***
Сонно протираю глаза рукой и с невыносимой тоской во взгляде кошусь в сторону ручья с холодной водой. Никогда. Никогда не любила просыпаться по утрам. Особенно в клане, когда жизнь начинает бурлить с первыми лучами солнца. В городе я тоже просыпалась довольно рано, но там хотя бы была цивилизация. И дверь, которая отделяла душ от остальной квартиры. Здесь же такого не было. В очередной раз морщусь, вспомнив о благах цивилизации, которая никогда не будет доступна этим убогим и примитивным соплеменникам. Уже затылком я ощущаю, как кто-то недовольно смотрит на меня. Конечно, ведь я уже, наверное, добрых пять минут задерживаю очередь возле нашего ручья, где мы умываемся. Ввязываться в очередную перепалку у меня совершенно нет желания, особенно если учесть вчерашнюю стычку с Тэрри, а потом ещё и с Гантером. Собравшись с духом, зачерпываю пригоршню воды и крепко, зажмурившись, плескаю ледяную воду на лицо. За моей спиной кто-то уже начинает нетерпеливо покашливать. Оборачиваюсь и вижу перед собой жутко недовольную Тэрри, которая столкнувшись со мной взглядом тут же неприязненно поджимает губы. Чёртова выскочка. Задерживаться здесь не имеет смысла, и поэтому, закинув пушистое полотенце на плечо, я быстрым шагом отправляюсь в сторону наших племенных сараев, именуемых домом. Моя каторга только начинается. Стоит мне подойти к поляне, замечаю, что жизнь на ней кипит уже во всю, свежеумытая Стэфани сидит у костра в обнимку с Томасом и что-то шепчет ему на ухо, Рид же обнимает её чуть по ниже спины. Костёр уже горит, и там начинаются первые приготовления к завтраку. Бывшие соплеменники снуют туда-сюда, детвора бегает вокруг костра, мешая наслаждаться Стэфани и Томасу компанией друг друга. Коул сидит под деревом вместе с оленёнком, которому ещё не построили загон, и кормит животное травой. — Роксана, — я слышу мужской голос и, недовольно поморщившись, подхожу к Хантеру, который стоит по центру поляны и раздаёт соплеменникам ценные указания. Опять он. — Да? — встаю напротив мальчика-вожака и поджимаю губы. — После завтрака отправляемся на охоту, — говорит он ровным голосом, прищуривается и складывает руки на груди. — Плотно не наедайся. Молча киваю, недовольно поджав губы. Меньше всего на свете мне хотелось бы охотиться с мальчиком-вожаком, особенно вдвоём. Это даёт лишний повод для расспросов, которые незначительно перетекут в допросы, а вот это мне вообще не нужно. Поднимаю глаза на Хантера с немым вопросом во взгляде. Губы растянуты в лёгкой улыбке, и он без слов понимает мой взгляд. — Можешь идти, Роксана, — с теплотой в голосе, от которой мне тут же хочется сморщиться, произносит он. — Я найду тебя после завтрака, не отходи от поляны, — добавляет и, поклонившись в точности, как благородный рыцарь из сказок, уходит. Бесит! Бесит и он сам, и его грёбанное великодушие, которое сочится из него, словно сок из спелого апельсина. Раздражённо фыркнув, отправляюсь в свою каморку, надо положить это пушистое полотенце обратно в сумку и надеть что-то более подходящее для охоты. Спокойствие мне не светит. Стоит переступить порог нашего сарая, служащего подобием дома, как ощущаю напряжённую атмосферу, даже и принюхиваться не стоит. От матери за километр разит волнением. — Наконец ты пришла, — она бросает на меня тяжёлый взгляд. — Я умывалась, — раздражённо отвечаю я и бросаю влажное полотенце прямо в морду расслабленно лежащего на моей кровати Троя. Он моментально выставляет руку и перехватывает полотенце на лету, одаряя меня самой язвительной улыбочкой. Ублюдок. — В чём дело? — лениво произносит брат, словно не замечает волны волнения, исходящие от матери. В этом весь Трой, он никогда не показывает своих эмоций. Либо маска равнодушия, либо усмешка, как у поганого клоуна. Женщина, которую я зову мамой, замерла словно струнка, потом метнулась к окну и, отодвинув кончиками пальцев шторку, начала оглядываться по сторонам. Невольно напряжение матери передалось и мне. В отличие от Троя я не обладала подобным контролем, да и в большинстве случае предпочитала дать эмоциям вырваться наружу. Поэтому попытка оставаться бесстрастной далась мне тяжело. От брата-уродца это, конечно же, не укрылось, и он расплылся в улыбке во все свои клыки, будто бы узрел что-то забавное. Мама, наконец, наигралась в шпиона и с восторженно блестящими глазами повернулась к нам. Я мрачно взглянула на неё: что за дурацкие перемены в настроении? — Я сообщила вашему отцу, что вы снова в семье, — на слове «семья» моё лицо непроизвольно скривилось. Даже она помешана на этом чёртовом клане. — И он хочет с вами встретиться! Сегодня, после ужина, — восторженно произнесла мать. Когда речь заходила о папе, в её больших голубых глазах вечно появлялся этот дурацкий влюблённый блеск. Все влюблённые настолько убоги? Нутром я чувствовала, как встрепенулся Трой, мне даже не стоило поворачивать голову, нюх говорил больше. От него пошли волны этого волнения и радости. Уверена, от меня они тоже шли. Как бы я терпеть не могла своего проклятого близнеца, но, когда заходила речь об отце, я полностью разделяла его эмоции. Мы оба были рады и взволнованы. Никогда не пыталась заслужить чьего-то одобрения, кроме отца. Негласно мы всегда старались заслужить его уважение и одобрение. Синдром брошенных детей — доказать родителю, что я чего-то стою. Нельзя сказать, что у меня не было отца, он был, я знала его, мы виделись, но в тоже время его и не было. В детстве мама редко брала нас на встречи, боясь, что мы растреплем его личность, да и когда мы стали старше, встречи не происходили каждодневно. Это наложило особый отпечаток в наших отношениях с папой. Мать будто бы не замечала, что Трой и я молчим, вытянувшись в струнку, и продолжала свистящим шёпотом свою речь: — Я заберу вас после ужина, и мы отправимся на место встречи, — в голубых глазах матери сиял влюбленный блеск, заставивший меня в сотый раз поморщиться за утро. — Надеюсь, мне не стоит напоминать о важности тайны этих встреч? — и взгляд её голубых глаз стал колючим. — Ты думаешь, мы могли забыть? — широко расплылся в улыбке братец, обнажив свои белые зубы. На что мама лишь покачала головой и заметила: — Будьте готовы. И не заставляйте меня искать вас по всему клану! — и строго взглянув на нас, она вышла за дверь, оставив нас в нашем сарае.***
Завтрак проходит спокойно и тихо: сначала ко мне присаживается Мэтти с горой сэндвичей, заботливо принесённых для меня; мимо нас несколько раз пробегает Джильда, одаривая Мэтти сияющей улыбкой, отчего мой домашний пёсик чуть ли не пускает слюну до колена. Несколько секунд он провожает ее спину благоговейным взглядом, а затем поворачивается ко мне, на мгновение хмурится и поджимает губы, словно не решается спросить о чем-то. Меня совсем не прельщает выслушивать очередные восторги о стае и еще его возможное желание остаться здесь. Клан. Эта «семья» оборотней, предел его мечтаний, то, чего ему не хватало всю свою приютскую жизнь. Жить с теми, кто такой же, как ты… Нужно быть дураком, чтобы не понимать, что он захочет здесь остаться. — Почему, если Элин была в клане, то ты постоянно расспрашиваешь меня обо всем? — выпаливаю я и сжимаю чашку в руке, упираясь в ее содержимое взглядом. Мэтти вздрагивает от неожиданности и с горечью смотрит на шнурки своих кед. — Она очень любила клан, — его голос становиться тише. — Но ее мужа изгнали, и она ушла вместе с ним, — не замечая этого песик дотрагивается подушечками пальцев, до фигурки волка висящей на его шее. — Элин мало рассказывала о его устройстве, первое время мы больше занимались моим обучением. Воспоминания о клане радовали ее и огорчали одновременно, — хмурится и сводит брови на переносице. — Она больше рассказывала истории о своей жизни там, чем о его устройстве. А я и не настаивал, — на мгновение Мэтти запинается. — Мне было интересно все. Мрачно сверлю взглядом чашку с малиновым чаем. Значит к Элин друг не приставал с расспросами, а у меня ни одно превращение не остается без игр в почемучку. Спасибо! Возмущенно соплю. Теперь ворох вопросов увеличиться из-за того, что мы в этом проклятом лесу. Внутри меня закипает злость на все это место, на эту ситуацию и, главное, на моего злобного братца, из-за которого я и оказалась в этом дерьме. И теперь придется отвечать на вопросы Мэтти, чтобы он не натворил нечто, за что понесет наказание. На несколько секунд между нами воцаряется неловкое молчание. Я не знаю, что ответить на слова Мэтти, а он, кажется, погружается в воспоминания. Элин была дорога песику и, наверное, в какой-то степени заменила ему мать, которой никогда не было. От затянувшегося молчания, как ни странно, меня спасает мальчик-вожак. — Доброе утро, Мэтти, — кивает он, заставив того выйти из оцепенения, и, прежде чем он успевает заговорить, Хантер поворачивается ко мне. Его взгляд скользит по моей пустой тарелке и последним глоткам чая в кружке. — Если ты насытилась, можем выдвигаться. — Да, — поспешно поднимаюсь с бревна. Нельзя сказать, что я была рада открывшейся перспективе шататься по лесу наедине с мальчиком-вожаком в поисках дичи. Но быть вдвоём с Мэтти мне хотелось еще меньше после его вчерашних слов о желании остаться в клане. За них я на него злюсь. Очень злюсь. — Я отнесу, — песик подрывается с места и выхватывает посуду из моих рук. — Удачи! — его лицо озаряет широкая улыбка, и, кажется, эта новость приводит его в настоящий восторг. Криво улыбаюсь с едва различимым фырканьем и, не дожидаясь ответа Хантера, отправляюсь подальше от них. Через несколько секунд меня догоняет мальчик-вожак, и дальше мы движемся вместе по широкой тропинке в сторону леса. Мне не стоит поворачиваться, я затылком чувствую эти любопытные взгляды. Раздраженно смыкаю челюсть, пытаясь подавить рвущийся наружу рык. Конечно, они смотрят. Хантер охотник. Как и я. Но пойти наедине на охоту с вожаком всегда считалось особой честью. Это словно получить приглашение на обед у королевской особы в цивилизации. В моём же случае огромную мишень на спине. Он не поверил Трою, но близнец умеет выкручиваться и подловить его будет значительно сложнее, чем меня. — Эй, куда собрались? — рядом с нами появляется Томас с широкой улыбкой и хлопает Хантера по плечу. — Привет, Рокс. — Привет, — без особой радости киваю я, покосившись на братьев. Иногда я не понимаю, как родственники должны вести себя с вожаком. Должны ли они соблюдать с ним такое же безукоризненную вежливость или им допускается быть все теми же раздолбаями? — У нас охота, — добродушно усмехается Хантер. — Не наловите дичи больше нашего отряда, — Томас широко улыбается, обнажая белые зубы и заходится смехом. — Это будет сложно, — губы мальчика-вожака трогает теплая улыбка, и он бросает быстрый внимательный взгляд в мою сторону. — Ведь Роксана была хорошей охотницей. — Я давно не практиковалась. Мясо в городе обычно не убегает от тебя, а продаётся в упаковках в магазине, — не удерживаюсь от язвительного комментария. И тут же злюсь на себя за это. Реплика Хантера поставила меня в тупик, и я выдала самую первую фразу, пришедшую в голову. Самую наитупейшую. Конечно, они знают, что по городу не скачут олени, а вслед за ними жители с топорами на перевес. — Навык охоты не может исчезнуть так просто, не переживай, — Том ободряюще похлопывает меня по плечу, и я едва сдерживаю разъярённый рык и желание огреть его когтями по лицу. Я здесь только пару дней, а уже тошнит от этого места. И от этой чертовой притворной любезности. Может быть, не Том, не мальчик-вожак, но остальная половина стаи нас терпеть не может. — Ладно, удачи всем. Еще увидимся, — Томас махает рукой и идёт обратно к поляне. Мальчик-вожак проходит вперед, а я продвигаюсь за ним. К счастью, в этот раз его не тянет на разговор. И меня это более чем устраивает. Постепенно мы удаляемся от места, называемого нашим домом. Хантер сворачивает с привычной тропинки, и мы направляемся в глубь леса. Над нашими головами возвышаются высокие многовековые деревья. Ветер, кружащийся в их верхушках лениво колышет ветви, на одном из деревьев я замечаю птичье гнездо. Если повернуть налево, а затем спуститься вниз, можно выйти к кустарникам. Это одно из тех мест, где стая собирает ягоды. В молодости мамы кто-то пытался высадить молодые побеги ближе к лагерю, но эта затея не увенчалась успехом. Зато в клане отца, судя по его рассказам, всё сложилось удачно. Мой нос улавливает запах мха, еловых шишек, ягод, хвои и чего-то ещё. Где-то в далеко доносится щебет птиц, от моей ноги непроизвольно отскакивает небольшой камушек и отлетает в ближайшие кусты. — На самом деле, я позвал тебя не просто так, — прерывает тишину Рид и резко останавливается на месте, так что я не успеваю затормозить и врезаюсь носом в его спину. Парень поворачивается и внимательно оглядывает меня. — Не удивлена, — раздраженно фыркаю. Конечно. Вот тебе и мишень на спине. Он не верит ни мне, ни Трою. Напрягаюсь. В небе я слышу пронзительный крик хищной птицы, будто насмешку надо мной. — Как твоя рука? — кивает на мое запястье, где красуется синяк, оставленный Гантером. Хантер делает неуверенный шаг вперед и осторожно касается пальцами того места, где багровеет темное пятно. Его вопрос застаёт меня врасплох. Он сейчас собирается говорить об этом? О синяках? — Ты обращалась к Маккензи или Джильде? — тихо произносит. Его голос звучит спокойно, и я различаю явные нотки беспокойства. Слабый ветерок треплет его тёмные волосы, но мальчик-вожак этого, кажется, не замечает, сосредоточив все свое внимание на моём запястье. — Это просто синяк, — его пальцы нежно поглаживают мою кожу, и я тут же раздраженно выдергиваю руку. Пальцы подобрал! Хантер смущенно кашляет, будто его застали за чем-то непотребным. Задираю голову и смотрю ему прямо в глаза, прожигая самым тяжелым взглядом, на который только способна. Разница в нашем росте сантиметров двадцать, но это ни капли не мешает мне гневно взирать на него снизу вверх. — Ты привел меня сюда, чтобы допрашивать? И уж лучше допрашивать, чем наглаживать мою руку словно умалишённый. Это лишь ставит меня в тупик. Мне не хочется верить в то, что мой братец был прав насчет Хантера. В смятении моргает, изумлённо вскидывает брови, но стойко выдерживает мой взгляд. Даже не отвернувшись. Мэтти обычно пугается и прячет взгляд. — Это было бы низко, — тихо произносит Хантер и наклоняет голову на бок, всё еще продолжая смотреть в глаза. — Я хотел поговорить о Мэтти. В эту секунду мне кажется, что мое сердце проваливается куда-то в область пяток и заходится в невероятном темпе. Будто бы пробежала несколько километров. Мэтти! Черт! Я говорила этому пёсику не идти с нами. Мне плевать, что будет с Троем, он это заслужил, да и то, что будет со мной… Это неважно. Мои руки в крови Мартины, и что бы я ни сделала, мне никогда не искупить это. Нет, мне не удастся вернуть Мартину, как не удастся вернуть ее отца, который не смог оправиться от горя. Как и не удастся убрать боль Маккензи, потерявшей и дочь, и мужа. В глубине души, я знаю, что заслуживаю наказания. Но никак не Мэтти. Он всего лишь добродушный идиот, который попёрся туда, куда не следует! Ладони становятся неприятно липкими, а дыхание учащается. Соберись. Он не должен учуять твое волнение. — Если ты подозреваешь Троя или меня в чем-то, не смей впутывать в это Мэтти, — четко произношу я, исподлобья смотря на Хантера. Говорила ему не идти за мной! Чертов придурок. Если с ним что-то случиться... Никогда! Никогда не смогу простить себе это. Он не должен расплачиваться за мои ошибки и уж, тем более, за ошибки Троя. Почему он просто не мог послушаться меня и остаться в городе в безопасности? Мальчик-вожак в очередной раз растерянно моргает. — Роксана, — его голос звучит спокойно, почти миролюбиво, глаза смотрят с непонятной теплотой, а игра в гляделки продолжается, и это так…по-собачьи. — Я хотел узнать о Мэтти больше, потому что считаю, что он может приносить больше пользы в другом месте, чем занимаясь приготовлением еды на кухне. Почему ты всегда обвиняешь меня? — на мгновение мне чудится, будто слышу в его голосе легкое разочарование. — Что ты предлагаешь? — продолжаю таращиться на него с подозрением, полностью проигнорировав последнюю фразу. — Я хочу изменить некоторые порядки в клане, — на лбу Хантера пролегает небольшая морщинка. И он устало вздыхает. — Я считаю нам нужно расширить свое общение с внешним миром, думаю, ты помнишь истории, как погибло множество наших предков во времена инквизиции, лишь из-за того, что всю жизнь они провели в лесу. И выйдя к людям, они выдали себя… — Ты думаешь, на клан пойдут с вилами и факелами городские жители? — усмехаюсь я, не удержавшись от подобия колкости. — Нет, — уголок губ Хантера смешливо дёргается. — Но не хочу повторять ошибки предков. Я знаю, что в мире существуют некоторые приспособления, которые снимают все с воздуха… даже такие недоступные места для людей, как наши. Что если однажды оно заснимет нас и клану придётся покинуть это место? Не повторим ли мы ошибок наших предков? — А причем тут Мэтти? — в его словах есть рационально зерно, но не понимаю роль домашнего песика во всем этом. Уже множество лет некоторые жители клана следят за информацией вне своей пещерной семьи. Что он конкретно сейчас хочет от Мэтти? И не означает ли это то, что благородный Хантер собирается нарушить дражайшие многовековые традиции и увести клан в цивилизацию? Хантер, который всю жизнь выглядел как само благородство, этакий рыцарь в сияющих доспехах сейчас просто хочет взять и увести стаю в город, наплевав на их обычаи? Да вызов поединком ему просто обеспечен! Большинство соплеменников продолжают трястись над своими заплесневевшими традициями, словно над великим сокровищем. Да, некоторые обычаи с течением времени менялись или исчезали, но никак не жизнь в лесу. Это конец стаи. Конец всей их жизни. Они никогда не согласятся, а Хантер перестанет быть вожаком, как только предложит это. — За время, которое он находится здесь, он мог бы рассказать о жизни во внешнем мире. Думаю, эти рассказы значительно помогли бы нам. Ты ведь знаешь, что мы стараемся следить за процессом жизни вне леса, и за последние шестьдесят лет у нас в клане появилась пара машин, и некоторые наши соплеменники научились ими управлять. Том и Барт как раз забирали тебя на одном из внедорожников, — в его голосе слышится усталость, отчего-то мне кажется, что этот вопрос мальчик-вожак обдумывает не впервые. Мы все еще смотрим друг другу в глаза, но я не уверена в том, что это всё та же игра в гляделки. Что-то в его взгляде изменилось, и теперь его голубые глаза взирают на меня иначе. — Я не хочу делить клан, отправив кого-то за его пределы, и менять порядки, но нам необходимо узнать больше. Думаю Мэтти мог бы помочь с этим. Так же, думаю, было бы интересно выслушать мнение кого-то, выросшего в клане и отправившегося в город, — Хантер многозначительно смотрит на меня, на что получает недовольное фырканье в ответ. Даже если бы я и хотела, наши так называемые соплеменники вряд ли захотят меня слушать. Я полукровка. И я презираю этот образ жизни и думаю, они это чувствуют. Но я не хочу. У меня нет ни малейшего желания общаться с этими поклонниками жизни без современных удобств, да еще восхваляющими такой образ жизни. — Спроси у Троя, думаю, он согласится, — повожу плечами и пинаю носком ботинка небольшой камушек. Братец, в отличие от меня, если и презирает стаю, то умело скрывает это за своей клоунской улыбкой. Думаю, он мог бы стать душой компании, своеобразной злобной душой, но все же. — Он будет рад в очередной раз показать свою осведомлённость, — мой голос звучит более ядовито, чем мне бы хотелось. Хантер кивает, но в его глазах проскальзывает нечто похожее на разочарование, он просовывает руки в карманы джинс и кивает в сторону тропинки. На этом наш диалог заканчивается, и мы следуем в молчании, нарушаемом лишь хрустом веток под нашими ногами. Слова мальчика-вожака возвращают меня на три года назад. В ту летнюю ночь, когда мы с Троем бежали из клана. В прямом смысле бежали: накануне утром он отнёс наши немногие вещи и спрятал в укромном месте, а вечером, во время ужина, мы незаметно отделились во время всеобщего веселья и ушли в лес. План побега был, конечно, целиком и полностью придуман моим злодейским близнецом, мне лишь оставалось послушно исполнять его. Что я и делала, потому что у меня не было ни малейшего желания, оставаться в этом ужасном месте. Весь путь в лесу мы проделали в виде волков, стараясь убежать как можно дальше от клана. К утру, к первым лучам солнца, мы отдалились на приличное расстояние от клана и лишь тогда превратились обратно. Двое подростков, идущих по шоссе, привлекут меньше внимания, чем два волка с небольшими рюкзаками в пасти. До ближайшего городка мы добирались вместе под проливным дождем, Трой оставил меня под крышей беседки в одном из местных парков, предварительно забрав мои пожитки и запретив покидать это место. Отсутствующий рюкзак с моими вещами, наверное, единственное, что заставляло меня слушаться. И думаю, он знал об этом. Близнец возвратился через час и отдал мне чуть больше стоимости билета на автобус. На этом наши пути разошлись. — Осторожнее, здесь крутой спуск, — голос Хантера выдергивает меня из воспоминаний. Мальчик-вожак спускается первым, его правая нога едет на прошлогодних листьях, он смешно взмахивает руками в воздухе, но удерживает равновесие. Оборачивается ко мне и протягивает руку. — Справлюсь, — переступаю через поваленную корягу и мелкими шажочками спускаюсь вниз по скользким листьям. Он что, считает меня абсолютно беспомощной? Мальчик-вожак сконфуженно кашляет и убирает руку, а затем быстрым движением поправляет волосы. Замечаю, как он втягивает носом воздух, и следом принюхиваюсь. Пахнет оленем. Запах не очень свежий. Сомневаюсь, что его можно найти. Хантер поднимает руку вверх и жестом велит мне остановиться. Замираю и втягиваю запах носом. Оленина. Жаренная на костре. Сочная оленина. Мой рот сразу наполняется слюной при одном воспоминании. Ещё чуть-чуть и она начнёт свисать. — Думаю, стоит обратиться сейчас, — заключает он. Оглядываюсь вокруг в поисках укромного места, мой взгляд привлекают густые кусты неподалеку. Обращаться при мальчике-вожаке не горю желанием и делаю шаг вперед по направлению к зарослям. Хантер не сопротивляется и исчезает где-то за моей спиной. Огибаю ветвистый кустарник и опускаюсь на землю, вытянув вперед ноги. Провожу рукой по примятой траве и закрываю глаза, стараясь сосредоточиться на ощущениях. С последнего полнолуния прошла только пара дней, и мое тело неохотно отвечает на медленное превращение. Примерно первые шесть дней после полнолуния организм оборотня, можно сказать, находится в режиме энергосбережения после вынужденного обращения: много жрёт, хочет спать и не слишком охотно реагирует на последующие превращения. Если кто-нибудь однажды попросил бы меня описать превращение, с чего оно именно начинается и как происходит, то, наверное, я не смогла бы. Как в обычной жизни ты не задумываешься о дыхании, не пытаешься контролировать каждый свой вздох — ты просто дышишь — так и здесь: ты просто обращаешься. Чувствую зуд во всех клеточках своего тела такой, будто шевелишь затекшей конечностью. Слышу треск ломающихся костей, своих и Хантера. Ощущаю их любое смещение. И пока что это не так больно. Сейчас мозг старается все максимально адаптировать, и превращение происходит более плавно. Прижимаюсь к земле под тяжестью видоизменяющегося позвоночника, утыкаюсь носом в траву и зло рычу, чувствуя, как неприятно облепливает кончик носа прохладная, влажная земля. Из моего горла вырывается болезненный рык, когда чувствую, как неприятно сводит уже-задние-лапы. Шум леса окружает меня со всех сторон. Жужжание пчёл, щебет птиц в небе, шелест листьев от порывов ветерка и ломающиеся кости Хантера. Легкий ветерок приятно ласкает мою шерсть. В обличии волка все становится в тысячу раз ярче. Поднимаюсь. В лапах, как и во всем теле, ощущается характерная слабость и ломота. Волк. Трусь боком о ближайшее дерево, желая замаскировать запах. Отряхиваюсь, сбрасывая со своей шерсти кусочки прилипшей коры и мха. Но иногда во мне просыпается собака. Хвост предательски виляет, едва возникает мысль о том, чтобы мне почесали пузико. Чертовы гены. Чертовы инстинкты. Повожу ушами, слыша как где-то в траве испуганно пищит мелкий зверёк и пускается наутек, едва учуяв мой запах. В горле зарождается недовольное бульканье, перерастающее в глухой рык. Верхняя губа задирается, обнажая белоснежные клыки. Лениво обхожу кусты и замечаю Хантера, лежащего неподалёку. Он дергает тёмным пушистым ухом, едва заслышав мои шаги. Его нос тёмный, собачью морду разделяет белоснежная полоска, сужающаяся на лбу, по бокам от неё шоколадная шерсть с золотистым отливом. На передней левой лапе у мальчика-вожака «белоснежный носочек» и небольшой «белый воротничок» на шее. Вся остальная шерсть Рида шоколадного цвета с золотистым отливом, длиной примерно как у золотистого ретривера. Хантер слабо виляет хвостом при виде меня и, потянувшись, поднимается на лапы, наклоняет голову на бок и с некоторым недоумением смотрит в мою сторону. Конечно. Я же выкатилась из-за кустов с недовольным рычанием. Наверное, думает, что хочу отгрызть ему ухо. Он замирает в нерешительности, подняв переднюю лапу, слабо виляет хвостом и медленно подходит ко мне. И делает то, что застаёт меня врасплох. Приближает свою морду к моей и обнюхивает нос в точности, как делают собаки при знакомстве. От его шерсти пахнет сырой землёй, травой, шишками… и как бы это не было странно, самим Хантером. Замираю в непонятном оцепенении и поднимаю переднюю лапу. Мальчик-вожак тычется своим носом в пушистую щёку, его шершавый язык проходится по моей шерсти оставляя на ней небольшой влажный след. Хантер резко опускает голову, несколько секунд обнюхивает землю и неожиданно подрывается с места, оставив меня обескураженно стоять на месте. Даже рыкнуть на него не успеваю. Следом срываюсь с места, ловко перепрыгнув через поваленную ветку дерева на своём пути. Гонюсь ли я за оленем или за Хантером, чтобы отгрызть ему ухо за его выходку, это большой вопрос. Моя шерсть все еще влажная там, где её коснулся Рид, и запах мальчика-вожака ударяет мне в ноздри, окружая со всех сторон. Лапы приятно пружинят во время бега, мягкая трава колет подушечки лап вперемешку с прошлогодними листьями. Ветер свистит в ушах от быстрого движения, приятно взъерошивая мою шерсть. Бежать. Мне хочется бежать. Нестись сломя голову сквозь лесную чащу, не боясь того, что одинокий и заблудший турист нарвется на меня в лесной глуши. Свобода. Наклоняю голову к земле, учуяв след оленя и прибавляя скорости. Впереди маячит тёмная спина Хантера, он останавливается на месте, внимательно исследуя землю. Разгоняюсь еще сильнее, догнав Хантера. Мгновение. Перегоняю его. Черт. Я никогда никому не скажу, не хочется признавать это даже самой себе… Это чувство. Я скучала по этому. Помимо чистого свежего воздуха, это вторая вещь, по которой я скучала. Приятно обращаться, зная, что тебя никто не раскроет. Я стремительно несусь вперёд, наслаждаясь погоней. Мальчик-вожак постепенно начинает меня догонять. К запаху оленя неожиданно добавляется запах другого зверя, заставив меня резко затормозить. Животное реагирует быстрее, моментально сворачиваясь в серый клубочек, воинственно выставив свои иголки во все стороны. Отпрыгиваю назад, плюхаясь на пушистую задницу. Из моего горла доносится недовольное ворчание, а нос тут же пронизывает болью, словно в память о предыдущей встрече. Хантер, вынужденный резко затормозить, чтобы не врезаться в меня, совсем не грациозно для вожака отпрыгивает в другую сторону. Обескуражено обводит взглядом сначала меня, а затем ежа. Фыркаю. Мое первое и последнее знакомство с этим животным закончилось в четыре года. Пока мама гавкала на Троя, чтобы он перестал есть землю, я нашла в кустах небольшого ёжика. Детское любопытство взяло вверх, и я потянулась к зверьку, чтобы обнюхать его. Мой нос пронзило множество мелких, но острых иголок. И я уверена, что вонючая мазь, которой Маккензи обрабатывала мои ранки была намного хуже, чем сама встреча с ежом. Осторожно, стараясь держаться поодаль, обхожу колючее создание, презрительно фыркнув ему на последок и принюхиваюсь. Едва мой нос улавливает запах оленя, срываюсь с места, не дожидаясь Хантера. Шум воды становится громче. Слышу характерный плеск, как она бьется о камни на берегу. Хантер обгоняет меня и стремительно убегает вперед. Едва прибегаю к кромке реки, слышу недовольный лай мальчика-вожака. Он отряхивается от воды на противоположном берегу, беспокойно кружась на месте в поисках следа. Олень сбежал через реку. Впрочем, шансы найти его были изначально невелики. Запах был не сильно свежий.