что-то придумать, изобретение имеет смысл лишь тогда, когда им пользуются — или его единственная цель была лишь развлечь изобретателя. Менее эффективные варианты зелья не будут применять, а более дорогие, пусть и эффективные, могут отказаться тестировать даже, когда дело касается лекарств. Берегите своё время, не тратьте его попусту — зачастую его не хватает на самое важное. Кстати, именно поэтому я рекомендую не затягивать с работой над курсовой, хотя до крайнего времени сдачи ещё есть месяц. — Я не буду затягивать, профессор, — медленно кивает Лу, чуть отстраненно обдумывая услышанное. — Спасибо за то, что дали шанс поработать над чем-то для меня важным. — Мне не сложно, мисс Лавгуд. Вопреки распространённому мнению, я не раздаю темы курсовых исключительно с целью поиздеваться над студентами. Но, что поделать, заниматься чем-то осмысленным в любом случае могут лишь единицы. Кстати, об осмысленности… Пока ещё нет шести, Вы вполне успеете зайти к профессору Спраут, она объяснит Вам, в чём будет состоять Ваша курсовая по её предмету. Обычно она выдаёт задание в начале учебного года, в виде ухода за определённым растением, а проверяет результаты как раз за месяц-полтора перед экзаменом. Для Вас это, конечно, очень неудачно, однако, после небольшого обсуждения, как мне кажется, решение было найдено. Глаза почему-то начинают отчаянно чесаться и Лу едва сдерживается, чтобы их не тереть. В замке, о котором она бредила так долго, всё слишком не так, как мечталось. И людей, которые Луну поддержали, казалось, не было… Но только что самый угрюмый профессор школы своим подходом вернул ей веру в то, что трудности с поступлением точно преодолимы. — Оно могло быть найдено столь же легко ещё на прошлой неделе, — вдруг добавляет колдун, чуть нахмурившись. — Однако, Филиус многое пустил на самотёк. Вы чем-то ему не понравились, мисс Лавгуд. Потому будьте осторожны. Вы человек неконфликтный, вряд ли у Вас возникнут серьёзные размолвки с преподавателями, в которых его слово будет иметь решающий вес, однако, помните, Вы не можете рассчитывать на всестороннюю поддержку с его стороны. То же касается и отношений внутри башни Рейвенкло. Поверьте мне на слово, размолвка с деканом сильно осложняет жизнь. Постарайтесь вернуть его расположение или, хотя бы, найдите друзей — одиночкам в школе сложно. — Я… Спасибо за совет, сэр, — растерянно кивает Лу, неожиданно понимая, что её проблемы чуть большего масштаба, чем казалось неделю назад, когда она познакомилась с соседками. Неужели, профессор полагает, что она становится одиночкой? Кому, как не ему, знать, сколько неудобств это создает... Но ведь и правда, времени прошло всего ничего, а прозвище «полоумная» уже успело прилипнуть, друзья же вовсе не спешат находиться... — И ещё кое-что… — Чуть запинаясь, говорит профессор более тихим голосом. — Насчёт четвергов… Полагаю, Вы могли увидеть последний октябрь хотя бы раз… — Я видела даже два дня из него, — соглашается Лу. — Четвертое и двадцать восьмое число. Вы хотите, чтобы я Вам рассказала о Лили? — Осеняет вдруг её. Ну конечно… Они ведь так дружили когда-то… Потом поссорились и Лили предпочитала о своём друге не думать лишний раз, даже несмотря на то, что в последний год он стал неожидано много писать — но Лу, которая смотрела на все события другими глазами, относилась к её суждениям с осторожностью. — Нет. — Вдруг резко качает головой мистер Снейп. — Нет, мисс Лавгуд, не нужно. Ступайте, поговорите с Помоной. И не забудьте, что теперь у Вас есть допуск к практике по зельям, приходите завтра с классом. — Вы уверены, что не нужно? Это грустно, вспоминать её, но я знаю, пусть Вам грустно, как и мне, это важно, вспоминать, и со временем… — Да, грустно. Ступайте, мисс Лавгуд, мне не стоило поднимать тему Вашего секрета. Впредь этого не повторится. — Твёрдо ставит точку он. Луне ничего не остаётся, кроме как тихо попрощаться и выскользнуть из кабинета.***
«– А где же люди? — вновь заговорил наконец Маленький принц.
— В пустыне всё-таки одиноко…
— Среди людей тоже одиноко, — заметила змея.»
Мягкие синие листики шелестят, завороженно прислушиваясь, пока Луна, читая, осторожно поглаживает временного подопечного. Тот, однако, неожиданно вздрагивает, поспешно втягивая свежий побег под защиту твёрдой коры. — Ну ты посмотри на эту идиллию! — Раздаётся в теплице откровенно недовольное восклицание. — Я его из семени вырастила, поливаю каждые три дня, удобряю по расписанию, опрыскиваю от паразитов целый год — и он только куксится, едва ли не вянет! А тут на тебе, побеги развесил! — Тшш, не бойся, малышка. Я обязательно ещё почитаю тебе вечером. Привет, Джинни. Прости, что пришла практически на всё готовое, но профессор Спраут сказала, что ты единственная работаешь не в группе, и дела идут не очень — так что я должна присоединиться именно к тебе. Она сказала, что поставит тебе зачет за старание в любом случае, но я могла бы получить свой и повысить общий балл нашей группы, если Фанни ко времени сдачи будет выглядеть лучше. — Фанни, серьёзно? Ты дала этому чурбану имя?! — Не обижай её, она же всё понимает! Фанни и так грустно потому, что она редко тебя видит… — А мне грустно, что я вижу унылый пенёк слишком часто, — насуплено отвечает Джинни, садясь на землю напротив Лу и своего проекта — немного боком, чтобы не дразнить иглокактус, растущий рядом. — Неблагодарный чурбан меня не любит — тебя едва ли знает, но уже целый побег выпустил, а меня совсем игнорирует! Ну как мне было понять, что ему сказки нужно читать?! В описании было сказано только, что растение капризное… — Не капризное, а любит внимание, — хихикает Лу, продолжая поглаживать пенёк, который, прислушиваясь к спору, раздумывает, не показать ли ему снова листики. — Фанни правда нужен социум, чтобы чувствовать себя счастливой — ты ведь, похоже, не могла заходить каждый день. — Я не догадывалась, что это важно, — вздыхает Джинни, следя за каждым движением Лу. Джинни, в отличии от Лу, никогда не копалась в теплице с фанатиком Элджи, да и миссис Уизли явно ничего подобного в саду не держала. Определяя видовую принадлежность выданного в начале года растения и его потребности, гриффиндорка опиралась исключительно на литературу — а там, конечно же, не все авторы напрямую советуют с цветами разговаривать. — Давно не видела тебя в деревне, — осторожно замечает Джинни, поднимая на Луну оценивающий, любопытный взгляд. — Года два, а может, и три, наверное? — Мы с папой очень много путешествовали, дома бывали наскоками, — пожимает плечами Лу. — Моя болезнь не оставила возможность посещать школу регулярно, так что он вынужден был брать меня в командировки. Этим летом, когда у тебя были каникулы, мы как раз были в Перу. Джинни отчего-то поджимает губы, как если бы наличие в жизни Лу частых поездок оскорбляло её гордость. Впрочем, запоздало думает Лу, может и оскорбляет… Папа как-то сказал, что Уизли не справляются со своими расходами — вряд ли Джинни часто выпадает возможность повидать мир. — Говорят, ты болеешь и сейчас — кричишь во сне, а потом ходишь по утрам, как сомнабула, цепляешься к дементорам. Слышала, твои прозвали тебя полоумной и отказались брать в группу, чтобы поделиться проектом. Так, что даже пришлось просить распределять с другими факультетами. — Говорят, ты в прошлом году спускала на людей василиска. Слышала, твои тебя тоже прозвали. Психичкой. И устроили бойкот ещё в начале года, так что даже профессор вынуждена была изначально дать тебе индивидуальное задание. Зануды у нас одноклассники, ничего не понимающие в веселье, а? — Думаю, мы будем отличной командой для аттестационных проектов и на следующий год, — хмыкает Джинни на это. Лу тоже возвращает кривоватую улыбку. — Давайте просто начнем заново. Фанни, это Джинни, она заботилась о тебе весь год, и снова пришла, чтобы поговорить. Джинни, это Фанни, она очень рада компании, и обещала выпустить несколько побегов, чтобы проще было играть в шарады. Которая из вас хотела бы первой загадать слово?***
Профессор Флитвик не лукавил: хоть с зельями и гербологией ей скорее повезло — вопреки прогнозам, — с учёбой не просто. Постепенно Лу допускают ко всем занятиям, да и профессор МакГонагалл впечатлена её практическими навыками… Луна быстро подтягивается до уровня класса, а в случае зелий, чар и трансфигурации, нужно и того меньше: она очень сильно опережает. Однако, заготовленную загодя «писанину» все преподаватели воспринимают двояко, журят даже, бывает, за «оригинальность». Лу не переживает: что-то проходное поставят, и ладно. Не всё сразу. Но вот с ЗОТИ, неожиданно, совсем беда. Хотя, казалось бы, уж Ремуса-то Лу знала неплохо — он дружил и с Лили, и с Алисой... — Мисс Лавгуд, — устало говорит он, прикрывая свои поблескивающие плавленым золотом глаза. — Гриндилоу не поддаются дрессировке, голословные утверждения Миэттертокса были опровергнуты ещё в прошлом столетии! Это тёмная тварь, в конце концов! — Мисс Лавгуд, пикси являются вредителями, лучший метод договориться — заклинания изгнания, которые Вы упорно отказываетесь выполнять, а не песни и пляски! Послушайте, не всё, что сказано в легендах, можно применять против тёмных созданий… — Мисс Лавгуд, дементор! Я не верю собственным глазам, как Вы могли додуматься приблизиться к порождению тьмы на расстояние вытянутой руки! Неужели, у Вас полностью отсутствует инстинкт самосохранения?! Что, если бы я не успел отогнать его? Она говорит и доказывает, приносит и книги… О том, что гриндилоу давно приручены русалками, значит, ничего невозможного в дрессировке нет. О том, что у пикси есть своя речь и скоропись, к которой люди невосприимчивы без применения зелья ускоренного восприятия. О том, что договориться, на самом деле, можно почти со всеми тварями, которых второкурсники проходили в этом году, да и не только с ними — ведь безумных порождений тьмы, жаждущих лишь убивать, на самом деле, очень ограниченное количество, а тех, с кем невозможен торг — и того меньше. Другое дело, что волшебники редко стремятся договариваться в принципе… Ремус Люпин, самый лучший учитель ЗОТИ за последние n лет, по всеобщему убеждению, разбирается в тёмных тварях куда лучше, чем Лу. Хотя, кто, если не он. Луна грустно вздыхает, получая очередное эссе в красном цвете и раздумывая, как так получилось, что незлобивый, жадный до знаний парень за десяток лет превратился в побитого жизнью и категоричного взрослого. На экзамене, говорят, тоже будет практика — и «лунатичке» все прочат провал. Немудрено, подготовка Лу к экзамену очень уж непохожа на то, что делают другие. Она повторяет и повторяет раз за разом непроизносимые с первого раза наборы звуков… Чтобы не попасть впросак с некоторыми нечеловеческими наречиями, которые Лу учила прошлым летом недостаточно подробно. И все же, полоса препятствий для неё не становится чем-то сложным. Разве, мантию придётся постирать — Лу постоянно поскальзывается, прыгая с кочки на кочку по болотистому участку. Ремус Люпин смотрит на неё одновременно неверяще и осуждающе: ведь она без вреда для себя преодолевает каждое препятствие, формально набирая высший балл — но при этом игнорирует большую часть заклинаний, которым он учил студентов. Что ей в таком случае полагается ставить? Хинкипанка, для которого Лу не нашла нужных слов, она незамысловато усыпляет, оставив миролюбиво лежать на его участке. Папа столько усилий потратил, разъясняя, что метод решения проблем убийством, столь популярный у Белль, не является хорошим. Лу не хочет никого убивать ради такой мелочи, как зачет. Даже тварей. Тварей тем более. Они зачастую заслуживают этого меньше, чем люди. Впрочем, в правилах Лавгудов есть кое-что о том, чтобы давать шанс и людям тоже. Лу улыбается желтым глазам, мягко и без попытки показать превосходство. Но перо в руках у профессора, пусть и подрагивая, упрямо выводит в ведомости «неуд», разом стирая эту улыбку и вынуждая Лу задуматься о том, сможет ли она всё же начать третий курс без задолженностей. Остался последний экзамен — альфа и омега, профессор Флитвик. Теперь, чтобы избежать проблем с переводом на третий курс, Лу должна сделать все, чтобы не провалиться. Заодно и узнает, насколько сильно она профессору "не понравилась."