Я не могу дышать, мне не видно неба.
2 мая, 1998 год. Выручай-комната кружится перед глазами пёстрой каруселью: калейдоскоп знакомых лиц, шум восторженных воплей, красочность факультетских гербов и разномастной обстановки. Оглядываясь по сторонам, Гермиона наугад кивает однокурсникам и прислушивается к словам Гарри. Но даже от неё ускользает нить повествования, потому что из прохода, по которому они совсем недавно пробрались в Хогвартс, появляются всё новые и новые люди. И среди них — трое из семейства Уизли. Тоненькая Джинни как тень между двумя старшими братьями, один из которых замирает на месте, выискивая Гермиону. Они не виделись всего день, а по ощущению — целую вечность. Карусель замирает, краски гаснут, звуки смолкают, чтобы затем обрушиться взрывной волной, придавливающей к земле. И Джордж уже отводит Фреда в сторону, а Гермиона отворачивается к Гарри, Рону, Невиллу и остальным, спорящим насчёт поисков крестража. Взгляд любимых глаз обвиняет, прожигает спину до самого сердца и остаётся на нём запёкшейся раной. Она всё объяснит ему, только позже. Немного позже. Не сейчас, когда на кону Хогвартс и сама победа в затянувшемся противостоянии. «Позже» наступает довольно быстро — едва Гарри уходит с Полумной на поиски диадемы. Джордж собирает вокруг себя членов Отряда Дамблдора и громко перечисляет имена тех, кому можно подать сигнал. Джинни обнимает Невилла и Майкла, качает головой при виде их увечий. А Фред неумолимо, точно злой рок, пересекает комнату, направляясь к Гермионе. Неубедительно солгав, Рон сбегает, оставляя её совсем одну перед лицом холодной ярости, прятавшейся всё это время за шутками близнецов. Фред и не думает останавливаться, пока Гермиона не бросается к нему навстречу. — Ты в порядке? — первое, о чём он спрашивает, и у Гермионы ноги подкашиваются от облегчения. Он не зол, он попросту с ума сходит от волнения. — В полном, не считая кучи ожогов. — И почему я не удивлён? Иди ко мне. Его руки наконец-то встречают её, крепко обхватывают талию, приподнимают над полом. В судорожном объятии он пытается передать всё, что остаётся несказанным. Боль от её исчезновения, которое можно было бы посчитать предательством. Страх перед неизвестностью. Панику от пугающего развития событий. Радость встречи. — Думала, сбежишь от меня? — тихо спрашивает Фред. — Нет уж, Гермиона. Не сегодня. Считай меня дураком, но я могу нести ответственность за свои слова и решения. Неужели ты правда думаешь, что я останусь в стороне, когда ты рискуешь жизнью? Глядя на него и отчаянно желая навсегда остаться в этом объятии, Гермиона отрицательно качает головой. А Фред улыбается так, как могла бы улыбнуться сама Смерть. — Что ж, уже поздно, я всё равно здесь, наконец-то в центре событий, и никуда не уйду, как бы тебе этого ни хотелось. Может, теперь ты наконец-то поймёшь, что я тоже на что-то способен. — Ты не обязан ничего доказывать, дело вовсе не в этом! — Конечно, не в этом, — кивает Фред. — Дело в том, что ты права: есть вещи гораздо большие, чем мы сами. Просто для каждого из нас это нечто разное, и защищаем мы это тоже по-разному, как умеем. Поэтому ты ушла и будешь уходить снова и снова — потому что иначе не можешь. Так уж расставлены твои приоритеты. Я к этому привык и не буду тебя останавливать. Просто пойду за тобой и сделаю всё, чтобы ты выжила. В этот момент Гермионе кажется, что любить его сильнее попросту невозможно. Нежность пробирает до костей, выжигая собой боль последних часов, и она тянется к Фреду, заставляет его замолчать отчаянным поцелуем, путает пальцы в рыжих волосах. Кровь пульсирует, шум в ушах заглушает общий гул Выручай-комнаты. И на какой-то миг всё вокруг перестаёт быть важным. Только они двое, балансирующие на краю зияющей пропасти. — Как же я за тебя волновался, — звучит на рваном выдохе. — Это сплошное безумие. — Прости меня, — лихорадочно шепчет Гермиона. — Больше я тебя не оставлю, честно! — Ловлю на слове. Надеюсь, оно того стоило. — Не представляешь, насколько. — Представляю: ваше возвращение в Хогвартс войдёт в историю, — нехотя шутит Фред. — Главное, чтобы за грабёж не засадили в Азкабан. Обещаю, я тебя дождусь, хотя мог бы сидеть в соседней камере. Мы с Джорджем даже скинемся на адвокатов… Беглые жгучие поцелуи прямо в его смеющиеся нервные губы, в подбородок и скулы, глотая слова, ловя дыхание. Его руки на её спине — словно сильные крылья. Запёкшиеся раны на сердце кровоточат, сердцу тесно меж рёбер, сердце рвётся наружу и отчаянно колотится в предчувствии конца. Уймись же, не наполняй сознание пугающими образами и жуткими мыслями. — Послушай, — серьёзно говорит Фред, сжимая лицо Гермионы в горячих ладонях, — если мы вместе, то в любых обстоятельствах, несмотря ни на что. Куда ты — туда и я. Звучит как клятва, и Гермиона бездумно кивает, не отводит взгляд, пытается запомнить всё в мельчайших деталях. Почти как тогда, в поле накануне свадьбы, и на кухне в «Ракушке», где Фред говорил схожие слова, обещая пойти за ней куда угодно. А она до сих пор неспособна принять такую жертвенность, граничащую с безумием. Но именно его слова и его близость заставляют пламя надежды всё сильнее разгораться в груди, несмотря на сгущающийся мрак. Находясь с Гарри и Роном, она чувствовала себя опустошённой и слабой. Сейчас же, рядом с Фредом — небывало сильной. Они неохотно отстраняются друг от друга, когда к ним бежит воодушевлённый Рон с одной лишь фразой: — Нам нужно в туалет Плаксы Миртл! — Тут есть уборная, Рон, в том углу, — острит Фред, но Гермиона вмиг понимает, о чём идёт речь. Яд василиска на клыках, оставшихся в тайной комнате. Оружие, способное уничтожить хотя бы чашу Пуффендуя, хотя бы один крестраж. А вход туда — в туалете Плаксы Миртл. Взволнованная догадкой, Гермиона оборачивается к Фреду, и по выражению её лица он уже понимает, что она скажет. — Вам снова нужно куда-то идти, да? И чем не подходит здешний туалет? — Это долгая история. — Можешь рассказать по пути. — Но ты не… Осёкшись, Гермиона оглядывается на Рона, но Фред поворачивает её к себе и наклоняется ближе. — Слушай, я не прошу посвящать меня во все детали, но могу хотя бы прикрыть. Вам двоим бродить сейчас по школе — настоящее самоубийство! — К тому же Гарри забрал мантию-невидимку, — отмечает Рон. Гермиона закатывает глаза, хватает обоих Уизли под руки и тянет прочь из Выручай-комнаты, стараясь не привлекать лишнего внимания. Сердце колотится где-то под горлом, в крови бушует адреналин, но она не одна, рядом бегут Фред и Рон, и тихие школьные коридоры скрадывают их шаги. Пока что Хогвартс спит, но вот-вот очнётся, чтобы стать центром ночного сражения. И кто знает, сколько жестоким оно будет… — Вот уж не думал, что когда-нибудь ещё пробегусь по школе вот так, как в старые-добрые, — на ходу ухмыляется Фред. — Эй, а помнишь, как ты прятала меня от Филча за одним из гобеленов с охотой на вепря? У меня была уйма времени, чтобы как следует его рассмотреть, пока ты отчитывалась за своё дежурство. — Из-за тебя мне пришлось врать Филчу! — Враньё — так себе грешок по сравнению с ограблением банка. А ведь какая приличная девочка была. Староста! — До того, как с тобой связалась. — Я же обещал, что будет весело. — Скорее, очень опасно и с нарушением законов. — Заметь, меня с вами не было. — Может, позже поворкуете? — прерывает их запыхавшийся Рон. — А когда «позже»? На том свете? — ехидничает Фред. — Нет уж, сейчас самое время. Рон первым заходит в туалет, оставляя Фреда и Гермиону одних буквально на несколько минут. Где-то снаружи уже зарождается буря, её предчувствие заставляет кожу покрываться мурашками от волнения. — И как долго вас не будет? — спрашивает Фред, поглядывая на наручные часы. Его волшебная палочка беспечно заправлена за ухо, и он ведёт себя так, словно вместо куртки на нём рыцарская броня. Хотя внутри волнуется не меньше, чем сама Гермиона. Уж она-то знает, как умело он отшучивается даже перед лицом опасности. — Не знаю, но не думаю, что мы быстро. Так что не жди нас и иди назад, в Выручай-комнату, — просит Гермиона. — Скажи всем, чтобы не выходили оттуда до возвращения Гарри и Полумны. А мы с Роном сразу же к вам. — Перекладываешь на меня обязанности старосты? — Поверь, мы с Роном будем в безопасности. А вот в школе сейчас нужен каждый человек. Кто знает, когда сюда заявится Тот-кого-нельзя-называть? На губах Фреда играет шальная улыбка. — Пусть только сунется к нам, и не только носа лишится. — Обещай, что вернёшься в Выручай-комнату, — почти умоляет Гермиона. Привстав на цыпочки, вынимает его палочку и вкладывает её в руку Фреда, с силой сжимая его пальцы. — Обещай не подставляться, хотя бы пока меня нет рядом, — просит Фред. — Я не переживу, если с тобой что-то случится. — Со мной всегда что-то да случается, — шутит Гермиона. Эта надрывная попытка быть такой же смелой стоит ей последних сил. В ушах звучат те же слова, которые она могла бы произнести в схожих обстоятельствах, и картинка почти сливается воедино. Никакого дежавю, только здесь и сейчас. Они были и будут. И хотя зазеркальная Гермиона в мимолётном видении уходит, настоящая Гермиона остаётся на месте из страха упустить момент. Хватаясь за его плечи, она лихорадочно шепчет Фреду: — Ты ведь знаешь, что важен мне? Важнее всего на свете! Помни об этом, ладно? Особенно сейчас, когда я не могу тебе этого доказать. Я ведь… Фред не позволяет ей признаться в том, что следовало сказать уже очень давно. Только целует на грани отчаяния и просит: — Не прощайся со мной вот так, Гермиона. Мы ещё увидимся. Побереги все важные слова, и тогда у нас обоих хватит сил выбраться из этой заварушки. От того, скольких сил ему стоит отпустить её, всё внутри рвётся в клочья. Беглый поцелуй в лоб, судорожное объятие — и Гермиона исчезает за дверью туалета, оставляя своё сердце в пустом коридоре.Я не могу понять, был ты или не был.
Школа содрогается от вспышек заклинаний, от криков и грохота снаружи и внутри. Гул катит разрушительную волну по коридорам и лестницам, сметает на своём пути всех нерасторопных, окутывает пылью и страхом. Гермиона, Гарри и Рон вместе с Малфоем и Гойлом выныривают из Выручай-комнаты, превратившейся в ревущее пекло, чтобы попасть в леденящую кровь тьму. Где-то наверху идёт масштабное сражение, поверхность пола вибрирует под ногами, стекла окон разлетаются дождём из осколков. И радость, вызванная уничтожением ещё одного крестража, мгновенно исчезает при виде тёмных фигур в плащах, звучании воплей и заклятий. Пожирателям всё же удалось ворваться в Хогвартс. Коридор хаотично пляшет перед глазами, меняя местами пол и потолок, потому что в приближающихся фигурах Гермиона узнаёт Перси и Фреда, отбивающихся от врагов. Пальцы цепляются за волшебную палочку, и она уже кричит не своим голосом все заклинания, которые только может вспомнить, пытается удержаться на ногах, торопясь вперёд, торопясь успеть. Кровь приливает к голове, бешено стучит в висках, заглушая окружающий шум. Рядом несутся Гарри и Рон, их троица едва успевает уклоняться от разноцветных вспышек, мечущихся от стены к стене во всех направлениях. Шутливые реплики, которыми обмениваются Перси и Фред, в какой-то момент звучат громче собственного сердцебиения, страшнее криков. Пронизывают горящими стрелами насквозь, прямо в сердце, сжавшееся в предчувствии неминуемой трагедии. Словно она уже это видела и знает наперёд, чем закончится эта сцена. Оглядываясь над поверженным врагом, Фред ловит взгляд Гермионы и улыбается, гордо и весело. — Погляди-ка, мы отличная команда! Пустота разрастается в груди, точно кто-то плеснул под рёбра едкую кислоту. Перед глазами снова мелькают смазанные картинки, вихрь расплывчатых образов, похожих на те, что она видела при кошмарной пытке в Малфой-мэноре. Только на этот раз они совсем другие, и её собственный вопль надрывно звенит в ушах сквозь время и пространство. — Уходи оттуда, — шепчет Гермиона. Губы движутся беззвучно, голос не слушается, и она кричит, силясь перекрыть оглушительный звон в собственной голове: — Уходи! Фред непонимающе оглядывается в поисках очередного Пожирателя, в ожидании опасности, но видит только пустой коридор и Гермиону, бегущую к нему по выщербленным каменным плитам. Срывается к ней навстречу, тянет руки в непроизвольном порыве, торопясь подхватить, пока она не запнулась и не упала. Усмешка стёрта с его лица, а коридор — из виду. Потому что раздаётся неминуемый взрыв, разносящий в мелкую крошку ближнюю стену замка. Дышать невыносимо тяжело, ноющие от боли лёгкие отказываются принимать хотя бы несколько глотков кислорода, тело не подчиняется сигналам мозга. Гермиона с трудом приоткрывает слезящиеся глаза, пытается шевельнуться. Первая связная мысль: она оказалась под завалом и уже никогда не выберется из каменной тюрьмы. Паника подкатывает к горлу комком, окончательно перекрывая доступ к воздуху. Но затем ей удаётся различить потолок над головой и рыжий отблеск справа. Игнорируя боль, Гермиона поворачивает голову и понимает, что придавлена к полу телом Фреда, распластавшегося на ней живым щитом. Это его сомкнутые руки не дают ей двинуться, его грудь, прижатая к ней, не позволяет дышать. Глаза расширяются от ужаса, ладони взметаются к его спине, ощупывают порванную куртку, смазывают кровь с затылка. Гермиона бьётся под ним, пытается выбраться, закричать, расшевелить его. Сделать хоть что-нибудь, лишь бы Фред очнулся. Но он остаётся поверх неё свинцовой тяжестью. Поступающий в лёгкие воздух обжигает, слёзы жгут глаза, сухие разбитые губы беззвучно зовут по имени, бессильные руки обшаривают каждый дюйм тела, царапают ткань куртки, крепче прижимают к себе. Прожжённая кислотой дыра пожирает внутренности клетка за клеткой, и Гермиона ждёт, когда же полностью растворится в этой жгучей пустоте. Мир вокруг оживает резко, колко, наваливается единым скопищем пыли, забившейся в нос, металлическим привкусом крови во рту, головокружением и мешаниной оглушительных звуков. Всё приходит в движение помимо её воли. Кажется, её зовут по имени. Камни разлетаются по полу. Щёку обжигает чужим дыханием вперемешку с собственными слезами. Тяжесть понемногу отпускает, смещается в сторону, позволяет дышать горьким воздухом. Кто-то поблизости заходится кашлем, как и она сама, непроизвольно переворачиваясь на бок. Чьи-то руки поднимают её на ноги и поддерживают, над ухом знакомые голоса бормочут о страшном взрыве, и Гермиона наконец-то понимает, что рядом Гарри и Рон, в то время как Перси падает на колени и трясёт Фреда, захлёбываясь истерическими рыданиями. — Ты в порядке? — Скажи что-нибудь… — Пустите! Гермиона судорожно отталкивает друзей, спотыкается, торопясь преодолеть несколько шагов вперёд. На её глазах Перси, закрывая собой Фреда, что-то кричит, не осознавая, что это уже бесполезно. Она уже видела это раньше и сейчас попросту проживает заново то, как судорожно обнимала его мёртвое тело, целовала холодные губы, размазывала под пальцами кровь вперемешку с пылью, падала к нему на грудь, желая умереть здесь и сейчас, призывая весь этот мир сгинуть к чертям. Ведь если его в этом мире нет, то и ей здесь нет места. Её трясёт, она не в силах справиться с роем разрозненных мыслей, среди которых воет только одна: «Его нет». Гермиона как оглушённая оседает на пол возле них, когда слышит: — Ах, ты, засранец! Я почти поверил в то, что ты умер! — Ну, сейчас я близок к этому. Ты же меня задушишь! Стоило и помереть, чтобы услышать от тебя хоть одно ругательство. Перси оборачивается к ней, рыдая и смеясь одновременно, а позади него Фред приподнимается на локте, пытаясь осмотреться по сторонам. Их взгляды сталкиваются, почти осязаемые. Из груди Гермионы рвётся крик, перерастающий в стон. С помощью брата Фред тянется к ней и обнимает так крепко, что рёбра трещат от боли. Только теперь на боль уже плевать, боль отрезвляет, боль доказывает, что они оба живы. Его хватка ослабевает, он отстраняется, чтобы убедиться, что она в порядке. Пустота медленно растворяется, оставленная ею зияющая рана затягивается в груди, под одеждой, исцеляется кольцом заботливых рук. Он с ней, тёплый, родной. Говори, обнимай, будь. — Ну что же ты плачешь, глупая? — спрашивает Фред, утирая слёзы с её грязных, покрытых копотью щёк. — Потому что ты жив. — Странный повод для слёз. Перестань, пожалуйста, Гермиона. Я же здесь, я с тобой. Упущен отличный повод для шутки. Фред небывало серьёзен, и слёзы Гермионы прожигают ему грудь до самого сердца, а он никак не может её успокоить. Только твердит, что всё хорошо, пытаясь убедить в этом их обоих. Гермиона пытается унять дрожь и выдохнуть, сбрасывая жуткие образы, подавляющие сознание. Она никогда не сможет ему это объяснить. Да и самой себе не сможет, потому что случившееся остаётся за гранью её понимания. Но она до конца жизни будет знать, что могло произойти — ведь прямо сейчас где-то вдалеке другая Гермиона Грейнджер, её зазеркальная неудачница воет, срывая голос, и укачивает в своих руках погибшего Фреда Уизли.