boyfriend

— Значит, ты живешь с отцом? — мы проходили между полок, разглядывая товар и наполняя тележку продуктами, давно уже не соблюдая список. На самом деле, у меня и не было его. Это была идея Фелиции и дальнейшие действия приходилось обдумывать на ходу, стараясь вести себя естественно. Хотя, казалось, что ему давно все известно. — И давно? — И почему ты так этим интересуешься? — вопросительно изгибаю бровь и стараюсь не смотреть на него. Каждый раз, когда улавливаю его заинтересованный взгляд, то краснею или нервничаю, как школьница перед важным экзаменом. Это странный спектр эмоций. Иногда мне хочется придушить Адриана, вдавливаясь ногтями в кожу, а иногда обнять так, чтоб забрать темноту. Подарить свет. А был ли он у меня? — Ну, ты сама начала этот разговор. К тому же, тебе известен мой секрет, и я хочу узнать твой. Это ведь справедливо? — его губы расплываются в мягкой улыбке, хотя свою заинтересованность Адриан едва ли показывал. Между нами складывались странные взаимоотношения. Я не могла до конца понять, не могла осознать и прийти к единому выводу. Один день все текло гладко, мы разговаривали, и лёд таял, а после снова отдалялись и сходили с ума. Грань «работник» и «начальник» давно стёрта. Давно перестала ощущать себя обыкновенной сиделкой. — Да, я живу с отцом последние девять лет. Моя бабушка живет во Флориде, так что… это было единственным правильным решением, — тяжело выдыхаю и снова погружаюсь в горькие воспоминания. У бабушки было хорошо. Она всегда пекла вкусные печенья и читала книги перед сном, но не могла вернуть мне маму. В первую годовщину меня снова отправили к ней и в этот раз все было иначе. Она не притворялась, не натягивала на себя улыбку и копошилась в саду, как делала каждую весну. Помню, как увидела её сидящей в кресле с грустным выражением лица и темными кругами под глазами. Губы были искусаны в кровь, а потом костяшки на руках побелели. На ней было чёрное выходное платье и маленькая шапочка, которую носила каждое воскресенье в церковь. Взгляд устремлённый в никуда, скрытый за толстыми линзами очков. Марта сначала не заметила меня, лишь спустя несколько минут повернула голову и, кажется, ещё больше расстроилась. Все изменилось после той трагедии. Тогда я не понимала желание спрятать нашу трагедию под толстым полотном, игнорируя любые вопросы о причинах смерти. Теперь, спустя годы, ответы пришли сами по себе. Кто будет дружить с девочкой, чья мама порезала себе вены в ванной? Бабушка просто боялась. Отец просто молчал. — Не хотела отсюда уезжать. — И чем он занимается? — блондин внимательно изучает банку из-под горохового супа, видимо, читая состав. Мы проводим слишком много времени в отделе с полуфабрикатами. Видимо, он привык так питаться. — Просто интересно, откуда у тебя такое желание работать и унижаться за копейки в захолустном баре. — Это больше, чем один секрет. Разве будет справедливо? — ухмыляюсь и кидаю несколько пачек с замороженной спаржей из холодильника, стоявшего недалеко от полок. В супермаркете не так много людей: несколько пожилых пар и мамочек с детьми. Удивительно, ведь в понедельник, особенно перед праздниками, здесь не протолкнуться. — Могу ответить и на твой вопрос, — парень, наконец, отрывает свой взгляд от жестяной банки и устремляет его на меня, оставаясь непосредственным. Мне хотелось узнать многое, но вряд ли он позволит это сделать. — Только будь интереснее. — Ты купил дом за деньги, заработанные в клубе? Эмили не удивилась? — мое любопытство не имело границ, но из того многогранного количества вопросов, приходилось выбирать менее опасные. Спрашивать о личной жизни или об отношениях с его отцом — страшно. О трагедии с мамой — тем более. Я всегда боялась говорить об этом напрямую с ней, не смотря на наши тёплые отношения друг с другом. У каждого человека есть травмы, и давить на больное место не собираюсь. — Прости, неинтересный вопрос. — Ты такая предсказуемая, — Агрест смеётся, толкая тележку вперёд и продолжая смотреть на меня. — Моя мама купила этот дом, а ремонт я сделал сам. Клуб приносит большие деньги, и меня это устраивает. — И Эмили никогда не интересовалась, где ты пропадаешь ночами? — конечно, ведь ей все известно. — Просто странно, что тебе удаётся это скрывать так долго. — Она думает, что я тренируюсь и работаю над новым залом с Дрейком. Я, ведь, — тренер, если ты не знала. — Тренер? — пытаюсь скрыть удивление, но мне тяжело это удаётся. Он — тренер? Человек, который не способен ладить с людьми и контролировать свое неприятия, работает тренером? И к нему записываются? Это просто бред. — Ты их запугиваешь, да? — Знаешь, сколько людей стоят в листе ожидания? — мы медленно проходим в раздел с фруктами, а разговор медленно переходит в совершенно другое русло. — Ты любишь персики? — Что? — я ещё не привыкла к резким сменам тем в наших диалогах, тем более, не привыкла к странным вопросам. Он остановился около деревянного ящика с сочными персиками, явно привезённых из юга. От них исходил чудесный аромат, отчего сглатываю слюну. Никогда не думала, что буду так ярко реагировать. — Я… да. — Ты пахнешь ими, — парень ловко хватает за ручки ящик и аккуратно складывает в тележку, не обращая внимания на мое удивленное лицо. Я никогда не пользовалась парфюмом. В прошлом году отец подарил мне флакон, но он так и остался лежать на полке. Не знаю, от резких запахов кружилась голова и не могла нормально работать. К тому же, не хотела привлекать к себе лишнее внимание в автобусе, наполненном странными людьми. — Обожаю персики. — Я не пахну ими, — хмурю лоб и продолжаю следить за его движениями, переставая обращать внимания на людей вокруг. Он подходит ближе, а мне трудно отступать назад. Словно все повторяется, словно снова застряла в том клубе и не могла пошевелиться. Почему перестаю контролировать себя, стоит ему немного изменить правила? — Когда я поцеловал тебе в клубе, — чувствую сладковатый аромат вишни и не могу понять откуда. То ли из-за ягод, находившихся недалеко, то ли из-за его сигарет, которые заметила ещё в машине, — я чувствовал его. Чувствовал персик. — Н-ну да, наверное, использовала. б-блеск, — расстояние между нами некритическое, но обстановка становилась неудобной все больше и больше. Настроение Адриана менялось быстрее, чем погода на улице. Час назад мы ехали в машине и были полны претензиями друг к другу, а теперь стоим тут и обсуждаем долбанный фрукт. Все превращалось в рассказ для девочек до пятнадцати, и это просто убивало последние остатки рассудка. Не бывает подобного! Нельзя в один момент ненавидеть, а после хотеть одного и того же человека. Нельзя изменить мнение. — У меня их много. — Может, мне стоит проверить? — он улыбается, мягко проводя пальцами по моим губам. По телу бегут мурашки, а сознание отключается окончательно. Ноги подкашиваются, и я теряю возможность говорить. Маринетт, ты совершенно сошла с ума. Если в клубе можно было все свалить на адреналин и страх, то сейчас ничего из этого не было. Сейчас у меня была сила воли, но почему-то не могла дать отпор. Не хотела давать отпор. — Может… тебе стоит поесть персик? — гениально, Маринетт. — Я хочу другого, — слышу ехидный смех и опускаю взгляд в пол, понимая, какую дурость только что сморозила. Да, о моей жизни можно снимать нелепую комедию. — Что? — Я хочу поцеловать тебя.