Доверие, оставленное в прошлом

      Удивительно, но в пятницу вечером парк был почти пуст. Стоя в забитом людьми автобусе, Вероника могла подумать о том, что её ждут группы студентов или школьники, свободные от домашнего задания до воскресенья. Но сейчас, быстро шагая по парковым дорожкам, она замечала только одиночек, сидящих на скамейках, или же парочек, гуляющих под покровом октябрьского вечера. Сосны скрывали тёмное небо, и атмосфера никак не вязалась с радостным волнением в душе. Тишина вокруг не мешала: Вероника была в наушниках, хотя и удивлялась запустению в обычно оживлённых местах.       Пройдя под навесным мостом, она обогнула лебединое озеро, расположенное недалеко от кромки воды, и направилась дальше. Там, в самом конце набережной, находилось красивое место, освещённое причудливой формы фонарями. Их можно было заметить уже издали: они сильно выделялись на фоне темноты вечера, хотя и соседствовали с освещённой трассой. Это придавало романтики окружающей среде, хотя и не приходилось популярным местом встреч у подростков города. Просто иногда там было красиво постоять, пока за перилами шумит река, а сверху доносится гул от несущихся домой машин. NoMorePhilosophy: «Мы не виделись уже месяца два. Если ты не занята, предлагаю пройтись».       Как же хорошо, когда другие люди делают первый шаг за тебя. Она сама хотела предложить встретиться, но смелости каждый раз не хватало. Даже почти год общаясь с человеком, глупый страх, а если быть совсем честной, то смущение и боязнь недопониманий, мешает строить открытые отношения, в которых ты не боишься просто написать первой. Хотя сейчас уже легче придумывать себе оправдание, что можно что-то прислать. Мемчики смешные в любой ситуации, хотя и самый глупый в мире повод начать разговор. Разве это вообще имеет смысл?       Подойдя довольно близко, девушка замедлила шаг. Оставалось всего ничего, но что-то заставляло оттягивать момент встречи, хотя другая часть прыгала от радости и воспевала собственную смелость. Хотя чего бы тут волноваться? Просто друзья, не видевшие друг друга два месяца, хотят поболтать не по Дискорду. NoMenInTheArea: «Так у тебя свидание, да?»

Bookaholic: «Чего?! Конечно нет. Мы просто долго не виделись».

NoMenInTheArea: «Надейся, что это так, а скрытого подтекста нет».       Вероника хлопнула себя по щеке. С чего бы она вспомнила этот диалог? Кира просто слишком недоверчиво относится ко всем, кто пытается подобраться ближе, влезть в их женское пространство. Если бы она знала Тимофея лично, то проблем точно бы не было. «Но я же знаю его, значит не могу ошибаться так сильно?» Нет, подруга точно не может быть права. Это абсурд.       И, воспрянув духом, девушка снова ускорила шаг, отогнав от себя неприятные мысли. Сегодняшний вечер обещал быть слишком прекрасным, чтобы портить его подозрениями лучшей подруги, сеющими зёрна сомнения.       Когда перед лицом уже отчётливо горели фонари, Вероника остановилась под ближайшим раскидистым деревом и стала осматривать небольшую круглую площадь, кусая губу. Старая советская плитка с геометрическим узором из красных и серых блоков покрывала всё пространство дорожек и самой площади, в центре которой и располагались фонари. Пространство под ними было тёмным, но по дневным экспедициям сюда Вероника помнила, что там находится вода. Единственные источники света в радиусе десяти метров, они были выполнены в виде кристаллов или фигурок животных, слегка переливающихся от отражения других фонарей. Хотя сразу это и не заметно, но некоторые из них имели немного другой цвет, клонившийся скорее к синему или зелёному. Это придавало композиции объём, а глазам — дополнительную нагрузку. Повернув голову, девушка посмотрела на чёрную гладь реки, простирающейся за мраморными перилами. От неё не исходило запаха или шума, она просто была — глубокая и спокойная, текущая через город на север к другим, более сильным рекам. Скамейки стояли полукругом, под тенью дубов или берёз, хоть уже и немного облетевших, и были пусты. По крайней мере, та часть, которую Вероника могла видеть со своего места.       Ни одного человека в поле зрения. Девушка проверила время: она пришла за пять минут, так что волноваться пока не о чем. Запахнув пальто, она подумала, что неплохо было бы пройтись ещё и, поправив шарф, неторопливо пошла вокруг фонарей. Чтобы занять себя, она всматривалась в фигуры, хоть и приходилось напрягать глаза от яркого света. Одна из них особенно привлекла её внимание. Это был сидящий кот, с обёрнутым вокруг лап хвостом и острыми ушами, которого скорее всего сделали с мейн-куна. Исходящий оттуда свет казался слабее, чем в соседних фонарях (это были кристалл, лягушка и какой-то странный камень).       Вдруг фонарь мигнул, и плеча Вероники что-то коснулось. — Твою ж мать! — она отскочила в сторону с небывалой скоростью и резко обернулась, тяжело дыша. Осознав, кто нарушил её единение с фонарём, девушка сменила страх на злость и вернулась к своему обидчику, быстро снимая наушники. — Ты что, смерти моей хочешь? Кто так делает вообще? А если бы я заорала или упала в воду? — Но ты таки заорала. И, о боже мой, это было так смешно! А лицо ты своё видела? — парень вытер выступившие из глаз слёзы и, тщетно стараясь подавить рвущийся наружу смех, добавил, с напускной внимательностью осматривая фонари: — А ещё ты бы просто не влезла в дырки. Конечно, вариант с падением возможен. Но только если ты допускаешь, что весишь достаточно для ломания железного столба. — Тимофей! — возмущение Вероники начало проступать через рвущееся порыкивание в речи, и она постаралась успокоиться. «Вспомни, что дома тебя ждут два куска торта. А ещё ты заставишь его купить тебе шоколад в извинение». Да, так она и поступит. Сгладит углы, а потом пошутит, и глупость спора послужит поводом для непринуждённого разговора и доставит истинное наслаждение — бинго, а не план. — Но ты просто такая смешная, когда пугаешься, — Тимофей взъерошил волосы пятернёй, и его подобие причёски (скорее всего он только вернулся из университета) тут же превратилось в обычный беспорядок из вьющихся каштановых прядей, постоянно лезущих в глаза. Вероника на секунду вспомнила, что очень редко видит его пронзительные голубые глаза. Хотя какая разница, она всё равно не умеет читать по ним эмоции, а смотреть в них — высшая степень бессмертия. — А ты бесконечно туп, раз считаешь, что это отличный вариант для приветствия, — съязвила она, скривив лицо. Вероника отвернулась, чтобы взглянуть на реку и пробормотала, разрываясь между радостью и злостью: — Рада снова тебя видеть.       Он ухмыльнулся, скрестив руки на груди и кивнул, наблюдая за ней. Девушка же всё ещё смотрела на реку, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями и своим выражением лица. Она не должна прыгать вокруг от радости, но и безразличие выказывать было бы лицемерно. В конце концов, эта встреча приносит положительные эмоции, когда никто никого не бесит. — Я тоже рад наконец-то встретиться с тобой, Вероника.       Она вздрогнула, когда парень произнёс её имя. Довольно частое явление, но что-то с этим было не так в этот раз, и Вероника никак не могла понять, что именно. То ли он его растянул, пробуя на вкус, то ли оно было сказано мягче — понять девушке было не дано. Она, в принципе, слишком часто его не понимала, чтобы заострять внимание на очередном странном кусочке пазла. Есть фрагменты намного больше и интереснее, да и их разгадка кажется более вероятной, чем домыслы о словах и взглядах, которые кажутся чересчур красноречивыми. Первые могут быть галлюцинациями, и вторые она совсем не умеет понимать. Да и не собирается учиться, потому что за шестнадцать лет ни разу не зависела её жизнь от промелькнувшей во взгляде искры. Если она и была, то Вероника её глупо прошляпила, пока смотрела совершенно в другую сторону.       Наконец-то подул осенний ветер, остудив негодование и всё остальное. Мир на мгновение потух, когда глаза были прикрыты в задумчивости, но вспыхнул снова благодаря фонарям. Вероника подумала, что стоять рядом со светящимся скоплением слишком скучно и, медленно развернувшись, пошла дальше по набережной, вслушиваясь в неторопливые шаги за своей спиной. Это было легко: тишина постепенно становилась плотнее, когда оживлённая трасса оставалась позади, а перед глазами начинал вырисовываться один из филиалов городского музея, сделанного на базе поместья какой-то влиятельной семьи, управлявшей городом пару веков назад.       Была ли в самом деле приятна эта тишина? Иногда ты чувствуешь себя вполне комфортно, когда собеседники молчат, и у Вероники не было проблем с поиском тем для разговора. Всегда можно было обсудить полученную ранее информацию или перемолоть косточки уже сто раз перемусоленной одноклассницы и её любовных похождений. Но так можно было поступать с друзьями или знакомыми. В этом же случае она опять оставила происходящее идти своим чередом, отпуская инициативу плавать рядом с самоуверенностью, как бывало всегда в её случае. В его случае.       «Как выживается на втором курсе? Ты нашёл себе девушку? Как дела у твоей мамы? Почему бы тебе просто не начать разговор, как ты всегда это делаешь? Давай же! Самая глупая фраза в твоей жизни, что угодно!»       Ответа, естественно, не последовало. Вероника горько вздохнула и остановилась, боковым зрением замечая, что на неё всё-таки обращено какое-то внимание. «Мы будем продолжать играть в молчанку?» Тёмный лес на другой стороне реки был густ и тих, ни одной живой души не слонялось по песчаному берегу, заставленному палатками с едой. Хотя кто в здравом уме любит купаться в этой грязной, илистой воде? Тем более осенью. Такие люди наверняка были, но девушка к ним заведомо не относилась.       Вероника опёрлась о перила, едва доходящие ей до талии, и с подчёркнутым безразличием посмотрела вдаль. По её лицу легко было заметить, что мыслями она затерялась где-то далеко от этого места, возможно, даже от этого мира. Мечтатели — они такие: никогда не узнаешь, что у них на уме, пока они сами не соизволят пояснить за отсутствующий интерес или невольное выпадение из диалога. Для таких, как они, реальность — только грань истинного, а возможность иметь множество жизней сразу дорого стоит среди неидеальных и поломанных судеб.       Иногда можно потеряться в собственных догадках. Забыть, что придуманные воображением идеи не всегда соответствуют реальности даже наполовину. Как много люди готовы отдать, чтобы иметь возможность читать между строк, понимать мотивы и цели с одного взгляда, распознавать ложь щелчком пальца? Она бы тоже многое отдала, чтобы знать о нём всё. Точнее не только то, что он сам готов открыть о себе. Хотя она подозревала, что он прекрасно осведомлён о сокрытии фактов с её стороны тоже. Ложь за ложь, здесь нет места бессмысленным упрёкам. И она их никогда не высказывала, хотя бы ради собственного комфорта. Но был всё же один единственный вопрос, не дающий покоя уже год. Простой, скорее навеянный умопомешательством, чем даже обычным любопытством, но разъедающий душу подозрениями и догадками. Имеет ли она право вообще об этом молчать? И чем может обернуться порыв открыть правду? — Почему ты общаешься со мной? — в тишине слова слетели с языка просто, и на миг показалось, что это был заданный в пустоту вопрос, что на него никогда не будет ответа. Но сзади раздался непонятный стон, и Веронике пришлось признать, что это всё было по-настоящему. Спустя месяцы страха и смущения, чувства вышли наружу в пустом и непринужденном вопросе. Внутри бушевал ураган, но она чувствовала, что лицо приобретает выражение, срабатывающее как защитный механизм в любых стрессовых ситуациях. — Тебе действительно нужно знать ответ, или это был мимолётный порыв твоей бессмысленной паранойи? — Тимофей опёрся спиной о перила, хотя ему они тем более не подходили по высоте, и уставился в противоположную сторону. «Чего это он так? Может, смущён? Или боится?» Вероника нахмурилась, начиная испытывать непривычную неловкость. Молчание в такие моменты больно давит на психику, и лучше перевести тему по-хорошему, но именно сейчас что-то переклинило. Ей был необходим этот ответ. Как воздух, которым она собиралась дышать, как книги, которые она любила читать. Она нуждалась. Судорожно сглотнув, Вероника повернула голову и посмотрела на парня. — Нет, — он откинулся на перила и вопросительно изогнул бровь. Вьющиеся пряди упали с лица, и теперь можно было бы видеть всё, если бы не слабый свет. Но лёгкую улыбку она смогла различить. — В смысле, у меня, конечно, паранойя, но ответ я хочу знать. И я не вижу причин, чтобы молчать.       Он недовольно хмыкнул, снова отводя взгляд. Вероника заметила, как её пальцы крепче вцепились в ограждение. — Нет какой-то определённой причины. Просто нравится и всё. — Как информативно, — пробубнила девушка. — А если по-другому: почему ты начал со мной общаться? — Без понятия, — Тимофей ухмыльнулся и развёл руками. Веронике показалось, что у неё сейчас задёргается глаз, если этот придурок не перестанет вести себя как придурок. Да не может такого быть. Это просто нелепо. Она нервно хихикнула, но, тут же взяв себя в руки, грозно прорычала: — Если ты сейчас же не прекратишь избегать моих вопросов, то считай, что из всех них пропадёт настоящее время. — Какая страшная угроза, — издевательски весёлый тон выдал эту ложь с головой. Но тем не менее, Тимофей полностью повернулся к девушке. Вероника застыла под пристальным, изучающим взглядом, но, сжав кулаки, не посмела отвести глаз. Если он считает её слабее из-за возраста, то она не намерена так просто сдаться в этот раз. К тому же он умудрился поджечь искру любопытства, и теперь Вероника не имела права отступать. Только не сейчас. — Ну так ты ответишь или нет? — Ладно, — Тимофей многострадально вздохнул и, не получив какой-либо реакции, продолжил: — Чтобы ты знала, это довольно сложный вопрос для краткого ответа.       Вероника кивнула, выражая готовность слушать сколько надо. — Начнём, пожалуй, с того, что мне нравится с тобой общаться. Вероника, прекрати кривить лицо, я серьёзно! Но я реально не хочу рассказывать про то, какая ты замечательная, непохожая на остальных девушек, увлечённая чем-то, кроме парней, и собственной внешности, — Вероника пожала плечами, — как мне нравится атмосфера в разговоре, когда из спокойного состояния ты можешь мгновенно перейти в возбуждённое от любой глупой идеи. Ты часто громко смеёшься и не думаешь, что тебя не так воспримут. Да, даже если ты говоришь, что у тебя проблемы с социализацией, то тут скорее играет нежелание расширять круг близких людей, которые могут надавить на больное. Честно, льстит, что я могу себя к таковым причислить. Как я понял, ты редкостный параноик, так что я, можно сказать, проделал огромную работу по получению твоего расположения! — Как мы перешли к очередному восхвалению твоих психологических талантов? — Вероника старательно игнорировала подрагивание своего существа от счастья и гордости, что ему сделали столько комплиментов. Она пыталась держать лицо, но маска трещала всё чаще, пока Тимофей говорил, и в итоге сил хватало, только чтобы не завизжать и не кинуться ему на шею.       Но что-то тут всё равно было не так. С самого начала он обо всём этом не знал, но всё равно написал. Через неделю, правда, но это не играет роли. Тут же точно должен быть мотив. Вероника задумчиво кивнула своим мыслям и задала новый вопрос, поражаясь, как точно парень иногда подмечает её проблемы: — А в самом начале? — А какое это имеет отношение к нашим настоящим отношениям? — Я хочу знать, — упёрлась девушка. Она сверлила парня взглядом до тех пор, пока у него не заходили желваки. А потом он и вовсе поднял руки в знак поражения. — Хорошо, хорошо. Не кипишуй. Но тут и правда ничего необычного: я просто оценил твоё… Уникальное в своём роде поведение и мне сначала стало интересно с чисто научной точки зрения. Ну а потом как-то… Короче, потом получилось так, что я здесь. — Всё равно звучит неправдоподобно. Я обычная, к тому же мелкая. Уверена, экземпляров твоего возраста в универе достаточно, чтобы не тратить год на старшеклассницу, — он посмотрел задумчиво и скрестил руки на груди. Вероника сжала губы, её трясло. — Почему ты так обожаешь искать теорию заговора везде, где только можно? Девушка, успокойтесь. Я захотел пообщаться, мне понравилось, я продолжил общаться. Дружеские отношения не качают из тебя силы, как учёба или отношения с девушкой, так что, тем более, я советую тебе забить. Прими как факт и забудь.       Но Вероника знала, что забыть не получится. Оно будет разъедать мозг, пока она просто не сойдёт с ума от страха и безумных домыслов. Пока недосказанность и чувство тайны не разрушат всё, чего она добилась. Пока страх не отбросит на точку невозврата, где смущение и молчание вновь займут своё место. Она этого не хотела. О боги, как же она не хотела вспоминать времена до начала общения с психологом на обучении. — Нет, но всё равно… — Слушай, почему просто не поверить мне, а? — психанул Тимофей, мгновенно оказавшись перед Вероникой. От неожиданности девушка вжалась в перила, распахнутые от удивления и страха глаза выдавали её эмоции с головой. — Почему ты постоянно ставишь меня в положение, когда приходится оправдываться за собственные чувства? Просто скажи, что, по-твоему, со мной не так?! — Просто ты… — она начала заикаться, опустив взгляд на его куртку, избегая нахмуренных глаз. Даже без чтения эмоций она понимала, что друг в бешенстве. «И всё-таки терпение у психологов не бесконечное». — Ты… парень. — Потрясающе! — рассмеялся Тимофей и отошёл на шаг. — Теперь оказывается, что мы надоедаем людям с личными вопросами по гендерному признаку! А где же твоё типичное «Все равны и всё равно», а, дорогая? — Я не… — она ошарашенно следила, как вечно спокойный парень мечется перед ней, высказывая недовольство. Она не смела шевельнуться, испуганная такой резкой переменой в настроении. И странными оборотами речи. — Почему я должен сталкиваться с подобным пренебрежением после всего произошедшего? Чем я тебя не устраиваю? — Да послушай ты… — Ну уж нет, с меня и так хватит! Теперь я наконец-то могу высказать свои претензии по поводу твоей странной и бессмысленной паранойи по поводу мужчин! Твою мать, если ты красивая, это не значит, что поголовно все общаются с тобой только из-за этого. Так делают только законченные ублюдки. Как вообще можно было подумать, что я ошиваюсь рядом, только руководствуясь такой идиотской идеей? Если бы мне оно было надо, я бы предпринял хоть что-нибудь ещё давным-давно, но я же ничего не делал. Я ничем не показывал, что как девушка ты мне нравишься! Потому что тебе стало бы некомфортно, а значит, мои шансы упали бы до нуля! И даже спустя год я снова вижу то же самое! — Ч-ч-что… — голова, казалось, взорвётся. «Скоро мой мозг просто перестанет обрабатывать эту информацию», — ужаснулась Вероника, потому что поток негодования был настолько сильным, что она даже забывала воспринимать некоторые фразы. Она наблюдала за его лицом, изумляясь изменениям, произошедшим от простого нервного срыва. Но Тимофей ни разу не посмотрел на неё. Он ходил взад-вперёд, разговаривая с невидимым собеседником, и выглядел как раненый зверь, осознавший своё безвыходное положение под дулами ружей. — Это первый случай за мою девятнадцатилетнюю жизнь, когда приходится так стараться, просто чтобы подарить девушке комфорт! — вдруг он остановился. Плечи поникли, и он медленно повернулся к Веронике, заглядывая ей прямо в глаза. Казалось, в самую душу. — Это что же, мне придётся ждать ещё пару лет, чтобы признаться в любви? — Что, — а её глаза точно не выкатятся из орбит? — В смысле «что»?! — Что ты только что… — А что я такого ска… — тут уже Тимофей замер, его шокированное лицо приобрело красноватый оттенок (или это свет был такой). — Блять. — Какое точное описание ситуации… — пробормотала Вероника и, смущённо опустив голову, стала разглядывать свои туфли. «Пока шла по тротуару, успела пару раз споткнуться. И вот теперь тут есть две потёртости на лаке. Надеюсь, это не слишком заметно. Хотя можно просто замазать чёрным лаком, у нас дома вроде есть… Или нет?» — Вероника? — голос парня снова стал мягким, были слышны извиняющиеся и испуганные нотки, словно он совершил какое-то пугающее преступление, а Вероника стала невольной свидетельницей. «Может, он привык общаться сам с собой? Так можно выплёскивать свои собственные эмоции, ведь по профессии ему предписано быть внимательным и спокойным. В разговорах самим с собой нет ничего плохого, наоборот — они помогают сохранить нервную систему». — Эй, я не это имел в виду… — девушка нервно хихикнула, ощущая тяжесть в груди. — Точнее имел, но… Оно не должно было произойти так. — Какая теперь разница, — еле слышно прошептала Вероника, пытаясь сдерживать свои эмоциональные порывы. «Только бы не взорваться, только бы не сорваться». — Раз уж я раскрыл карты, то могу спросить…       Она не могла смотреть. Не хватало сил, чтобы просто поднять глаза. Звуки не хотели выходить из глотки, а на сердце навалился груз, превосходящий обычное волнение. Хотелось разрыдаться вслух, покричать о своих чувствах, но весь мир сомкнулся над единственным усилием — держать себя в руках. Да и на то, чтобы помотать головой, еле хватило силы. — Это не ответ, — мягкий, терпеливый тон скрывал тень раздражения, но казалось, что глаза сейчас прожгут в ней дыру. — Я… — Так что всё-таки ты чувствуешь ко мне? — Я… — Просто скажи, и нам обоим станет легче. — Я… Я… — Вероника… — Я НЕ ЗНАЮ! — плотина рухнула, снося преграды, здравый смысл и чувство стыда. Вырвавшиеся слова не сразу дошли до сознания девушки, пока пробивались сквозь позорную потребность к спасению. «Бежать». Так далеко, что ни один человек тебя не услышит, так быстро, что никто тебя не остановит, так яростно, что люди побоятся покричать тебе вслед. Это она и сделала. Собрала остатки гордости и силы воли и рванула, не разбирая дороги, желая просто убраться отсюда подальше. Шум в ушах заглушил все слова, летящие ей вслед.       В этот же вечер пошёл дождь. Он мял пожухлую траву, ещё держащуюся за былую силу, дарованную летом. Вода уносила заботы и оставляла пустоту, заполняющуюся до дна солёной жидкостью, текущей из глаз. Холодный ветер выл, скрывая шум мотоциклов и машин. Открытые глаза ничего не видели, они глядели внутрь, искали там давно утерянное и проклятое. Молчание тянулось уже почти час. Казалось, она ни разу не пошевелилась.       Женщина отошла от двери, тщетно пытаясь услышать хоть какие-то звуки. Когда дочь пришла как громом поражённая и молча закрылась в комнате, даже ей стало не по себе. Вероника могла плакать, злиться, но чтобы впасть в ступор… Такого ни разу не случалось за шестнадцать лет её жизни, и поэтому женщина не знала, как реагировать. Она вздохнула, шёпотом помолилась за благополучие своей дочери и ушла готовить ужин, потому что понимала: девочка наверняка голодна.       Ах, если бы она знала причину такого поведения Вероники! Она бы утешила, вывела на разговор и дала жизненный совет, напоминая дочери о её же словах. Она была единственной сейчас, кто способен как-то изменить дальнейший ход событий. Возможно, это бы избавило всех от бессмысленных проблем и переживаний. Но она испугалась и решила подождать, пока Вероника сама не выйдет из шокового оцепенения. Эти несколько десятков минут изменили ход мыслей девушки, надломили стойкую уверенность, всколыхнули старательно гонимые прочь воспоминания. Не успела она осознать, что произошло, как судьба оказалась предрешена одной единственной, ранее стойко отвергаемой мыслью, вовремя ворвавшейся в сломленное сознание. «Никогда не давать ложных надежд». Как давно было принято такое положение вещей? Как быстро наивное желание разнесло его в пух и прах? «А что если…» Весь мир, построенный на чётких убеждениях, разлетелся на мелкие осколки. Остались только чувства и воспоминания, неподвластные приглушённому шёпоту разума. — Что он сказал?! — голос подруги чётко слышался даже на низкой громкости. — Как ты вообще додумалась просто свалить? — Я не думала, — буркнула в ответ Вероника, разглядывая стену на другом конце комнаты. Она была сплошь покрыта плакатами с любимыми персонажами — в основном мужскими — и небольшими текстами заметок, показавшихся наиболее подходящими для мотивации и обучения. В голову пришла отстранённая мысль, что одного краша из коллекции тут не хватает. — С мужчинами ты вообще никогда не думаешь, — ответила Кира. Из динамика послышался глухой удар и отдалённое прикрикивание. Вероника позволила себе улыбнуться. Похоже что Мальта, корги подруги, вовсю привлекает внимание любимой хозяйки. Выбивание телефона из рук во время разговора — любимое развлечение псины, слишком уж ревнивой для ничего не соображающего животного. Рассеянный взгляд скользнул к подоконнику, где с края, в опасной близости от маминой орхидеи, свисал кошачий хвост. Чёрный любитель поспать так и не покинул наблюдательного поста, через стекло охотясь за птицами на близстоящем дереве. Разглядеть пушистое создание она не могла — на столе стоял пакет с новыми книгами, который привезли вчера и до сих пор не разобрали — но точно знала, что Блэк не сводит с глупого воробья внимательного взгляда. Кончик хвоста слегка подрагивал. — И что ты собираешься делать? — Понятия не имею, — Вероника сильнее обхватила колени. — Я точно не смогу на него смотреть ближайшие недели, не то что разговаривать, — она вздохнула, прикрыв глаза. Даже после десятичасового сна состояние было самым, что ни на есть, паршивым. — А про отвечать я вообще молчу.       Киру, похоже, нисколько не удивило, что последняя фраза была произнесена сдавленным шёпотом. Она вздохнула, словно молча смирившись с глупостью лучшей подруги. — Ну так тебе и не обязательно с ним вообще общаться. Возьми заблокируй и дело с концом. — Я так не могу. И вообще, это же некрасиво. Мне признались в чувствах, а я… — Вероника вздрогнула, вспомнив своё отвратительное поведение, и её обдало волной жгучего стыда. Неведомо от кого, она спрятала голову в коленях. — А ты поступила, как обычная, нормальная женщина, когда на неё сначала наорали, а потом стали признаваться в искренних чувствах. Чему я, кстати, ни капельки не верю.       Вероника и без этого дополнения уловила скептический тон. — Почему ты так уверена? — Послушай, он же за год не сделал не единого намёка. Тимофей и стеснение? Мы обе знаем, насколько он стеснителен, — Кира презрительно фыркнула. — Если ты не забыла… — Давай не будем об этом вспоминать! — оборвала подругу Вероника. — Ты же знаешь, я ненавижу вспоминать этот… Инцидент. — Да, прости. Я просто увлеклась донесением до тебя правды о его истинной сущности, — извиняющиеся нотки словно утонули в непреклонном голосе Киры. — Ты должна его послать. Хватит с нас всех этого спектакля. Он слишком подозрительный. — Кир, может ты просто слишком за меня беспокоишься? — мягко перебила словесные оскорбления Вероника, прикусив губу от волнения. — Я понимаю, что тебе кажется, будто я ничего не понимаю, но… — Да никто в здравом уме не будет ошиваться около шестнадцатилетней девчонки целый год, когда рядом столько красивых девушек из университета. Даже если принять в расчёт твою… выделяющуюся физиологию, я не верю, что это того стоит. — А может, он и правда влюблён?       Молчание. Вдруг появилось желание нервно захохотать во весь голос. — Ты что, серьёзно, что ли? — молчание было Кире красноречивым ответом. — Вероника, алло. Очнись! Жизнь не твои любимые романы, где всё просто зашибись и люди любят друг друга до гроба. Это реальный мир. Тут царит жестокость, лицемерие и похоть. Я просто боюсь, что некоторые индивиды могут позариться на тебя из-за внешности, а ты будешь единственная, кто пострадает от всей этой хе… Мальта, да оставь ты в покое мой тапок! — Вероника прыснула, слушая, как Кира уговаривает собаку посидеть тихо ещё пару минут. — Блин, этот несчастный пёсель очень хочет гулять. Надо идти искать подходящие кустики. Давай потом ещё поговорим, оке? — Ага, звони как освободишься. Пока, — Кира бросила трубку.       Вероника отложила телефон и слезла с кровати, намереваясь прогуляться до зала. Но тут чёрная, пушистая масса слетела с подоконника и стала тереться о ноги хозяйки. Радостно ахнув, девушка подхватила кота на руки, прижав к груди. Она слушала, как друг мурлычет, протыкая её футболку своими когтями, но была рада даже за такую поддержку, хоть и бессловесную и, скорее всего, не желанную. Пушистый кот был тёплым и мягким, так что Вероника лениво прикрыла глаза, наслаждаясь мгновением его редчайшей доброты.       Но не прошло и пяти минут, как Блэк потребовал освобождения и вышел из комнаты, нагло размахивая своим хвостом. Девушка направилась следом, но завернула в светлый и просторный зал, где на бордовом диване сидела её мать и читала. Она быстро подняла взволнованный взгляд на дочь, наблюдая, как та подходит к книжному шкафу, занимающему всё пространство стены. Положив книгу на журнальный столик, она подошла к Веронике. Та водила пальцами по корешкам современных любовных романов, задумчиво глядя в пустоту. — Вероника, всё нормально? — она коснулась плеча девушки, и та слегка вздрогнула. Обернувшись, дочь ответила одной из своих лучших непринуждённых улыбок: — Ага. — Точно? — женщина нахмурилась и, получив ещё один подтверждающий кивок, отошла, но неотрывно следила, как девушка выбрала какую-то книгу и быстро вернулась к себе в комнату.       Сжимая в руках один из самых романтичных и добрых романов Эммы Скотт, Вероника вошла в свою обитель и закрыла дверь на ключ, предвкушая пару часов чтения в тишине. Однако, когда она взяла телефон, чтобы переключить его в режим «Не беспокоить», на экране появилось короткое сообщение. NoMorePhilosophy: «Когда будешь готова, просто дай мне знать. Я приду в любое время».       Телефон выпал из ослабевших рук и ударился об пол. Вероника медленно осела следом, удивляясь, как перед глазами всё вдруг начало плыть. Проверить, цел ли многострадальный экран, она даже не попыталась.       Принять входящий вызов стоило неимоверных усилий. — Ну, так на чём мы остановились? — голос у Киры звучал довольно, хоть и немного устало. Вероника вспомнила, что после прогулок у Мальты постоянно грязное пузо, а её густую шерсть было очень трудно отмыть. — Ах, да, я рассказывала тебе про… — Кир… — Что такое? — подруга сразу же насторожилась.       Вероника нервно хихикнула: — Он… Он прислал мне сообщение.       Минуту Кира молчала. Потом зарычала и гаркнула: — Если бы я знала, где живёт этот урод!