.*.*.
…Мимолётное прикосновение Силы расстёгивает брошь, которой закреплена лёгкая, но непрозрачная накидка на плечах Исанн. Ткань больше ничто не удерживает, и она скользит вниз, открывая ключицы и плечи: у закрытого платья — изысканный горизонтальный вырез. Плотный шёлк поблёскивает в полумраке, мягко облегая тело… в сущности, скорее подчёркивая его очертания, чем скрывая что-либо. Исанн слегка вздрагивает: без накидки здесь отчего-то заметно прохладнее. В тишине раздаётся негромкий голос Палпатина: — Ты умеешь удивить, моя дорогая… Иди ко мне. Одной рукой он обнимает её за плечи, привлекая ближе к себе; другой касается шеи, ключиц, тонкой вышивки по самому краю выреза… Исанн прикрывает глаза и чувствует лёгкий, почти невесомый поцелуй в шею. Отчего-то он действует на неё, как пузырьки в игристом вине, в разы ускоряя появление приятного забытья. По коже пробегают лёгкие мурашки. Глубокий порывистый вдох приподнимает грудь; сквозь прохладную гладкую ткань проступают соски, сжавшиеся будто в маленькие острые кнопки. Исанн в этот миг чувствует себя полностью обнажённой, даже больше: почти прозрачной — впрочем, так и есть. Палпатин способен чувствовать и понимать, что с ней происходит. И она может полностью довериться ему. Его пальцы ласкают чувствительные, почти болезненно напряжённые бутоны сосков; его ладонь по очереди накрывает налитые груди, скользит под каждую, ненадолго принимая на себя её тяжесть, и мягко отпускает, скользя выше, к грани между тканью и кожей. Он лишь слегка касается выреза, немного опускает вниз податливый шёлк, чтобы запечатлеть на белой коже сдержанный поцелуй, и тут же поправляет платье; но чем невесомее прикосновения Палпатина, тем слышнее становится дыхание Исанн. Вскоре он вновь возвращается к более настойчивым ласкам. Прикосновения к груди и поцелуи в шею каждый раз ощущаются будто разряды электричества, которые приятно пронизывают всё тело, заставляя, однако, платить за это наслаждение — желанием наслаждения ещё большего. Хотя оно не заставляет себя долго ждать — сама эта жажда становится почти мучительной. В какой-то момент разнообразные ощущения окончательно сливаются в медленный каскад разрядов, проходящих по телу мягкими волнами; с уст срывается бессвязный шёпот, и под закрытыми веками взрываются фиолетовые искры. Всегда строгая и собранная Исанн в этот миг не сразу вспоминает, как дышать. В этот миг для неё не существует никого и ничего, кроме объятий Императора..*.*.
…Вернуться в реальность получается далеко не сразу. Сознание почти прояснилось, но отчего-то тяжело открыть глаза, и голова всё ещё кружится — неожиданно долго и сильно. Пытаясь отыскать этому причину, Исанн некстати вспоминает, что ела она в последний раз только утром. Если, конечно, можно считать полноценным приёмом пищи большую чашку кафа, горсть сухофруктов и пайковой белковый батончик — от них всё никак не удаётся отвыкнуть… Император бы точно этого не одобрил. А теперь он ещё и узнает об этом — скорее всего, уже узнал. Уловил её состояние. Она снова на миг забывается, уже от растерянности, и приходит в себя лишь тогда, когда в воздухе будто из ниоткуда возникает сладковатый пряный аромат. Губ касается что-то шершавое. — Это набуанские конфеты с ореховой начинкой, — почти наставительно поясняет Император. — Не самые сладкие, но очень питательные. Исанн легко улыбается и принимает угощение. Когда-нибудь у неё получится привыкнуть к тому, что Император искренне заботится о ней, а не просто настаивает на выполнении требований. Что она для него нечто большее, чем просто механизм, который должен функционировать идеально. Всегда. С лёгким вздохом облегчения она открывает глаза. Во рту чувствуется маслянистый ореховый привкус, благодаря которому пелена забытья исчезает почти мгновенно. Прежде чем Исанн успевает сфокусировать взор, Палпатин легко целует её в губы. — Сейчас мы немедленно проследуем в мои покои, — объявляет он. — Там нас ждёт вино, произведённое на Набу в год основания Империи, и закуски. Много закусок. Его речь редко бывает столь быстрой и непреклонной, как сейчас; однако в глазах пляшут золотистые весёлые искорки. Исанн набрасывает накидку на плечи, наскоро закалывая её брошью. — Да, мой Император..*.*.
…Сегодня ночью она безмятежно задремлет в его объятиях, ощущая сквозь сон рассеянные, почти невинные ласки. В воздухе будут витать ароматы вина и фруктов; и всё остальное вновь перестанет существовать. До следующего утра.