***
На небе проглядывают редкие звёзды, большая часть неба затянута тучами. Наша троица быстрым шагом пробирается сквозь лесную чащу. Мне нравится ночной лес. Прогулки по нему. Он другой, не такой, как днем. Даже запах привычных вещей здесь кажется совершенно иным. До моего слуха доносится уханье совы. Стрекот сверчков окружает меня со всех сторон. Где-то неподалёку я слышу писк ничего не подозревающего ночного зверька. Станет ли он добычей той совы? Или сумеет спастись? Массивные деревья в ночное время кажутся еще более величественными и пугающими, чем днем. Ночной лес навевает ощущение опасности и, может быть, для обычного человека здесь и есть нечто, угрожающее жизни. Но не для оборотня. Но мне нравится это чувство, приятно дразнящее нервы. Смотрю на фигурку матери, пробирающуюся среди высоких деревьев. Её чёрные волосы забраны в низкий слегка неопрятный пучок. Когда ей было девятнадцать, как мне сейчас, она уже забеременела нами. Братец бесшумно идет рядом со мной. И в этот раз обходится без язвительных комментариев, всю дорогу он шагает, молча запихнув руки в карманы. Что хуже? Когда Трой привычно паясничает и его вечная клоунская ухмылка, которая не исчезает с его лица, или когда он молчалив и задумчив? Не знаю. Впрочем… Мне абсолютно плевать. Историю знакомства моих родителей я рассказывала Мэтти лишь однажды и то, просто устав от его бесконечных вопросов. Рассказать было проще, чем выслушивать его нескончаемые теории на эту тему. Наверное, знакомства не состоялось, если бы моя бабка не являлась целительницей в клане. В стае волков лекарь свалился с лихорадкой. На следующий день у одной жительницы отцовской стаи наступили сложные роды, после которых мать и ребёнок находились в тяжелом состоянии. Ученица целителя не была уверена в своих силах без поддержки наставника и обратилась с просьбой о помощи к вожаку клана. Выслушав ее сбивчивый и полный тревоги рассказ, он принял решение не рисковать жизнью своих соплеменников и поручил паре людей отправиться в наш клан и просить помощи у целителя. Одним из этих людей был мой отец. Дед Мартины не возражал, послал мою бабку на помощь соседнему клану. Она не могла лишить стаю всех лекарей разом и приняла решение оставить Маккензи, на тот момент являющуюся ученицей целителя. Поэтому в помощь себе взяла мою маму, выросшую среди двух целительниц и явно не желающую продолжать семейную традицию. Знала ли бабуля, что за две недели, что они провели в волчьем клане, ухаживая за матерью с ребёнком, её дочь сблизиться с кем-то из стаи? Когда все пошли на поправку, бабушка вместе с мамой вернулись в клан. И почти каждую неделю под покровом ночи мама убегала на свидания с папой. С ее беременностью и появлением нас их встречи стали реже. Стоит мне вспомнить отца, как моё лицо мрачнеет. Никто не знал о нашем побеге. Но вызвать именно его неодобрение этим поступком было страшнее всего. Нервно облизываю губы. Злится? Расстроен? Разочарован? Пусть лучше злится, ведь разочарование хуже. Злость — это эмоция, а разочарование — это ничего. Это пустота. Кошусь на Троя. Его лицо кажется расслабленным и безмятежным, но это не так. Этот говнюк может обмануть кого угодно, но никак не меня. Он тоже беспокоится. Встречи с папой волнуют его так же, как и меня. Мы пришли. Мой нос улавливает запах отца, дыма костра и еще чего-то съедобного. Мы выходим на небольшую прогалину среди деревьев, тянущих свои корявые ветви к ночному небу. Все место покрыто густой, мягкой травой. В центре горит небольшой костерок, уже заранее разведённый папой, а в паре шагов от него постелен шерстяной плед. Рядом находится корзинка, накрытая светлым полотенцем, и от нее исходит запах чего-то съестного. Подальше от неё густые заросли кустарника, надёжно скрывающие нас от посторонних глаз. Впрочем, тайна встреч в клане довольно сомнительна, любой оборотень способен вычислить дорогу по запаху. И, если кому-то это действительно взбредёт в голову, никакие кусты нам уже не помогут, разве что горе-сыщик окажется таким же «способным», как Тэрри, и запутается в следах. Мама не собирается дожидаться нас и бежит на встречу, вперед. Её черные бусики, покрытые лаком, позвякивают при каждом шаге. Подарок отца. И каждый раз она надевает их на встречу с ним. Некий сентиментальный обряд. — Андреа, — улыбается он, едва мать кидается к нему в объятия. Крепко обхватывает руками и поднимает в воздух. Она забавно дрыгает ножками в воздухе, словно влюблённая дурочка. Трой ускоряет шаг, а мои ноги, напротив, становятся ватными. Неловко приближаюсь. Так сильно волновалась лишь в первую встречу. А еще родители, ведущие себя так, будто у них здесь свидание, смущают меня еще больше. Встречи с отцом невыносимо неловкие всегда из-за того, что мы видемся не так часто, и общение с ним теперь воспринимается иначе. — Привет, пап, — произносит Трой поравнявшись с папой. Я следую за близнецом, пытаясь унять внутреннюю тревогу. Нервно закусываю губу, ощущая, как внутри всё холодеет от подступающего волнения. Что стоит сказать отцу, когда три года назад ты сбежала из клана, даже не попрощавшись? «Привет, пап»? Трой меня уже опередил. Просто «привет»? Слишком тупо. «Здравствуй»? Еще более тупо, будто находишься у постели умирающего и начинаешь разговор с этих слов. Сказать, что рада его видеть? Да у меня язык, скорее, отсохнет, чем скажу хоть кому-то такое. Стоит папе услышать голос Троя, как он осторожно опускает нашу мать на землю, делает быстрый шаг, сокращая расстояние между нами. Одной рукой обхватывает меня за плечи, а другой проделывает тоже самое с Троем. Ладно, хотя бы проблема с приветствием решилась сама собой. Мне больше не нужно здороваться, и от этого становится легче. Поздороваться сейчас, будет, наверное, еще более тупо. Объятия родителей абсолютно разные. Если мама бесцеремонно сжимает, словно намеревается сломать тебе хребет своей любовью, то объятия отца крепкие, но более теплые, бережные. Его колючая щетина щекотит мою щёку, мускулистая рука крепко прижимает к себе, поглаживая пальцами за плечи. Тыкаюсь подбородком в его сильное плечо и неуверенно кладу свою руку на его спину. Пару мгновений мы обнимаемся, а затем папа отстраняется, поочередно внимательно вглядываясь в наши лица. — Вы так выросли, — его руки снова оказываются на наших плечах. Папа всматривается в наши лица так, будто не может налюбоваться, его губы расплываются в счастливой улыбке. — Ты стала такой красавицей, Роксана, а ты, Трой, так возмужал, — его глаза довольно блестят, а в голосе… эти непонятные нотки, будто бы гордится нами. Но почему? Неужели родители иногда способны гордиться лишь тем, что их ребёнок вырос красивым? — Вы такие милые, — лицо мамы озаряет сентиментальная улыбка, а голубые глаза загораются влюблённым блеском, едва ей стоит взглянуть на папу. Мать уже расположилась возле костра на красном шерстяном пледе в черную клетку. — Пойдемте, присядем, — отец жестом приглашает нас на плед к матери, и мы послушно садимся рядом с ним. С левой стороны Трой, а с другой я. От папы пахнет шиповником, запахом костра и чем-то пряным. И, конечно же, его стаей. Каждая стая имеет свой характерный запах, как и каждая квартира в городе. Со временем, если оборотень покидает свой клан, этот запах исчезает. Внешне мы больше похожи на папу, чем на маму. Такая же форма губ — только мои чуть пухлее — одинаковая форма носа. А вот глаза у нас в маминого отца: карий цвет и такая же форма. Тяжёлый взгляд, которым можно ломать головы силой мысли мне достался от мамы. Откуда он у нее? Я не знаю, дедушка умер за год до нашего рождения, а у бабушки такого взгляда не припомню. И она всегда смотрела на нас так, будто не знала, отойти и сделать вид, что не знает нас, или обнять. Примерно с минуту мама любуется нами, уперевшись обеими ладонями в поверхность пледа, а затем открывает небольшую плетеную корзинку, стоящую на краю пледа. — О, Шэйн, ты нас разбалуешь! — восклицает она и выкладывает на плед тарелку, пирог с ягодами, банку с морсом и куски вяленого мяса, следом за ними на покрывале появляются четыре кружки. — У наших волчат, наконец, появился общий друг, — Андреа разливает морс по кружкам и протягивает нам. Мрачно хмурюсь и угрюмо кошусь в сторону братца-идиота. Упоминания о том, что Мэтти якобы наш общий друг вызывают у меня лишь досаду и гнев. И почему, когда я удаляюсь от него, близнец неизменно появляется в моей жизни? Даже когда я думала, что избавилась от его назойливого присутствия. — Он настолько хороший друг, что отправился с нами в клан, — губы близнеца растягиваются в улыбке, но я слышу едва различимые язвительные нотки. Братец бросает ехидный взгляд в мою сторону. Очередная попытка меня задеть. Почти, Трой, почти. Очень. Хочется. Прибить. Собственно, ему плевать, он с детской безмятежностью разваливается на пледе, заведя руки за голову. — Его пустили в клан? — в недоумении интересуется отец, обведя нас изумлённым взглядом. — Или он не человек? — Он оборотень, — уныло поясняю и с сердитым сопением складываю руки на груди, левую ногу вытягиваю вперёд, а правую ставлю на плед, сгибая в коленке. — Мэтти больше мой друг, чем Троя, — на моих губах появляется ехидная улыбка. Вряд ли эта фраза заденет близнеца, но и оставить хоть без малейшего подобия колкости я не могу. Пусть засунет себе свою гаденькую усмешку в задницу и подавится ею! Может быть, если бы не его хитроумные злодейские планы, нам бы удалось сбежать от стаи так далеко, что нас бы не нашли! После этих слов взгляд папы становится еще более удивлённым. — В городе много оборотней? — оторопело спрашивает он, задумчиво нахмурившись, трет пальцами подбородок с небольшой щетиной на нём. Папа явно поражён. И я не удивлена этому. Большинство оборотней предпочитает жить в клане, тех, кто хочет покинуть стаю, на самом деле, не так уж и много. Единицы, встречающиеся очень редко, либо изгнанники. Да и, в основном, вне своей обожаемой стаи оборотни остаются одиночками. И я была бы не исключением, если бы не Мэтти, словно бродячий песик, увязавшийся за мной. Я охренела, когда столкнулась с оборотнем в первый день своего пребывания в городе. Видела ли я других оборотней вне клана? Нет. Я не была самым обаятельным человеком в отличие от Мэтти, который само очарование на двух ходячих ножках. Но даже он со своим умением найти подход к любому человеку, не встречал оборотней, помимо меня и Элин. А знакомых у него было довольно много. В этом Мэтти схож чем-то с Троем, только в отличие от моего близнеца, использующего обаяние для своих злобных дел, Мэтти действовал и вправду как домашний пёсик, просто радуясь вниманию и заводя новых друзей. — Нет, — равнодушно произносит Трой, все так же расслабленно лежа на пледе. — Мэтти был единственным. Пару секунд мы сидим в молчании. Сложно начинать разговор с людьми, которых до этого не видела три года. Да и мои отношения с родителями вряд ли можно назвать близкими. Иногда мне кажется, что у меня нет той любви, которая обычно присутствует между ребёнком и родителем. Трой со зверским аппетитом поглощает запасы вяленого мяса, родители поедают пирог, у меня же абсолютно нет аппетита. Хотя после превращений в полнолуние я все еще должна есть как слон. Сонно моргаю и провожу шершавой ладонью по глазам. Выматывающее полнолуние и обращение во время него, появление Троя и побег от моей прекрасной жизни — все это измотало меня. Да еще возвращение в клан и столкновение со всем тем, что я так пыталась забыть. И это относится не только к Мартине. Глаза режет. Мне бы сейчас дрыхнуть после полнолуния в своей кровати, жрать как бегемот и приходить в себя, ни о чем не беспокоясь. — У меня есть для вас подарок, — нарушает воцарившееся молчание отец, запустив руки в карман штанов, вытаскивает оттуда два небольших бумажных свертка, перевязанных тонкой довольно грубой верёвкой. Будучи оборотнем, иногда пытаешься узнать о вещах в первую очередь с помощью нюха. И только потом привычными человеческими способами. Принюхиваюсь. Пахнет чем-то кожаным. Больше ничего не могу понять. Бережно развязываю аккуратный узелок и разворачиваю бумагу. Внутри находится тёмный кожаный браслет в виде косички, а на концах у него металлические застёжки. Интересно, откуда папа их достал? Поглаживаю браслет подушечкой пальцев, кожа на удивление довольно мягкая и приятная на ощупь. — Спасибо, пап, — надеваю браслет, мозолистые руки отца тут же оказываются на моём запястье и заботливо помогают справиться с застёжками. — Он классный, — поддакивает близнец, с интересом разглядывая украшение на своей руке. — У нас есть такой же, — лицо матери довольно светится, она задирает светлый рукав платья в маленький красный цветочек. На ее тонком бледном запястье красуется точно такой же браслет, как и у меня с Троем. В подтверждение ее слов отец задирает рукав клетчатой тёмной рубашки, демонстрируя нам украшение. О! Мы теперь будто семейство из какой-нибудь до жути приторной рекламы из телевизора, одетой в общей тематике. Просто прекрасно. — Рад, что вам понравилось. Хотел подарить еще три года назад, но у кое-кого были иные планы, — в голосе папы слышится горечь, но он тут же скрывает это. Провожу подушечкой пальцев по кожаному ремешку. Неужели он хранил его все это время? Папа же не знал, вернёмся ли мы, и все это время хранил два свертка? Даже зная, что мы можем не вернуться в стаю? — Когда ваш клан закончит расследование, — он поднимается на ноги и взъерошивает пальцами тёмные, слегка вьющиеся волосы. Внешне мужчина кажется совсем невозмутимым, но я вижу этот взволнованный взгляд. Он оборачивается в сторону мамы и осторожно заканчивает, будто боясь, что в него сейчас полетит тапок. — Не хотите перебраться ко мне в стаю? Трой и я синхронно замираем, словно натянутая струна. Когда разговор заходит о переезде в другой клан, мои родители редко когда не начинают спорить. И если Трой, как и папа, достаточно хорошо контролируют свои эмоции — в особенности этим отлично владеет близнец — то у нас с мамой все слишком ясно написано на лице. Стоит Шэйну это озвучить, как мама тут же меняется в лице. Беззаботно-счастливое выражение лица мигом сменяется угрюмым, а счастливая улыбка застывает на лице. Через секунду Андреа с досадой поджимает губы так, что они едва не сходятся в единую линию, и исподлобья глядит на отца. Похоже, желая продырявить в нем дыру взглядом. — Шэйн, — качает головой. — Мы же уже обсуждали эту тему, — замечает абсолютно ледяным тоном. — Андреа, — тяжёлый вздох. Эта тема поднималась примерно с нашего рождения. И до сих пор по этому вопросу родители не пришли к соглашению. Каждый пытался уговорить другого уйти в свой клан. — Я знаю, что ты дорожишь своей стаей, как и то, что тебе тяжело покидать ее. Мы затевали этот разговор множество раз, и сейчас бы я не стал поднимать эту тему, но, — даже в полумраке ночи вижу, как на лице папы пролегает мрачная тень, а на лбу между бровей появляются морщины. — Уже год, как из-за болезни отец практически не занимается стаей, и все большая часть его обязанностей переходит ко мне. И в скором времени он хочет передать все обязанности вожака мне, — даже затылком чувствую, как рядом встрепенулся Трой. — Ты знаешь, что однажды встанет вопрос о наследниках… — Роксана и Трой уже не дети. Ты можешь сам спросить у них, хотят ли они в твою стаю, Шэйн, — фыркает Андреа всё ещё тем ледяным тоном. Но в её взгляде на мгновение проскальзывает неуверенность. Вряд ли они понимали, какую кашу заварили нашим рождением. Жить в клане у отца? Грр. Эта идея не кажется мне ни капли заманчивой. Менять одну стаю на другую такую же: без элементарных удобств современного мира, застряв в каменном веке и с не желающими из него выбраться людьми? Нет! Всё, чего я хочу, это убраться из этого отвратительного места, чокнутых соплеменников, жуков, которые уже успели мне надоесть. Уехать с Мэтти хоть в самую убитую квартиру, но с наличием душа. Но интересно ли мне? Да. Возможно, это больше в степени из-за папы: хочется посмотреть на него в обычной жизни, а не в тех коротких встречах, что у нас есть. Я думаю, устройства кланов, в целом, похожи между собой, по крайней мере, общими принципами быта. Но мне все равно любопытно, но не настолько, чтобы соглашаться туда уйти. Если они не скрывают у себя в клане блага цивилизации, для меня там нет места. И они так же не примут нас, как и стая матери. — О, — раздаётся голосок Троя, кажется, он театрально всплескивает руками. — Мы в любом случае не сможем, пока Хантер не завершит расследование. Если мы покинем стаю раньше окончания следствия, Хантер решит, что мы в чём-то виновны. Никому из нас не нужны лживые подозрения, — притворно виноватый голос. Уверена, он еще и рожу скрючил самую невинную. Конечно, в предложении отца мой злой близнец увидел определённую выгоду для себя и, наверняка, в два счета состряпал план. Ублюдок. Строит из себя святошу! Хотя это он виноват во всем, что случилось! И произошедшее с Мартиной — полностью его вина. И будь у этого говнюка хоть капля совести, Трой бы не убивал её и во всем признался. Если он и в самом деле потерял контроль после обращения, то ему могли дать и не такое жесткое наказание, как за убийство. И Мартина была бы жива. Мне требуется собрать все свои силы, чтобы подавить гнев, рвущийся наружу. Это не так легко, как кажется. Провожу ладонью по лбу, убирая мелкие волосы, желая хоть как-то спрятать свое лицо. — А ты, что скажешь Рокс? — обращается ко мне отец. Тот вопрос, которого я так боялась. Я не смогу его порадовать положительным ответом. Мне даже не стоит поднимать глаза, зная, что все его внимание приковано ко мне. Стараюсь избегать взгляда с ним. Можно бесконечно грубить Трою, Мэтти, огрызаться на все и вся, но с папой так не выйдет. Не потому что боюсь его реакции, хотя и это тоже. Я просто не могу быть с ним настолько грубой, как со всеми. — Я думаю, — на мои плечи тут же опускается цепкая лапища Троя и болезненно сжимает. — У меня и Рокси одинаковые мнения на этот счет, — его хватка становится сильнее, явно намекая на то, что мне следует согласиться. — Так ведь? — он поворачивается ко мне с ангельским выражением лица и лучезарной улыбкой, только вот болезненная хватка на моем плече портит весь образ святоши. — Клан не даст нам сейчас просто так уйти, — угрюмо бормочу, незаметно от родителей пихая Троя в бок локтем. Говнюк. — Нужно дождаться конца расследования. — Я же говорил, что наши мнения сходятся, — Трой лыбится, будто выиграл в лотерею миллион, и продолжает ломать эту сраную комедию. Так и хочется врезать. Его рука исчезает с моего плеча, а сам братец ложится на плед. — Но мне нужна вся моя семья, — выразительно произносит отец, взирая на маму. Она дёргает плечами, недовольно сопит и сжимает в руке кружку так, что костяшки пальцев белеют. Прищурив голубые глаза, она несколько мгновений смотрит на отца. — Нам обязательно обсуждать это сейчас? В первую семейную встречу за три года? — и что-то в ее голосе заставляет меня понять, что еще пара разговоров, и она может согласиться. Конечно. Если отец станет следующим вожаком и ближе к старости у него так и не появится наследник, то эта роль перейдёт уже к другой семье. У них есть лишь три выбора. Первый и, наверное, самый радостный для папы, это перевести всех нас в волчий клан. Хотя я очень сомневаюсь, что нас там примут. Второй, который расстроит его, как и маму, оставить «семейное дело» другой семье. И третий. Самый наихудший вариант, который не устроит никого из них. Завести папе другую семью в его стае. — Хорошо, — на больших губах папы проскальзывает мягкая улыбка. Он внимательно обводит нас взглядом. — Так, что интересного было в городе? Хочу узнать, как мои дети жили все это время.***
Мои глаза режет еще сильнее. Мы проводим ближайший час за разговорами. В основном, говорим мы, больше всего Трой. Родители с интересом расспрашивают о городе, нашей жизни. Я чертовски устала за эти дни. Мои ноги с трудом шевелятся, и я медленно плетусь за братцем. Трой же, напротив, будто подпитывается невидимой батарейкой и кажется ни капли не уставшим. Идет впереди на своих ножках-палочках, еще умудряясь доедать остатки пирога и мяса. Я же ощущаю себя так, будто по мне несколько раз прокатился автобус. — В клане волков, — внезапно подает голос близнец, дожёвывая пирог. — Правила наследования такие же, как и здесь? — как бы невзначай интересуется Трой. Этот говнюк никогда ничего не делает просто так. И, если он чем-то интересуется, значит, на это есть причина. — Да. Всегда наследует старший ребёнок вожака, — устало отвечаю я. Мне хочется спать. Я знаю, кто старше из нас двоих, и это мне абсолютно не нравится. И именно из-за того, что мы дети следующего вожака, мама и сохраняет личность папы в секрете. Кто знает, как клан бы отнесся к этому. — Так я и думал, — хмыкает брат.