Lust

«Жду тебя, - написал он, - в подвале». Точка. Сообщение долетело до Мелисы молниеносно, как птичка, и она (порой та ещё притворунья, любящая томить ответами по несколько минут) наскоро принялась ему отвечать. «А я не приду, Азиз...» Азиз обомлел. Хотел уж завозмущаться, мол, чего вы, дамочка, гробите наш план, но Мелиса тут же кокетливо его опередила: «Мне страшно:)» И внутри грудины его вдруг лизнул какой-то мурлычущий зверь. Азиз ухмыльнулся. «Неужто боишься меня?» «Разумеется. - Следом: - Я приду в этот подвал и пропаду. Кто знает, на что ты способен?» Ну и врунья же, беззвучно посмеялся он. Ничего ты не боишься. Льстишь мне, лиса. Но он умел играть во все эти глупые игры. Он, что врать, обожал флиртовать. «Я тебя не обижу, Мелиса, - отправил он. - Приходи. Я заждался». Мелиса умела делать это: пара метких словечек, и ты заводился, как безмозглое животное, почему-то алчущее доказать ей, что она права. Чтобы не уронить себя перед ней. Почему-то это было катаклизмически страшно - показаться ей маленьким и жалким, как какая-то подопытная крыса, над которой Мелиса только похихикает. Азиз яростно бледнел при мысли, что он для неё ещё одно безвольное, бесхребетное посмешище. Пусть уважает его. Пускай опасается его. Пусть она ходит на цыпочках, шатаясь от опасений, что Азиз её предаст. Только тогда Мелиса будет хорошенькой и покладистой, и будет обращаться с ним, как с равным. Она уважала только силу. Что-то огромное (как её занебесное эго), и великое, как какой-нибудь Шайтан. Азиз это знал. Он и будет таким. Он и есть такой. Не все это ещё знают, но настанет та эпоха, когда все будут валяться и ползать у него в ногах... И все Канатовы девчонки потом тоже увидят, что изворачивались ради не того брата. Ха. Азиз глубоко, удовлетворённо вздохнул и принялся ждать Мелису, для которой уже всё подготовил, чтобы она задохнулась от восторга. - Азиз!.. - изумится она. - Как же ты всё так хорошо придумал! У него внутри всё так вдруг забурлило, что школьный окоченелый подвал расплавился и стал тёплым. Мелиса не была в восторге. Она вошла с до безумия кукольным хвостиком, с талией тонкой, словно тростиночка, и лениво поглазела на камеру, которую он настраивал. Азизу показалось, что он что-то не доделал, но не подал виду. Нагло обглядел её для приличия. Может она хоть смутится... Не смутилась. - Я слушаю, - сказала Мелиса, устроившись у стены. - Я уже всё приготовил, чтобы раздавить Эким и взять её под контроль, - заявил он. - Уверен, ты будешь впечатлена. Горстка искр плеснулась в её взгляде. Мелиса чуть вытянула шею, как капризная кошка, и глаза Азиза съели это движение. Вот она откинула голову, вот мягко ластится к её плечу карамельный хвостик... - Надеюсь, - мурлыкнула она. Азиз сморгнул. Дело есть дело. Он напомнил себе, что он не Озан, растекающийся лужей обожания от одного всполоха её красной юбки. Он ещё должен себя показать, а то уж больно она не впечатлительная. Азиз стал вещать: я уговорил эту девочку, Лейлу, бла-бла-бла, она согласилась пораздеваться на камеру, бла-бла-бла, и Эким помрёт первее, чем даст её опозорить, а потому я буду давить её, загну её до самой подошвы, чтобы она запела рулады на наш с тобой лад, Мелиса, ну как? Она внимательно слушала, задумчиво порхали полумесяцы пышных ресниц... Азизу нужно было выдавить из этого лица почтение. Он его не видел. Но Мелиса улыбнулась заговорщически, сощурилась: - Мне нравится, - сказала она. - Мне очень и очень нравится. Но... - Лейла скоро приедет, я всё сниму. Азиз склонился над штативом и ровнял свой телефон, когда в камере его отразилась Мелиса, залитая кислой голубизной неона и медленно приподнимающая правую ногу. Азиз заследил, как ищейка, за задравшейся к её бедру краёлой юбки, и уставился на неё из-под очков. Очаг её кожи голо выглянул и снова спрятался в плёве плотной ткани. Азиз отодвинул бы её обратно, слегка задрал пальцами... Мелиса, согнувшая колено и подперевшая каблук об стену, не заметила его пытливых обглядываний. Он включил запись. Лисичка даже ничего не подозревала, и Азиз улыбнулся. - Ну как, довольна? - Ты уверен, что она всё сделает и ничего нам не испортит, м? Ссугробила свои брови. Ах, Мелиса. Лейла тоже у него была в капкане. Он ей наобещал с три короба, ну разумеется же, что она всё сделает, чтобы отжать у тебя Каната... Азиз весело хмыкнул. - Чего ты смеёшься? - Мелиса скрестила руки на груди, недовольно окинула его взглядом, и началась аналитика: - Я вообще-то серьёзно. Непонятно совсем, чего ожидать от этой дуры: она может затрусить в самый важный момент, да ещё и разболтает всем, что мы с ней собирались делать. У тебя хоть есть, - она сощурилась, - есть, чем Лейлу контролировать? Ну, хороша ведь? Как у неё уже мозги заноровились: у всех ищи, у каждого, точки давления. Мелиса и у него одну нашла... Азиз спешно стал искать слово, хотел назвать её «заразой», но что-то затормозилось в нём, и он потерял эпитеты. Вглядываясь в неё, Азиз стал приближаться. И пока приближался, в каком-то меду, в какой-то ехидной патоке захотел наброситься прямо вплотную, закарцерить её руками по обе стороны так, чтобы она заёрзала, и говорить: «Я всегда всё контролирую, Мелиса, неужели ты ещё не поняла?» Но он сдержался. И позволил себе кое-что другое. То, что мозолило ему глаза. Мелиса вкрадчиво, вопросительно сверлила об него свои злые очи, но молчала. Когда он протянул руку к её лицу, она зацепилась за это движение, и он ощутил, всем своим ощетинившимся нутром, как она напряглась. Он так ещё никогда не делал. Азиза это очень напоило. Он обхватил её шёлковый, глуздкий хвост, и пропустив сквозь её пряди пальцы, стал медленно проводить по ним до самых вьющихся кончиков. Мелиса (он видел) хорохорилась и старательно делала вид, что её это не пугает, что это всего лишь Азиз перед ней, гладящий её локоны, подумаешь, что такого... Но он сглатывал, бесшумно глотал это электричество, заколовшее у него под кожей щёк, под спиной, под пальцами, от её напряжения. Что ж он раньше не осмеливался?.. А волосы у неё, как Азиз и думал, оказались настолько мягкими, что он не хотел убирать руки. Но Мелисе не нравилось это. Она просто стерпела. Он закрыл на это глаза. - Ты совсем меня не знаешь, Мелиса, - сказал он. Ах, видел бы их Канат, заколоченных вдвоём в одной комнате, стоящих так близко у стены. Подойди Азиз ещё ближе... Вот бы братец обомлел. Как и этот её Озан. Он бы много чего сделал, только б поглядеть на их обескураженные физиономии: «Азиз с Мелисой?! Азиз с Мелисой? Азиз с Мелисой?» И не они теперь, а он был здесь. И не они, а только он, Азиз, мог справиться с тем, что она хотела, с чем они не смогли: разделаться с малолетней детектившей. Будь Озан и Канат ей нужны, не будь они бесполезны, она не пришла бы к нему. Ты в таком отчаянном положении, не так ли, Мелиса?.. Азиз квело улыбнулся. - Доверься мне, - внушительно запечатал он. Тогда только что-то мелькнуло в ней, и Мелиса, наконец, расцепила крест своих рук. Призадумалась, плавно опустив глаза. А затем игриво взглянула на него из-под бахромы ресниц, и улыбнулась: - Тогда ладно. Рука её вдруг поднялась и Азиз любопытно дрогнул, когда Мелиса слегка погладила его плечо костяшками пальцев. Она едва дотронулась. Но он всё же заликовал от мизерной, приятной поблажки. Будто его погладили по голове. Заигрывать с Мелисой было весело. Веселее, чем с другими девчонками, не умевшими отвечать.

*

Эким умоляла. Эким притворялась. Эким была отпетой дурой, если думала, что может нахлобучить его неправдами, а потом скакать на пони с её братцем, когда Азиз ей говорил совершенно обратное. Увидев новое фото Мелисы, он чуть было не заскрежетал зубами. Верь после такого этим девкам. Сначала в ногах ползают, тают в клятвах, что всё сделается, как он будет говорить, а потом опять обжимаются с его братом в конюшнях. - Чтоб тебя, - плюнул Азиз. - Чтоб тебя. Чтоб тебя. «Что вы там делаете?» - написал он Мелисе. Раз. Она долго не читала. «Что ты опять задумала?» Два. За обедом его разворошило какое-то мерзкое, унизительное ощущение, будто кое-кто вытер об него ноги и пихнул на затхлую полку. Что-то текло без него, там, и он не мог даже одним глазком пролезть во всё это марево... Отец его пыхтел и фыркал, как слюнявая корова, и подействовал ему на нервы. Старый жирный червяк. - Где Канат? - потребовал он полуласково. Рыза всё всегда начинал полуласково. Сперва погладит, мол, нет-нет, это ничего, ничего... А затем выковыривает из тебя всю душу, пока ты не валяешься, вывернутый до морока. Азиз всегда был уже, как в бреду, как в слепоте, когда отец уходил после очередных избиений. Азизу тогда не оставалось ни кромки света. Только выгоревшая, искажённая спина и ноющие рёбра давали ему знать, что нет, нет, ты ещё остался здесь, Азиз... Отец и теперь бы ещё раз его поколотил, захлестал, если бы только не обмякшая у всех на глазах его рука. Там, что говорится, иссякли силы. - Не знаю, - Азиз повёл плечом. - Может, гуляет со своими девчонками... Он представил, как Канат идёт, с повисшей у него на шее Мелисой, со сжимающей его барскую ладонь Эким, и его чуть не стошнило, чуть не помутило... Если Мелиса не отвечала, значит, всё оно так и было. - То есть, с Мелисой? - Рыза хлюпнул супом. Ухмыльнулся вдруг как-то людоненавистно, и выдавил: - Невесточка!.. Азиз стал сминать в руке ложку. - Может, и не невесточка, - сказал он. Вода заполощила ему горло. - У Каната, знаешь ли, целый вагон... Рыза зорко, едко уставился на него из-под мохнатых бровей, и скрежетнул: - Ешь и не действуй мне на нервы, Азиз. Глаза б мои тебя не видели. «Мелиса». Три. К ним домой заявилась госпожа Бахар. Азиз только там и вспомнил, что припёк ещё один сюрприз для брата.

*

На дворе уже плясала мгла, сглотившая Стамбул своим чёрным ртом, когда Канат, наконец, пришёл. Азиз почти забыл о Мелисе, потому что Бахар всё сидела да сидела у них то в саду, то в гостиной, то опять в саду, никому в доме не давая спокойно вздохнуть. Они и так тут едва дышали из-за его папаши, но с чужаками... С чужаками всегда приходилось ещё хуже. Только Азиз был горазд потерпеть. Много чего был готов потерпеть. Потому что ожидали хулигана Каната. Потому что Азиз обвинил его в своём тяжком житии, и теперь Азиза распирало от ощущения, что он ещё немного отомстил за себя. Ты забрал моё место в жизни. Ты забрал моё место в жизни... А потому плати. И пошёл погорелый театр, когда Рыза, кряхтя и корчась, завосклицал: - Сынок! Ты избиваешь Азиза, сынок?! Канат и без того пришёл бледный, как утопленник, а теперь ему и вовсе сделалось дурно. Азиз с какой-то обиженной жадностью наблюдал, как, расползаясь, в глазах у него дребезжат слёзы. Больно тебе? - Да, - ответил Канат. - Да, это моя вина. Азизу было очень смешно, но никто на свете не понял бы его шутки. Смеялся в одиночку. Но у себя в комнате он опять вспомнил подавленного, ссутуленного брата, и что-то мерзкое, похожее на стыд, покорёжило его изнутри. Азиз ужасно разозлился.

*

«Соскучился?» Ко времени, когда Мелиса соизволила объявиться, Азиз уже прилежно сделал все домашние задания и читал Кафку, чтобы успокоиться, и читал Кафку, чтобы у него были облагороженные, возвышенные думы. “Сегодня в обед пришли сразу два письма от Вас...” Мелиса, конечно, совсем обнаглела. Строчки стали жирнеть и лопаться у него перед глазами. “Их бы не читать, а разложить на столе...” Он ждал ещё немного. Потом схватил телефон и уселся в кровати. «Нет». «Очень правдоподобно». «Что ты хотела?» «Канат уже дома?» «Тебе ли не знать?» «Азиз, не порть мне настроение». Азиз фыркнул. Потом подумал немного, и вздохнул. «Хорошо. Канат здесь, а что?» «Помнишь, что ты мне рассказывал?» Он ей много чего рассказывал. По их перепискам вообще плакали все новости колледжа: столько там было... Щепетильного. И странного, тоже. «Конкретнее, милая». «Ты всё поймёшь, когда Канат скажет. Ты только выйди и посмотри на его лицо. Я уверена, тебе понравится». Любопытство вдруг вскочило у Азиза в грудной клети и стало колобродить в ней, как маленький непоседливый бес, а в следующую секунду Азиз уже ёрзал и волновался, как ребёнок. Что она опять сделала? Что придумала? «Скажи мне сейчас». Он был уверен, что Мелиса похохотала, потому что он расслышал звонкий смешок в её сообщении: «Ну уж нет. Жди и увидишь! Я такое сделала...» «Что? Расцарапала лицо моему братцу за хождения с Эким?» Теперь была его очередь смеяться. Так-то тебе, дорогуша. Думала заинтриговать Азиза? Он самодовольно хмыкнул. «Ты думаешь, я такая мелочная?» «Если честно...» - чуть было не признался Азиз. Он думал, что она маленькая глупая девчонка, любящая гнусные шуточки. Но ещё Мелиса была настолько взбалмошной, настолько... Он поискал слово. Настолько... Что? Что? Азиз наспех запечатал. «Не знаю, Мелиса. Скоро посмотрим, мелочна ты или нет». Что-то шепнуло ему, что это кольнуло её самолюбие, и в ответ Мелиса наскребла только уязвлённое: «Ах, а потом поставьте мне оценочку, пожалуйста, профессор! Я ведь так жду». Он хотел ещё много чего ей сказать, но мысли стали дёргать и разъедать его голову, потому что он всё ещё не знал: настолько - что? То ли это было самое, от чего он знал, что не совсем, или совсем не может её контролировать? Что сколько б они не пожимали рук, в висках у Мелисы всё равно юлило что-то такое бесноватое, от чего, он чувствовал, нельзя было её полностью предугадать? Что это за было качество, Мелиса?.. Что в тебе сидит такое? Вскоре Канат вломился в его комнату, как убийца, и с силой швырнул в него телефон. - Всё, - сказал он, лопаясь от досады, - теперь езжай в школу сам! Рад? М? Азиз, чуть не сошедший с ума от ожидания, взволнованно подобрал его телефон. На фотографии машина брата была вся сжёванная, сжатая, передавленная, как ошмёток бумаги, как труп, на котором не осталось живого места... И Канат выплюнул с евшей его обидой, с перекошенной от гнева челюстью: - Мелиса мне всё раздробила, ясно тебе?! Радуйся! Вы оба страшно любите делать мне плохо, а? Азиз молча за ним наблюдал. Перекосило ж его. Ух. Почему-то вдруг захотелось гнусно похихикать, но Азиз решил подождать. Канат ещё много чего сказал («Ну прямо трагедия») прежде чем выйти, но у Азиза от набежавшей на него радости уже пенились, плавились все мозги... Мелиса ведь чокнутая, Господи. Мелиса же просто, Боже мой, ненормальная. Одним махом, одним капризом отобрала у Каната его любимую безделушку. Ну, кто ещё так играется? Просто ради забавы - кто? Азиз представил её тонкое, холодное лицо и вдруг почувствовал, как, сперва обледенев, кровь сворачивается и пламенеет у него под всей кожей. Как она, должно быть, улыбается?.. Что-то ударило его в голову, как дурь, отбивающая весь рассудок, как какая-то чумная, больная лихорадка... Жгучий восторг охватил его, помутил его, и он написал ей сквозь подрагивающие пальцы, сквозь слепоту возбуждения: «Я думаю, что ты потрясающая».