Милош из Загреба

На раздумья Данко давался всего один день — до сегодняшней ночи. Он хотел возразить Милошу, сказать, что он не чудовище и что Данко никогда не считал и не будет считать его чудовищем, но слова почему-то комом застряли в горле. Вместо них в голове звучала одна-единственная, самая отчетливая мысль: этой ночью он — как человек — умрет. И какой бы выбор он не сделал, живым человеком он уже не будет. Либо умрет, так и не став вампиром, либо наоборот станет вампиром и умрет как человек. И оба выбора пугали. Не хотелось выбирать ни один из них, хотелось просто продолжать жить обычным человеком, обычным туристом, который решил объехать всю Хорватию, а потом и весь мир. И с мечтой о собственном винограднике в Италии придется попрощаться. Если он станет вампиром, то, наверное, ему тоже придется быть таким же нелюдимым, как Милош, и жить в каком-нибудь замке вдали от городов и деревень, где-нибудь в горах, чтобы даже случайный путник не смог выйти к замку? Ну, в принципе, пока своего замка у Данко нет, он вполне мог бы составить Милошу компанию и пожить пару-тройку веков в его доме. Все-таки Милош его убил и обратил, так что вряд ли стал бы возражать против такого соседства… А еще они вообще-то лучшие друзья, и с друзьями века коротать все же приятнее, чем в одиночестве и… Данко прервал собственные размышления и внезапно понял, что уже не думает о том, превращаться ли ему в вампира окончательно или нет, а о том, как бы въехать в замок Милоша и задержаться там аж на целые века. И не то, чтобы Данко так уж сильно любил всякие там дворцы, замки, поместья или типа того. И не то, чтобы его не пугала перспектива стать реально бессмертным и жить веками и тысячелетиями, как Милош. Нет, он, конечно, особой любовью к замкам не страдал. И нет, он по-настоящему боялся открывающейся перед ним вечности. Но смерти он все-таки боялся слегка больше. Было, видимо, в его лице что-то такое, потому что Милош похлопал его по плечу, мягко улыбнулся и сказал: — Не обязательно делать выбор прямо сейчас, у тебя еще есть время подумать. — Ты прав, — вымученно улыбнулся Данко ему в ответ. — Пойдем? Пир, наверное, уже начался. Данко кивнул, ничего не сказав, и они вместе отправились на празднество. Стоило им войти в большой зал с заставленными едой и напитками столами, как их захлестнула волна разговоров, смеха и звонов бокалов. Казалось, в этом зале набралось столько людей, столько и во всем Загребе не проживало. Где-то мелькнула копна рыжих волос Милицы, но тут же исчезла в толпе. Еще Данко на секунду увидел Джеффа, с кем-то беседующего, но сразу потерял его из виду. А других знакомых лиц здесь не было. — Ого, — восхищенно протянул Данко, — ну и народу… — Такие пиры устраиваются всего раз в столетие, — ответил Милош, — и гремят так, чтобы еще сто лет о них вспоминать. — А где великаны? Я думал, это Клек пир устраивает и все такое. — Не совсем так. Пир устраивается в честь Клека и остальных великанов, ты прав. Но устраивает его Черная Королева, мы сейчас в ее замке. — Черная Королева? Про которую в легендах рассказывают? — уточнил Данко. Не то, чтобы сейчас эти легенды волновали его больше, чем час назад, когда он только очнулся, но такие разговоры помогали отвлечься от собственных проблем и от необходимости сделать выбор, который Данко совсем не хотел делать. Поэтому он продолжил развивать эту тему: — Там вроде бы что-то с засухами и озерами было связано, да? — Только ей про засухи не говори, — посоветовал Милош. — Ее эта тема всегда расстраивает. — Хорошо, не буду, — легко согласился Данко. — А что еще ты можешь про нее рассказать? Милош задумался, а потом сказал: — Да я не так уж и много могу рассказать, мы с ней почти не общались никогда толком. Ну, например, никто не знает ее настоящего имени, и все называют просто Черной Королевой. И еще она глава ведьминского ковена, в котором Милица состоит. Ну, как состоит? Постоянно то вступает туда, то при первом же разногласии демонстративно уходит, потом ее снова принимают обратно, и так по кругу. У них там какие-то свои особые отношения внутри ковена, я в это не вмешиваюсь. Данко слушал его и думал о том, что, кажется, в начале их знакомства Милош выражался более… изысканно, что ли? И при этом немногословно. Но за время их дружбы явно успел перенять некоторые разговорные привычки Данко, со всеми этими «ну», «типа» и всем таким. Почему-то Данко даже гордость за это почувствовал, какую чувствует подружившийся с отличником раздолбай, когда отличник приносит домой первую «двойку» или впервые прогуливает уроки. — А вон, кстати, и она, — Милош кивнул куда-то в сторону толпы, и Данко безошибочно понял, о ком именно он говорит. По крайней мере, в одном легенды точно не врали: Черная Королева безукоризненно следовала своему имени и была одета во все черное. Только белая собачка на ее руках как-то уж слишком сильно контрастировала с пышным черным платьем. Королева была красива, и в ней чувствовалось по-настоящему королевское величие: в осанке, в том, как гордо она держала голову и с каким достоинством смотрела на гостей, многие из которых наверняка были в десятки раз древнее, чем она сама. Собачка же у нее на руках оказалась шпицем, похожим на белое облачко, и уж точно не отличалась такой же выдержкой, как ее хозяйка, постоянно звонко облаивая гостей, которые подходили слишком быстро. Данко еще раз обвел взглядом собравшихся и, как ни старался, не увидел ни одного великана размером с горы. — Так, эм… а великаны где? — спросил он. — Половина из гостей — великаны, — ответил Милош. — Ты же говорил, они размером с горы. Я здесь таких не вижу. — Так и есть. Но ради пиршества, чтобы все гости могли свободно разместиться в замке, Милица с подругами накладывают на великанов заклинание уменьшения роста. Как только они покинут замок, то снова вернутся к своим обычным размерам. — А почему они не накладывают такое заклинание сразу, как только великаны просыпаются? Разве так не было бы проще? Милош пожал плечами: — Я не очень хорошо разбираюсь в магии, но, кажется, там есть какие-то свои сложности. Спроси у Милицы, если хочешь. — Не хочу, спасибо, — отказался Данко. — Она меня точно прибьет за такие вопросы. Милош рассмеялся и даже не попытался разубедить Данко, что Милица, которая в конце пира наверняка будет злой и уставшей, обязательно прибьет и Данко, и вообще кого-угодно за буквально любой вопрос. Пиршество оказалось самым настоящим пиром, как показывают в фильмах про средневековые праздники в замках: с застольем, танцами, музыкантами. Данко поначалу чувствовал себя не очень комфортно, все-таки он был единственным человеком на этом вечере, но потом вспомнил, что он уже не совсем человек, и всю скованность, как рукой сняло. Он танцевал старинные танцы, которые до этого и не знал, и получалось у него из рук вон плохо, но так же плохо получалось еще у многих других, так что и не страшно. Он пил вино и думал о том, что настолько же выдержанные вина пил только в гостях у Милоша. Он наконец познакомился с Клеком, который действительно оказался веселым парнем и много чего забавного рассказал о Милице и Милоше. Он даже погладил шпица Черной Королевы и сумел отдернуть руку прежде, чем собака его покусала, а Милош поаплодировал его отменной реакции и поделился, что сам пару раз был безжалостно покусан. Данко было весело, так весело! Но веселье пропало, стоило Милошу сказать ему: — Пора, Данко. — Что пора? — сначала не понял Данко. Вся крыша над залом для пиршества была из стекла, одно такое большое окно, через которое можно увидеть небо. И небо над их головами было уже совсем черным, таким же, как платье Королевы. Милош пододвинул к нему бокал, полный чего-то красного. Ноздри Данко вдруг стали необычайно чувствительными и уловили знакомый металлический аромат. Только теперь он почему-то не вызывал ни страха, ни отвращения, даже был довольно приятным, с каким-то сладким шлейфом, будто всего лишь еще один сорт вина. И проблем не было вообще никаких, если бы Данко четко не знал: это кровь. Человеческая кровь. Его выбор. Его смерть. — Пора, — настойчиво повторил Милош. Данко посмотрел на пирующих и веселящихся гостей, подумал о великанах, которые спят по сто лет и просыпаются только ради очередного пира и встречи со своими друзьями, близкими и любимыми, а потом снова засыпают на целый век в ожидании новой встречи на пиру. Наверное, для бессмертных время течет иначе, и столетие для них — пустяк, как для обычных людей всего одну ночь проспать. Данко снова подумал о пугающей вечности, о замке в горах и целом винном погребе. Подумал о том, что не хочет умирать и что так и не увидел весь мир, не открыл свою винодельню в Италии, не сделал еще столько всего, что мог бы сделать! И теперь, наверное, никогда уже не сделает, что бы он ни выбрал. Он все еще не был уверен в своем решении, но все же взял бокал, и его руки при этом так дрожали, что чуть не расплескали всю кровь. И, зажмурившись, выпил весь бокал одним махом, как шот, стараясь не думать о том, что пьет, и не чувствовать вкуса. Но он чувствовал, и этот вкус будоражил и кружил голову, отдавался внутри чем-то звериным и диким, чем-то, чем Данко очень не хотел бы однажды стать. А когда открыл глаза, то первое, что он увидел, была улыбка Милоша. И Данко вдруг понял, что весь этот день друг всерьез за него боялся, боялся, что Данко не станет пить кровь и что умрет сегодня ночью прямо посреди пиршества. Данко, честно говоря, и сам этого боялся. — С началом вампирской жизни, Данко, — поприветствовал его Милош. Он свой выбор сделал — он выбрал жизнь. И, в принципе, все было не так уж и плохо.