Роковая ошибка

Итак, наверняка вы хотите узнать, что я тогда подумал о Рикки и о её, безусловно, странных двухдневных прогулках. К вашему удивлению я мало что мог извлечь из этого: предположений было много, а каких-либо подробностей, наводящих на более-менее однозначный ответ, не было совсем. Сначала я подумал, что Рикки убегает ночевать к каким-нибудь друзьям или мотается по клубам (активная же девчонка, трудно ей усидеть на месте), но потом моя догадка разбилась о факты: потрёпанный вид, испачканная простыня на плече, слова про импровизированную палатку. Будто Рикки действительно спала на траве, завернувшись в покрывало. Но зачем? У неё же есть крыша над головой, есть, где нормально переночевать. Неужто ей и вправду тех самых «приключений» не хватает, что она готова спать в поле, лишь бы получить хоть какое-то разнообразие? В голове творился диссонанс. Девушка, что навела меня на книгу, явно не предназначенную для простых подростковых умов, так хорошо отзывающаяся о слоге её автора, уходит на двухдневные прогулки и спит в траве, заявляет, что отправилась «искать приключения», ведёт себя, как двенадцатилетний ребёнок и ползает на четвереньках, ища потерянную туфлю. Всё это просто не могло относиться к одному и тому же человеку. А что, если она просто хотела найти повод, чтобы со мной пообщаться, поэтому сделала вид, что знает ту книгу? И за её детским поведением действительно ничего не кроется, а я, как настоящий глупец, повёлся и… — Я вернулась! — задорный, радостный голос выдернул меня из размышлений. Рикки стояла передо мной в чистой, новой одежде, благо, не такой уж детской по сравнению с предыдущей, на ногах больше не было зелёных разводов от травы и цветочной пыльцы, и в целом она совсем не походила на человека, ночевавшего в лесу. Её тонкие пальцы немного поджались от волнения (я мог поклясться, они взмокли и похолодели), а сосредоточенный взгляд был направлен только на меня и ни на кого больше. — Ты… Ты вчера меня искал? — Да, — мне с трудом дался этот ответ: за всё время, что Рикки отсутствовала, я успел передумать и выбросить из головы все планы, связанные с ней. Что вообще может быть схожего между мной и этой неопрятной, эксцентричной персоной? Только то, что нам якобы нравится одна и та же книга? Я был уверен, это — лишь простое совпадение. — Значит, надумал погулять со мной? — она выуживала из меня слова, как могла, между тем светясь от счастья. Я же не мог сказать: «Нет, ты мне больше не нужна, отстань», но не потому, что мне вдруг стало её жалко, а потому, что такой поступок бы совершенно не соответствовал моим принципам. Раз уж ввязался в эту историю и заварил эту кашу — расхлёбывай всё сам, а не уходи от проблем и не отмахивайся от собственных ошибок. Конечно, я бы мог наговорить что-то про несуществующие дела, что я тороплюсь, однако, сами подумайте, заявлять, что спешишь куда-то, когда пару минут назад ты терпеливо дожидался этой девчонки, как минимум странно. Да и потом, Рикки бы наверняка от меня просто так не отстала… «Ладно», — подумал я, — «похожу с ней минут десять, ничего страшного не случится, а потом сделаю вид, что мне срочно нужно домой, и отвяжусь от неё раз и навсегда. Уже стало совершенно ясно, что она ничего из себя не представляет». — Да, хотел, — мои размышления заняли совсем не много времени: обыкновенный собеседник бы ни за что не заметил, что я всё это время думал о чём-то, — можем прогуляться сейчас. — Ох, ну… — Рикки замялась и занервничала. — Моя смена же только-только началась, и… — Хозяйка сказала, что сегодня ты можешь отдохнуть, — я старался говорить максимально беспечно и правдоподобно: всё-таки доля правды в этом была. — Ой, да?! Не ожидала от неё такого! Наверное, ей очень понравились цветы! — девчонка просияла и подскочила на месте, радостно хлопнув в ладоши. — Тогда чего же мы ждём, пошли! Я неторопливо поднялся с места и последовал за ней. Рикки была в приподнятом настроении, хоть и заметно волновалась (я тогда предположил, что она не привыкла общаться с парнями), однако доля беспокойства не проскальзывала в её пружинистой походке. — Куда бы ты хотел пойти? Я знаю много красивых мест! — Желательно, куда-нибудь поближе. — Будет сделано! Неподалёку от сюда есть… Кхм, кладбище, — она значительно понизила голос, неловко потупив глаза, — но мы пойдём в ту сторону не ради него, а ради того, что за ним. Надеюсь, тебе понравится! — Рикки уверенно зашагала по направлению к покосившейся чёрной ограде, видневшейся дальше. — Кстати, Лайт, расскажи что-нибудь о себе! Ну, началось. Я озадаченно нахмурил брови, после чего девушка резко затормозила, будто опомнившись. — Ой, прости, пожалуйста… — виновато залепетала она. — Я никак не могу привыкнуть к вашему японскому этикету… — её щёки даже залились алым румянцем от неловкости. — Мне ведь следует называть тебя по фамилии, верно? — дело было совсем не в этом. — А ты её запомнила? — я тихо усмехнулся. — Конечно! Твоя фамилия — Ягами, я такое не забываю! — Что ж, тогда называй меня по фамилии, — я бы тогда предпочёл, чтобы она не обращалась ко мне вообще. — И в таком случае на конце добавляют «сан»… — тихо пробурчала себе под нос Рикки, словно стараясь вбить это правило себе в голову навсегда. — Хорошо, Ягами-сан, расскажи что-нибудь о себе, — повторила она, — что тебе нравится? Чем ты любишь заниматься? — так внимательно на меня посмотрела, будто готовилась записать в своём нелепом блокнотике всё, что я скажу. — Я не думаю, что мне есть, что рассказать. — лениво ответил я, надеясь, что девчонка не примется расспрашивать, почему. — Хм, вот значит, как… — Рикки выглядела озадаченной. — Тогда… Ты дочитал ту книгу? — на её лице вновь появилась улыбка. Ну, хоть подобрались к чему-то более интересному. — Почти. Я дошёл до того сюжетного поворота, о котором ты, кажется, говорила. — О-о-о, и как тебе? Понравилось? — Вполне. Это было действительно неожиданно и интригующе. — А какой персонаж твой самый любимый? — она тотчас воодушевилась. — Иоши, наверное. Его действия очень продуманны и расчётливы, он не даёт себе потерять голову в этом хаосе. — Мне он тоже очень нравится! У него такая проработанная история, что кажется, будто он — настоящий человек, а не персонаж в книге! Именно поэтому я восхищаюсь этим автором. Ну, не только поэтому, есть ещё ряд причин, его богатый язык, например… Он использует такие сложные, интересные и необычные конструкции, что не только сюжет может заинтриговать тебя, но и то, что же ещё автор провернёт дальше с текстом… — Рикки ненадолго прервалась, чтобы перешагнуть какой-то выступающий камушек. — Кстати, из персонажей мне ещё приглянулась королева, иллюстрация с ней в начале просто нечто! Хоть её и выставляют антагонистом в рецензиях, я бы не назвала её поступки однозначно плохими. У неё есть свои принципы, которым она следует, и она не злая, потому что сюжету нужен злодей. Да и вообще я бы не стала разделять персонажей здесь на «плохих» и «хороших»… Все они почти как реальные люди, имеющие свои страхи, вынуждающие их порой делать неправильные вещи. А ещё, а ещё! — вдруг вспомнила что-то Рикки. — Мне очень нравится напарница Иоши, Камия, она такая милая и заботливая, пусть и кажется холодной поначалу! Я думаю, мы с ней в чём-то похожи… Я пребывал в полнейшем недоумении и удивлении, вслушиваясь в каждое слово, слетающее с уст этой девчонки, что недавно вела себя, как настоящая оборванка. Мне и в голову не приходила мысль при нашей первой встрече, что Рикки может так грамотно излагать свою мысль и понимать прочитанное: она представлялась мне ещё не созревшим ребёнком, который только-только научился самостоятельности, а не разумным книголюбом, способным рассуждать над темами, поднимаемыми автором. Тем не менее я ещё не был полностью уверен в своих выводах. — А почему ты начала читать именно эту книгу? Как ты о ней узнала? — О, на это потребовались долгие поиски… Я долгое время не могла понять, какой конкретный жанр меня интересует: за что ни возьмусь, всё рано или поздно наскучивает и надоедает… Я и детективы читать пыталась, и романтику, и ужасы... Но всё было безрезультатно. Детективы казались мне чересчур предсказуемыми, а логика в них — натянутой, романтика была высосанной из пальца, ужасы были откровенно не страшными. И только потом до меня дошло, что дело вовсе не в жанре, а в авторе, вернее, в его навыках и способностях. Кто-то даже самое пресловутое клише может обыграть интересно, а кто-то с «мега-супер-необычной» идеей справиться не может. В принципе, я и раньше об этом знала, просто сейчас стала больше обращать на это внимание… Кхм, в общем, мне потребовалось довольно много времени, чтобы найти эту книгу. Я перерыла весь книжный магазин и только в самом его непримечательном месте отыскала этот шедевр. На самом же видном… Всё было очень плачевно. Как будто у всех резко закончились идеи… И интеллект… Как вы уже поняли, мне было очень непривычно видеть Рикки с такой стороны. Я всё ждал, когда она обернёт свой рассказ в нелепую шутку, как-нибудь игриво на меня посмотрит, выкинет что-то глупое, но ничего из этого не случалось, более того, её лицо тоже сделалось мне совсем незнакомым, каким-то другим, зрелым и рассудительным, не способным принадлежать задиристому подростку. Казалось, передо мной был совершенно иной человек, не похожий на ту знакомую мне взбалмошную Рикки. Я был совершенно растерян. Не знал, что ей отвечать, перестраиваться ли под её новый стиль общения и начать ли воспринимать слова всерьёз, не понимал, действительно ли я вижу её именно такой или додумываю и перестраиваю её образ в своём воображении, цепляясь за какие-то незначительные детали. Может, я снова ошибался, и всё это — не более, чем игра Рикки, чтобы хоть как-то меня впечатлить? Может, она просто притворяется таковой, а на самом деле не имеет ничего, похожего хоть на капельку мысли и собственного мнения в своей голове? Может, все её слова принадлежат не ей вовсе, а каким-то известным критикам из интернета, может… — Знаешь, Ягами-сан, — робкое обращение отвлекло меня от непрерывного потока мыслей, — мне порой бывает так грустно и тоскливо от осознания того, что весь мир катится в бездну. Куда ни глянь, везде одна и та же ситуация… Люди, которые находятся у всех на виду, — зачастую те ещё алчные подонки, гоняющиеся за каким-то безумным богатством и властью над другими. Они вытесняют тех, кого посчитают слабым, неспособным дать им должный отпор, и таким образом оказываются на самой вершине. И не важно, какой именно, будь то страны или творчества, везде, где бы ты не находился… Всё одно и то же. А те самые притеснённые люди в итоге оказываются очень талантливыми и хорошими. — её тяжкий вздох завершил эту тираду. Теперь я был в ещё большей растерянности. — Ох… — лицо Рикки приняло виноватое выражение, когда она взглянула на меня. — Прости, пожалуйста, что нагрузила тебя этим… Я не хотела причинять тебе дискомфорт, правда. — Нет, всё в порядке, — быстро оправился я, играя невозмутимость, — ты не сделала ничего плохого. — Нет, сделала. Я всё время говорила только о себе. — девушка виновато прикусила нижнюю губу и залилась пунцовым румянцем. — Так, будто тебя здесь вообще нет… Так делать нельзя. Да ещё и развела тут эти идиотские… — я поспешил её остановить. — Всё в порядке. Правда. — мой голос прозвучал чётко и настойчиво, отчего Рикки даже вздрогнула, по всей видимости, не ожидав от меня такого напора. — Просто я не был готов услышать таких слов от тебя, поэтому не знал, что ответить поначалу. Но ты не сказала ничего, что могло бы доставить мне неудобства. И я, между прочим, сам не захотел говорить о себе. Тебе не за что себя винить. — Вот как… — она стала значительно спокойнее, и это каким-то образом оказало воздействие и на меня. — Хорошо, я поняла… Спасибо… Чувственно поблагодарив меня, Рикки едва заметно улыбнулась, но не той своей рассеянной улыбкой, которую можно было наблюдать после какой-нибудь очередной проделки или шалости; скорее, радостной и немного смущённой. — Кстати, мы уже почти пришли, — проинформировала девушка, тут же пристыженно отведя от меня взгляд, будто на меня было запрещено долго смотреть. Перед нами раскинулась длинная, бескрайняя дорога, ведущая вдоль аллей с надгробиями. Рикки с видом заядлого путешественника и первопроходца повела меня, высоко подняв голову и лыбясь до ушей — это я уже дорисовал в своём воображении. На удивление мы шли молча, она совсем не спешила начинать новый диалог, и я, несомненно, был этому рад. Прогулка несколько затянулась: мы всё шли, шли и шли, оставляя позади себя всё больше участков, забитых могилами, а впереди не было ничего, за что глаз мог бы уцепиться. В тот момент, когда я хотел упрекнуть свою проводницу, что мы слишком долго идём до обещанного «неподалёку», Рикки вдруг свернула с дороги в сторону узкой тропинки, еле-еле видневшейся среди густых кустарников, и поманила меня за собой. Я не сразу осознал, что мы пришли, всё ждал, когда Рикки вновь двинется куда-то, но она остановилась и выжидающе уставилась на меня так, как, должно быть, смотрят дети на своих родителей, показывая очередные каракули, не скрывая нелепой улыбки в предвкушении похвалы. Тогда-то до меня и дошло: мы посреди поля, заканчивающегося крутым обрывом в метрах десяти-пятнадцати от нас, вокруг ни единого признака человеческой жизни, могилы и ограждения остались позади, идти больше некуда. — Ну, как? Тебе нравится? — нетерпеливо обратилась ко мне Рикки, сгорая от желания поскорее узнать мою реакцию. Я же какое-то время колебался, после чего пробормотал что-то невнятное, что было расценено ею за положительный ответ. — Я люблю бывать здесь время от времени! Тут так тихо и спокойно… Очень настраивающая обстановка! — Рикки продолжала искренне и лучезарно улыбаться, похоже, не понимая, что это место меня совершенно не заботит. — Знаешь, я всё мечтаю когда-нибудь пойти вон туда на несколько дней, — она указала на огромный лес, следующий от начала обрыва вплоть до горизонта, — но спускаться одной как-то страшновато… — Это может быть опасно, ты же знаешь? — впервые мои слова были сказаны не из вежливости. — Знаю, поэтому думаю, может, найти какой-нибудь другой подход… — наивность и бесстрашие этой девчонки поражали: любой другой человек ни за что бы не сунулся в эти непроходимые дебри. — Я не про спуск. — А про что? — похоже, она всё ещё не понимает. — Про то, что в такие непроходимые леса опасно соваться одной. Не думала о том, что там могут быть дикие животные? На какое-то мгновение Рикки растерянно замолчала, отводя взгляд. — Ну-у, эм, наверное… — она как-то виновато и рассеянно почесала свой нос. — Если честно, не думала… Порой она меня шокирует. — Подумай в следующий раз, прежде чем натворить глупостей. Это может закончиться совсем не весело. Не знаю, отчего я вдруг испытал рвение наставлять её: то ли из-за того, что мне показалось, будто она готова сигануть туда вприпрыжку прямо сейчас, то ли из-за того, что представил, насколько волос поседеет хозяйка, когда узнает об этом. В любом случае я ощущал, что сделал правильный выбор: не сказал бы я этого тогда, сегодня бы Рикки наверняка числилась в «пропавших без вести». Пусть на тот момент это и не должно было меня волновать. Странные и противоречивые мысли стали возникать в моей голове. Образ Рикки совсем не клеился и не составлялся: одно конфликтовало с другим, перечёркивало его, а затем появлялось густое пятно краски и смазывало всё в одну кашу. То она кривляется, капризничает и дразнится, то внезапно становится серьёзной, открытой и рассудительной, то опять занимается ребячеством и выглядит как дурочка, выказывая рвение двинуться в очередной поход. Казалось бы, вот оно — объяснение её нелогичному поведению — Рикки просто притворяется смышлёной, а на деле и понятия не имеет, о чём говорит; однако такой расклад меня, человека, любящего докапываться до мелочей, не устраивал. Хотя бы потому, что где-то на подсознательном уровне я понимал, что Рикки вовсе не дура. И прекрасно она осознаёт, что делает. Рикки молчала и беззаботно улыбалась, уставившись в сторону «неведанных краёв». Что-то мне подсказывало, что так просто оставлять идею отправиться туда она не станет. И тут я всё же позволил себе задать волнующий меня вопрос: — Почему ты так себя ведёшь? Рикки удивлённо посмотрела на меня, склонив голову набок. — Как? — Как ребёнок. То, что произошло в кафе, тому пример. Выражение её лица резко сменилась, она будто чего-то испугалась и не знала, куда себя деть (или куда бежать?), очевидно, занервничав. — Разве?.. Разве я веду себя, как ребёнок? — Рикки попыталась состряпать недоумение хотя бы на лице, но я отчётливо распознавал ложь в людях, а потому не повёлся на бессмысленную и жалкую актёрскую игру. — Уж точно не как шестнадцатилетний подросток. Она замялась, поспешно выдав тихое «ну, мне вообще-то семнадцать», и на долю секунды я даже искренне удивился: не думал, что мог прогадать с её возрастом (как-то раз я ошибочно принял её за пятнадцатилетнюю: настолько она искрилась инфантильностью), однако смятение было недолгим и я продолжил: — Так или иначе, твоё поведение не столько противоречит твоему возрасту, сколько тому, что ты говорила минут двадцать назад. — Я…Я что-то говорила?.. — Рикки нелепо улыбнулась и стала судорожно накрывать одну ладонь другой, сжимая пальцы и слегка похрустывая ими (признаться, этот звук действовал мне на нервы). — У тебя короткая память? — это, безусловно, грубое замечание само слетело с моих уст (о чём я теперь сожалею). — «Мир катится в бездну, всё одно и то же, сильные вытесняют слабых» — всё это не может быть словами глупого гиперактивного ребёнка, каким ты кажешься или пытаешься казаться. К тому же то, как ты тогда разговаривала, в очередной раз доказывает это. Так что не так? Для чего это ненужное ребячество? Рикки замолчала, прикусив губу, и с её лица тотчас сползла притворная улыбка: очевидно, мои слова помогли сорвать с неё маску. Затем она приоткрыла рот и шумно вдохнула, готовясь что-то сказать, но вновь затихла, одёргивая себя. Похоже, всё никак не могла подобрать слов. — Если честно... Я просто оправдываю ожидания других людей. — Рикки опустила глаза, будто пытаясь спрятаться от меня. — Им проще увидеть во мне легкомысленную дурочку, нежели чувственного и серьёзного человека. Признаюсь, бывают такие моменты, когда мне искренне хочется подурачиться, но это зависит от настроения, а не от того, что я на самом деле такая. Но окружение почему-то восприняло мой пятиминутный порыв радости, как моё состояние по умолчанию, и в его глазах я теперь выгляжу… Так. — тяжко вздыхая, она выдержала небольшую паузу, после чего продолжила. — Я пыталась как-то разрушить созданный мною образ, но безуспешно. Меня уже никто не воспринимает всерьёз, а потуги показаться более смышлёной приводят к тому, что меня считают ещё большей дурой. Поэтому мне остаётся лишь подыгрывать своему же образу, притворяться тем, кем я являюсь отчасти… — тут Рикки заговорила совсем тихо. — Хотя, по правде сказать, я уже и не понимаю, где я настоящая, а где — образ… — и вернулась на привычный тон. — К тому же мне гораздо проще услышать слова «ты дура», прикидываясь глупой, чем услышать те же слова, будучи самой собой… В воздухе застыла напряжённая тишина: я думал, что Рикки скажет ещё что-нибудь, однако она молчала, в то время как мне сказать было нечего. В голове даже не было ни единой мысли. Но я чувствовал, как в груди что-то неприятно сжалось (нет, не сердце, как обычно выражаются), а всё тело будто накрыло каким-то плотно прилегающим металлическим куполом, мешающим сдвинуться с места и нормально дышать. Рикки же неловко склонила свою голову вниз, иногда искоса, боязливо поглядывая на меня: очевидно, страшилась получить негативную реакцию на своеобразное признание. Наверняка она уже успела пожалеть о том, что выложила все свои переживания, и пыталась в спешке придумать какую-нибудь отговорку или извинение, дабы увести разговор в привычное русло. Но я не позволил. — Я могу тебя понять. Оправдывать чужие ожидания ценой собственного благополучия — очень тяжёлая вещь. Эти слова сорвались с языка сами собой: я сказал их будто на автомате, по привычке, как если бы поздоровался со знакомым мне человеком, окликнувшим меня на улице; что-то вроде банальной вежливости при разговоре, когда неосознанно говоришь «спасибо» и «пожалуйста»; однако в тот раз я чувствовал, что сказанное мной — не бессмысленная болтовня, появившаяся с целью заполнить пустоту. Я не мог облечь в слова это ощущение, объяснить, откуда оно взялось, но уверенность в том, что я сделал что-то очень нужное, постепенно возрастала. Рикки удивлённо подняла на меня глаза, кажется, дёрнувшись от неожиданности. Видимо, она была готова услышать что угодно, кроме сочувствия. — Правда? Ты понимаешь? — от волнения её голос звучал, как натянутая до предела струна. — Конечно. На секунду прикусив губу, Рикки недоверчиво переспросила: — Точно-точно? Эта манера меня почему-то рассмешила: Рикки вела себя точь-в-точь как провинившийся в чём-то ребёнок. — Да, — не помню, в какой момент мои уголки губ начали медленно приподниматься, — и тебе вовсе не за чем больше притворяться передо мной. Меня вполне устраивает то, как ты ведёшь себя сейчас. Лицо девушки стремительно наливалось красным. Я предполагал, что Рикки краснеет от чрезмерного напряжения и незнания, что сказать при разговоре: подобное было уже не в первый раз, а потому я решил игнорировать эти припадки спелой урожайной помидорки. Нет, прошу прощения, неудачное слово подобрал, просто само вырвалось-… Забудьте то, что только что прочли, умоляю. Забудьте и не вспоминайте никогда. Игнорировать внезапные притоки крови к лицу. — То есть… То есть мне не нужно бояться, что я скажу перед тобой что-нибудь не то? — нерешительно начала Рикки. — А… А если я действительно вдруг скажу что-нибудь не то, что… Что тогда? Я тяжко вздохнул. Похоже, ей нужно по нескольку раз повторять одни и те же слова, чтобы она их хорошенько запомнила. — Ничего. Я же сказал, что не буду тебя осуждать, а называть дурой — тем более. «Только если мысленно», — добавил мой внутренний голос. — Будет гораздо хуже, если ты продолжишь притворяться глупой. Такое поведение как минимум раздражает. Рикки вновь обрела озадаченный вид, будто всерьёз задумавшись над сказанным мной. — Ладно, хорошо, — медленно произнесла она, всё ещё размышляя, — я больше не буду себя так вести. — и снова она выдаёт эти детские фразочки: «я больше не буду». — Но и ты должен пообещать, что не станешь меня упрекать или осуждать за это. — Я уже пообещал, Рикки. — повторил я, озабоченно потирая переносицу. «И почему этот диалог выглядит так, будто я действительно собираюсь с ней общаться?» — с досадой пронеслось в мыслях. — «Я ведь хотел отвязаться от неё ещё в самом начале, что пошло не так?» — ответ был предельно ясен: Рикки не оправдала моих не самых лучших ожиданий, и я застопорился, не зная, как быть дальше. — «Но это совсем ничего не значит, я и сейчас-то не особо горю желанием взаимодействовать с ней. Будто это что-то мне даст в будущем. Мне ведь некогда, да и есть дела гораздо важнее, чем это, да и она…» — додумать эту реплику я не успел, заметив краем глаза, как Рикки сверлила меня пытливым взором и широко улыбалась. И неизвестно, сколько это уже продолжалось: уйдя в мысли, я перестал воспринимать реальность в полном объёме. — Это так здорово! — внезапно воскликнула девушка, хлопнув в ладоши. — Что именно? — То, что у меня появился такой человек, как ты! — ну, началось, — подумал я, в ту же секунду мысленно забив последний гвоздь в свой гроб. — Я уже думала, что мне так и придётся отчаянно играть дурочку перед каждым встречным. — Рикки говорила это с таким гордым и довольным видом, что я не решился вставить и слова. — Но ты пришёл ко мне очень во время, Ягами-сан! — в её зелёных глазах вновь загорелись искорки задора, радости и… Восхищения? — Ты очень помог мне, спасибо! Рикки произнесла это так, будто я сделал что-то невероятное, совершил какой-то подвиг, хотя по факту я лишь бросил пару необдуманных фраз, в искренности которых сам тогда сомневался. Я хотел было поспешно заявить, что я не сказал совершенно ничего особенного и ей не за чем меня благодарить (я знал, во что это выльется: Рикки потом так и будет ходить за мной хвостиком и донимать, считая своим спасителем), но мои попытки заговорить были прерваны. — И всё-таки… Я могу как-нибудь достойно отблагодарить тебя? На деле, а не на словах. — она лукаво улыбнулась, или мне показалось? — Нет, ничего не надо, правда, не надо, — неожиданно для самого себя я затараторил, как мои одноклассники, выступающие у доски (уж не знаю, было ли это связано с тем, что я боялся, что Рикки сильно ко мне привяжется и потом не отстанет), — я не сделал ничего такого, за что тебе вообще нужно меня благодарить. — Ой, так ты ещё и скромный! — стоит ей начать гнуть свою линию, и её уже не остановить (впрочем, эта черта в ней до сих пор не изменилась). Нужно было срочно, срочно увести тему разговора или вообще завершить его, иначе эти благодарности растянутся не на одну прогулку, а на десять. — Нет, ты неправильно поняла… — Ещё как правильно! Ягами, на что ты вообще надеешься? На то, что я просто так всё забуду? — эта игривая улыбка не давала мне покоя, и дело было не только в тех опасениях, о которых говорилось выше. — Ну уж нет! Последняя фраза словно поставила жирную точку в этом вопросе, и совсем не такую, какую хотелось бы. Рикки сдвинулась с места и направилась обратно, жестом поманив меня за собой и окончательно давая понять, что разговор исчерпан. Но я пребывал в таком отчаянии, в таком недоумении и смятении, что упрямо продолжил попытки переубедить её. — Нет, Рикки, я правда… — бросил я по дороге и снова оказался прерван. — Послушай, Ягами, — серьёзным тоном заговорила она, — ни один человек до тебя и слушать не хотел о моих проблемах. «Да я тоже, вообще-то, не очень», — в безысходности подумал я между фраз. — А тем более — давать какие-то там обещания. Так что ты оказал мне гораздо большую поддержку, чем думаешь. — Рикки остановилась и тепло улыбнулась, разглядывая меня. — Я очень ценю это. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга в полном молчании. Я мог в который раз обратить внимание на бледноватые веснушки, мелко рассыпанные по её аккуратному носику и щекам, и в который раз про себя отметить, что они, должно быть, от того, что Рикки долго гуляет на солнце. А она… — Ягами, ты покраснел. Эти слова словно окатили меня кипятком, и я дёрнулся, кажется, сделав пару шагов назад. «И когда успел только?» — всё, что с отчаянием пронеслось у меня в мыслях. Видимо, не только Рикки имеет склонность краснеть от волнения. Но не помню, чтобы я настолько сильно об этом переживал. — Солнце садится. Наверное, оно так подсвечивает. — единственное, что пришло мне в голову в качестве оправдания. — Мы стоим в тени. — девушка тихо хихикнула, обнажив в улыбке белые зубы, и снова возобновила путь, решив не загонять меня в неловкое положение ещё больше. Оставшееся время мы шли молча. Я думал о том, как мне в скорейшем будущем найти предлог свести общение с Рикки к минимуму, если вообще его не прервать: ничем хорошим эта история явно не кончится; эта девчонка скорее прикуёт меня к себе кандалами, чем добровольно отпустит и даст передышку. Таков уж её темперамент. Рикки с какой-то мечтательностью и восхищением любовалась окрашенным в рыжий небом, почти не глядя под ноги (отчего, конечно, вскоре споткнулась о выступающую часть асфальта, будто специально появившуюся из неоткуда, дабы Рикки в очередной раз продемонстрировала мне свою неуклюжесть). Кажется, она тоже о чём-то глубоко задумалась и не спешила начинать диалог. Так и не нарушая образовавшуюся тишину, мы дошли до места встречи и остановились, чтобы попрощаться. В заведении не горел свет: кончилась смена. — Я очень благодарна тебе за эту прогулку, — робко начала Рикки, неловко переминаясь с ноги на ногу, — мне было очень хорошо с тобой. «Да, ни к чему хорошему это точно не приведёт». — в который раз мысленно убеждался я. — «Как же мне теперь от неё отделаться? Может, всё-таки сказать, что она не в моём вкусе или что-то вроде того?» — разумеется, это нужно было сделать ещё с самого начала, тогда, когда она предложила встретиться вне её смены. Но я замешкался, понадеялся на то, что как-нибудь от этого увернусь; потом же, перед самой прогулкой, тоже положился на то, что разберусь с ней минут за десять, выдумаю причину внезапного бегства и всё, конец истории. Нерешительный голосок вновь прервал мои рассуждения: — Слушай, а ты… Ты же зайдёшь завтра? «Ну всё», — загремело в голове с неистовой тревогой, — «отмазываться больше нельзя. Либо сейчас, либо никогда». Почему я так сильно волновался об этом? — давно интересуетесь вы, а я всё хочу ответить, вот только слова под перо совсем не попадаются. — Разве нельзя просто отшить девчонку, в чём имеется увесистый багаж опыта, а не играть сопливого дурака, готового, если что, плечо под слёзы подставить? — и это, удивительно, первый случай, когда я отвечу: нет, нельзя. Быть может, я и наговорил бы Рикки грубостей, сказал бы, что она может больше никогда ко мне не подходить, если бы не искал так отчаянно встречи с ней вчера, если бы она не пробудила во мне хоть ту скудную долю любопытства, что заставило меня прочесть её любимую книгу, не рассказывала, как страшно ей перестать надевать маску, если бы… Не была именно такой. Рассеянной, неловкой, странной. Хотя, с другой стороны, слова — это просто слова, они не должны иметь никакой ценности сами по себе, люди сами выбирают, как их воспринимать… — я переубеждал себя, как мог, не смея позволить допустить ещё одну ошибку. Фраза, способная оттолкнуть Рикки так дальше, как только можно, была заготовлена, дело оставалось за малым — её произнести, заставить рот приоткрыться, со свистом втянуть воздух и преобразить монотонный звук в несчастные слова: «Никуда я не зайду, разве не ясно, что ты мне совершенно противна? Твоя компания меня только выматывает и раздражает, и, кстати, выслушивал я твоё нытьё из вежливости, а не из желания, так что не обольщайся. Можешь больше меня здесь не ждать». Но язык совсем меня не слушался. Лёгкие рвано хватали воздух, готовясь его выпустить, губы разомкнулись, порываясь уже наконец-таки, вот сейчас, сказать, ладони дрогнули, собираясь жестикулировать, однако язык замирал в оцепенении, не в силах пошевелиться. Это продолжалось несколько раз по кругу, и я абсолютно не мог выдавить из себя ни слова, в то время как Рикки смотрела на меня с таким беспокойством, таким волнением и даже страхом, что подлила масла в огонь, и все мысли вылетели из головы. — Если ты не хочешь больше видеться, я пойму… — словно прочла их напоследок девушка, давая мне последний, решающий шанс. Однако её слова произвели на меня совершенно противоположный эффект. — Нет, хочу. Я зайду к тебе завтра утром, Рикки, хорошо? — на одном дыхании выпалил я, едва осознавая, что сказал. Её звучное и простое имя как-то неожиданно легло на язык, и от его произношения всему моему телу мгновенно стало легче: мышцы расслабились, ритм дыхания наладился, а сухость во рту исчезла. Рикки переменилась в лице, заулыбавшись одной из, безусловно, самых своих обаятельных улыбок. И хоть краем глаза я мог заметить, что она всё ещё нервничала (похрустывающие пальцы, мнущаяся в них футболка), это зрелище оказывало на меня магический эффект: я переставал нервничать по какому-либо поводу и лишь всматривался в миловидное, счастливое личико, которое стало таковым благодаря мне (хотя где-то на подсознательном уровне понимал, что так не должно быть). — Хорошо, — кивнула Рикки, внимательно изучая меня в ответ, — тогда завтра утром… — околдованная моими словами, она будто приросла к месту, не собираясь уходить. Неведомая сила мешала сдвинуться и мне. — Ты ведь… Обещаешь, правда? — Да, обещаю, — я кое-как заставил себя проговорить это, поставив невидимую печать на своём приговоре и теперь ею ужасаясь. Поспешно отведя взгляд от блондинки, я наконец решился покинуть тот проклятый клочок земли, на котором моё решение окончить всё раз и навсегда было сломлено. — До завтра. Рикки сонливо (хотя я был уверен, что она ничуть не устала) помахала мне вслед, и с её лица пропала улыбка — дальше я уже не смотрел, так как развернулся и пошёл прочь. Нарастающее чувство отвращения и неправильности гналось за мной, и я надеялся, что смогу от него избавиться, ускорив шаг, но порицающие мысли проворно настигали. Их было множество, они будто пытались перекричать друг друга, вопя в унисон и ненадолго прерываясь. Сейчас я не могу воспроизвести ни одной, однако я до сих пор ощущаю их на, скажем так, эмоциональном уровне: могу вспомнить то, как они вытесняли собой и звуковое, и зрительное сопровождение, отчего я тогда не заметил, как оказался на пороге своего дома. Когда я лёг на кровать и зажмурился, всё исчезло. Я попытался расслабиться и уснуть, но проворочался на постели до четырёх утра.