Истории о кочевниках

День 3: К каким привычкам или занятиям из прошлого возвращается ваш персонаж, чтобы снова ощутить почву под ногами? Mumford & Sons — After The Storm Каждый за что-то цепляется. Какое-то дело, символ, воспоминание — у каждого есть то, к чему он возвращается, когда больше ничего просто не остаётся. То, что каким-то образом помогает. Даже у Гарретта. Он хотел бы сказать, что у него такого нет, что он для этого слишком крут — он так и скажет, если спросят, потому что это личное и он не собирается это обсуждать. Он бы хотел, чтобы этого не было — чтобы он мог каждый раз просто брать и вытаскивать себя за волосы, быстро и эффективно, без лишних соплей. Но не получается. Гарретт цепляется за прошлое. За старое, давно мёртвое прошлое — оно умерло ещё задолго до его рождения. Почти ровно за десять лет. Никто не знает, что тогда произошло — как тридцать с лишним потрясающих людей могли просто взять и исчезнуть. Оставить вещи и деньги, знакомых и родных, невзятые заказы и невыполненные обещания. Когда Гарретт был маленьким, отдельные энтузиасты ещё пытались их искать — теперь они уже окончательно превратились в красивую байку. Находятся даже идиоты, которые не верят, что они в принципе существовали. Гарретт цепляется за музыку. За чёткий ритм, который легко набить, но который ни с чем не спутаешь. За слова, которые он почти никогда не произносит вслух, но которые каждый раз возникают в голове. За воспоминания. Это вдохновляет — то, как небольшая кучка людей смогла изменить мир. То, как мало у них было и как много они сделали. Это не давит на стыд — это заставляет Гарретта вспомнить о том, кто он такой. Вспомнить о том, что в его венах течёт кровь одного из этих великих людей. Одного из Кочевников. Значит, он способен на многое. Он опускает Мию на кровать и тихо вздыхает, окидывает взглядом комнату. На двух тесных кроватях — четыре живых, но бессознательных тела. Три из них он притащил на себе — четвёртое лежит здесь с самого утра, и всё началось как раз с того, что они пытались ему помочь. Что из этого получилось? Ничего хорошего. Гарретт говорил, что так будет, с самого начала, но не хотел, конечно, оказаться правым. В комнате ещё есть свободный стул, но Гарретт садится сразу на пол — потому что так он в любой момент сможет лечь. Ему хочется, чтобы его усталость оказалась сильнее его нервов и он наконец-то смог уснуть — или чтобы его раны оказались сильнее него и он наконец-то умер. К сожалению, ни того, ни другого не происходит — он в сознании, его колотит, и он даже не может отдохнуть. Он не знает, что ему делать, не знает, что с ними будет. Он хотел бы сказать, что ему всё равно, но проблема в том, что это далеко не так — он ко всем троим успел привязаться. И если бы ему пришлось выбирать, то поменять свою жизнь на жизнь любого из них — никаких проблем. Он даже не против умереть дважды. На самом деле, это самый простой вариант. Если представить, что завтра он не проснётся — это сколько сразу решится проблем. Ему не придётся рассказывать им, как именно всё прошло. Не придётся смотреть, как Мия, глотая слёзы, ругает себя за то, что они поторопились, за отсутствие нормального плана — хотя это он здесь взрослый и умный, должен был остановить её, но нет, пошёл на поводу. Не придётся слушать, как громко и яростно, как она делает вообще всё, злится Кейла — в первую очередь на себя, потому что она ненавидит проигрывать. Не придётся наблюдать за тем, как Солас часами шепчет что-то над их новым знакомым, хотя и прекрасно знает, что молитвы не работают против паралитических ядов. Если они вообще все проснутся. Хоть кто-то из них. Гарретт снова вздыхает, прикрывает глаза. Холодный ветер дует в открытое окно; по коже бегут мурашки, но у него всё равно нет сил подняться. За окном живёт город, не подозревающий о его личной трагедии; громко поют пьяницы, подальше кто-то делает ремонт. Гарретт слушает мерный стук молотка — вспоминает, как иногда помогал чинить заборы и крыши за совершенно смешную плату. Раньше, пока его не забрала Мия. Сейчас кажется, что это было когда-то очень давно. Гарретт слушает — вспоминает знакомый ритм. Недостающее можно отстучать пальцами по деревянному полу — несмотря на подрагивающие руки, получается сносно. Если напрячь воображение, можно представить, что ты где-то не здесь — что тебе снова восемь, и ты сидишь у костра, и два голоса, женский и мужской, которые сочетаются так, как больше ничего на свете, поют тебе песню. Рассказывают историю. «...и мы будем вечно, как вечно солнце, как эти звёзды, а встречный ветер пугает слабых, я буду рядом, мы будем вместе. Я видел больше, чем ваши старцы, и я не сдамся...» И я не сдамся. Гарретт не знает, как они могли не сдаваться — он знает тысячу историй, знает все эти ужасные ситуации, в которых они оказывались. Он знает про их ошибки и знает про смерти, знает про обманы и предательства. Он знает о них столько, сколько не знает уже почти никто из живущих на свете — но не знает, как именно у них это получалось. Он хотел бы понять, чтобы повторить самому. Хотел бы понять прямо сейчас. — Это песня Кочевников? Знакомый голос звучит хрипло, устало; Гарретт открывает глаза и находит взглядом лицо Кейлы. Её глаза — маленькие сощуренные щёлочки, и кажется, что ей тяжело удерживать их даже в таком состоянии. Он надеется, что это единственный вопрос, который она задаст ему сегодня — больше ни на что он не готов отвечать. — Мм. Да, в его случае это ответ. Это знает он сам, это знает Кейла; она устало хмыкает, а потом сразу зевает, широко раскрывая рот. — По мне как будто...не знаю, — лениво тянет она. — Там было полное дерьмо, да? — Полное дерьмо, — соглашается Гаррет. — Дерьмо, — повторяет Кейла и закрывает глаза. — Ты знаешь слова? Когда мы тут разберёмся, надо будет...спеть. И остальных научить. Она явно не в себе, раз в первую очередь думает о чём-то подобном, но это хорошая новость — что эти воспоминания живы не только в нём. Даже если на фоне всего происходящего она кажется совсем маленькой и бесполезной. Гарретт ничего не отвечает, но это и не нужно, потому что Кейла практически сразу засыпает — он слышит это по её дыханию. Настоящая хорошая новость — это то, что она вроде как не собирается умирать. Может, и с остальными повезёт. Может, всё будет не так уж и плохо. «...и мы бросим город, выйдем на рассвете, улыбнётся ветер, и дорога лентой проведёт до неба...» Но он точно не будет с ней петь. Никогда в жизни.