Чудовища в раю

Мы потерялись. Отклонились всего на шесть градусов от курса на омикрон Кита, и корабль вошёл в плотное газопылевое облако. Но окончательно мы сбились с курса, когда я не смог определить наше местонахождение по внезапно зашкалившим и вышедшим из строя навигационным приборам. На спешно собранном совете все единодушно проголосовали за выключение двигателей и сохранение максимума энергии реактора на поддержание наших жизней в надежде, что нас засечёт и подберёт патрульная служба Метагалактики. Шуточно пожелали друг другу вечного сна и разбрелись по криогенным камерам. С того момента прошло шесть месяцев. Сработал сигнал тревоги, подняв капитана Рассела и меня — его первого помощника. Космическое судно сорвало с относительно прямолинейного космоплавания по общему направлению к цефеиде W Девы, искривление маршрута составило сто семьдесят процентов за последние сорок восемь часов. На немой взгляд Рассела, полный боли и отчаяния, я ответил сам: — Похоже, это нейтронная звезда. Мы в зоне сильного притяжения и ничего не сможем сделать. Даже если включим все три двигателя на максимальную мощность. — То есть мы безвольно, медленно и верно в неё упадём?! — Ну почему же медленно, капитан? Очень даже быстро: и месяца не пройдёт. С такой скоростью вы даже не успеете последние консервы доесть. Он мрачно посмотрел на меня, но больше ничего не сказал и отправился будить остальных членов экипажа. А я закрутился со своими инструментами, пожалев, что не настоял на погрузке самого мощного катадиоптрического телескопа. Перед смертью — и не рассмотреть как следует ТАКОЕ! Довольно скоро, пролистав все астровики и атласы, я не нашёл нашу нейтронную подругу. Неужели я открыл новую переменную звезду? Чёрт, связи с МЦУП¹ нет и не предвидится, я не смогу назвать её посмертно своим именем... А так хотелось! Меня тронул за плечо Мануэль — наш самый молодой специалист, успевший получить премию в области космобиологии, доказав, что звёздная плазма является разновидностью живой материи. Насколько он прав, не мне судить. Считать ли звёзды живыми, а главное — мыслящими организмами? Бред?! Вот и я скажу — бред. Но Ману нравится капитану, поэтому не взять его мы не могли. — Завтракать будем? — А где ты видел рассвет, чтобы очередной приём протеина превратился в завтрак? — Там... — он неопределённо вильнул бедром в сторону рубки. Я сообразил, что ребята, проснувшись, пооткрывали все запасы и наше маленькое искусственное солнце уже парит над столовой. Что ж, завтрак так завтрак. Я поправил воображаемую салфетку и сел за неудобный высокий стол. Я коротышка, если вы не знали. Не карлик, но ростом не вышел. Из всей команды уважительно к моей проблеме относятся только двое солдат Альянса, выбранные в экспедицию в качестве охраны, приманки и мишени в случае каких-то непредвиденных вооружённых конфликтов. Пушечным мясом их язык не повернётся назвать: оба выпускника академии убийц, оба похожи на моделей-натурщиков из земного журнала Vogue и... друг на друга. Вот только Демон здоровается без слов, лёгким кивком головы, а Ангел — поцелуем в лоб, потому что «Хэлл, мне так удобно». Бортовой инженер и программист Ксавьер после этого фамильярного жеста обычно смущается. Потянулся просто пожать мне руку. Остальные кидают «привет» и «как самочувствие». Сами невыспавшиеся, бледные, аж зелёные, потирают холодные конечности, в которых за полгода застоялась кровь. Капитан Рассел зачем-то откупорил шампанское. Он издевается? — Координаты? — Демон, как всегда, немногословен. И завораживающе берёт со стола нож, я глаз оторвать не могу от его пальцев... — А? — Штурман, я спрашиваю, координаты знаешь? — Зачем они тебе? Мы потерялись в самой чёрной заднице космоса, забудь о спасении и жри спокойно суп из говна с сухой травкой. О-о-о. А это наш механик Дезерэтт. Взгляд весёлый, но абсолютно бешеный, хороший малый, нервозный, но хороший. И волосы у него цвета омикрон Кита, даже ярче. М-м, я обожаю его, но от его циничного юмора часто хочется повеситься на собственных подтяжках. Демон никогда не переспрашивает. Ждёт моего ответа и сверлит взглядом красивых хладных глаз. Я отхлебнул немного супа, покашлял, глотая с отвращением и невольно соглашаясь с гастрономической оценкой Дэза по отношению к нашей еде, и наконец выдавил из себя: — Мы шли по тридцать второму градусу параллели оси Z в третьем квадранте от центра Метагалактики. База отправила нас исследовать планету в двойной системе Миры и, в случае удачного совпадения многих обстоятельств, например, плодородной почвы и отсутствия кровожадных аборигенов, — застолбить её под склады. Но мы не выполним своё задание, потому что со скоростью 1300 км/с нас сносит в безымянную нейтронную звезду. И скоро нам от её сумасшедшего магнитного поля посрывает башни. Определить точно координаты не могу. Максимум, чем утешу — если мы справимся с управлением, то можем выйти на устойчивую орбиту вокруг пульсара. Но на расстоянии не менее пяти миллионов километров от неё. Иначе — приплыли. — Но это ведь не чёрная дыра? — Ксавьер нерешительно поднёс ко рту вилку, уронив по дороге наколотый кусочек соевого мяса, укусил пустые зубья и поморщился от боли. — Чёрных дыр не существует. Никто не доказал, — ответил Дэз, задираясь. — Может, потому, что видевшие не вернулись? — мирно предположил Анджело. — В таком случае им я не завидую, — пробормотал я неожиданно для самого себя. Все мои спутники прекратили есть, ожидая продолжения. Чёрт, разве я такой умный, что все сразу умолкают и слушают внимательно? — Ну? Почему? — высказал общую просьбу капитан. — Потому что для нас они навеки исчезнут за так называемым горизонтом событий. А сами... будут бесконечно наблюдать за своим погружением в сверхплотную чёрную массу. Будут смотреть, смотреть... но никогда не досмотрят до конца. При этом они «схлопнутся» в сингулярность за бесконечно малую долю секунды, но эта доля секунды для них тоже никогда не наступит. Там останавливается свет и останавливается время. Для нас они умрут. И при этом будут словно живы вечно. — Это ужасно, — не выдержал Кси. — Хуже любого ада. — Может, это и есть ад? А, Демон? — Дэз не может не подначивать. Я грустно улыбнулся и доел суп. Мы никогда не узнаем свои координаты. Пространство под действием чудовищной гравитации уже начинает искривляться. Я чувствую это в костях, неприятные вибрации. Ещё немного, и начнётся головокружение. — Хэлл! — Ангел прикрикнул мне прямо в ухо. — Ты клюнул носом в тарелку! Может, ляжешь в нормальную постель и поспишь нормальным сном? — Нет... нет-нет, — я протёр глаза и заторопился к телескопу. Нужно как следует изучить нашу пульсирующую красавицу на предмет самого коротковолнового излучения, провести спектральный анализ... узнать её массу и температуру на поверхности, в конце концов. Интересно, правы ли наши астрономы насчёт железо-никелевой оболочки? А если нет? Если там 4×10*27 тонн чистейшего урана? И если бы ещё это богатство можно было потрогать руками и прибрать большой метлой с дороги... Я произвёл только основные расчёты, несколько раз сбегав и налив себе по пятьдесят грамм чистого спирта для просветления ума и взвешенной реакции. Потому что возраст нейтронной звезды получился чрезвычайно, просто-таки неприлично большим. Превышающим возраст вселенной (из чего можно сделать вывод, что возраст этот посчитали неправильно, невежды). И приблизительная масса пульсара превысила заявленные в двадцать седьмой степени залежи урана. У меня уже язык чешется придумать ей имя. — А назову-ка я тебя Мортиис. Ты всё-таки наша звезда смерти, детка, — оживлённо поделился я с аппаратурой и космосом за иллюминатором и был застигнут врасплох Демоном в момент употребления пятой рюмки спирта. — Мастер, здоровье, — как же он любит выражаться односложно. Я без комментариев отдал ему пустую рюмку, лёг на вышитую подушку под телескопом и захрапел. С каким бы удовольствием я больше не проснулся.