Кома

      Он похож на едва уловимую тень во мраке. С сервальей прытью, гранатовым блеском в глазах, что ещё сильнее мерцает в огнях и дыму клуба.       Иногда к нему подсаживаются девушки, но чаще он к ним. От него веет опасностью, тайной и дорогим одеколоном с анисовыми нотками. Он крадет не только драгоценности, он берет всё, что ему нужно, включая сердце и душу. Он произносит:       — Cette nuit est trop belle pour l'ennui et la solitude, ne trouvez pas, Mademoiselle?       И абсолютно прав: эта ночь действительно слишком прекрасна для скуки и одиночества.       Один взгляд — и любая информация о любых людях теряется в шепоте его карточной колоды. Беднягам уже и не вспомнить, что выдали, что проиграли.       Он всегда знает, кто и когда ему нужен, а когда следует скрыться в кальянном дыму и чарующей музыке.       Его взгляд цвета спелого граната ошибочно принимают за переливы софитов. Тонкие разноцветные лучи, плывущие по краю тумана, обдают теплом почти одинаковые людские фигуры, и лишь его мимолётный образ нельзя пропустить и так легко упустить.       Кто-то принимает его за фокусника — это льстит. Кажется, в его руках отнюдь не одна колода, но никто не рискнёт обвинить его в жульничестве — в этот раз слишком мелка рыбёшка.       Мерещится или нет пламя на подушечках длинных пальцев. Оно отвлекает, оно гипнотизирует и чарует, вроде тех софитных переливов на фиолетовом шёлке рубашки.       Он такой другой. И тем не менее поразительно свой каждому, кто сегодня пришёл в обитель азарта и рискнул с ним заговорить.       — Реми.       Знакомый голос звучит тихим эхом, заставляет обернуться. Девушку, сидящую за соседним столиком, он вряд ли где-то видел раньше. Но смотрит она в его сторону так пронзительно, что эта уверенность тает.       Бледная кожа с лёгким румянцем на щеках, чувственные губы, облегающий костюм из черной кожи… серебряная дымка в каштановых волосах.       — Тебе нужно проснуться. Реми…       Он не успевает ничего ответить. Шприц с транквилизатором влетает в шею.       Двое бьют его сапогами в живот, грудь и спину. Он просто лежит на полу и смотрит на спасительный выход поплывшим взглядом.       — Слышишь?       В глаза лупит яркий свет, но ему не дают отвернуться. Слух цепляется за голос, который всё сильнее хочется заткнуть.       Тонкие иглы впиваются в горячие вены, проникают под веки.       Он кричит, он проклинает, но твари в белом ничего не слышат. Они лишь жмут кнопки, фиксируя, как разрываются показатели датчиков.       — Феноменально.       «Ещё бы», — хочет он ответить, но отвлекает шипение на полу.       Газ. Им обычно всё заканчивается.       Всё тяжелее дышать, а противиться нет сил.       Остров… проклятый остров…       Они не говорят, будто бы онемели — те, кто сидят в соседних клетках. Уже даже не плачут, лишь создают вокруг себя броню из способностей, замуровываясь вторым слоем. Лишь бы изверги в белом не смогли их достать, лишь бы сильнее поранить мучителей — пусть их запомнят. Сильными. Непобедимыми.       Не расходным материалом.       — Давление максимальное.       Газ плывет под кожей, разъедает лёгкие, выходит через поры.       Реми глохнет от собственного крика, пронзённый разрядами тока.       — Открыть.       Кто-то явно медлит с исполнением приказа, но подчиняется.       Реми всё равно. Он выбивает стекло раньше. Глаза наливаются кровью. Осколки летят в жертву в белом халате, которую заставили войти в его поле зрения. Мимо. Так задумано.       Силы рвут его на части. Сервалья прыть, багровая злость в глазах и улыбка, так на него непохожая. Смерть в одном только взмахе насыщенно-каштановых волос.       Но Реми выжидает. Почти ощущает дикий страх и маниакальный восторг тех, кто за стеклом. Страйкер? Виктор Крид?       Последний начинает сомневаться в «начальнике» — Реми это чувствует. У него точно есть свой интерес. Да, он свободнее и сильнее многих, но тоже в ошейнике… и в омуте неописуемой жажды крови, зависти и гнева.       А тот, кого Страйкер выбрал Реми в жертвы, так мелок и слаб. Так неинтересен.       — Феноменально!       Да бросьте.       Газ течёт через поры, газ сияет полуденным солнцем. Слепит. Душит.       Ему всё равно. Он падает, на последнем вдохе насладившись тем, что один из его мучителей мёртв. Реми не знает его имени. Изверги в белом все для него на одно лицо.       Клетки поочередно пустеют и наполняются новичками. Реми уже начинает понимать, кто из них умрёт первым. Совсем дети… такие «зеленые», напуганные. В остром контрасте с подобными себе из-за особой стеклянной обречённости в глазах.       Одного из них он убьёт сегодня. Кого? Чья сила уже сравнялась с его под пытками и экспериментами? Реми знает, что победит… и в любом случае проиграет.       Длинная игла вонзается между рёбер, застревает в сердце, парализует, источая нетающий лёд.       Он в сознании. Почему он ещё в сознании? И больше не может кричать.       — Ещё немного. Потерпи, Гамбит, — говорит голос помощницы Страйкера. Или кто она ему там?       Он вдруг понимает, что её ненавидит особенно сильно.       Безголосая, подневольная птичка, чем Страйкер так обаял тебя, что пошла за ним? Туда, откуда не возвращаются.       Он ещё не знает, что торчит на проклятом острове два года. Он так часто слышит имя «Гамбит», что боится забыть своё.       Реми Этьен Лебо… Реми Этьен… Реми… Реми Лебо...       В глазах плещется кровь. Своя и чужая.       Он дерётся против пятерых мутантов. Они сломлены, без сомнений рвут друг друга на части.       Глупое развлечение для безумных генетиков.       Рыжая девочка с дредами проворнее всех. Она бросает в него змей, и их не берет ни газ, ни огонь.       Ей перекусил шею парень с акульей улыбкой.       Парня в белом комбинезоне, создающем лёд из воздуха, заточила в его собственную ловушку девчонка, отражающая чужие способности.       Окончание каждого поединка въедается Реми в память острой болью и жгучей ненавистью.       Парень с акульей улыбкой затерялся в дыму. Кажется, девчонка заставила его проглотить собственные зубы.       Она лупит в Реми его же покерной колодой, а ему так не хочется её убивать, но из удушливой клетки убийцы в белом отпустят лишь одного.       Гнев чужой и собственный течёт по полу, стенам, потолку. Он в крови и в воздухе.       Быть может, девочка-отражение и сама пропустила удар. Сама себя сбила с ног взрывом.       Он хочет спасти, разбить стекла, покрывшиеся трещинами. В груди кипит: да они вдвоем камня на камне в этой лаборатории не оставят! Но тут очухавшийся парень с акульей улыбкой протыкает её насквозь рукой-плавником и затихает. Прижми Реми убитую к себе чуть ближе, острия хватило бы и на него.       Он медленно ведёт по всей его длине ладонью, почти решившись. Вот она… желанная свобода, последняя мука.       Изверги в белом наблюдают за ним. Он чувствует.       Стекло трещит громче. Ядовитые пары, вскормленные пламенем, рисуют на них, словно мороз в рождественский вечер. Он ещё помнит… он сильный, пока помнит.       — Очистка помещения, — говорит механический голос.       Нетающий лёд не даёт вспоминать. Не даёт забыться, хотя бы закрыть глаза.       Голову пронзает дикая боль. Он беззвучно молит о смерти, отчаянно мечтая о том, чтобы игла в груди вошла глубже.       — Эй, Гамбит, хорошо держишься! — голос пьяного охранника сливается с приступом кашля и даёт в голову.       Последнее, что он помнит о недавнем опыте — это то, как ему показали кусочек собственного мозга.       — Говорят, ты в покер играешь?       — Что ставишь?       Хочется облизать сухие губы, но бесполезно.       — А хоть это. Только без шуточек, — скалится охранник, показывая золотые часы. — Все равно я сниму их на днях с твоего трупа.       Хохот разносится по пустому коридору. Остальные клетки пусты. Вот бы этих мерзавцев оставить на дне реактора.       — Не интересует. Для меня — мелко.       — Оу, — ухмыляется охранник, повиснув на прутьях. — И какова же твоя ставка?       — Самолёт.       Лицо охранника багровеет от подобной наглости.       За два года заточения Реми умудрился обыграть этих клоунов с оружием несколько раз. Естественно, выигрышем ему лишь махали через прутья и заставляли почувствовать, насколько оскорблено их самолюбие, избивая до полусмерти.       — Самолёт? — уточняет охранник. — А если выиграем мы?       — Тогда я дам себя убить. А перед этим сообщу Страйкеру конфиденциальную информацию о местонахождении нужных ему мутантов.       Он смотрит немигающим взглядом убийцы. И упивается тем, что враг, кажется, не в силах прервать с ним зрительный контакт.       Пьяные от превосходства над слабыми — их устрашающий вид на Реми не действует. Исполосованный, полуметровый, еле стоящий на ногах, он смотрит на них так, будто бы находится на их месте. Эти люди убили стольких, что вздрагивали, когда проходили мимо мертвых, уснувших во льдах, но так и не закрывших глаз.       Без солнечного света, без обычного воздуха, еды и воды… без крови. Гамбит готов поклясться, что вместо неё в его жилах течет отрава.       — Реми, тебе нужно проснуться.       Её образ — ночная тень возле двери… Она говорит шепотом ветра, которому неоткуда здесь взяться. Та девушка, с белой дымкой в волосах.       Может быть, он её всё же знает?       — Самолёт, — хохочет охранник, — зря мечтаешь о побеге, картежник!       Остальные хмуро переглядываются.       Опасные вещи — скука, азарт, излишняя гордость. Не успеешь опомниться, как сядешь играть в покер со злейшим врагом.       Реми блефует. Дважды, трижды, даже строит растерянное лицо, едва не выдав насмешку. За два года заточения, никто из этих олухов не смог даже попробовать понять его стратегию.       — Флеш-рояль, — он кладёт на пол пять карт бубновой масти и завершает игру, предвкушая очередную драку в награду.       Но двое игроков отходят в сторону.       — Самолёт? — шипит на ухо третий, цепко обхватив его горло своей здоровенной ладонью. — Я повешу тебя на нём, мутант.       Гамбит верит. Делает вид, что верит. И сжимает в кулаке залог — снятые золотые часы.       Играть с ним, всё равно что играть с демоном. Если выигрыш за ним — то он его получит. Те двое уже усвоили.       После последнего опыта его мутация сделала временный виток. С учетом того, с какой скоростью работают местные ученые — результат будет получен к утру. До этого времени никто ничего не успеет понять.       Его способность спит, пока он её не призовёт. И больше она не в пальцах, ему достаточно смотреть на нужный объект.       Реми обводит взглядом застывших убийц, готовых стрелять в ответ на любое его движение.       Ему хочется найти хотя бы одну адекватную причину тому, чем такие, как он, заслужили подобное, но её попросту нет.       Взгляд устремляется к нескольким самолётам. Они наполняются кинетической энергией и вспыхивают один за другим. Все, кроме одного — за его спиной.       До дерзкого побега с проклятого острова остается меньше минуты. Самолёт взмывает в небо и уходит на виражах. Никто не бросается следом.       — Реми… — женский голос звучит в голове глуше. — Тебя здесь нет.       Ему начинает казаться, что он не летит, а падает, и почему-то от этого так хорошо и спокойно. Только золотые часы начинают жечь руку, а в памяти всплывает будто бы чужое воспоминание.       В нём он выбирает в ювелирном магазине золотое колечко. Смущённо улыбается обаятельная девушка в строгом костюме с бейджиком. Он просит показать то, которое она сама бы хотела получить в честь помолвки, и старается не замечать, как одна любопытная девочка в жёлтом пальтишке следит за ним из-за колонны.       Воспоминание тает, едва показавшись. В глазах рябит от яркого света, легкие режет едкий дым. Не отвернуться, не отдышаться.       — Очнись, Реми… пожалуйста…

***

      Знакомый колючий свет проникает даже сквозь закрытые глаза. Тупая боль во всём теле отвечает на малейшую попытку двинуться или глубже вдохнуть — выстрелом. Пульсирует, нарастает, погружает в мутное безразличие.       У него разбита голова. Он погребён заживо под обломками взорванного здания, и ему почти всё равно, ищет ли его кто-нибудь.       Света на самом деле ничтожно мало. Он протискивается в бетонные трещины тонкий, как спица.       Кажется, хватит сил разбить самый крупный массив камней и бетонных обломков, но тут слух улавливает два знакомых голоса совсем рядом.       Один — тонкий и торопливый, требовательный и почти что сорванный.       Джубили… mon petite… Ты жива…       Он ведь спас её. Перед тем, как рухнуло здание. И, кажется, ему уже не узнать, на кого повесят случившийся теракт.       Не плачь, mon petite, не плачь…       Мысль сливается с диким кашлем, который едва удаётся подавить.       Джубили обещала сегодня показать им с Роуг настоящее шоу. Своенравная кроха с фейерверком в ладошках. Реми любил, когда она называла его старшим братом, обнимала так, что едва не сбивала с ног. И рассказывала… рассказывала…       Второй голос точно принадлежал Логану. Серьезный, неприступный с рычащими нотками. Он попросил Джубили уйти «смотреть на горизонт и сказать, если что-то увидит».       Почувствовал?       Реми касается одного из обломков, но не слышит, раздался ли короткий взрыв…       Шум города и вой сирен такой далекий, пустой, бессмысленный.       Он не в силах надолго сфокусировать взгляд на Логане, который бережно кладёт его на землю с вопросом: «Ты чего удумал?»       Света стало больше, но дышать по-прежнему невозможно.       — Я выиграл? — пробует он спросить, но до конца не уверен, что получилось произнести хотя бы звук.       — Конечно, — кивает Логан и успокаивающе берет за плечо, которое тут же прошивает болью. — Ты же Гамбит.       — Гамбит умирает.       — Не говори ерунды.       — Забавно, — пробует он отвлечься от бешеной пульсации в голове, — я и ты посередине этой разрухи на фоне рассвета. И никого больше нет.       — Это закат. Держись, помощь уже близко.       Голос друга доносится урывками. Внутри так холодно...       — Солги Роуг. Пусть узнает, но не сегодня. Она так счастлива сегодня.       — Праздничный ужин готовит.       — Не на руках же понесешь? — хрипло смеется Реми.       И вздрагивает, слыша слишком громкое и очень злое:       — Надо будет, понесу!       Горло душит невидимой удавкой. Он и не знал, что существует кто-то, кто по доброй воле решит его спасать.       — Меня нельзя двигать, да? — ухмыляется он тому, как Логан закатил глаза. — Кое-где мне показали, что такое чувствовать, когда переломаны почти все кости в теле. Как они срастаются — тоже. С учётом того, что мне трудно дышать и…       Слева будто вогнали здоровенное лезвие. Ему даже кажется, что это Логан, наконец, устал его терпеть.       — Не отключайся… эй, — зовёт Логан. — Тебя Роуг ждёт.       — Я бы себя не ждал, — он чуть приоткрывает глаза, еле угадывая в размытых образах его лицо. — Гамбит не заслуживает, чтобы его ждал такой человек. Ты плохо меня знаешь.       — Да брось ты, — выдыхает Логан и что-то вкладывает в его правую руку.       Надо же… трость не сломалась, в отличие от рёбер.       — Она верит тебе, — твердит Логан. — Прошлое не имеет значения.       — А ты?       Логан недолго молчит, глядя ему в глаза. Реми не видит выражения, но четко его представляет.       Недавно он так смотрел, когда услышал полушутливое: «Ты позволил бы мне жениться на Роуг? Ты вроде бы ей, как папа».       — И я, — голос Логана мешается с приливом крови в уставшем сердце. — Ты, главное, не умирай, ладно? Помощь уже близко, клянусь.       — Ближе, чем ты думаешь, — отвечает Реми.       Нестерпимая боль буквально выгрызает крик. В лёгких, кажется, совсем не остаётся воздуха. Рука сама хватает кулак Логана и прижимает поперек груди.       — В первую нашу встречу ты сказал, что убьешь всех, кого я ненавижу. Сейчас я ненавижу себя.       Ему кажется, что он угадывает адамантиевые когти под его кожей. Мысли мечутся между двумя крайностями, но каждая молит о помощи. Ничего. Один щелчок, и боль закончится.       — Нет, — его ответ звучит ещё раньше, чем Реми договаривает.       — Значит, ты не друг мне.       — Нет, — твёрже повторяет Логан. Реми считывает его усмешку. — Только не говори никому, что я это сказал. Чарльз мечтал дать таким, как мы, семью. Ты — семья, Гамбит. Моя семья.       — Потому, что Чарльз так сказал?       — Потому что я так сказал.       — Гамбит, — он заходится в кашле, чувствуя вкус крови во рту, — Гамбит счастлив услышать это…       Его лихорадит, но кто-то там, наверху, верно, решил напоить его болью до конца и оставить в сознании.       — Реми? Реми? Я твой кровный враг на всю жизнь, если ты посмеешь…       Ему кажется, что остриё обломанного ребра лижет едва качающее кровь сердце.       — Помнишь, — он не даёт договорить, выпуская его руку из своей, — я смеялся над тобой? Я вёл самолёт, а тебе было страшно. Ты просил меня смотреть… на облака.       Логан молча перехватывает ладонь. Нервно прощупывает пульс.       — Гамбит их больше не видит.       — Значит, придется мне сесть за штурвал.       Ответ Логана застывает на губах улыбкой. Он уже не слышит, как неподалеку радостно кричит Джубили.