Паранойя

Прогулка продолжалась до самой темноты - и кто принца за язык тянул, о, Семь! Огонь в костре клацал и трещал, как безжалостные челюсти дракона. Эймонд расположился на стволе поваленного дерева, всматриваясь в чернильное небо. Ночь зарождалась в лесу, вместе с ней - изнуряющий холод, пробирающий до костей, а они так и не вернулись к гостям. Принца и принцессу окружала живая тишина. Их вообще ищут? Они никуда не торопились. Затерялись в чаще. Место для ночлега выбрали потрясающее: в окружении сторожевых сосен, создававших гармонию порядка. В версте - то самое озеро, которое они обошли кругом. Принц порывался несколько раз вывести кузину на дорожку, которая рано или поздно завела бы их в лагерь, но она упрямо вознамерилась остаться наедине с природой. Упрямая. Ветряная. Девчонка. Предложи он переночевать в лесу, она бы неслась в свою теплую палатку на всех порах ему назло! Эймонд глубоко вздохнул - против Рейниры он был бессильным. У Визериса Таргариена ее непокорность вызывала тревогу и смятение, у Эймонда - желание достучаться, мягко донести до нее важность событий, которым только предстоит случиться. Он мог бы взять ее гордость набатом, немного нагло, поставить на место, чтобы она даже смотреть на него не могла несколько дней, гонимая стыдом за свое поведение. Но Рейнира на распутье, и сейчас его самодеятельность могла закончиться игнорированием или даже ненавистью. Она же ему не чужая, в самом деле. Какой бы хорошей не казалась идея образумить принцессу за одни сутки, принца пугали перспективы. - Когда мы собираемся возвращаться? - скорее для галочки осведомился Эймонд. - Ты же не заставишь меня нести бдение пока сама будешь спать на земле, в окружении диких зверей, не имея при этом ничего кроме кинжала с собой, верно? - он похлопал себя по бедру, где в ножках свободно болталось короткое оружие из серебра. Глаза Рейниры сверкнули в темноте. Огонь в костре не столько рассеивал мрак, сколько сгущал тени. - Позволь мне собраться с мыслями вдали от злословия, пересуд и постоянных разговоров за спиной, - принцесса устало откинула голову назад. - Извини, если когда мы вернемся о нас будут говорить невесть что. - тихо пробормотала она, опомнившись. Эймонд опустил ноги с дерева. Лицо его стало мрачным. - О чем ты? - не понял он. - А ты не догадываешься? - Рейнира взглянула на него внимательно, и Эймонд почувствовал вдруг, как по спине у него побежали мурашки. - Ты принц, я принцесса. Ты бросился за мной посреди торжества, да и всегда поддерживаешь во всем. Ты мужчина, я девушка. Мы одни в лесу до утра. - она обвела глазами местность вокруг себя. Посмотрела куда-то сквозь деревья. Голос ее совсем стих - принц едва ли не читал по губам, сощурившись. - Наверняка поползут грязные слухи, что ты меня трахаешь. Слова белыми облачками унеслись в небо. Эймонд дернулся. Что за вздор?! Кто посмеет?! Он собирался взбрыкнуть, но осознание происходящего предательской удавкой резко, как удар под дых, сдавило шею. Эймонд представил ситуацию от третьего лица и ужаснулся - прекрасная почва для сплетников, плодородный чернозем для слушков! Пойдет молва определенно. Рейнира права. Как по-дурацки, что сейчас она права... Принц почувствовал знакомую вспышку ярости. Пекло, ему и в голову не пришло, как они вдвоем выглядят со стороны! Все поданные и даже некоторые члены семьи смешают их с отходами, ведь людям в принципе в радость чужие грехи: можно утешаться мыслью, что в чистилище будешь не один. И плевать, что все ложь и выдумки! - Ты очень хороший, кузен, и мне бы не хотелось, чтобы из-за меня во дворце мусолили твое имя. - в глазах Рейниры была жалость. - Перестань! - Эймонд сердито шикнул на нее, подходя ближе. - Думаешь, не найдется способов заткнуть сплетникам рты? Мы будем все отрицать, ведь мы не сделали ничего плохого. - твердо отрапортовал он. Он хотел сказать что-то еще, но за его спиной сломались ветки. Хдыщ! Лошади возбужденно заржали и натянули поводья до предела, до натуги, обмотанные вокруг сухого пня. Хдыщ! - Что происходит? - пискнула Рейнира, но Эймонд приложил палец к губам, вынуждая ее замолчать. Хдыщ! Хдыщ! Хдыщ! Вот и кинжал сгодился, невесело подумал он. Аккуратная рукоять в россыпи рубинов легла в его большую ладонь. Что ж, принц понадеялся, что не утратил сноровку на светских раутах, ведь во время прогулки с кузиной совсем не успел разогреться перед охотой... Хорошо, хоть верхнюю одежду не снял, иначе пиши пропало. Эймонд ожидал, что из темноты на него вылетят все семьсот пятьдесят фунтов - боров! Наверняка, какой-нибудь кабан спасся бегством от охотников днем и стресс свел его с ума, сделав непредсказуемым и крайне опасным. Вот сейчас тварь вылетит из глухого сумрака; огромный щетинистый зверь накинется на него с громким визгом, подкинет в воздух и раздробит ему ноги - с одним-единственным кинжалом у принца нет ни единого шанса. После зверь разорвет принцессу. У Эймонда было всего несколько секунд чтобы подготовиться к встрече, и он действовал спокойно и уверенно: охота с подхода требовала терпения и выдержки, точного расчета. Он замер, широко раздвинув ноги, занимая более устойчивое положение, но из кустов вышел... могучий белый олень. Рогатый красавец уставился на Таргариенов, громко фыркнув, которые забыли как дышать. От величественного и прекрасного зверя, обладающего стройным телом, длинными тонкими ногами и ветвистыми рогами, символизирующими солнце, жизнь и плодородие, не веяло опасностью, скорее наоборот: он внушал людям перед собой странное чувство спокойствия. Рейнира вышла из-за спины Эймонда и остановилась рядом с ним, зачарованно, но уверенно посмотрела прямо в глаза животному. - Что ты делаешь? - одними губами спросил принц. Принцесса не ответила; стянула перчатку и доверительно вытянула вперед руку, не разрывая зрительный контакт. Олень был едва не опаснее кабана, но Эймонд вместо настороженности почувствовал вдруг... что-то. Он не мог объяснить, что происходило внутри. Одна его часть хотела закрыть собой кузину, защитить от неведомого, а другая замерла в оцепенении, ожидая... чуда? Олень склонил огромную голову. Даже воздух, казалось бы, сгустился - настолько тяжело он стал проникать в легкие, как дым. Альбинос, который в природе мог стать легкой добычей для хищников из-за светлой шерсти и одиночкой: даже сородичи не признавали их, - сделал неуверенный шаг ближе, еще один, еще - и вот он ткнулся мокрым немного шершавым розовым носом в ладонь. Еще до появления драконов белый олень был символом королевской власти. И появился он, вот ирония, не перед королем или его сыном, а перед Рейнирой: Эймонд впрочем и не сомневался, что именно потомки принцессы в итоге продолжат династию. - Дай руку, - шепотом попросила она. Эймонд, пораженный происходящим, послушно накрыл миниатюрную ладонь двоюродной сестры своей широкой, сжал пальцы. Олень не испугался, надавил на переплетенные руки принца и принцесса, склонил голову, чтобы они скользнули по его переносице, моргнул и отстранился, отступил, медленным шагом побрел куда-то в темноту ночи. - Что это сейчас было? - принцесса с надеждой посмотрела на растерянного Эймонда, который провожал глазом нежданного гостя, пока тот не скрылся за деревьями. Эймонд никогда не верил в знаки, но его грудная клетка ходила ходуном, а взгляд был полубезумным. Впервые в жизни он не нашел, что ответить. - Почему он выбрал нас? - Рейнира склонила голову, но принц оставался безучастным. Ее глаза полыхнули - раскаленные угли, не иначе. - Как я устала от всего этого! - она развернулась и обняла его за пояс так крепко, что Эймонд сделал полшага назад. - Клятая политика, отец с Алисентой, чертов долг, теперь еще и белый олень глухой ночью... Что Боги пытаются сказать? У меня столько вопросов, но ни у кого нет ни одного ответа! - голос дрожал от злости и усталого унижения. Принц машинально погладил ее по напряженной спине. Короткий всхлип выбил из него дух - он очнулся, вынырнул из своих мыслей, как из омута, обнял в ответ принцессу. Не хватало еще, чтобы она расплакалась - у него сердце разорвется, не иначе, он ненавидел ее слезы, не мог и не хотел их принимать. - Тише, - успокаивающе прошептал он в белую макушку. - Тише, Рейнира. Ее плечи сотряслись, и Эймонд дернулся, как будто ноги подкосились. Он был несдержанным. Несколько горделивым. Иногда рвал и метал. Но с сестрой его связывала чуть ли не собачья преданность; он старательно обращался с ней, будто с драгоценным костяным фарфором, к которому и прикасаться-то было рискованно. Рейнира была не только отрадой отца, но и его тоже. И, откровенно говоря, кроме Эймонда ее было некому защищать. Он насильно поднял ее лицо, большими пальцами стер дорожки слез. Можно было бесконечно злиться на ее ребячество, пытаться воспитать - на деле все ее поступки были обусловлены страхами и тревогами, и кузен это знал. - Очень по-королевски рыдать в лесу, - мягко пожурил он, и Рейнира улыбнулась, хотя горячие капли упрямо скатились из-под ресниц. - Плакса, - снисходительно прошептал он. Двоюродная сестра мягко ударила его кулачком по груди. Эймонд лишь усмехнулся - она была не опаснее котенка, топорщившего шерсть и поднимающего загривок. - Что? - спросил он, когда Рейнира, не мигая, уставилась на его губы. - У тебя такая красивая улыбка, кузен, - неожиданно выдохнула она ему в подбородок. Ее рука скользнула по его острой скуле. Прикосновения белых пальцев вышло невесомым, едва ощутимым, но принц напрягся, вытянулся, как по команде - это было приятно, черт возьми, хотя он и не любил, когда его трогали. Он доверительно прижался к ее ладони, как пару минут назад это сделал олень. Принцесса погладила его, заставляя зажмуриться и расслабиться - с ней он мог побыть настоящим собой. Не сыном, чей долг был напакостить отцу. Не племянником, который не мог разочаровать своего короля и дядю. Не Таргариеном, не позволяющим себе упасть лицом в грязь. Он мог стать просто Эймондом. И все. Как и она могла быть просто Рейнирой. Он открыл глаз, но картинка перед ним не рассеялась, как сладкий сон при пробуждении: он все еще в лесу, над ним все еще полотно из звезд, и рядом Рейнира - живая горделивая упрямица со слезами на глазах. Эймонд медленно наклонил голову к ней, как бы давая время и возможность оттолкнуть себя, и, не почувствовав сопротивления, по-звериному, но нежно, потерся носом о нос кузины. Ее дыхание сбилось. Принц оскалился, когда жадные языки пламени лизнули низ его живота незнакомым, приятно-неудержимым ощущением. Рука Рейниры оказалась в его волосах, мягко перебирая пряди, истинно серебряные в лунном призрачном блике. Другая с поджарой спины переместилась на крепкую грудь - ладошка уперлась в нее, но Эймонд знал: ему не стоит ровным счетом ничего сломать это сопротивление. Пальцы изучающе скользнули по торсу. - Почему я боюсь других мужчин, но не боюсь тебя? - прошептала принцесса. Вопрос был риторический. Рейнира приподнялась на мысочки - на ее лице интерес, опасение и жажда смешались в один сплошной калейдоскоп, - и клюнула кузена в губы. Поцелуй вышел поверхностным, но в принце будто лопнула пружина. Вуаля! И контроля как не бывало. - Что ты творишь, - замычал он сквозь сжатые зубы. - Тебе не нравится? - невинно похлопала глазами Рейнира и нарочно повторила поцелуй. Он зарычал и прижал ее к себя за талию так, что едва не почувствовал хруст ее костей под пальцами. Губы требовательно и жадно накрыли ее. Желание пропитаться сестрой стало сильным. Всепоглощающим. Эймонд затерялся между границами дозволенного. Он вжал Рейниру в ближайшее дерево, лишь украдкой взглянул в ее глаза, отражающие его собственное опьянение происходящим, пальцами расстегнул ее воротник и распахнул его, перекинулся страстными поцелуями на бледную шею. Рейнира застонала, беспомощно схватившись за его широкие плечи. Все напряжение за последнее время испарилось, как роса по утру. Замужество и трон - с ее стороны. Отец и мать - с его. Ничего не имело значение. Никто не был важен. Было лишь желание, одно на двоих, по-драконьему мощное, как стихийное бедствие, как ураган - красиво смотреть, но тяжело переносить. Эймонд прикусывал нежную кожу, тут же зализывал языком, пока пытался справиться с мелкими золотистыми пуговицами ее кожаной накидки - что удалось ему с переменным успехом: кажется, прошла целая вечность, прежде чем она свесилась с плеч Рейниры. Одна ладонь по инерции накрыла полушарие груди, и пальцы принцессы отчаянно впились в запястье принца. Она...боится? - Позволь мне, - хрипло взмолился Эймонд, ледяным кончиком носа невпопад уткнувшись в алеющую от смущения щеку. Контраст великолепный. - Я не сделаю тебе больно. Никогда. Руки Рейниры переместились на его предплечья доверительно, и принц, подключив вторую руку к ласкам, мягко сжал грудь; нежно погладил затвердевшие соски через вязаную ткань красной туники принцессы, абсолютно завороженный тем, как она произнесла его имя. - Эй...монд! Она позволила накидке упасть в мягкую траву. Эймонд оценил это как маленькую победу; влажно чмокнул в районе ушка, глубоко поцеловал, будто клеймил - ее первое взрослое удовольствие принадлежало ему. Он хотел раздеть ее, но усомнился в правильности этого решения. Они все еще в лесу, пекло, и тут все еще слишком холодно. Рейнира, будто угадав его сомнения, потянулась к тому, чтобы самостоятельно избавить себя от одежды. Эймонд сполз, беспомощно уткнувшись лбом в плоский оголенный живот принцессы. Внутри у него накренилось и разбилось что-то; сердце пронзили осколки. - Почему ты не продолжаешь? - Рейнира задохнулась, ее кожа покрылась мурашками от его теплого дыхания. Обняла его голову руками. - Хочешь, давай я... Принц резко встал, накрыл ее губы ладонью. Он хотел продолжить. И хотел, чтобы продолжила она. Тихо выругался. Прикоснулся к своей же ладони губами, которые отказывались подчиняться ему - их предназначение сейчас было вырывать стоны Рейниры, а не оправдываться без чувства вины. - Я не поступлю так с тобой, - загнанно просипел он. - Еще чуть-чуть и я не смогу остановиться. В собственных штанах было тесно. Плоть изнывала, как и душа, но принц понимал отчетливо, что подпишет им смертный приговор, если не обуздает страсть. - Так не останавливайся! - Рейнира отдернула его руку. Силилась крепко прижать его к себе - полураздетой, дезориентированной. Эймонд не воспротивился. Он почти отключился, почти пошел на попятную, почти абстрагировался от происходящего. Почти-почти. Руки кузины сделали попытку избавить и его от верха, но он упрямо стряхнул их, стиснул грубо - появятся следы. - И подставить твое будущее под удар? - он попытался улыбнуться, но лицо исказила странная гримаса - что-то среднее между ухмылкой и попыткой не заплакать. - Ну уж нет. Он отстранился. Оторвал от себя принцессу - по ощущениям как будто вместе с кожей. Сморщился, когда в ее глазах прочитал жгучую обиду. - Ты серьезно? - не веря своим ушам спросила она. В горле клокотало соленое, удушливое. Эймонд отвел взгляд - смотреть на нагую Рейниру не было никаких сил. Во рту млел сладкий вкус ее кожи, от собственного стучащего пульса в ушах все меркло. Хотелось накинуться на нее жадным голодным зверем на сахарную кость. Ласкать, ласкать, ласкать, пока их не найдут с собаками на каком-нибудь из восходов... И то, нашедшим придется ждать. Он отдернул свое пальто. - Одевайся. - попросил он. - Пожалуйста, Рейнира. Наклонился, поднял с земли ее вещи - встряхнул их от прилившей растительности и комьев, насильно впихнул в руки кузины, которую била дрожь. Она выронила их, и из Эймонда вырвался рык. - Не упрямься хоть раз в жизни! - взвыл он. - Ты хоть понимаешь какую тень бросишь на себя и корону, какой опасности подвергнешься, если окажется, что ты не невинна в вашу первую брачную ночь с мужем? С таким же успехом ты можешь сейчас же пойти к отцу и заставить его передумать: пусть с чистой совестью сделает наследником Эйгона, и все станет гораздо проще! - Тебя действительно сейчас это волнует? Сейчас, Эймонд? - Рейнира смотрела на него и не узнавала. - Конкретно в данный момент? - Я не идеален, принцесса, - цокнул языком он. - Я тоже подаюсь порокам. Но я не позволяю импульсу заглушить голос разума. - он твердо посмотрел ей в глаза. - Я не смогу довольствоваться лишь прикосновениями к тебе, а заняться любовью мы не можем. Ты даже представить не можешь, как бы я хотел, чтобы все было иначе. Принцесса замахнулась - у Эймонда была возможность перехватить запястье, занесенное для удара, но он не стал. Щека онемела от злой пощечины. Впрочем, принц заслужил. Рейнира опустилась на корточки. Взгляд ее был стеклянным. - Оставь меня в покое, - тихо потребовала она. - Убирайся. - Оденься. - повторил он. - Убирайся! - крик. Эймонд развернулся, побрел прочь, как пьяный, не в силах смириться с размаху впечатал кулак в дерево, но подчинился. Пальцы свела боль, которая ни в какое сравнение не шла с той болью, что он причинил себе и сестре. Остаток ночи они провели по разные стороны импровизированного костра. Вот теперь принц и принцесса по-настоящему потерялись.