Волчьи тропы

            Свадьба — один из моих самых не любимых обрядов в клане. Впрочем, любые обряды в клане мне не нравятся. Они включают в себя ещё, к тому же, наибольшее количество правил и традиций, за нарушение которых тебя ждёт неуважение предков и позорное наказание. В особенно серьёзных случаях даже изгнание. Но обычно такого не происходит, они слишком боятся нарушить хоть что-то. В то же время сами соплеменники не сильно-то и верят в этих воображаемых предков. Во всём этом нет такого смысла, который закладывали наши прародители, и клан придерживается этого, словно запущенная юла, которая не в силах остановиться.       И это в стае, в соплеменниках, похожих больше не на собак, а на баранов, выбешивает меня ещё больше. Они до жути фанатично относятся к своему непоколебимому образу жизни вечного похода и мытью в речке, но при этом некоторые вещи у них растворяются, оставляя лишь воспоминание о себе. Я бы сказала, что мне плевать на все эти обряды и прочую бурду, которой напичканы их умы. Но получать наказание за нарушение их обожаемых правил у меня нет совершенно никакого желания. Особенно теперь, когда всё, чего я хочу, это убраться отсюда. Удастся ли?       Самое ненавистное в свадьбе то, что самый первый обряд начинает действовать после объявления пары о своей помолвке. И у тебя есть около нескольких минут, чтобы сориентироваться и принять эту кару.       Хантер стоит слева от меня, спокойно устремив свой взгляд вперёд. Иногда мне кажется, что вывести его из этого состояния довольно сложно. Впереди нас двое человек. Позади почти вся стая.       В чём заключается этот первый обряд? Весь клан за исключением тех, кто сильно болен или слишком мал, чтобы понимать происходящее, выстраивается в цепочку, чтобы выказать уважение и поздравить лично жениха и невесту.       Я ненавижу эти моменты. Мне приходится поздравлять тех, кого я не переношу на дух. Томас и Стэфани мне хотя бы не так противны. Ладно, может быть, только Томас. Стэфани всегда была слишком ветреной и ещё при жизни Мартины, до того как я сбежала, успела перевстречаться почти с половиной всего клана. Даже удивительно, что с Томом они так долго вместе, ведь каждую неделю у этой дурочки случалась «новая любовь».       Переминаюсь с ноги на ногу и кошусь на мальчика-вожака. Большинство произносит поздравление по одиночке, реже это делают двое. Если поздравляют одновременно больше двух человек, то это считается неуважением, и благословение предков уменьшается. Каждое поздравление наполняет невидимую чашу влюблённых, и чем больше человек поздравят, тем благополучнее будет их брак. Один — это идеально. Двое — терпимо, и, как правило, это семьи или влюблённые пары, а это в глазах предков чуть увеличивает благословение. Скриплю зубами и недовольно кошусь на мальчика вожака. Ну и в качестве кого мы здесь?       Будто покровители оборотней и правда есть и благословляют каждого. Не уверена даже, что все в стае в это верят, но знаю, что они продолжают это делать, будто бы по инерции. Потому что по-другому не привыкли, не умеют. Те, кто выезжает в город, ещё хоть как-то разбираются в современном мире, остальные же либо вовсе не интересуются, либо узнают лишь необходимую информацию.       Разводы в этом пещерном веке тоже запрещены. Здесь даже нет такого понятия, как развод, по крайней мере, официально. Вступая в брак, в глазах предков, вы становитесь единым целом и на всю жизнь, и развестись, как в современном мире, нельзя. Даже если семейная жизнь не задалась от слова совсем. На деле же, когда такое случалось, хоть и происходило редко, создавались «вторые семьи», без церемоний свадьбы. Но такого почти не было. Уж если в клане и вступали в брак, то относились к этому серьёзно. Даже смерть одного из супругов не позволяла заключить второй.       Делаю шаг вперёд. Перед нами остаётся один человек.       Вполоборота оглядываюсь назад, ища глазами Мэтти. Его светлая бошка виднеется примерно в середине очереди, рядом с ним стоит Джильда и что-то торопливо объясняет. В этот раз даже рада, что ученица целительницы рядом с ним. Мэтти не знает совершенно ничего о порядках стаи, об обрядах и уж тем более о свадебных правилах. Он чужак. А Джильда ему объяснит, что нужно делать, чтобы не выглядеть, как последний лох. Он в любом случае будет выглядеть так, но хотя бы останется в безопасности. Джильда не даст ему пострадать. Беспокойно хмурюсь, и я даже рада, тому, что она сейчас оказалась рядом с пёсиком. Но внутри меня прорастает горькое, колючее, досадное негодование, проникающее в каждый уголок моей души и пробуждающее желание завыть от обиды и пойти цапнуть за нос кого-нибудь из них.       Угрюмо поджимаю губы. Я ему больше не нужна. Почти всё время Мэтти сосредоточен теперь на Джильде, которая так же обожает клан, как и он, и в отличие от меня. Она уж точно готова рассказать Мэтти о нём всё, что угодно. В то время как я отделывалась лишь недовольными пофыркиваниями, либо отвечала с неохотой и лишь ту информацию, которую ему было необходимо знать.       Хантер, заметив недовольство, бросает на меня встревоженный взгляд.       Человек перед нами заканчивает с поздравлениями и уходит.       Наша очередь.       Кукольное лицо Стэфани светится от счастья, хотя в её голубых глазах виднеется некоторая грусть. Её волосы, выглядящие слегка неаккуратно по бокам, скреплены маленькой бусиной на затылке.       Мартина была её лучшей подругой. Более чем уверена, что Стэфани хотела бы, чтобы она была здесь. Томас же выглядит счастливым, важным, а на его губах играет простодушная улыбка. Стэфани держит его за руку, а Томас горделиво выпячивает грудь. Его рот растягивается в привычной подбадривающей улыбке. Он всегда был такой. Ещё одна очередная душа компании. Он серьёзный, когда требует дело, и в то же время само очарование. Да и один из немногих, кто относился к нам с Троем по-доброму. Только этого не хватило, чтобы я смогла полюбить это место.       — Я… поздравляю, — запинаюсь на полуслове. Мой язык с трудом ворочается. Говорить подобного рода вещи — абсолютно не моё. Я не умею рассказывать о своих чувствах. Как и говорить приятные вещи. К этому относятся и поздравления. Колкости и сарказм, опутанные едкими, порой обидными комментариями, вот это да, это моё всё. Даже попытка показать хоть малейшую капельку доброты или проявление других эмоций способны меня убить. — Э… счастья…       — Роксана и я, — Хантер прерывает моё неловкое мычание, будто какой-то коровы. На секунду мальчик-вожак посылает мне одобряющий взгляд и вновь поворачивается к младшему брату. — Поздравляем с помолвкой. Пусть любовь останется с вами навсегда и не утихнет спустя года. Пусть ваша семейная жизнь будет насыщенной яркими красками и будет приносить лишь радостные хлопоты, и каждый день будет похож на праздник.       Ага. У них в стае одно сплошное непрекращающийся торжество с плясками у костра. Праздник всемирного помешательства называется.       — Это так мило, — верещит Стэфани и прижимается щекой к руке Томаса.       — Спасибо, — кивает младший брат Хантера.       — Не будем задерживать очередь, — мальчик-вожак кивает, и мы отходим в сторону.       Скрещиваю руки на груди и хмуро оглядываю поляну. Сейчас здесь довольно тихо, вся стая выстроилась в длинную вереницу, но как только последний человек принесёт свои поздравления, возле костра начнётся очередное празднество, где все оборотни будут в остервенении отплясывать с ещё большим энтузиазмом. Становиться свидетелем этого у меня нет ни малейшего желания. Даже раньше в эти моменты я старалась как можно быстрее и незаметнее для всех покинуть поляну. К неудовольствию матери, так же делал и Трой, отчего её негодование росло ещё больше, ведь она хваталась за каждую возможность сблизить нас со стаей. И каждый раз её попытки терпели крах, чем ранили её все сильнее.       — Пойдём, — голос Хантера звучит прямо у меня над ухом. — Я хотел тебе кое-что показать.       Поднимаю голову, чуть не столкнувшись с ним лицом.       — Не хочешь остаться с ними? — прищуриваюсь и киваю в сторону Томаса и Стэфани.       Мне настолько не хочется принимать участия в этом балагане, что перспектива шататься по лесу с мальчиком-вожаком мне кажется уж не настолько паршивой. Уж лучше он.       — Я думаю, им сейчас хватит внимания и без моего присутствия, — ладонь Хантера мягко обхватывает мой локоть. Мы двигаемся с места и не спеша проходим по поляне в сторону леса.       Фыркаю и пихаю его локтём в живот.       — Могла бы просто сказать спасибо за то, что произнёс речь за двоих, — беззлобно смеётся Хантер.       — Я и сама неплохо справлялась, — отрезаю я, гневно сверкнув глазами. Конечно, это звучит до ужаса нелепо, но не признаваться же ему, что у меня что-то не получалось? Ещё чего!       В ответ он лишь тихо посмеивается, и качает головой, сильнее сжимая мой локоть. В этот раз вырваться почему-то не хочется. Странно удалятся от поляны и не слышать привычного шума стаи.       Ночной ветерок приятно отдаёт свежестью, сохранив в себе особый аромат дождя. В лесу уже достаточно стемнело, но это не мешает мальчику-вожаку безошибочно видеть дорогу. Вдалеке я слышу уханье совы. На сов мы обычно не охотимся, иногда, конечно, случается, но это, скорее, чтобы они не сильно размножались. Впрочем, я не сильно вникала в эти аспекты.       Покорно следую за Хантером и невольно усмехаюсь. Идти за Троем мне не нравилось никогда, было важно его обогнать, оказаться первой и выиграть наше своеобразное соревнование за лидерство. Сейчас… Не хочется... Может быть, это потому, что Хантер вожак и уже выиграл это соревнование?       Грязь неприятно чавкает под ногами, под подошвами ботинок, заставляя меня каждый раз морщится от этого звука. Ещё один из раздражающих звуков — жужжание насекомых, от этого здесь не избавиться никогда. Единственный перерыв от этих назойливых букашек — холода. Но надеюсь, мне не придётся торчать здесь до начала зимы. Или даже осени.       Лишь бы я вообще смогла покинуть стаю. Не остаться здесь навечно.       Тропинка под нашими ногами покрыта густым покрывалом из травы. Сучья деревьев располагаются так, что ни мне, ни Хантеру не приходится наклоняться, и мы без проблем проходим под ними.       — Ты стала ещё красивее с тех пор, как покинула стаю, — неожиданно произносит он.       — А ты так и остался благородным придурком, только щетину отрастил побольше, — фыркаю, внимательно смотря себе под ноги. Закусываю нижнюю губу, стараясь принять невозмутимый вид. Слышать такое странно, но приятно.       Раньше мы никогда особо и не общались. Как и со всеми из стаи, я предпочитала взаимодействовать с ним только по делу.       Их пустую бесполезную болтовню я на дух не переношу. Общение с Хантером давно перестало походить на его разговоры с другими соплеменниками.       Мы поворачиваем влево. Эта дорога тянется в сторону небольшого озера в лесу. Одно время место было популярно среди парочек. Прищуриваюсь, угрюмо поджав губы, и бросаю на мальчика-вожака недовольный взгляд. Это ещё что за романтичная ересь?       — Нам сюда, — Хантер кивает на тропинку. — На самом деле я бы хотел извиниться. Ты не хотела приходить и рассказывать про город.       — Дай угадаю, ты думаешь, что блуждание с тобой по лесу меня развеселит? — перебиваю мальчика-вожака с саркастичной усмешкой. Если он действительно так считает, то он ещё больший придурок, чем я думаю.       — По крайней мере, ты всё ещё не стряхнула мою руку, — довольно замечает, сверкая в темноте глазами.       Фыркаю. И тут же дёргаю рукой, избавляясь от его лапищи. Ещё чего.       Подъём сам по себе довольно крутой, сейчас с учётом грязи под ногами взбираться на него становится еще более проблематично. Ступни слегка разъезжаются, и мне приходится прикладывать немалые усилия, чтобы не скатится вниз кубарем.       И какого чёрта его понесло сюда в такую погоду?       Холм покрыт густой, излишне примятой травой. Вся местность вокруг напрочь провоняла оборотнями из стаи. Я никогда не бывала здесь, но слышала об этом месте. Возвышение над небольшим озером, спрятанное за густыми деревьями, — излюбленное место парочек для свиданий.       Отлично.       Меня абсолютно точно не интересует вся эта любовная бредятина. Проклятый план Троя работает, как нельзя лучше. Говнюк.       Трава под моими ногами усеяна мелкими светлыми цветочками с острыми кончиками лепестков. Остальные цветы, скорее всего, уже оборвали сумасшедшие влюблённые посетители этого места. Изредка я вижу длинные редкие стебли, что таинственным образом смогли уцелеть. На самой вершине бугра возвышается огромное массивное дерево, растущее здесь явно с древних времён. На его больших раскидистых ветвях что-то есть, но я не могу разглядеть что. Да и не успеваю.       — Закрой глаза, — над моим ухом раздаётся бархатистый голос Хантера, а руки мягко опускаются на мои плечи.       — Тебе нравится шептать мне в ухо? — едко замечаю я, но глаза послушно закрываю. Зачем-то.       — В этом есть особое удовольствие, — едва слышно смеётся. И, как бы это странно ни звучало, искренний смех мальчика-вожака довольно приятен на слух. Против воли на моём лице возникает улыбка, которую тут же прячу за напускным равнодушным видом. Надеюсь, Хантер это не заметил. Его руки мягко направляют меня вперёд, бережно придерживая за плечи. Делаю пару осторожных маленьких шажков. Он слишком благороден, заботлив и не допустит, чтобы я навернулась и разбила себе нос, но перебороть свои защитные инстинкты достаточно сложно. — Можешь открыть глаза.       Его ладони исчезают с моего тела, и по шуршанию травы я понимаю, что Хантер отступил на пару шагов назад.       Открываю глаза.       Я стою на самом краю, где плавная поверхность обрывается и становится достаточно крутой для спуска.       — Вниз столкнуть меня решил? — не без доли сарказма замечаю я. Падать отсюда не смертельно, но довольно болезненно. Оборачиваюсь. Хантер стоит позади меня, прижавшись спиной к массивному стволу дерева. Одной рукой он лениво взъерошивает волосы, которые слегка треплет ночной ветерок. В вечернем полумраке его голубые глаза с любопытством следят за моими движениями.       — Роксана, ты слишком плохого мнения обо мне, — мальчик-вожак, наверное, единственный, кто называет меня только полным именем.       — Прости. Я стала забывать, что ты постоянно корчишь из себя благородного рыцаря.       — Посмотри вниз, — Хантер пропускает мою фразу мимо ушей и кивает.       Хмыкаю и опускаю взгляд.       Внизу виднеется маленькое озеро, размером примерно с небольшую комнату, по его краям растут высокие стебли травы вперемешку с камышами и другой высокой растительностью. Сам водоём надёжно спрятан за высокими деревьями, растущими полукругом. У воды я замечаю множество жёлтых огоньков, до моего слуха доносится раскатистое пение лягушачьего хора вперемешку с ночным стрекотом цикад. Их много в лесу, и этот звук будто бы наполняет всё пространство.       — Светлячки? — оглядываюсь на мальчика-вожака и скептически изгибаю бровь. — Если ты хотел меня этим удивить, то у тебя не вышло. Нужно было привести сюда Мэтти. Он бы пищал от восторга, — конечно, в городе он такое не видел ни разу.       А за пределы города Мэтти выбирался лишь во время превращений, пытаясь скрыться и найти безопасное место. Пойти в поход, посетить лес и пожить там пару деньков было одной из вечных раздражающих идей друга, которые у меня, конечно, не вызывали никакого удовольствия. Выбравшись из одних условий вечного похода, попадать в новые мне совершенно не хотелось. И если Мэтти мечтал посетить лес, то меня тянуло всё в город. И единственный компромисс, к которому мы смогли прийти, это посещения парков, где жарили сосиски и овощи. Иногда же Мэтти заявлялся туда в обличии лабрадора и гонялся за собаками, вызвав ещё большее неудовольствие у меня. И у их хозяев тоже: не всех интересовал любвеобильный лабрадор.       — Тебе не понравилось? — Хантер внимательно вглядывается в моё лицо.       — Красиво, — пожимаю плечами. Однако светлячками меня не удивить, хотя в этой обстановке есть определённое очарование.       Хантер и я в каком-то дурацком месте для парочек. Да если бы Трой знал, он бы точно был в восторге, что его чёртов план работает так чётко.       Мне нужен свой план действий. Независимый от действий этого гадёныша. Только вот у меня его нет.       Я не имею ни малейшего понятия, как выбраться из этой задницы. Может, Мэтти и считает, что я контролирую ситуацию и знаю, что делать, если всё пойдёт к чёрту. Но это не так. Всё из-за моей грубости и напускного сарказма. Все три года нашей дружбы я старательно делала вид, будто у меня всё под контролем. И с этим справлялась неплохо до появления моего придурошного братца. Он разрушает всё.       Единственный, у кого всегда и на всё был план — это Трой. Даже наш побег целиком и полностью организовал он. Постоянно придумывал способы, как выбраться из разных ситуаций, в которые он нас загнал. Это что, дополнение к злодейскому мозгу, способность всегда и во всём найти выход? Иногда мне кажется, что застукай его с Мартиной не я, а кто-то другой, кто-то, кого, он бы не смог запугать, то братец и тогда бы смог выкрутиться.       Руки Хантера осторожно обхватывают мою талию, и, прежде чем успеваю возмутиться, мальчик-вожак одним движением поднимает меня в воздух.       — Какого хрена ты вытворяешь? — вспыхиваю я, гневно сверкая глазами. Внутри меня зарождается булькающий звук, похожий на старую помирающую бабку, но никак не на рычание. Проклятье. Мне больше хочется завилять хвостом, чем зарычать на него. Это так глупо. Это так по-собачьи.       Руки Хантера достаточно сильные, я ощущаю, как напрягаются его мускулы, но в то же время он держит меня очень бережно.       Придурок.       — Сидя наблюдать лучше, — не вижу его лица, но даже так уверена, что его пухлые губы растянуты в улыбке.       Мальчик-вожак мягко опускает меня на что-то твердое, и, едва моё туловище касается этой поверхности, как оно угрожающие покачивается. Оглядываюсь. Я сижу на деревянной дощечке, которая сбоку закреплена толстыми верёвками привязанными к размашистым ветвям древа.       Качели. Обыкновенные качели.       Мальчик-вожак усаживается рядом.       Неприятно это признавать, но вид отсюда открывается потрясающий.       Мэтти бы точно оценил.       Места на этих чёртовых качелях так мало, словно все, кто здесь сидел, надеялись трахаться прямо на них. Из-за этого Хантер сидит вплотную ко мне. Жар его тела опаляет мою кожу, вызывая у меня предательские мурашки и странное скручивающее чувство внизу живота. Словно, тяжёлый назойливый зуд, который сложно игнорировать.       Мне хочется лечь на спинку и чтобы Хантер почесал мне пузико. Проклятье.       Чёртовы гены.       И почему мои родители не могли найти кого-то в своей стае? А не сделать это генетическое помешательство.       Мальчик-вожак выглядит так, будто хочет поговорить о чём-то, но не решается. Как человек, который отчаянно ищет тему для разговора, но не знает, за что ему зацепится. И я не собираюсь ему помогать. Я вообще не хочу здесь находится. Хотя стоит признаться, вид здесь действительно открывается красивый. Но Хантеру правда знать не обязательно о том, что мне тут понравилось.       — С тех пор, как я стал вожаком, — неожиданно роняет он. Взгляд его голубых глаз устремлён вдаль. — Лишь единицы не изменили своего отношения ко мне.       — Дай угадаю, остальных ты задавил своим слащавым благородством? — ехидно замечаю я, бросая украдкой взгляд на Хантера. Хотелось бы ещё и руки на груди сложить, но боюсь навернуться с этих чёртовых качелей прямиком в грязь.       — Не в этом дело, — на его лице проскальзывает лёгкая полуулыбка. — Многие теперь видят во мне лишь вожака, а не меня. Их отношение резко изменилось, — в его голосе плохо скрываемая горечь. — Большая часть стаи относится ко мне, — затихает, хмурясь, сглатывает и едва слышно причмокивает, подбирая нужное слово. — Излишне почтительно, боясь вызывать недовольство.       — Грубить тебе — мне не помешает даже твой статус вожака, — усмехаюсь и поднимаю взгляд, сталкиваясь с взором мальчика-вожака. Его голубые глаза встревоженно поблёскивают в полумраке.       — Надеюсь, услышу от тебя не только грубость, — шутливо произносит Хантер, но его вид остаётся серьёзным.       — Не дождёшься, — с сарказмом подмечаю и вглядываюсь вдаль.       Деревья. Деревья. И ещё раз деревья. Кого может приводить в восторг безграничная куча деревьев?       Воздух после дождя всё ещё довольно свежий. Неприязненно морщусь, подумав о том, сколько грязи мне теперь придётся вычищать с обуви. Лёгкий ветерок колышет кроны деревьев. Звёзд не видно, ночное небо всё ещё застилают тучи. Щурюсь. Бескрайные просторы леса, где-то вдалеке мне мерещатся огни города. Конечно, его не видно. Это лишь игра воображения. Нужно уехать как можно дальше от месторасположения стаи. Если выберемся. В последнем я уже не уверена. План Троя ненадёжен, и при любой удобной возможности он подставит меня. Собственного плана у меня всё ещё нет. И если правда вскроется…       — Я рад, что ты вернулась в клан, — неожиданно и довольно тихо произносит Хантер. Не будь у меня слуха оборотня, вряд ли бы это можно было разобрать. — Ты мне всегда нравилась, жаль, что я не успел познакомиться с тобой ближе.       Резко поворачиваюсь, к нему шумно засопев. Романтичная хрень мальчика-вожака заставляет меня заткнуться от неожиданности и хлопать ресницами, словно дура.       Наши лица опять находятся так близко, что мы практически соприкасаемся носами. Беспокойное дыхание Хантера опаляет моё лицо, и он медленно проводит по моей щеке подушечкой большого пальца.       Мне хочется вилять хвостом. И, если бы он у меня был, я бы так и делала, словно умалишённая.       Чёртовы гены.       Внутри разливается приятное чувство. Глаза закрываются против воли. Ещё секунда и я заскулю. Слегка шершавые пальцы мальчика-вожака продолжают поглаживать мою кожу нежными, плавными движениями. Его прерывистое дыхание опаляет губы. И я чувствую робкое прикосновение колючей щеки к своей, почти невесомо трётся об неё, вызывая тихое жалобное почти поскуливание из моей груди, так похожее на всхлип.       Мне нечем дышать. Будто бы весь мир сосредоточился на кончиках пальцев Хантера. Внутри всё горит, и вся кожа плавится под его прикосновениями, превращая мой мозг в желеобразную жижу. Хочется лишь одного — чтобы он не прекращал. Так вот, что чувствуют собаки, когда хотят, чтобы их почесали за ушком?       Отстраняется, вызвав против воли разочарованный вздох.       Нечто мягкое и влажное касается моих губ, и я тут же распахиваю глаза.       Этим «нечто» оказывается пасть мальчика-вожака. И вся минутная хрень слетает с меня тут же, вместе с приглушённым, угрожающим рычанием. Кусаю его нижнюю губу.       Резкий, железный, солоноватый привкус наполняет мой рот. В горле булькает рвущийся наружу рык. И разомкнув челюсть, отстраняюсь, пока не отрасли волчьи клыки и наш доблестный и похотливый рыцарь не остался без губ. Спрыгиваю с качелей, отшатываясь от Хантера на пару шагов. Он вскакивает следом. Из его нижней губы течёт кровь, заливая подбородок и футболку. В ноздри ударяет резкий запах, от которого меня чуть не выворачивает наизнанку.       Запах крови.       Чувствую липкую, вязкую, густую, слоем покрывающую мои ладони жидкую ткань. Неосознанно касаюсь бедра, словно пытаясь стереть несуществующую кровь. Которая никогда не сможет быть отмыта. Моё подсознание переносит меня на три года назад, где я вижу изломанное тело Мартины и лужу крови под ней, неумолимо увеличивающуюся в размерах. И запах, настолько едкий, яркий, что заполняет собой все остальные лесные ароматы.       — Какого хрена? — оскаливаюсь, чувствую, как верхняя губа ползёт вверх, а глаза загораются янтарным светом. Ещё немного и я ему не только губу перегрызу, но и его рожу.       — Я, — мальчик-вожак осекается, мотает головой и дотрагивается кончиками пальцев до кровоточащей губы. — Поторопился. Прости.       Глухой, угрожающий рык рождается из моих самых глубин.       — Роксана, — в его голосе звучит сожаление. Он произносит моё имя так, будто оно является чем-то большим, чем просто имя. Хантер единственный, кто называет меня полным вариантом, и только у него оно звучит по-особенному. Слегка морщится, стараясь сделать это наименее заметно, но вижу, что прокушенная губа причиняет ему боль. — Это оказалось сложнее, чем я думал, но ты мне нравишься. И я хочу узнать тебя поближе, — голос Хантера довольно тихий, а его тон как всегда спокойный и уверенный. Он осторожен, движется и говорит так, будто находится перед разъярённым диким зверем. И мальчик-вожак прав. Если он сейчас попробует меня ещё раз коснуться, я ему точно глотку перегрызу и плевать, что он вожак.       Под стрекот цикад и пение лягушек, которые сейчас невероятно бесят, ночной ветерок треплет его волосы, а глаза поблёскивают в темноте. Кровь с губы продолжает заливать его одежду. И вся эта обстановка, явно нацеленная на романтику — не зря это излюбленное место парочек в стае, — выглядит сейчас абсолютно нелепо на фоне Хантера, истекающего кровью. И моего яростного оскала.       — В стае найдётся не одна влюблённая идиотка, купившаеся на твои замашки рыцаря, — раздражённое шипение. Сердце начинается стучать так, будто собирается вырваться из грудной клетки, а дыхание учащается. Наверное, от злости. Шумно соплю. Сжимаю руки в кулак. Отросшие когти волка впиваются в ладони. Плевать. — Но это точно буду не я.       Если я не уйду сейчас, то точно раздеру ему всё лицо когтями.       Не собираюсь следовать дурацкому плану своего братца. Лучше приму наказание за убийство Мартины и сокрытие убийства и изнасилования, чем превращение в шлюху для вожака. Или ещё хуже — во влюблённую дуру, как Стэфани.       Резко разворачиваюсь и спускаюсь по склону. Шумно вдыхаю носом запах лесной свежести после дождя, тонкий, едва уловимый аромат цветов, немного тины из озера и крови Хантера, резко перебивающий всё остальное. Ноги от быстрого шага предательски скользят по грязи.       Мне не нужны отношения. Взгляд нервно бегает из стороны в сторону. Мне бы следовало смотреть себе под ноги: одно неосторожное движение и я рискую пропахать своим носом этот склон. Дыхание предательски перехватывает и от чего-то мне хочется заскулить, словно побитой собачёнке. Чёртовы гены. Воспоминания о прикосновения Хантера мигом улетучиваются, оставив после себя лишь гнев.       Вся эта ерунда, романтические взгляды, больше напоминающие взгляды умалишённых, и прочая чушь вызывает у меня лишь приступ омерзения.       Я одиночка. И, когда я сбежала клана, я собиралась остаться одной. Как и все сбежавшие до меня оборотни.       Дружба с Мэтти лишь стала глупой случайностью.