***
Мевия горела миллионом пожаров. Обесточенные транспортные линии, разгерметизированные ульи-сателлиты, безумие в радиоэфире. Сожженная бурями и пустынным солнцем земля шла волнами, колыхалась, как море: тошнотворный прилив из фиолетовых панцирей накатывал на железные берега, пена гладко-белесой плоти вздымалась, пожирая скрежещущие конструкции, видимые даже из космоса. Человеческие муравейники, до отказа забитые обезумевшими от отчаяния обитателями, рушили на головы захватчиков всю мощь десятитысячелетнего Империума, но... как можно было бороться с пространством? Потому что казалось, что само пространство ополчилось против людей: атмосфера курилась от разъедающих металл инопланетных спор, так что залпы лаз-батарей вязли в ней, рассеиваясь серебристыми джетами. Миллиарды крылатых тварей бились лобовыми пластинами о стволы орудий, заползали, разрывая кожистые перепонки, между шестеренками механизмов. Грызли оптику наведения и фиолетово-белым потоком устремлялись прямиком в жерла, чтобы своим пеплом засыпать фокусирующие кристаллы. Пустотный бой, давно уже проигранный, продолжался теперь среди облаков Мевии: последние корабли планетарной обороны, полыхая залповым пламенем, слепо кружили над шпилями. Один за другим их сбивало с курса сокрушительными ударами – циклопических размеров биоформы, похожие на закованные в хитин гибриды вшей и подульных плавунцов, врезались в них и опутывали склизко-шевелящимися отростками. Кьёка, приникнув ладонями к оплавленному стеклу, дышала тяжело и отрывисто. Пот заливал ей затылок и шею. Волосы, склеившиеся от влаги и грязи, мучительно стягивали кожу. Это был конец, и жуткие крики ксеносов – и подконтрольных им граждан Империума – заставили ее втянуть голову в плечи. Ведь пока Мевия рушилась под атакой извне, за покрытыми шлаком стенами ульев происходило что-то еще более чудовищное, пусть девушка, честно, не думала, что такое возможно. – Они снова атакуют! Император, спаси нас!.. – Крик едва успел отгреметь эхом – а теперь, когда замолкли тысячелетиями работавшие мануфакторумы, оно стало таким гулким... Все снова смешалось. Не было больше арбитров и преследуемых, не было высокородной аристократии из сияющих шпилей и отбросов не знавшего солнечного света подулья. Были лишь люди, загнанные в один из шпилей-субсидиериев без возможности выбраться: вентиляционные шахты гудели от пробиравшихся по ним Тварей, лестницы содрогались под вражеской поступью. Там, по другую сторону баррикады, были вчерашние братья и сестры, отцы и дети, товарищи и соперники – но в глазах каждого горел бледно-синий огонь фанатизма. Волна безумия катилась по бессчетным обитаемым уровням, захватывала целые блоки, и везде поднимался один и тот же штандарт: бронзовый змей с зазубренным хребтом и клыкастой пастью. «Восстаньте, – звучало по ущельям ульевых проспектов, а все чаще – и в снах людей. – Сбросьте с себя иго Империума! Рвите цепи, ломайте рукоятки кнутов, братья наши, ибо явился Разум-Из-За-Звезд, и в его Четырех Руках найдется место для каждого!» Кровь лилась по дворцам и трущобам, саботажи и стачки, диверсии и столкновения терзали Мевию уже несколько долгих, ужасных недель. Но когда взвыли сирены, и по плохо освещенным куполам, как пожар, разнесся слух о флоте ксеносов, начался настоящий кошмар. Они убивали без конца, ненормальным, нечеловеческим хором скандируя бесконечную проповедь об Избавителях из пустоты. Энергопроводы отключались один за другим, погружая целые сектора во мрак. Бастионы арбитров и сил планетарной обороны, отрезанные от командования и складов, давно захваченных безумцами, взывали по вокс-каналам о приказах и помощи – но с каждым часом таких передач становилось все меньше, словно кто-то бил последние лампочки... – Император милостивый! Кьёка присоединилась к бессмысленному сопротивлению последних защитников – бросившись животом на мешок с пеплом, девушка нажимала на спусковой крючок автопистолета, вырванного из чьей-то окровавленной, холодной руки. Зажатые в тупик люди бились со всей яростью безнадежности. Вокруг щелкали лазганы и рычали эвисцераторы, но сражение должно было стать последним: среди нападавших корчились в неровных вспышках многорукие твари. Новообращенные культисты лезли на баррикады на пару с отвратительными гибридами. Судя по скрежету и воплям с обоих флагнов, генокрады уже поднялись по всем шахтам – и теперь рвали последнюю оборону. Мимо забинтованного уха Кьёки просвистела пуля. Задыхаясь, девушка сделала шаг назад. Одного из защитников обвило за шею щупальцеподобной конечностью. В последние дни среди врагов стали попадаться особо чудовищные, с хитиновыми клешнями и серпообразными лезвиями вместо рук. Несчастный парень ударился об ограждение, упал вниз головой и прокатился с полтора метра по карабкавшимся на баррикаду волнам фиолетовых лбов. Поднялись костяные клинки, и брызнула кровь. Выстрелив еще раз, Кьёка с отчаянием поняла: «Я следующая». Она уже не помнила, с каким звуком у нее бьется сердце. Просто соскользнула с пепельных мешков – и бросилась прочь. Последнюю баррикаду переваривали у нее за спиной очень громко. Сломавшиеся трусы, такие же, как она, в компании нескольких блаженно-безмысленных сервиторов пытались выцарапать из креплений вентиляционный люк, ведущий сквозь стену улья. Несколько тонн адамантия, задраенные тысячу лет назад. Ни мультиключа, ни мало-мальски рабочего домкрата – одно лишь нежелание умирать, как другие, как те, кого сейчас рвали на куски всего в паре десятков метров от спасения... И девушка дралась. Дралась теперь со своими, если остались в мире еще какие-нибудь «свои». С разбитым носом и иссиняченными щеками пролезла, лихорадочно пинаясь, в узкую служебную шахту, мысленно обещая себе, что снимет блок изнутри, как только окажется в межлюковом пространстве. Но, когда хватавшего ее за щиколотки мужчину вдруг резко дернуло назад, и раздался ужасающий вопль, она захлопнула за собой решетчатую заслонку, не промедлив даже мгновения. Кьёка не спала целых трое суток и не думала уже ни о чем. За день до прибытия флота монстров на виски опустилась какая-то тяжесть. Кошмары и сумасшествия терзали улей – девушке, чтобы более не смыкать глаз, хватило одного сна, в котором она была совсем одна среди звезд, заслоняемых надвигавшейся тенью. Скуля и обламывая ногти, она отвинтила внешнюю крышку на краю многотонного диска. Легкие Кьёки обжег воздух извне. Воздух Мевии. На столь небольшой высоте, всего в паре километров над поверхностью мира, атмосфера и в лучшие времена представляла из себя удушливую, лишь формально пригодную для дыхания смесь из горячих газов... Но сейчас в ней кружились споры, и девушка тут же подавилась, заплакала. Согнулась пополам, дергаясь. И все же поползла по узкой, грязной трубе на свободу. Металл обрывался резко. Далеко внизу поблескивала шлаковая корка, в которую был запечен корпус улья. По сторонам – ржавые выходы термообменной системы... Спускаться было некуда! Да и зачем? Минута, две, и в едва не заслоняющей солнце стае летучих ксеносов найдется пара глаз, которая заметит одинокую, жалкую фигурку – и ее будут рвать так же, как защитников на баррикаде. Если только порыв ураганного ветра не сбросит девушку! Кьёка ухватилась обеими руками за колкий, кристаллизованный край тоннеля. Автопистолет совершенно беззвучно упал в пустоту внизу. До нее так и не донеслось грохота – только шум ветра, да скрежет когтей за спиной. Лаз-батареи улья глохли одна за другой. Орда верещащих горгулий пронеслась над термообменными трубами, уходя в очередную атаку. Но ее не потребовалось – должно быть, где-то в глубинах города расплавили целый каньон из электрокабелей, и оставшиеся орудия наконец замолчали. Перестук в кьёкином тоннеле стал еще громче, к скрежету присовокупился злой шип. Зажмурившись, девушка уткнулась лбом в грязные соляные кристаллы на краю жерла. Слезы покатились по ее щекам. Спасения быть не могло, ни для нее, ни для Мевии! На горизонте, среди других ульев, биокорабли ксеносов запускали в землю свои многокилометровые щупальца. Остатки имперского флота больше не сопротивлялись – сначала один, за ним второй капитан горящих, искалеченных фрегатов обнаружил, что если не стрелять, твари оставляли суда в покое. Должно быть, все было действительно решено, раз флот пришельцев из-за звезд не видел в них более угрозы? Запрокинув голову, Кьёка поддела пальцем бинты на ушах. Серые обмотки подхватил ветер – все равно скрывать не перед кем! Ее штекеры так и не разжались из тугих спиралек. Она стиснула их в кулаке и размазала локтем слезы. Жизнь была кончена. Сверху, с еще не захваченных до конца уровней, стартовали вереницы спасательных челноков: жест отчаяния, все равно никто уже не ждал людей на орбите, кроме голодных биокораблей. Умоляя себя проснуться, девушка смотрела, как всех, кто пытался отдалиться от шпиля, мгновенно перехватывали и облепляли горгульи. Лишь те катера, что продолжали курсировать вокруг города или спускались в океан пылевых облаков, оставались нетронутыми... пока что. Хотя, вспоминая, какие волны она видела сквозь разрывы в грязной пелене там, внизу, Кьёка искренне не завидовала тем, кто пытался в ней скрыться. Внешняя стена была толщиной в пару десятков метров, так что Твари вот-вот должны уже были протиснуться, обдирая панцири, к плачущей на краю трубы девушке. Устремив взгляд в темноту, из которой едва удалось выбраться, она увидела их тускло-лиловые глаза – а быть может, это оказались всего лишь пятна света на обожженной спорами, измученной сетчатке? Кьёка не знала, но было уже все равно. Ее должны были сожрать очень скоро. Один из катеров, облетавших шпиль, кажется, заметил ее. Можно ли еще было надеяться? Скрежет хитина и шипучее, торжествующее дыхание внизу стали исчерпывающим ответом. Визг сам сорвался с губ девушки. О, Император милосердный, ну разве ее могут подобрать, спасти? Словно в ответ, угловатая шлюпка с ревом подошла ближе, зависая на струях пламени. Теперь, когда Мевия пылала, и не было больше командования, тактики, смысла, приказов – каждый действовал, руководствуясь лишь велениями души. В последний момент люди проявляли свои давно подавленные, истинные качества. Морда Твари высунулась на свет, когтистая лапа рванулась к Кьёке. Та, не думая больше и даже не представляя, получится ли вообще, отвернулась – и прыгнула, лихорадочно цепляясь руками и штекерами за выдвинутую лапу катера. Над нею с грохотом отодвинулась грузовая дверь. Рев ксеноса, ослепительная очередь из высокого железного рыла – в руках закованного в доспехи солдата взрокотнула лазерная митральеза. Едва видя от слез, спор и света, с подергивающимися штекерами, Кьёка тянет руку. Но мужчина занят: все новые и новые Твари лезут из тоннеля за ними, и оружие собирает свою последнюю жатву. Наконец, он ловит ее ладонь в своею, в перчатке – и рыдающая, хлюпающая кровью мутантка дрожит у него под ногами, не в силах подняться, хватается за его сапоги... Авто-дверь захлопывается в паре дюймов от ботинка Кьёки. Им плевать на ее штекеры?.. Им всем... уже на все почти... наплевать... В грузовом отсеке катера всего три человека. За перегородкой из тонкой пластали гремит наполненный помехами и воплями радиопередатчик, пилот ругается сквозь едкие слезы. Их мир погиб. Более, чем погиб. Растирая локтями кровищу, Кьёка поднимается, цепляясь за холодные поручни. Бьется лбом об иллюминатор из стеклостали – и видит, как шлюпка поднимается по спирали над Терцией. – Еще один рой! Бог-Император, да сколько их?! – Пилот боится отдаляться от улья, чтобы не навлечь гнев горгулий. – Золотой Трон на Терре, Золотой Трон на Терре, да не устрашит меня ксенос, никогда, никогда, нет, нет... Давясь слезами и кровью, Кьёка видит, как из-под пыльных туч начинают подниматься какие-то смутные тени. В узкую щель иллюминатора на мгновение попадает горизонт и пускающие корни чудовищные корабли. А затем шлюпку встряхивает завихрением горячего воздуха, и девушка понимает: со всех сторон улей окружен колоссальными белыми щупальцами. Они поднимаются все выше и выше, сначала как шпили-субсидиарии, затем до того места, где подобрали ее... До границ основного шпиля. Им, что, нет конца?! Алые присоски размером с циферблаты кафедральных часов. Размером с окна в святилищах, где можно посмотреть на мир за стенами. Каждая... раскрывается, как цветок из дугообразных крючьев. Пилот, слюняво воя под нос молитву, не выдерживает, и катер ловит восходящий поток, чтобы убраться от страшных щупалец – выше, выше М-Терции, в чистое небо, и плевать на горгулий, плевать! Что угодно, лишь бы не оставаться там, внизу... Они все у окон – Кьёка, солдат, упирающий митральезу в поручень... Пара немых от потрясения пассажиров. Щупальца разворачиваются до конца, поднимаясь едва ли не выше Терции. Вдоль каждого – километры сегментчатых бронепластин из хитина, среди присосок попадаются фиолетовые шипы. Новые и новые отростки выныривают из пыли внизу, правда, ни одному из них не сравниться с главными, ловчими щупальцами. – Милостивый Император... – Кьёка не знает, кто это заныл. Может, она сама. Не имеет значения. Голоса всех в шлюпке сливаются в один, и девушке кажется, что к ним присоединяется каждая оставшаяся в городе-улье душа: – Не оставь нас наедине со страхом... Избавь нас от ксеноса, предателя и чудовища... Не забудь своих верных детей в этой холодной вселенной... Ибо жар наших душ... или сердец... Боже-Император! Видишь ли ты?! Отростки рухнули на поверхность города, проминая ее. Взвились фонтаны шлака, грохнуло так, что шлюпка едва не сбилась с курса. М-Терция покосилась: большие щупальца ломали шпили, стискивая улей все сильней и сильней, а те, что поменьше, терзали основания, проникая в подулье, обрушивая колонны фундамента. Превращая корни города в омерзительное гнездо шевелящейся инопланетной плоти. Струи газа. Каскады воды и химикатов из лопнувших труб. Вспышки рвущихся кабелей, и, наконец, пламя – треснули тепловые шахты. Кьёка пришла в себя рыдающей и хохочущей, со лбом, разбитым об иллюминатор и совершенно оледеневшими, влажными ладонями. Перед тем, как отшатнуться к противоположной стене и съехать спиной по бездушному металлу, она увидела: карабкаясь по щупальцам, взбираясь по искореженным стенам, в трещины устремлялись орды чудовищ, настолько огромные, что с высоты выглядели одним пенно-фиолетовым потоком... – Они сожрут... они всех... всех... – Кьёка попыталась зажать рот. Ей немедленно обожгло ноздри, и девушка повалилась на пол, забрызгивая его рвотой. – Ну, тише. Тише! Она даже не поняла, слышала ли когда-нибудь этот голос. По корпусу уже били бронированные лбы горгулий, но пилот почему-то молчал. – Кха!.. – Кьёка попыталась подняться на четвереньки. Ее трясло и холодило так, как никогда в жизни. Кажется, шлюпка крутилась вокруг своей оси – неспешно, но с каждым поворотом все ускоряясь... – Еще ничто не кончено, – заверил ее голос. – Империум слишком большой... Это все равно, что капля в море... «Как ты можешь, как ты можешь такое говорить?!» – Борясь с истеричным дыханием, девушка подняла глаза. И встретилась взглядом со своим отцом. Прямо перед ней, опустившись на колени, стоял Кётоку, каким она его помнила. Вот только... – ...Нам еще многое предстоит сделать, – продолжил он. Покосился на дрожавшего в углу солдата. Затем вернул взгляд к Кьёке. – Миллион миров требуется освободить. У нее вдруг перехватило дыхание. Можно было бы списать это на шок и возраст, но... У ее отца никогда не было такого легко-фиолетового оттенка губ. Его ладонь легла на мокрую от слез и крови щеку девушки. Нежно и мягко. Палец скользнул, размазывая капельку пота – и вдруг впиявился в кожу до синяков. Рука отца судорожно сомкнулась на ее горле. – Звездный Дракон уже снова голоден. В глазах у Кьёки потемнело. – Па... па-а... Он выдавил из нее дыхание с тошнотворной, инопланетной силой. Отчаянно царапаясь, девушка разобрала: – Убей второго, пока он не в себе, Мика! Ангелы из-за звезд почувствуют, что этот корабль чист... Пульс в ушах оглушил Кьёку. Слезы, обжигая, заструились по ее лицу на руки Кётоку. – Папоч... ка-а... Она пыталась пинаться, но лишь била пятками по гулкому полу. Из носу брызнула остановившаяся было кровь. И запятнала отцовские пальцы.***
...Вздохнув так, словно недостаток кислорода действительно был реальным, Кьёка вернулась из глубин воображения под своды подулья. Они с Каминари брели вдоль замусоренного берега канала, который тянулся на километры по периметру купола. Девушка опустила голову, пытаясь прогнать страшные картины. «Не думала, что когда-либо почувствую... – Она споткнулась и уперлась плечом под руку своего спутника. – ...Что можно... довольствоваться всем этим». Однако, Каминари обрисовал весьма четко: следовало радоваться, что М-Терция не рушится им на головы. Что миллиарды верещащих тварей не лезут из каждой щели... «Они называют рой по-разному, – сказал юноша перед тем, как отправляться в дорогу. – Четырехрукий Император, Звездный Дракон, Боги из Пустоты... Но суть одна». Кьёка поежилась. Все еще были живы. Фанатики, бандиты, трущобники и аристократы из недостижимо-далеких шпилей... еще были живы. Девушке казалось, что она видела все взаправду – каждую смерть, каждый аспект кошмара. В груди у нее стало тесно: ведь... не может же быть... чтобы от них двоих... Нет, нет, это какая-то шутка! Наверняка же найдутся и другие, кто знает и сможет предупредить! Такая огромная Мевия... Девушка вновь представила ее пожранной, разоренной до последней молекулы органических соединений. Атмосфера, наполненная испарившимися слезами, кровью и потом – и пеплом бесчисленных миллиардов – втянута в губчатые вакуоли-фильтраторы биокораблей. Металл, минералы... расщеплены, переварены! Каждая капля жидкости отправлена на орбиту по капиллярным башням... «Совершенно пустой шар из коренной породы, вот и все, что останется», – объяснил ей Каминари. Она хотела бы думать, что он обманывает, пугает... Но будущий Астартес же!.. Да и захоти он солгать, ни за что бы не придумал чего-то столь колоссально-неправдоподобного. Кьёка закрыла глаза. Хотелось ругаться. Кричать на него. Колоть штекерами... Потому что она поверила, а это значит, что и... что и слова про родителей... должны были быть правдой! «Если они живы... – Голос Каминари все еще звучал у нее в голове. – ...То это не те Кётоку и Мика, которых ты знала. Всего лишь марионетки. Тела на службе у роя. Они бы называли себя прежними именами и помнили все, что было «до», но... скорее как сон. Как тусклый, неправильный сон, в котором их богоподобные покровители казались им тварями, внушавшими ужас». Кьёку мутило, но слух же вернулся к ней – так что деваться было некуда, разве что затыкать уши! А юноша тихо продолжал: «Они... как маяк для ксеносов. Они думают, что их пощадят. Но на самом деле, – Каминари сглотнул и поморщился, прежде чем закончить: – их просто сожрут последними». Кьёка постаралась сосредоточиться на грязной, рифленой поверхности под ногами. Вблизи канала, наполненного едва не кипящей водой, следовало быть осторожней. Фыркающие, бурливые струи тускло светились от химикатов, у отвесных стенок все шипело от пены. Судя по рокоту – а тот нарастал с каждым шагом – впереди должен был быть водопад.