Барбара и Стриклер от solstis

Воспоминания, послеродовая депрессия, дети

***

Знакомый крик заставил Барбару распахнуть глаза в темноте ее спальни. Она сонно заскулила и потянулась за очками. Джим снова плакал, и Джеймс никак не мог помочь после своей тринадцатичасовой смены. Она ожидала, что учебник упадет с кровати, когда она пошевелила ногами, чтобы встать, но почему то ей не помешали ни забытые медицинские задания, ни смятая одежда, когда она опустила ноги на ковер. — Хочешь, я схожу? — Спросил Джеймс, только вот… Почему у Джеймса был акцент? Она потерла глаза, нащупала свой смартфон и вспомнила, что это было семнадцать лет назад. Она вспомнила, что Уолт был тем, кто занимал вторую сторону кровати. Она вспомнила, что, несмотря на ее мечты о том, что Джим все еще достаточно мал, чтобы его можно было держать на руках, теперь он был выше ее на голову и отправился в сторону Нью-Джерси. У нее защемило сердце. — Моя очередь, — пробормотала она. Это было не так. Прошлой ночью она сидела с Томми, но… Уолту обычно приходилось по три смены на одну ее. Это было то, к чему она все еще привыкала; иметь помощника, даже если нагрузка по уходу за детьми увеличилась вчетверо. Уолт что-то пробормотал, прежде чем натянуть на себя одеяло и снова погрузиться в сон. Это был только вопрос времени, когда та, кто плакала — похоже, Кэролин, — разбудит остальных, поэтому она ускорила шаг и отчаянно старалась не наступать на игрушки, которые могли бы наделать еще больше шума. — Эй, эй, — тихо сказала она, подходя к кроватке кричащего ребенка. Проглотив зевок она добавила: — Ш-ш-ш, все в порядке. Кэролин продолжала причитать, поэтому Барбара подхватила ее на руки и осторожно вышла из комнаты, заметив еще одного младенца, извивающегося в свете ночника. — Ш-ш-ш, — прошипела она, покачивая Кэролин и жалея, что та отказывалась от соски. — Как насчет того, чтобы спуститься вниз? Одной рукой вцепившись в перила, другой прижимая к себе плачущую Кэролин, под свет фонарика Барбара спустилась вниз по лестнице. Иногда она жалела, что у нее не так много рук, как у Блинки. — Хорошо, мисс Кэролин, — сказала она, когда заскрипела последняя ступенька. — В чем, проблема? Вам поменять подгузник?.. Вы голодны? Она включила свет на кухне и открыла дверцу холодильника. Там стояли готовые бутылочки, любезно предоставленные Уолтером. Она вздохнула с облегчением и взяла одну. Крики Кэролин стихли, но продолжались в виде приглушенного скулежа у нее на плече. Барбара повернулась, чтобы убаюкать ее, и осторожно предложила бутылочку, полностью затушив ее недовольство. Это дало Барбаре возможность прислушаться к старой комнате Джима, теперь детской, и услышать блаженный звук тишины. — Похоже, сегодня мы только вдвоем, малышка. По крайней мере, пока. Она направилась в сторону дивана, чтобы они могли сесть. Благодаря тренировкам с Уолтером и постоянному ношению детей на бедре Барбара стала немного сильнее. Однако ее еще не покинуло марево сна и не могла больше выдерживать вес малышки. Кэролин доела смесь и закрыла глаза. Напротив Барбары на кофейном столике лежала пустышка, перебирая пальцами по столешнице Барбара потянулась за ней, успешно схватив ее. Когда Барбара устраивалась на диване, ее внимание привлекла детская фотография Джима. Перебирая старые коробки в поисках детских вещей, она обнаружила довольно много альбомов. В его отсутствие она почти полностью завесила дом когда-то забытыми фотографиями, словно к празднику. Кэролин даже носила один из его старых комбинезонов с вышитым на нем маленькой голубой уточкой. Предотвращая новый приступ плача Кэролин, Барбара сунула ей в рот пустышку и погладила ее по жидким волосам. Несмотря на небольшой протест, это, казалось, подействовало на нее, погрузив в сон. Через радионяню рядом с фотографией Джима она услышала, как начал просыпаться еще один ребенок. Она вздохнула, но прежде чем смогла подняться и посадить Кэролин ближайший шезлонг-качалку, она услышала, как в детскую вошел Уолтер. — Сейчас, сейчас, Томас, — прошептал Уолтер через радионяню. Ты разбудишь своих братьев и сестру! Вскоре звуки радионяни стихли и снова появились в звуках Уолтера, уносящего Томми обратно в их спальню. Это был разумный шаг; отнести Томми в другую часть дома, чтобы вся ее работа с Кэролин не была напрасной. Это было то, чего Джеймс никогда бы не сделал. Тогда им было нелегко заботиться о новорожденном, одновременно пытаясь пережить свои собственные версии взрослой жизни, которая у них едва началась. Но были времена, когда она теряла голову, учась до 4 утра, только для того, чтобы Джеймс положил кричащего Джима ей на колени, потому что она была единственной, кто мог его покормить… хотя она оставила в холодильнике множество бутылочек. Впрочем, она тоже не была идеальной. Далеко не так. Первый отрезок жизни Джима она была сама не своя, подавленная и отстраненная… Он заслуживал гораздо большего, чем любой из них мог дать. Однако дело было не только в том, что они с Джеймсом были несовершенны. Дело было в том, что, знала она об этом или нет, они действовали скорее как враги, чем как партнеры. С другой стороны, она и Уолтер были командой, даже когда были слишком раздражены из-за недосыпа. Она всегда просыпалась, зная, что если его нет рядом, то он внизу, готовит завтрак или возится с капризным ребенком. Она посмотрела вниз на Кэролин, наконец-то умиротворенную сном. Когда она была с Джеймсом, родительские обязанности были окрашены безнадежностью. Все легло на плечи Барбары. Ее жизнь безвозвратно изменилась, поглотив ее целиком в тот момент, когда он ушел, открыв Джиму те ее стороны, которые он никогда не должен был видеть… но на самом деле, она начала тонуть задолго до этого. Однако с Уолтером она не тонула. С Уолтером она летала… иногда в буквальном смысле. Она чувствовала, что сможет выдержать все, что преподнесет ей жизнь, будь то колыбель, полная младенцев, или еще что; и этого чувства, этой готовности — этого волнения — перед будущим она не испытывала уже очень, очень давно.