***
По правде сказать, дальше для меня всё было как в тумане. Те дни я припоминаю теперь смутно, поскольку всё, чем я тогда занимался, было простым и беспощадным убиванием времени: вот, например, на следующий день Саю уговорила меня отвести её на речку (мама в одиночку ходить ей не разрешает), и мне пришлось полдня мотаться с ней, слоняясь от одного места к другому (что-то Саю вечно там не устраивало). Не поймите неправильно, я не против провести время со своей сестрой, по правде сказать, мне иногда даже доставляет удовольствие слушанье её нелепых рассказов и жалоб на всё на свете; но тогда, когда я с особенной силой хотел уйти в себя и найти хоть какое-то относительно интересное занятие, способное увлечь меня, эти прогулки только истощали. Так больше продолжаться не могло, и, придя домой поздно вечером, я всерьёз задумался над тем, чтобы взяться за ту книгу, что так сильно завлекла Рикки. Да, вы не ошиблись, я в который раз «пошёл на поводу» у этой странной девчонки, если это можно так назвать, но что мне ещё оставалось? Нужно было хоть чем-то занять свой ум, а не слоняться без дела по улице, ожидая, когда своеобразный отдых подойдёт к концу. К тому же, как говорится, «иногда чашка кофе — это просто чашка кофе», в нашем же случае это книга. Она уже мне принадлежит, так почему бы не прочесть хотя бы первые три страницы? Я так и сделал: не в моих принципах давать произведению разогнаться. Если мне становится скучно с первых страниц, я немедленно закрываю книгу и через минуту забываю о прочитанном. На удивление в этом случае мне скучно не было. Начиналось всё, правда, как и везде: непринуждённое описание чего-то совсем обыденного, вроде привычек главного героя или его имени, но уже совсем скоро, буквально через пару абзацев, последовал резкий обрыв этих описаний и начало самого сюжета. При том я бы не сказал, что это было сделано криво или неумело: автор, похоже, хорошо знал своё дело и просто «развлекался» с читателем, играя с его вниманием и концентрацией, создавая фундамент для нового типичного, клишированного поворота или героя, но тут же его разрушая, как бы дразня и подрывая негативные ожидания читателя. В одном фрагменте, кстати, автор напрямую обратился к слушателю: «Вы думаете, я буду убивать основных героев на первых же страницах, чтобы вызвать у Вас жалость и тем самым завлечь, как делают бумагомаратели, красующиеся на самых видных полках в магазине? Как бы не так!» — и, признаться, такой подход меня вполне устраивал. Главы кончались, казалось, со скоростью света. За первой последовала пятая, за ней — одиннадцатая, потом я чуть было не дошёл до семнадцатой, но вовремя прервался, взглянув на часы. Час ночи! «Чёрт возьми, да я никогда ничем так сильно не увлекался», — подумал я, протирая слипавшиеся от сонливости глаза, — «это так на меня не похоже». Оставил закладку на двести двадцать седьмой странице и погасил свет. «Что ж, должен признать, у этой девчонки неплохой вкус», — последняя мысль, которая посетила мой разум, прежде чем я умыл лицо и лёг спать. Четверг, 31 июля. Этот день я полностью посвятил чтению книги: она меня так заинтриговала, что я ещё очень долго не мог сомкнуть глаз, ворочаясь в постели ночью, точно Рикки. Если честно, я не думал, что эта несносная особа сможет навести меня на что-то столь потрясающее и восхитительное, поэтому в тот же миг усомнился в том, насколько она глупа и непримечательна, какой кажется на первый взгляд. А, дойдя до того момента, от которого девушка была в полном восторге, я даже захотел как-то отблагодарить её, ведь, если бы не её заманчивые слова об этой книге, я бы вряд ли когда-нибудь всерьёз взялся за это чтиво, следовательно, не смог бы так здорово себя развлечь. Впрочем, простым развлечением назвать это я бы не осмелился. Это больше, чем простой текст на бумаге. Время пролетело быстро, когда я заметил, что позади осталось уже больше половины толщины книги. В тот момент я остановился и задал себе мысленный вопрос: «А хочу ли я продолжать?». Конечно, я хотел, однако в таком случае оставшаяся часть истории пролетела бы мимо меня так же незаметно и быстро, как предыдущая. А продлить это удовольствие было жизненно необходимо. Так что я силой воли заставил себя закрыть книгу и перевёл взгляд в окно. Весь последующий вечер и ночь я думал. И нет, не о прочитанном, а о Рикки. Кажется, она хотела обсудить со мной один важный поворот в сюжете. А ещё прогуляться на кладбище. И, если честно, теперь я совершенно не мог отказать ей. Пятница, 1 августа. После обеда я заявил маме и сестре, что хочу погулять один, после чего направился в сторону того «злосчастного» (как я его тогда нарекал) кафе. Моё желание встретиться с Рикки было обусловлено тем, что прогулка поможет продлить удовольствие от чтения книги, да и к тому же узнать, что всё-таки творится в голове у этой девчонки, раз мы имеем относительно схожие интересы. Конечно, она могла оказаться просто-напросто особо впечатлительной личностью, которая будет восхищаться любым чтивом, пусть и самым низкопробным, однако, вспомнив о том, как она нахваливала автора и акцентировала внимание на его слоге, я отбросил эту мысль. Даже по таким, казалось бы, незначительным мелочам уже можно было сделать вывод, что Рикки что-то да понимает в книгах. Я вошёл кафе и осмотрелся. У меня было предчувствие, будто сейчас, ещё немного — и выбежит эта светловолосая бестия, радостно размахивая руками, поднимая за собой шум и бормоча всякие глупости; но этого на удивление не происходило. В помещении было непривычно тихо и спокойно. Тогда я подошёл к хозяйке и спросил: — Прошу прощения, вы не знаете, где Рикки? Та, нахмурившись, недоверчиво посмотрела на меня, как бы недоумевая, с чего бы мне вдруг искать её, беспризорную, шумную и вечно докучающую девчонку. Выдержав выразительную паузу, она всё же ответила: — Да чёрт её знает. Её смена закончилась. Я хотел было вежливо попрощаться и уйти своей дорогой, отложив встречу с Рикки на завтра, если бы не следующие слова: — Я хоть и живу с ней под одной крышей, но я совершенно не представляю, где ей взбредёт в голову шляться сегодня. — Вы с ней живёте? — зачем-то переспросил я, точно не ожидав такого поворота: они не были похожи ни на родственников, ни на близких друг другу людей, скорее на едва знакомых коллег, связанных общей работой. При чём связанных не в самом лучшем смысле, учитывая их перепалки, возникавшие время от времени. — Да уж, представь себе, — недовольно проворчала она, — до сих пор себя ругаю за то, что впустила её тогда. И ведь умеет давить на жалость, чертовка! — Когда «тогда»? — Когда она стояла у моего порога, когда ж ещё! Говорила, что ей негде переночевать, что здесь впервые… А потом только сам Господь знает, как так получилось, что она до сих пор у меня ночует! И ведь чистосердечно свою помощь в работе предлагала, а сейчас всё… Сам знаешь, как! В общем, не знаю я, где она. Сказала только: «Я пошла искать приключения». Может, опять вздумала устроить двухдневную прогулку… Из этой женщины даже не приходилось выуживать информацию: она выкладывала всё сама, видимо, пользуясь возможностью впервые высказаться за долгое время. — В тот раз я чуть с ума не сошла! Везде её обыскалась: и тем звонила, и этим, и этих спрашивала, и тех! И все говорили, что не знают, куда запропастилась! Ушла днём, а на дворе уже поздний вечер, ночь почти что, и всё не возвращается! Я уж думаю, её кто-нибудь похитил, маньяк какой-нибудь в углу прирезал, разволновалась, ужас! Всю ночь не спала, ждала вестей! А она на следующий день как ни в чём не бывало заявляется и говорит знаешь что?! «Я видела настоящих кроликов»! Тьфу! — она с досадой отмахнулась и ненадолго замолкла. — Я её потом спрашиваю: «Ты где была?! Мы тебя обыскались!», а она: «Я гуляла». Я была просто в ярости, чуть не кричу: «Два дня что ли ты гуляла?!», а она как будто издевается, «Да» — говорит! Прибила бы! В который раз я убедился в том, что Рикки способна сотворить абсолютно любую глупость и тем самым вывести из себя абсолютно любого человека. Впрочем, это меня уже не удивляло. Гораздо сильнее заинтересовало то, что она, по всей видимости, до встречи с этой женщиной была бездомной и искала себе пристанище. «Наверняка причиной этому послужила ещё одна глупость», — подумал я. Так или иначе, мне не удалось выяснить её точное местонахождение, а потому я спешно попрощался с хозяйкой (я уже слышал, как она набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы рассказать очередную историю) и вышел на улицу. Суббота, 2 августа. Не могу перестать задаваться вопросом: почему я с таким рвением продолжаю искать встречи с этой девчонкой? Неделю назад я, наоборот, старался обходить её стороной, не желая ни знакомиться, ни обсуждать что-либо, но она всё равно настигала меня и вовлекала в бессмысленную болтовню; а сейчас, когда я сам почти что проявил инициативу, Рикки и след простыл. Жизнь что, решила поиграть со мной? Клянусь, это последний раз, когда я всматриваюсь в лица случайных девушек, надеясь увидеть детское, широко улыбающееся, последний раз, когда я прихожу в ту забегаловку без листов из тетради, последний… Она не заставила себя ждать. Едва я об этом подумал, раздался такой умопомрачительный грохот, источником которого могла быть только она и никто больше. Входная дверь резко распахнулась, точно её толкнули ногой, затем ударилась ручкой о стену, должно быть, оставив нехилую вмятину, и на пороге показалась знакомая фигура. — Букет даме моего сердца! — торжественно воскликнула Рикки, высоко подняв охапку сорванных цветов, сжатую в правой ладони, и прошествовала к барной стойке. Лицо хозяйки не поддавалось никаким разумным описаниям: глаза были настолько широко раскрыты, что на мгновение могло показаться, будто её удар сейчас хватит. — Что ты?!... Ты… Ты… — её взор метался от одной вещи к другой: то замирал на букете, то перескакивал на испачканную простынь, перекинутую через плечо девчонки; но в конце концов остановился на самой виновнице столь громкой суматохи, от которой моим барабанным перепонкам пришлось несладко. — Где ты была?! — Там же, где и всегда, — невозмутимо ответила Рикки, заботливо укладывая цветы в пустую вазу, — я гуляла. — Я… Я не об этом вообще! Где ты так измазалась вся?! Только сейчас я обратил внимание на её потрёпанный вид: белые носочки стали светло-зелёными и кое-где были запачканы землёй и песком, с голубым коротким комбинезоном творилась та же история, а в запутанных волосах, если приглядеться, можно было увидеть несколько засохших стеблей травы. — И ничего я не измазалась… — растерянно проговорила Рикки, осматривая себя, будто надеясь увидеть какие-нибудь инопланетные символы. На глаза попался лишь одинокий муравей, прокладывающий путь по левой обнажённой ноге, и Рикки, не церемонясь, одним звонким шлепком прикончила неприятеля. — Собака такая! Прокатиться на мне решил, а? — Как же не измазалась, посмотри, вот пятно, вот пятно! — стала указывать хозяйка, не то бледнея, не то краснея от неслыханной злобы. — Что это такое?! Ты ещё и простынь с собой взяла?! — Импровизированная палатка?.. — нелепо и рассеянно улыбнулась Рикки с какой-то двоякой интонацией: я не понял, было ли это вопросом или утверждением. Хозяйка лишь пробурчала под нос что-то неразборчивое (я мог поклясться, это было матерное ругательство) и топнула ногой: другого ей не оставалось. Кричать на девчонку дальше при клиентах она явно не имела желания. — Я хотела вернуться пораньше, чтобы успеть на смену, — внезапно заговорила Рикки, виновато склонив голову, — но произошло кое-что непредвиденное. Так что приношу свои извинения. Я сейчас же принимаюсь за работу! — Какая ещё работа?! В таком-то виде! — женщину накрыл новый приступ шока. — А ну марш домой умываться! И чтоб ни единого пятнышка не осталось! — она силой развернула незадачливую официантку в противоположную сторону и несильно подтолкнула. — А, и кстати… Про тебя вчера какой-то юноша спрашивал. Рикки остолбенела, замерла, точно статуя, всем своим видом показывая изумление и затаённый восторг, готовый вот-вот вырваться наружу через высокие прыжки и громкие возгласы. — Юноша? Какой? А что спрашивал? — на одном дыхании выдала она, всем сердцем желая узнать ответ и в то же время боясь услышать не то, чего она ожидает. Я окончательно убедился в том, что Рикки не могла найти себе места, гадая, когда же мы снова встретимся: я осознавал это где-то на подсознательном уровне всё время, но не воспринимал всерьёз до тех пор, пока не услышал эти взволнованные вопросы, срывающиеся с её уст. — Ну, этот… — собеседница попыталась что-то изобразить, но вдруг благодаря какому-то чуду её взгляд остановился на мне. — Так вот же он сидит! Я не знал, злиться мне или радоваться: всё-таки я сам начал поиски. И уже, если честно, успел усомниться в правильности своего решения. Между тем Рикки так обрадовалась, что, не раздумывая, поддалась в мою сторону, но, сделав один шаг, тут же остановилась, не зная, куда деться: бежать ко мне или на улицу, в дом, под душ. Поколебавшись несколько секунд, она выдала торопливое «Подожди, я сейчас!» и помчалась к выходу, а затем по направлению к одиноким домам. И я мог даже слышать то, как её ступни в лакированных чёрных ботиночках ударяются об асфальт, хотя сама Рикки была уже далеко. — Боже, лучше бы не прибегала… — тяжко вздохнула хозяйка, потирая переносицу. — Так хотелось побыть в тишине… Что ж, я мог ей это устроить.Часть 2
5 ноября 2022 г. в 17:02
Наверняка вы уже задались вопросом, как я тогда относился к Рикки. Быть может, первый разговор с ней что-то во мне изменил? Я вам отвечу: ни капли. Хотя трудно в это поверить, читая всё то, что я понаписал, те длинные, подробные описания то её походки, то привычек, то внешнего вида: неспроста же всё это? Однако спешу вам напомнить, что это — изменённая версия моего дневника (какое дурацкое выражение), та же, исходная, кардинально отличается, и в то время, когда она создавалась, я не награждал Рикки такими огромными абзацами, не уделял ей столько страниц повествования, сколько уделяю сейчас. Опять же спросите: а что изменилось сейчас, когда ты выводишь эти буквы чернилами на бумаге? А на этот вопрос ответ вы уже найдёте сами. Во-первых, всё и так предельно очевидно, во-вторых, мне не хочется раньше времени расписывать нынешние чувства к Рикки, дабы это не выглядело странно, а в-третьих, загляните в самый первый абзац предыдущей части, в конце концов. Я не люблю несколько раз повторять одно и то же.
Возвращаясь к упомянутым выше событиям. Для меня знакомство с Рикки не значило совершенно ничего, что могло бы означать для другого человека, я не стал причислять её ни к приятелям, ни к друзьям (хоть таковых не было вовсе). Та манера её поведения, тот смущённый взгляд при разговоре были для меня одной большой постановкой (нет, не в плане искренности), за которой я без особого интереса наблюдал с заднего ряда. Что для меня сейчас кажется красивым и привлекательным, тогда казалось слащавым, странным, глупым и идиотским.
Разберём ту же слащавость, какую я видел в ней тем летом. Мне, быть честным, никогда не нравились такие миниатюрные, с хрупкой, чувствительной натурой девушки, на которых чуть не так посмотришь — они готовы разрыдаться перед тобой на коленях. Хотя это звучит не совсем корректно, не так, как я хотел бы вам донести, Рикки, признаю, не совсем ранимая, не готова разрыдаться из-за любого пустяка, и вместе с этим она меня дико отталкивала.
Рикки относилась к несколько другим, уже более редким, чем типичные хрупкие девушки, но немного похожим на них. Она была странной, гиперактивной, чудаковатой — ведущей себя совершенно не так, как полагается в её возрасте, и не волнующейся об этом ни капли. Носила какую-то нелепую, открытую, отдающую чем-то детским одежду: вспомнить даже то светло-голубое платье с, кажется, белыми бабочками, в котором она была, когда я впервые её увидел. Ну скажите, какой нормальный человек позволит себе в этом ходить?
Впрочем, сейчас это не имеет значения, так что мне следует вернуться к повествованию.
Понедельник, 28 июля. Вроде как, решение больше не ходить в это кафе уже было принято нами единогласно (не считая Саю), а оборачивается всё так, что я снова там появляюсь. Дело в том, что мне удалось найти телевизор только в одном месте — каком-то явно нуждающемся в ремонте торговом центре, находившемся довольно далеко от дома, что было не особо мне выгодно. По этой причине ¬¬я снова стою здесь, перед тяжёлой стеклянной дверью, замерев в нерешительности: ближайшие полчаса точно обернутся для меня головной болью (вы прекрасно понимаете, о чём или, вернее, о ком я говорю). Но у меня нет другого выбора, и нога перешагивает порог.
Из интереса окидываю помещение взглядом и сразу нахожу мелкого неугомонного демона, от топота и возгласов которого у меня (условно) трещат перепонки. Сегодня она тихая, унылая, даже немного скучающая. За не имением другого занятия рассматривает поверхность стола и вырисовывает на ней невидимые узоры пальцем, о чём-то задумавшись. Что, несомненно, было к лучшему. В груди уже теплится надежда на то, что безмолвие продлится аж до самого моего ухода, я пытаюсь тихо, незаметно проскользнуть куда-нибудь поближе к углу, но вся идиллия обрывается, когда Рикки лениво переводит свой взгляд на меня и подскакивает так сильно, что ножки её стула с грохотом отодвигаются назад, кажется, царапая пол.
Мысленно ругаясь и не понимая, чем обусловлена такая бурная реакция девчонки, я стараюсь сохранить невозмутимость и пройти дальше. Она остаётся позади и я больше не могу разглядеть выражение её лица, но я уверен: оно удивлённое. Уверен также в том, что Рикки застыла с открытым ртом, пытаясь сказать что-то, однако, так и не найдя в себе решимости сделать это, отбросила попытки и умчалась на кухню.
Я не знаю, что тут думать, поэтому решаю выбросить из головы ситуацию и приступить к делу. Достаю ничем не примечательную книгу и раскрываю на нужной странице, аккуратно поправляя листок из тетради смерти внутри. Сжимаю карандаш между пальцев и жду, с трепетом вслушиваясь в слова из новостей. «Что за беспризорная бестия», — в перерыве раздаётся ворчание хозяйки, — «три дня длилось это затишье, а сейчас словно с цепи сорвалась. Когда это уже кончится, Господи?» — в мольбе она устремила свой взор в потолок.
Вот как? Выходит, Рикки умеет быть тихой?
Через некоторое время она подошла ко мне, робко, боязливо глядя на меня из-под блондинистой чёлки. Руками вцепилась в свой блокнот с каракулями, куда она, очевидно, записывала заказы посетителей. «Мне ничего не надо», — вполголоса произнёс я, гадая, правильно ли поступаю: всё-таки заявляться в кафе и ничего не заказывать — не лучшая идея. Но Рикки не стала возражать и вместо того, чтобы уйти, уселась напротив меня, кажется, всё же набравшись сил и уверенности что-то сказать мне. В ожидании я изогнул одну бровь.
Однако девушка, так ничего и не промолвив, внезапно обратила внимание на мою книгу, служащую своеобразным прикрытием, после чего резко переменилась в лице, заулыбавшись в полный рот.
— Любишь читать? — с энтузиазмом спросила она, пытаясь разглядеть название. — Надо же, это моя любимая книга!
«Удача сегодня явно не на моей стороне», — с какой-то усмешкой подумал я, не зная, как отвязаться: выдержать молчание тут вряд ли получится. Содержание книги я не знал от слова совсем: её передала мне мать, пожаловавшись на то, что «там какая-то чертовщина происходит, не буду такое читать», следовательно, поддержать разговор никак не смог бы. А надо ли? Это ведь она заявилась ко мне, докучая вопросами, а не я к ней.
— Да, есть такое, — нехотя ответил я, отведя взгляд от книги.
— Мне так нравится слог этого автора! Когда читаю его, каждый раз удивляюсь, как можно такие вещи проворачивать… А сюжет этой книги — вообще самое лучшее, что он когда-либо придумывал! А ещё, а ещё!.. — Рикки хотела что-то со страстью выпалить, но вдруг замолкла, одумавшись. — Подожди, ты на каком моменте? — и, стремительно преодолев разделяющее нас расстояние (отчего её пушистая блондинистая чёлка защекотала мой нос), взглянула на страницы. — Ой, мне ещё рано об этом говорить! Скажу, когда дочитаешь!
Я не осмелился заявить, что не читал вообще.
— Там тако-о-ое будет, — мечтательно протянула Рикки, — я, когда главу дочитала, всю ночь уснуть не могла!
— Настолько интересно было? — не зная, что ещё сказать, спросил я, смутно припоминания сюжет книги в общих чертах. Не любовный роман, не лёгкая, бульварного уровня комедия (или что там обычно любят женщины), а какие-то ужасы и сюрреалистичная каша — по рассказам моей матери.
— Конечно! А ты что, дошёл до этого момента, и тебя до сих пор не заинтересовало? — Рикки в недоумении нахмурилась.
— Просто спрашиваю. — с ноткой колкости пробормотал я. Как странно, эта девчонка больше всех раздражает меня и действует на нервы, но я не могу решиться нагрубить ей: как-то не хочется привлекать лишнее внимание, да и со стороны будет выглядеть… «Здесь же никого, кроме меня, нет», — пронеслось в мыслях, когда я во второй раз осмотрел помещение. — Ты, кажется, что-то хотела сказать мне. — пытаюсь поскорее отвязаться, покончить с этим нелепым диалогом, мешающим мне вслушиваться в телевизионную болтовню. — Это что-то важное?
— Ну, я бы не сказала, что важное… — замялась Рикки, тут же потупив глаза. — Просто я хотела, ну… Раз уж мы познакомились, может быть… — не то тянет время, не то, наоборот, торопится, взволнованно ёрзая на месте. — Узнать друг друга получше… Тем более, мы читаем одну и ту же книгу, почему бы не… Обсудить её как-нибудь? Только не сейчас, а то на меня хозяйка наедет, не хочет, чтобы я бездельничала… — Рикки тараторила и резко замолкала — верный признак того, что она очень беспокоится по поводу моего ответа и, если он будет отрицательным, примет чересчур близко к сердцу. — Я была бы не против прогуляться где-нибудь вместе после смены, скажем, на кладбище!
Мои глаза удивлённо расширились, и девушка тотчас щёлкнула зубами, прикусив себе язык.
— Ой, я не то хотела сказать… Вернее, не так… Я имела в виду… — Рикки путалась в словах, подгоняемая хозяйкой: та недовольно бурчала что-то в её сторону.
— Я понял, — прервал её, не в силах больше слушать эти неловкие заикания, — ты хочешь поговорить со мной вне смены.
— Да! — оживлённо закивала она. — Ты согласен?
— Как получится. Если будет время. — хоть времени у меня было целый вагон, я не постеснялся дать максимально расплывчатый и нейтральный ответ — срабатывает со всеми девушками, если нужно, чтобы от тебя срочно отстали.
— Хорошо! — Рикки радостно хлопнула в ладоши и наконец встала с места. — Буду с нетерпением ждать!
И так же быстро, как появилась, ускакала на кухню в приподнятом настроении. Подобно маленькому бушующему смерчу, она каждый раз врывалась ко мне, нарушая моё личное пространство, а потом бесконечно извинялась подавленным взором, жалобно вскинутыми вверх бровями и подрагивающими от напряжения губами. А я каждый раз ей уступал. Не подумайте, я умею отказывать людям, более того скажу: я делаю это постоянно; однако с этой девчонкой немного другой случай. Я не то, что боюсь как-то задеть или обидеть её, я просто теряюсь в нашей бестолковой болтовне. Не сразу нахожу, что ответить, а потому отвечаю как-то уклончиво, нейтрально, непонятно, оттого и точку в нашем общении не могу поставить, заявить, что мне и даром эта книга не сдалась, да и сама она тоже.
Рикки, ты когда-нибудь меня в могилу сведёшь, честное слово.