На исходе лета

*** Через полчаса Эмма сидела уже в ее номере в «Пряничном домике». Тихо мерцали свечи, создавая приятный полумрак. Всё-таки живой огонь приятнее бесчувственного электрического света. Он такой же таинственный, как и те слова, которые они собирались говорить. — Эти беды… Они у всех? — глаза Эммы блестели отсветами пламени. Она была напряжена: боялась услышать ответы. — Нет, только у некоторых, — покачала головой Одри. В кои-то веки она имела возможность открыться, говорить не с влюбленными мужиками, а с нормальной, умной и серьезной девушкой, почти подругой. Ей казалось, что живи они с Эммой рядом, пообщайся подольше, обязательно бы стали близкими подругами, помощницами, соратницами. — Их можно контролировать? Применять по желанию? Как в сказке. — Нельзя. Иначе всё было бы проще. Взмахнул рукой, и в небе засияло солнце или сгустились тучи. Но так нельзя. Чаще всего беды разрушают, губят. Умирают люди. Это семейное проклятие и от него почти невозможно избавиться. — Почти? — Почти, потому что в основе избавления тоже лежит убийство. Один мой друг… Дюк… у него как раз такая способность: избавлять весь род от проклятия, убивая одного из представителей. И чтобы активировать беду тоже нужно сильное потрясение: смерть близкого человека, предательство любимого, драка. Наверно, поэтому в основе лежит негатив. Хоть это и магия, но она не белая. И не черная. Она другая. — И всех этих людей должна освободить… от их бед… ты? — Так говорят. Каждые двадцать семь лет. Я прихожу, укрощаю беды, а потом исчезаю. И все снова становятся нормальными людьми. Для Сторибрука спасительницей являешься ты? — Паркер позволила себе улыбнуться. Улыбнулась и Эмма. — Да. Так говорит Генри. Генри… Он мой сын. Но это длинная история! — Хорошо, — согласилась полицейская, а потом добавила, мечтательно отведя взгляд в сторону оранжевых колеблющихся язычков. — У меня тоже есть сын, который жил в приемной семье. И я не знаю, где он сейчас. Шериф понимающе кивнула. — Так вот, Генри считает меня спасительницей. Якобы я должна освободить всех жителей Сторибрука, снять чары, помочь им вспомнить, что они жили в сказке и вернуть их туда. Но в отличие от тебя, я не знаю, как это сделать. — Я тоже не знала. Я была обычным ребенком, росла в приюте и приемных семьях… — Да? — подняла брови Свон. — У нас с тобой общего больше, чем показалось вначале. И меня швыряли из одной приемной семьи в другую. Думаю, ты понимаешь, как это… неприятно… Одри склонила голову в знак согласия, слегка качнула ею. — Но у тебя хотя бы своя память, — она снова смотрела на собеседницу, — а про мою выяснилось, что она вовсе не моя. — Но и я тоже дочь Белоснежки и Прекрасного Принца! Эмма выпалила это с таким жаром и убежденностью, что они обе на секунду замолчали, а потом прыснули со смеху. Успокоившись, они снова приняли серьезный вид, но посмотрев друг на друга, снова заулыбались. — Эмма, а почему ты не веришь в теорию Генри? Может, она не совсем уж выдумка? — Ага, ожившие персонажи сказок, — Свон закатила глаза. — Мы все в детстве хотим верить в это, а с возрастом узнаем, что это детские фантазии, как Санта-Клаус, например. Ты же не веришь в Санту? — Уже не верю, — согласилась Паркер, вспоминая, как Дюк расхаживал в красном костюме с накладной бородой посреди июля, а город стремительно превращался в снежный шар. — Вот и я. — Но я тоже не верила в магию, пока не попала в Хейвен. Только поверить пришлось, ничем логичным происходящее там не объяснишь. Дуайт… парень, который пытается убедить население в бесконечных взрывах газовых сетей и отравлениях грибами. И газетчики, как могут, пишут правдоподобную ложь. Но ты же почувствовала на себе прикосновение Джордан?.. — Да уж, до сих пор мурашки по коже… — А Нэйтан ее не чувствует. Он ничего не чувствует, кроме меня, потому что у меня иммунитет к бедам. Свон прищурилась. — Этот Нэйтан, твой шеф… Он тебе нравится, да? Не отпирайся, я это сразу поняла, как только вас увидела. Одри отвернулась к свечам, теплым, мерцающим. — Тут всё сложно, — бодро призналась она. — Мне скоро надо уходить на двадцать семь лет, так что пусть уж лучше ходит в рестораны с Джордан. — Понимаю, у меня тоже не было нормальных парней, — Эмма сочувственно вздохнула и задумалась о своем. Молчание нарушила Паркер. — Иногда мне кажется, что я не создана для любви, для семьи, да и для счастья. Работа — вот было моим счастьем. Я знала, что надо ловить преступников, потом, что надо помогать людям с бедами, а теперь мне надо спасти всех и… — И ты не уверена, хочешь ли, — закончила ее мысль Эмма. — Да, — вздохнула детектив. — Не уверена. Потерять любимых, пожертвовать ради людей, которых я даже не знаю, людей, которые мне врали, глядя в глаза, которые меня ненавидят, ради того, чтобы Джордан была с Нэйтаном. У тебя всё хотя бы честнее. Тебе с самого начала сказали, что ты спасительница. Жители Сторибрука не шепчутся у тебя за спиной, пока ты, как слепой котенок, до всего доходишь сама и совершенно случайно. Тебя не пытаются убить. — Всего лишь выпроводить из города, — усмехнулась шериф. — Постой, так ты считаешь, что теория Генри не чушь? — Я уже не знаю, что ты называешь чушью, — улыбнулась ей в ответ Одри. — Просто я с некоторых пор перестала исключать невозможное. Мне кажется, тебе тоже надо отбросить свой скептицизм и попробовать во всем разобраться. Нам вместе. Начать, к примеру, с Руби. — Ты думаешь? — Эмма всё еще сомневалась. — Тебе же нечего терять? — Нечего, — сдалась сторибрукская блондинка. — Ты мне поможешь? — Помогать — это то, что я умею делать лучше всего, — подмигнула полицейская. Они снова рассмеялись. И Одри и Эмма вдруг почувствовали удивительную лёгкость: давно им не хватало поддержки и понимания, простого, самого обычного разговора по душам, давно у них не было подруг, которые бы понимали без слов. *** Нэйтан проводил Джордан до ее номера. — Останься, ну, останься, — упрашивала она и пьяно к нему льнула. — Не могу, — выкручивался Уорнос. — Тут тонкие стены, нас могут услышать. — А плевать, — настаивала девушка, повиснув у него на шее. — Нет, прости, в следующий раз, — шефу очень хотелось от нее избавиться. — Сейчас тебе лучше лечь спать. — Хорошо, иди к своей Паркер, — Джордан отлипла от него, повернулась на каблуках, махнула рукой. — Иди. Всё равно она скоро войдет в амбар, и тогда ты будешь мой. Иди. Она скрылась за дверью, закрыла ее перед самым его носом. Полицейский постоял с минуту неподвижно, убеждаясь, что МакКи не выйдет обратно и не уволочет его в комнату. Она и так ему наскучила за вечер, весь ужин он думал о напарнице, которая осталась одна. Представлял, как она переоделась в сорочку, села на краешек кровати и стала смотреть в окно. Представлял, какая она миленькая, нежная и такая одинокая. Ее грусть передавалась ему, и он нервничал, ерзал на стуле и спешил увести охранницу обратно в гостиницу, чтобы наведаться к Паркер, составить ей компанию. Всё было тихо. Гордая Джордан не собиралась его насиловать. Нэйтан развернулся и пошел к номеру Одри. Остановился у двери. Тихо постучал. Совсем тихо, для вида, для оправданья, а потом толкнул дверь. Она подалась, и шеф по инерции переступил порог. — Ой… Девушек было двое. Похожих, как сестры. Блондинки сидели на диване, подогнув ноги, и обсуждали. — Если мы попросим ее рассказать… Если получится… То не обязательно будет ее увозить. — Если теория верна, она и не уедет. — Надо это проверить в первую очередь. — Ой! Девушки одновременно заметили пришельца, смущенно уставились на него. — Простите, — пробормотал Нэйтан и ретировался. Вот уж он не ожидал от Паркер огромного дружелюбия.