Барбара и Стриклер от solstis

Воспоминания, секс во сне, сомнительное согласие, ночные кошмары, обман, ксенофилия.

***

Солнце освещало Барбару и Уолтера, словно прожектором, когда они пили кофе на летней веранде. Тот факт, что он все же нашел время встретиться с ней, несмотря на ее безумное расписание, был спасательным кругом. Он поднял взгляд от газеты, изумрудные глаза с любопытством изучали ее. Она не могла удержаться от улыбки, скрывая ее за ободком чашки. Наконец, после многих лет терзаний, она почувствовала, что сделала что-то правильно. Он был совсем не похож на Джеймса. Уолтер поддерживал ее, смеялся над ее банальными шутками, ему даже, казалось, нравилось слушать ее голос. Он был слишком идеален… Любая бы пищала от радости от его внимания, так… почему он выбрал ее? Сделав глоток кофе, она так сильно обожглась, что выронила кружку. Та разбилась о тротуар с резким, гулким звоном. — О! — воскликнула она, покраснев. В памяти всплыли крики Джеймса, что она такая неуклюжая, такая бесполезная. Но в реальности был только тяжелый вздох Уолтера. — Какой позор, — сказал он. Они оба посмотрели вниз, на осколки, усеивающие грязный тротуар. Он сделал звучный глоток из своей чашки, безупречный и уравновешенный, и сложил газету. — Неудивительно, что Джеймс старший бросил тебя. Ты не можешь даже нормально держать чашку. Затем движением, от которого у нее закружилась голова, он потянулся за своим промокшим портфелем. — Нет! — запротестовала она. Уолтер поднял бровь. — Я имею в виду, … Все не так плохо. Я могу исправить. Она попыталась подобрать осколки на границе окружающей темноты, но только порезалась осколком. «Ой!» Тонкая струйка крови потекла по ладони, запястью, локтю, падая на тротуар и смешиваясь с грязью. — Клянусь, я не такая… — А какая? — Он встал и сурово заложил руки за спину. — Как быстро люди с тобой знакомятся, тем быстрее хотят забыть тебя. Я не учитель математики, но, похоже, ты являешься общим знаменателем. Она прижала руку к груди, на халате образовалось красное пятнышко. — Это несправедливо. Осколки захрустели под его подошвой, когда он опустился на колени рядом с ней на… то был не асфальт. Это был вовсе не тротуар. Земля выглядела глянцевой и деревянной, как пол спортзала. Словно сцена. В порыве жалости он взял ее руку в свою. Рана испачкала аккуратные манжеты его блейзера. Тем не менее, он прижал ее палец к нижней губе, рот приоткрылся, обнажив зубы, острые, как сталь. — Уолт? — спросила она сквозь слезы. Губы сомкнулись вокруг пальца в поцелуе, теперь ее кровь принадлежала ему. Мигнул прожектор. Кафе растворилось, сменившись большой комнатой с затянутыми гобеленами стенами, колоннами и стеклянными стендами. Они были в музее? Их четвертое свидание… Пальцы Уолтера, длинные и острые, указывали на плавленные статуи и тающие картины в дальнем углу. Она хотела увидеть их историю его глазами, но не могла справиться с тревогой, нарастающей с каждым шагом; страхом, что ее неопытность докажет, что они плохая пара. Он крепко держал ее за запястье, называя художников каждой картины на их пути. Она знала основы. Она посещала курс истории искусств в колледже, но Джеймс отговорил ее от дальнейшего изучения. Почти все, что она узнала, было потеряно в море учебников по анатомии и трупов. Но по мере того, как уверенные лекции Уолтера становились все более страстными, она задумалась, может быть, ее забытые знания были хорошим подспорьем. Она была чистым холстом, который он мог расписать своими знаниями. Казалось, он стремился напитать ее разум, превратить в искусство, словно… они и были искусством. И они были. Они были Поцелуем (1) в раме, золотые и переплетенные. Она почти чувствовала, как его руки направляют ее подбородок, губы успокаивают разбитое сердце, тело растворяет в защите. На ослабевших коленях она обвивает рукой его шею. Они были участниками пикника (2), развалившиеся на траве, их носы щекотал морской бриз. Она отвлеклась на проплывающие мимо лодки, когда Уолтер укрывал их тенью зонтика, защищая ее от палящих солнечных лучей. Она была Офелией (3), поглощенной утешающим ручьем. Его обманчиво тихое течение плескалось о раму, стекая струйками с борта… Ее картина. На ней были изображены она и Уолт на подземном рынке в окружении светящихся камней и тысячеглазых монстров. Кожа Уолтера отливала изумрудом. Он возвышался над ней, в то время как она прикрывала свою шею, словно баюкая укус вампира. Ее сердце сжалось. Ее шея горела. В отчаянии она протянула руку, чтобы коснуться своего скрюченного тела, войти в до безумия знакомую картину… …Но Уолтер схватил ее за руку и дернул прочь от его шепчущих прикосновений. Она сопротивлялась, упираясь пятками в плитку, как будто от этого зависела ее жизнь. От очередного сильного рывка ее очки соскочили с носа и разбилось у ног. — Уолтер! Отпусти меня! Но даже если бы она смогла освободиться, картина в ее смутном зрении стала не более чем в набором цветных пятен. Что он скрывал? Что он с ней сделал? Камни вокруг них засветились, как сигнальные ракеты. У его размытой фигуры выросли рога, когда его сильная рука потянула ее прочь, чтобы вывести из музея. Привести ее домой. Отвести в постель. Но именно Барбара толкнула его к изголовью кровати. Вокруг них взметнулись черные перья, когда она прижала его к подушкам. Вжимаясь коленями в матрас по бокам от него, она видела, как отчаяние отражается в золотистом оттенке его глаз. Он сделал это с ней. — Хватит отвлекаться, — потребовал она. Чудесным образом прояснившееся зрение метнулось к седеющему клоку волос, более растрепанному, чем обычно, между двумя рожками. Они изогнулись до острых кончиков, вторя изгибу головы. Ее ногти безнадежно впились в его каменную, изумрудную грудь, пока она поднималась и опускалась от осторожных вдохов. Это был единственный звук, который она слышала, кроме стука крови в ушах. — Скажи мне, почему ты на самом деле ушел! Он изо всех сил старался, не отводить от нее взгляда. Он почти сожалел. Выглядел почти влюбленным. Хриплым голосом он сказал ей: — Я не могу! — Не можешь? Или не хочешь? — Ее челюсти сжались от напряжения. После всего, что произошло … он ничуть не изменился. Трус и демон в одном лице. Она хотела изучать его часами, препарировать, как будто это дало ответы, что, черт возьми, с ним не так, но твердый бугор между ног побудил ее прибегнуть к другим методам. Ее собственное тело горячее и влажное, кричало о тоске по нему. Она прерывисто вздохнула и позволила его большому пальцу провести по ключице с нежностью, которая когда-то обманула ее. Вокруг них опускались перья. Она скучала по нему. Какой бы не была сильной боль предательства, она все равно скучала по нему. Портреты кружились на голых стенах вокруг кровати; фотографии их первой встречи на родительском собрании, которое она переносила пять раз, совместного ужина за бокалом вина глубокой ночью, свиданий в кафе, где чем больше она обнажала свою душу, тем больше он скрывал свою… Но она не позволит одурачить себя снова. Она посмотрела ему прямо в лицо, кожа была зеленой, а вертикальные ноздри раздувались. — Ты скажешь мне, кто ты. — Ты не готова! — его клыкастый рот насмехался. Она задрала его юбку. — Не тебе это решать! Ухватившись за спинку кровати одной рукой, другой она потянулась к его эрегированному члену. Его лицо было не единственным, что отличалось; его длина и толщина. Она сжала пальцами столько, сколько смогла, заставив его замычать — хорошо — прежде чем опуститься на него. Несмотря на ее собственную готовность, ей было трудно принять его целиком. Пот покрыл ее кожу, когда она пыталась полностью опуститься. Его скрюченные руки пытались поддержать ее, но она справилась с его «помощью». Рычание вырвалось из ее горла, прежде чем перерасти в отчаянный стон. Когда он оказался внутри, насколько это было возможно, она начала раскачивать бедрами. Когти впились в ее бедра. Она была уверена, что они окровавлены, но, по крайней мере, она выдвигала условия. — Ты не хочешь этого, — прохрипел он. Она крепко ухватилась за спинку кровати одной рукой. Другая переместилась к его рогу. Она исследовала его, спускаясь к основанию, чтобы запустить пальцы в волосы между рогами. Мгновенно последовало неровное, звериное дыхание из губ Уолтера с выступающими клыками. Его золотистые глаза закрылись. Видеть его таким, таким сильным, но слабым под ее прикосновениями, только доказывало ее правоту. Именно он не смог смириться с правдой. Однако этого было недостаточно. Его руки, оставив красные полосы на ее бедрах, двинулись дальше. Они разорвали ее рубашку, обнажив затвердевшие соски. Острые зубы вонзились в ее грудь, решительно посасывая сосок. Она изогнулась, когда боль и удовольствие пронеслись по венам. Она подавила рвущиеся из горла крики, даже когда его большой палец надавил на клитор, заставляя ее выгнуться дугой, а член проникнуть глубже внутрь. Ее волосы распустились. Все это было еще одним отвлекающим маневром. Она с усилием моргнула, когда его рот переключился на другой сосок, а руки обхватили грудь. Она крепче сжала его рог. Обхватив пальцами место изгиба, она дернула его голову назад и прижалась бедрами еще сильнее. Вой, вырвавшийся из его горла, должен был напугать ее. Все произошло наоборот, когда его бедра дернулись навстречу. От этого движения у нее побелели костяшки пальцев, что вызвало новую волну жестких толчков, которые чуть не отправили ее за край. Ее рука ухватилась за спинку кровати для устойчивости, а другая переместилась к его шее. Он был ранен. Аметистовая трещина рассекала его кожу. Ее мерцающие линии расползались, как капилляры, вверх к челюсти и выше. Ей показалось, что за диким скрипом кровати кто-то поднимается по лестнице. Она не могла не заметить, как в дверном проеме выросла тень, но грохочущее рычание заставило ее повернуть голову обратно к Уолтеру. Его глаза распахнулись, гневно вспыхнув. Она застыла с колотящимся в горле сердцем. Но он схватил ее за запястья и оторвал от себя. Он отшвырнул ее к стене и, спотыкаясь, направился к двери. Разбитые фотографии, преграждали путь и… И кое-кто еще. Осколки стекла порезали ей шею. — Барбара! . . . Сдавленный крик вырвался из гола, когда она резко проснулась. Прерывисто дыша, она сбросила с себя пропитанное потом одеяло. Она лишь мельком заметила влажность у себя между ног, прежде чем потянуться за очками. И затем, когда ее зрение сфокусировалось, она сделала кое-что глупое. Она проверила свой телефон. Ничего. Где, черт возьми, был Уолт? Его телефон был отключен, в школе искали нового учителя истории, квартира была выставлена на продажу… И он не сказал ни слова. Казалось, что время, проведенное вместе, ничего для него не значило. Она ничего для него не значила. И это была его вина. Она перестала винить себя, потому что других хватало мужества сообщить, что нашли кого-то получше Конечно, может быть, у нее был ужасный вкус. Может быть, она упустила все красные флажки. Но потребовались двое, чтобы перевернуть ее жизнь с ног на голову. Она поднялась с кровати и оглянулась на скомканные одеяла, на которых он когда-то спал. Она хотела разрезать простыни и сжечь матрас, но, к сожалению, это было непрактично. Итак, было 4:43 утра, она оделась и со спокойной решимостью направилась вниз. Если Уолтер не собирался рассказать ей, кто он на самом деле, она сама нарисует его душу. (1) — Судя по описанию это «Поцелуй» Густава Климта. (2) — тут я в смятении (3) — катрин с темой «Офелии» много, самая известная — Джон Эверетт Милле «Офелия»