Кьёка в подулье

      «Ахиллес» мчался по выщербленому, пересыпанному пеплом дну тоннеля, и только подвеска ручной работы спасала автомобиль от бесконечной тряски. Зарешеченные фары рассеивали темноту впереди, в отсветах рыжели пучки ржавых труб, бегущих под потолком. Ответвления проносились мимо одно за другим; периодически взрыкивал радиоэфир.       – Магус-три, ваш кортеж готов. Присоединяемся к вам на Y-112, прием...       «Давно пора». – Акация Квинта опустила затылок на подголовник сиденья. Как ни бы старалась ее верная паства, подулье еще два-три поколения не будет полностью принадлежать им... несмотря на все попытки создать у необращенных противоположное впечатление! Закрыв глаза, женщина визуализировала расстановку сил: светло-серая масса М-Терции, тысячами уровней громоздящейся от коренной породы и в стратосферу. Яркие фиолетовые точечки тайных агентов, наливающиеся полупрозрачными оттенками просторы мануфакторумов, чьи надсмотрщики уже были опутаны психическими щупальцами культа... Шантажируемые, сомневающиеся, отрицающие – они все были там, в чертогах ее разума. Словно липкая светящаяся паутина: потяни за одну нить, и другие предупреждающие дрогнут, подчеркивая всю сложность замысла. Губы Акации тронула лавандовая тень улыбки. Все эти хитросплетения служили лишь плевой, тончайшим растительным пушком, покрывающим зреющую раффлезию. Ведь цветок, набиравшийся сока под разрушенными куполами подулья, нуждался во всех этих шепотках и двусмысленностях лишь временно! Сейчас его еще рано, опасно было являть Империуму... И женщину беспокоили две чистые звездочки, карабкавшиеся в ее воображении по одной из шахт – вверх, к непокоренным шпилям.       Под рукой дрогнула трубка вокс-передатчика. Плавно пройдясь по ней ухоженными ногтями, Акация поднесла раструб к уху. Поморщилась и пожалела, что не может нанести псионический удар на таком расстоянии...       – Я не удивлена, брат Солецци. – Ее ресницы дрогнули, брови чуть изогнулись. – Нет, не льсти себе! Если бы мощности взрыва хватило, чтобы без следа испарить трупы, то подъемник обрушился бы вам на головы... – Она вздохнула, слушая дальше. И отрезала: – Никакой больше погони! Твои полномочия как защитника отныне отозваны. Контроль ущерба, вот твое новое назначение.       Женщина почувствовала, как холод ее разочарования вынуждает съежиться сначала телохранителей, затем водителя... Скоро о понижении брата Солецци узнает вся их семья – пси-отпечаток неудачника теперь даже пах по-другому. Легонько ударив пальцем по рычагу, Акация оборвала бессвязные мольбы и заверения в преданности. А затем выбрала на встроенном инфопланшете два других контакта. Запросила совместный сеанс связи.       – Квинта Шеён-Дорр. Да. Да, я сейчас Магус-три. Понимаю ваше нетерпение, доктор. Будьте так любезны, уймите пока пыл. Мне понадобится анализ засохшей крови. – Она покрутила в пальцах коробочку сигарет с лхо, из которой торчал обрывок бинта. – Ну, и все, что нужно для санктусов...       В раструбе раздался щелчок, означавший еще одно подключение.       – Вот и вы, Логово! – Женщина вложила в приветствие ноту недовольства. Ей пришлось ждать! Но... – Молебен, понимаю! Слава Четырехрукому. – Акация придавила моток бинта ногтем. – Известите наших охотников: у них две новые цели.

***

      Перекатывающиеся через уступ струи фосфоресцировали еще ярче – должно быть, интенсивность теплого, золотого света зависела от скорости течения или контакта с воздухом. Над водопадом витала химическая взвесь, а его рокот заглушал все остальные звуки на несколько десятков метров вокруг. Кьёка привычно свернула штекеры, чтобы хотя бы ими прикрыть уши. В голове болезненно звенело от шума.       Каминари споткнулся, и девушка едва успела упереться плечом ему под руку. Тяжелый, неуклюжий, словно кукла из керамита: голова бессильно болтается, но он хотя бы пробует приподнять ее время от времени... Как будто не выспался, и его вновь тянет в дрему! Парень шагал все более и более шаркающе, путался в ногах. Кьёка стиснула зубы.       Перед выходом она вновь меняла ему бинты и колола в бок стимулятором. Будь девушка на его месте, у нее бы уже скулы свело от такой траты – метры отличной, непривычно-белой ткани, прохладной на ощупь, с такой густой, мелкой сеткой!.. Да и подобных шприцов Кьёка еще ни разу не видела. Ориентировалась лишь на указания и кивки Каминари... Какими чудо-лекарствами должны были пользоваться Астартес?       Девушка вздохнула. Единственное, что она знала, так это то, что стимуляторов недостаточно. Нужно было обработать рану серьезнее. Остановить, а не замедлить кровопотерю, наложить швы... Что бы еще могли предложить местные костоправы? «Хорошо, если в городе найдется хирургеон». – Кьёка бросила взгляд на другой берег канала. В близости водопада его очертания терялись в фосфоресцирующей дымке, а огни на той стороне расплывались, мерцая.       Ткнув парня штекером, она кивком указала ему на несколько труб, протянувшихся почти под самыми струями. Здесь можно было попробовать перебраться, конечно... Ну, или идти еще Император знает сколько... до следующей переправы, если она вообще будет.       Каминари сжал ее руку у запястья, и они решились. Трубопровод, естественно, никем не предполагался в качестве мостика, так что выходил из отвесной стены канала в полутора метрах ниже «берега». Кьёка отпихнула юношу, попытавшегося было спуститься прежде нее. Помотала головой. И, ухватившись за мокрую, грязную закраину, пошла первой. Не хватало еще, чтобы ржавые трубы проломились под весом Каминари! Или... Девушка представила, как ее спутник ступает нетвердо, пошатывается от слабости – и пропадает в золотисто светящихся брызгах.       Она поежилась. А затем сделала короткий шажок вперед по импровизированному мосту. «Плюсы, – отметила про себя Кьёка, – заканчиваются на том, что трубы протянуты на разных уровнях... Можно в случае чего ухватиться вот за эту, как за... перила!..» – Девушка отдернула руку: металл оказался горячим, почти обжигающим. Это был смешанный трубопровод: судя по серебристым струйкам, тут вот пустили пар, а вон в том шланге, наверное, что-то прохладное... Труба под ногами рокотала так сильно, что это чувствовалось через подошвы – даже несмотря на заполняющий голову рев водопада.       Протянув руку юноше, Кьёка помогла ему спуститься. Коротко глянула на него – «Ты в порядке?» – вовсе не для того, чтобы объективно оценить состояние (все и так было ясно). Просто... Он так ободряюще отвечал на подобные взгляды... Девушка впервые видела, чтобы кто-нибудь улыбался так, что сверкали зубы... «Дура! – одернула она себя. – Посмотри, как у него лицо побледнело!» Еще вчера эта улыбка была гораздо более уверенной. Сейчас же – скорее фасадом.       Кьёка подставила ему плечо. Светящиеся капли взвесью оседали у подростков на коже, морозя и одновременно безжалостно щипля малейшие порезы, мельчайшие ссадинки. Они побрели, пошатываясь, по клокочущей под ногами трубе – две сгорбившиеся, опирающиеся друг на друга фигурки, две маленькие тени на фоне золотого занавеса воды. Кьёка вздрогнула и закашлялась: ядовитый туман до слез жег глаза, глотку, словно ей снова было пять, словно вокруг опять было солнце... И прозрачные облака пыльцы. Промокнув локтем тяжелеющие от влаги ресницы, девушка прикусила губу – надо было сосредоточиться, только как?.. Как, когда в ушах сплошной рокот, а перед глазами все плывет от ядрено-сладкой, золотистой взвеси?       Не успела она даже испугаться, как крепкая ладонь Каминари стиснула ей плечо, и идти сразу стало ровнее, спокойней. У девушки перехватило дыхание, и не столько от химикатов... Да, да, да, ему нужно было к хирургеону, и живо – но, несмотря на слабость, он был здесь, рядом. Был... хоть чуточек... опорой? Непривычно. Неправильно! Отчаянно хлюпнув носом, Кьёка зашагала вперед. Она чувствовала его вес. Его подточенную ранением, но все же удивительно явную силу. Девушке вспомнилось, как он скрещивал оружие с пилой монстра, чтобы защитить... ее. Как они вместе боролись с упрямыми раздвижными створками. И сколько раз оступались, наваливаясь друг на друга.       Так они и прошли по трубопроводу – рука в руке, мокрый затылок – и керамитовая грудь за ним. Слепые, глухие и съежившиеся, но держащиеся. Впервые за столь долгое время Кьёке было настолько спокойно в таких обстоятельствах. Ведь подсвечиваемые химозным туманом, подростки представляли идеальную цель; деться некуда – разве что в кипящую кислоту прыгать. Но все это отошло на второй план, и девушка... даже приоткрыла рот, чувствуя на губах жжение. Внутренний голос, предупреждающий об опасности и бичующий душу напоминаниями о беспомощности, притих. Растворился в шуме водопада. Пусть лишь на последние несколько шагов по трубе, но Кьёка почувствовала себя... почти что свободной.       А потом, растирая слезы локтем, уперлась в стенку на другой стороне канала. Всхлипывая, посмотрела на Каминари, и...       Смутно, через волнующуюся, соленую пелену разобрала, как парень отрывает ладонь от тонкой трубки – и отчаянно машет ей. Беззвучно – вжух, вжух. Затем Кьёка почувствовала на предплечье его сухие, пошедшие волдырями ожогов пальцы. Их дрожь и скрытую за ней боль.       – А-а... Каминари... Ты... дурак?! Идиот?! – Девушка знала, что он не услышит, но... – Ты придурок!!! Совсем с ума сошел?!       Она плакала теперь вовсе не от нежности и не от пыльцовых капель. В голове вдруг раздался звук, отличный от бесконечного грохота: скрип ее зубов. Страшно, конечно, но... «Идиотина, ты что наделал?!» – Кьёка отчаянно кольнула его штекером в руку. Слепо отмахнулась и ушибла пальцы о керамитовую пластину. Дышать было трудно. Вот... дурак! Все это время шел наощупь, хватаясь за раскаленную трубу?       – Как ты теперь лезть будешь?! Каминари! Стой, стой, что ты делаешь?! – Она попыталась ухватить его за пояс.       Юноша лишь поймал один из ее штекеров, чтобы Кьёка не потерялась в слезах. Сквозь туманную дрожь девушка видела, что у этого «берега» пара трубок изгибается, поднимаясь наверх. Раз, два – и Каминари, не обращая внимания на боль, взобрался по ним: черно-белая тень и трепещущие серые линии, вот и все, что разобрала Кьёка.       Поднявшись следом, она слепо ухватилась за протянутую ей ладонь, горячую и растрескавшуюся. Откатилась от края и немедленно обвила руку юноши ушным проводом, чтобы хоть чуть-чуть охладить. Ругательства срывались с ее губ. Кьёка хлюпала носом, не слыша самой себя, и знала лишь, что как только разберется с ожогами... Как, как?! Заживилки вообще не осталось! Опять копаться в аптечке Астартес? Это такая трата, это все так... незаслуженно и... неправильно!!!       «Я прибью его, как только помогу, как только вылечу, я прибью!» – Задыхаясь, девушка оттащила Каминари прочь от канала, чтобы наконец высказать ему все. Не надо было так поступать с ней! Это все странно! Должно быть, он хочет поиздеваться! Как будто рассказов об ужасных ксеносах мало! Просто... зачем?! Зачем еще...       Она надеялась, что просто надышалась ядом – в груди было тепло, плечи, наоборот, морозило, а лицо... лицо, оказавшись под порывами разгулявшегося подульного ветра, горело и леденело одновременно. Колени и пятки – тоже.       Кьёка отпустила руку юноши и вдохнула глубже: нужно было выкрикнуть, выплакать все золотое мерцание... Сжав кулаки, девушка приготовилась ругаться так, чтобы ее услышали, как вдруг сама разобрала тяжелый керамический удар.       Каминари, совершенно обессиленный переправой, подъемом, прошел несколько шагов и упал сначала на колени, затем на бок. Из-под бинтов на грязные плиты пола сочилось алое.

***

      Она тут же бросилась на четвереньки, заглядывая ему в лицо. Каминари уперся ладонью в тяжелую напольную решетку, попытался подняться, но тщетно. Роговицы сухо пылали, от рези в глазах хотелось зажмуриться и никогда больше не открывать их. Плечам было мокро, и все плыло: лишь посеревшая от ужаса физиономия Кьёки оставалась более-менее четкой. Девушка хватала его под мышки, пачкаясь кровью, звала по имени. Имени, которое пока еще принадлежало ему.       «П-прости... пожалуйста...» – Он знал, что нельзя не выдержать, но тело требовало своего. Как ни старайся, обморок уже неизбежен. Дыхание у Каминари сбилось, и юноша, в последний раз попробовав приподняться, увидел в дымке колонны крепости-монастыря...

***

      – Жалкое зрелище! – Голос Гиллермо Наварры выдернул его из полузабытья.       Неофит в перевязанном у пояса рубище из мешковины. Действительно, что может быть жальче?..       Каминари разлепил опухшие от удара веки. Стон сорвался с рассеченных губ вместе с ниточкой алой слюны – пар дыхания, казалось, мгновенно оседал во влажном воздухе тренировочной залы. Капли крови замерзали на мощеном полу. Нужно было вставать. Немедленно.       – Противник не будет ждать, пока вы поднимитесь на ноги! – Слова Наварры молотом обрушились на юношеский затылок. – Поэтому я сделаю вид, что принял тебя за мертвого и ищу новую цель, пока ты корябаешься на полу, инициат как-там-тебя?..       – Каминари, сир... кх-х... – отозвался тот, ища рыщущим взглядом свой боевой нож.       Нужно было подползти, пока дают передышку, поближе – на четвереньках, быстрее, быстрее, ведь ладони прямо-таки липнут к морозному полу... Почти! Пальцы юноши царапнули брусчатку в нескольких дюймах от рукояти. Но закованный в керамит бронеботинок Наварры со скрежетом врезался в клинок, отшвыривая его еще дальше.       – Назови номер утерянного тобою оружия!       Ступня обрушилась на мощеную плитку в том месте, где мгновение назад ее касалась нечесная прядь желтых волос. Каминари перекатился в сторону от просвистевшего по параболе кончика цепного меча – и выдохнул, надеясь, что не перепутает:       – Семь-три-восемь-два...       Его пальцы сомкнулись на оплетенной кожаными полосками рукоятке. На ноги, живо!..       – Быть того не может, инициат, ты все-таки нашел точку опоры! – Наварра шагнул вперед, окидывая взглядом шеренгу из неофитов, а затем опустил изогнутые брови и вновь сосредоточил внимание на Каминари: – В настоящем бою такой роскоши тебе не представится!       Цепной меч беззвучно устремился в висок парню: адамантиевые зубья полотна не двигались, но даже удара по касательной хватило бы, чтобы снести инициату голову. Каминари сделал шаг назад. Его клинок вскользь соприкоснулся с мечом Наварры, и обе руки тут же словно бы пронзило молнией – это было все равно, что пытаться фехтовать против стенобитного орудия. Совершенно нечестно.       – Что будешь делать, столкнувшись с более сильным врагом, а? – оглушил его криком Наварра.       Следующий удар швырнул юношу спиной о каменную колонну; через мгновение гранит взорвался осколками. Наварра раз за разом метил в голову – и до сих пор не убил Каминари, казалось, лишь из скучливой прихоти. Впрочем, это в любой момент могло измениться...       Потеряв равновесие из-за разлетевшейся по полу каменной крошки, юноша тут же почувствовал, как ему подсекают колени плоской стороной меча.       – Ты уже тысячу раз мертв! – Десантник взметнул руку с такой силой, что ноги Каминари оказались выше головы. Керамитовые пальцы рванули за отворот рубища. Толчок, сравнимый по силе с наездом автомобиля – и парень заскользил по полу. Врезался спиной в босые ступни других неофитов.       – Совершеннейшее ничтожество! Обратно в строй, и чтобы я не замечал тебя до конца упражнения!       Он пытался дышать, но рот впустую ловил ледяной воздух: легкие словно отказывались разжиматься. Нужно было выполнять приказ, подниматься... Опять. И опять... Где-то в другой вселенной трепетал тихий-тихий голос Наварры:       – Следующий!.. О, мой Бог-Император, я, что, два раза повторять должен?! Быть может, вас всех следовало бы вышвырнуть из моей крепости-монастыря через воздушный шлюз...       Каминари отчаянно стиснул пальцы, как будто можно было зацепить ими глоточек воздуха. В глазах у него потемнело. Перевернувшись на бок в агонии, он разобрал лишь два расплывчатых светлых пятна – прометивые факелы по обеим сторонам входной арки. Глоток воздуха! Хоть один-единственный!       Какое-то шевеление около одной из колонн, поддерживавших стрельчатый проход. Даже задыхаясь, Каминари немедленно распознал сверхчеловеческие движения еще одного десантника. Он не услышал «отставить», но, должно быть, команда все-таки была отдана. Плита, к которой уже прилипла щека юноши, дрогнула от тяжести шагов. Кто-то склонился над ним, а затем... он, кажется, потерял... сознание...       И... Вдох! Воздух! Благословенный Императором ледяной воздух тренировочной залы...       Каминари едва смог открыть глаза – стоило появиться слезам, как веки почти смерзлись вместе. Первым, что он разглядел, были белые, как снег, усы, заиндевевшей подковой спускавшиеся по бокам не умевшего улыбаться рта. А затем – стальной взгляд и такие же серые штифты во лбу.       Незнакомый ему сержант еще раз надавил бронированной ладонью ему на грудь. После чего кивнул и, не обращая более внимания на инициата, стремительно распрямился. Каминари пришлось закатить глаза в попытке уследить за монументальным подъемом.       – Брат Наварра, несомненно, как раз собирался отдать соответствующий приказ...       Юноша, закашлявшись, поднялся на одно колено и осмелился закатить глаза на мгновение. Двое космодесантников перед ним казались статуями из черно-белого керамита. Гиллермо Наварра хмуро склонил голову перед сержантом:       – Каждая травма – тест. Не проходит – значит, не проходит.       – Под бдительным взглядом Люкарен.       Наварра опустил веки. В неподвижности его лицо напоминало древнего каменного идола.       – Есть, – коротко бросил он.       – Отрабатываете противостояние превосходящему по силе противнику? – сменил тему сержант.       Наварра чуть повел головой, и Каминари опустил глаза.       – Я полагаю, примера с неофитом достаточно... Можете переходить к сути упражнения. Без дальнейших тестов пока что.       – Так точно. – Более молодой десантник развернулся с мощью боевого катера, и плиты вновь дрогнули от шагов.       Кто-то ткнул Каминари в плечо, и юноша поспешно ухватился за протянутую руку товарища.       – Инициаты! – рявкнул Наварра так громко, что со стрельчатого потолка посыпался иней. – Атаковать всем вместе, тактику организуете на ходу!       Каминари еще разок кашлянул и стер предплечьем кровавую слюну. Вот этот приказ ему нравился! Оглядываться было некогда, но даже за поднявшимся в тренировочном зале грохотом и криком парень слышал, как ровно, уверенно удаляется сержант, сделавший свое дело.

***

      Он попытался пошевелиться. Чувство сдавленности в груди было таким же, как тогда. Тело болело совершенно так же – измотанное непосильной нагрузкой, иссеченное ранами. Разве что не столь холодно. Каминари стиснул зубы, пытаясь прийти в себя. Перед его глазами проносились картины событий, которых никогда не было, пусть и очень хотелось; воспоминания мешались с представлениями, прошлое с настоящим.       Санторо не обернулся тогда. По крайней мере, сражаясь, парень этого точно не видел.       А еще... Санторо не сидел сейчас, наклонившись к нему. И тем не менее!..       Каминари глухо застонал. Его наставник смотрел молча – окутанная золотым сиянием бронированная громада перед распластавшимся на полу, изрубленным неофитом. «Не могу даже на колено подняться!» – поморщился юноша.       – Сир... – сорвалось с его рассохшихся губ. – Я сейчас... я почти... на ногах уже...       Санторо едва заметно улыбнулся ему уголком рта и кивнул. Сморгнув, Каминари ослеп от накативших слез. Сжал челюсти и уперся ладонью в решетчатый пол. А затем ощутил на локтях осторожные, тонкие руки.       Кьёка с боязливо расширенными глазищами заглянула ему в лицо, появившись откуда-то сбоку.       – Кто... Кьё... – Он ухватил ее за запястье. И сразу все вспомнил по тому, как девушка инстинктивно вздрогнула и попыталась вырваться, прежде чем замереть.       – Ты... видишь... слышишь меня? – донесся до его ушей нежный голос.       – Да! Да... – Каминари вновь зажмурился, тщетно гоня слезы. Почему-то этот ответ наполнил юношу таким облегчением.