Без мятежа

      На болотах за Ньором снова неспокойно. То ли вояки, то ли писаки допустили какую-то оплошность, и пошло-поехало! Все это время в провинции тлело пепелище недовольства, и подброшенные дрова мгновенно охватило пламя. Губернатор де Силлери, разбуженный ради срочного письма, оставил своего помощника доложить королю, а сам прямо посреди ночи выехал в Плесси.       Откровенно говоря, он опасался выволочки от короля, а может быть и отставки, и поэтому спешил ринуться в бой. Не будет же король отзывать его, даже если он, король, последнюю неделю весьма недоволен губернатором, что тот позволил маркизе дю Плесси де Белльер покинуть двор и в некоторой степени одобрял ее отъезд.       Опять эта женщина! Просто черная кошка какая-то, а не человек! Однако маркиз де Силлери хоть и досадовал на нее, но не обвинял и не злился. Да, он оказался в жерновах отношений короля и его зазнобы, но и он, Шарль-Роже де Брюлар де Силлери, не так слаб, чтобы эти жернова стерли его с лица королевства.       Управляющий Молин также отправил письмо в Пуатье — госпоже маркизе. Он не знал, что мадам покинула Пуатье и находится сейчас совсем рядом, едва ли не через ограду с восставшими. Молин хотел было отправить с гонцом еще одно письмо для мадам маркизы, но отдал его де Силлери, уверявшему, что навестит ее в монастыре сам. Передать письмо в Ньельский монастырь теперь и в самом деле представлялось нетривиальной задачей.       Губернатора немедленно провели в библиотеку монастыря. Там мадам маркиза склонилась над какой-то книгой вместе с настоятелем. Аббат оставил их наедине. Женщина казалась такой умиротворенной и одновременно оживленной, что маркиз де Силлери ненадолго отбросил причину, приведшую его сюда.       — Вы часто бываете в этом монастыре, мадам?       Анжелика улыбнулась.       — Последний раз я была здесь в детстве. С ватагой крестьянских детей я отправилась в Америку, но по дороге бесславно заблудилась в лесу, который знаю вдоль и поперек. К счастью, мы услышали колокольный звон, переночевали здесь, а на следующий день нас проводили домой.       — Так Ньельский лес — ваше приданое?       — Нет, это владения маркизов дю Плесси де Белльер, кузенов рода де Сансе, но наш родовой замок Монтелу находится совсем рядом.       — Вы знаете, что в деревнях вокруг Плесси снова поднялось восстание?       Анжелика встревожилась.       — Что опять случилось, месье?!       Губернатор не мог понять, что именно вызвало новую волну недовольства, и лишь видел результат — участившиеся засады на королевских солдат и отказ вилланов подчиняться королевским чиновникам.       — Месье, а вы уже были в Плесси? Что говорит Молин?       — Ваш управляющий передал для вас письмо, мадам.       Анжелика сломала печать. Между строк она прочитала то, что нельзя было доверить бумаге.       — Месье Молин полагает, что жителей опять подстрекает Ла Мориньер, но недоумевает, почему это случилось именно сейчас.       Она посмотрела на де Силлери так, будто говорила: «Но мы-то с вами понимаем, почему».       Он коротко вздохнул, соглашаясь.       — Военные присутствуют в крае в достаточном количестве, но в лесу мятежники недосягаемы.       — Тем более сейчас, когда день стал короче, — подхватила Анжелика. — Нужно действовать иначе.       — Как именно, мадам?       Анжелика задумалась.       — Вряд ли возможно что-то более действенное, чем казнь Монтадура, от которой его величество отказались. А теперь она и вправду станет не актом королевской справедливости, а всего лишь уступкой бунтующим, и раззадорит их еще больше.       Губернатор задумчиво кивнул головой.       — Король не настолько против казни, мадам, как вы представляете. Под свою ответственность я бы мог казнить Монтадура, но вы правы, что в сложившихся обстоятельствах это лишь утвердит восставших в их намерениях.       — И вместе с тем, — продолжила Анжелика, — показательное наказание Монтадура необходимо. И даже более решительные и строгие меры. Только не представляю пока что, какие именно.       Дверь в библиотеку приоткрылась, и за нею показался силуэт послушника. Огромные книжные сундуки скрыли появление Онорины, и только резвый топот детских ножек оповестил о ее приходе раньше, чем девочка подбежала к Анжелике и обняла ее.       — Онорина, поприветствуй господина губернатора, — женщина ласково погладила ее по голове, покрытой кружевным чепчиком, и напомнила о правилах благопристойности.       Онорина немного неохотно повернулась к маркизу де Силлери и присела в реверансе.       — Приветствую вас, монсеньор губернатор, — произнесла она с достоинством королевы. Ее голос оказался довольно низким и почти не детским.       — Приветствую вас, мадемуазель, — в тон ей ответил де Силлери и поклонился, изящно и почтительно.       Девочке очень понравились его движения, и она попыталась повторить мужской поклон.       — Нет-нет, мадемуазель, так кланяются только мужчины, а дамы приседают в реверансе, как только что поклонились вы, — де Силлери был очевидно польщен реакцией Онорины.       — А почему тогда братья не кланяются так, как вы, месье?       — Братья? — он немного растерялся. — Ах, братия монастыря! Это потому, мадемуазель, что они монахи, и они кланяются так, как было принято еще при жизни Господа нашего Иисуса Христа.       Онорина важно кивнула и, задумавшись, опять обняла ноги Анжелики, пока та не взяла ее на руки.       Они сели в кресла с низкими спинками.       — Мадам, вы занялись воспитанием этого ребенка? — уточнил губернатор.       — Я хочу, чтобы Онорина осталась со мной. Конечно, она получит должное воспитание.       — Но ведь она из простонародья и протестантка.       Анжелика почувствовала, как напряглась Онорина у нее на руках.       — Она круглая сирота, мессир. Если королевские юристы найдут это возможным, а король согласится, то я приму ее официально.       — Вряд ли это возможно для женщины, даже вдовы, мадам. Вы думаете дать ей фамилию маршала дю Плесси де Белльер?       — Филипп категорически воспротивился бы тому, чтоб ему навесили ребенка. Хотя вполне вероятно, что он принял бы участие в сироте честного происхождения, если бы я… Нет, месссир, я не имею такого права. Однако если удастся получить* для Онорины благородное звание и взять над нею опеку, то я бы воспитывала ее как девочку благородного происхождения без всяких оговорок насчет ее будущего.       Де Силлери смотрел на нее с улыбкой.       — Я уже понимаю, почему месье Кольбер и сам король так ценят ваш ум. Вы трезво оцениваете обстоятельства и невозможность исполнения своих замыслов и одновременно ищете другие возможности для их воплощения.       Женщина улыбнулась такой характеристике.       — Так что же с повстанцами, мессир?       Губернатор подобрался.       — Пока что все наши действия более энергичны, нежели эффективны.       — Если хотите, можно попробовать организовать вашу встречу с герцогом де Ла Мориньером… — неуверенно сказала она.       — Нет, пока что в этом нет смысла.       День клонился к закату. Чтобы не попасть в засаду, маркиз де Силлери остался в монастыре на ночь. Анжелика решила под защитой его охраны также вернуться в Плесси.       * Получить — это получить разрешение на официальную покупку. Титул может быть дарован королем, и это совершенно другая история.

* * *

      Отец-настоятель монастыря, в прошлом брат Жан, снова удивил Анжелику. Еще прежде в разговорах с нею он высказывал мысли, которые большинству верующих показались бы кощунственными или еретическими. Но Божье провидение и мироустройство несказанно многогранней, чем способны понять те, кто не имеет особого склада ума, особого опыта и честности перед собою.       Мир, задуманный Господом, был миром добра, однако после грехопадения прародителей зло стало неотъемлемой частью и падшего мира, и сердца человеческого. Глупо отрицать очевидное, как это делают люди, боящиеся познать себя. Мы должны принести свечу в глубины своего сердца, чтобы понять его тайны и скрытые механизмы, и совершенно сознательно принять сторону либо Света, либо мрака.       Анжелике нравилось беседовать с ним. Рассматривая с отцом Жаном миниатюры в старинных, пергаментных еще книгах, она объясняла изображенное, рассказывала о своем путешествии, о мире ислама, об иудеях и о христианах в арабском плену. Ее удивляло и бесконечно радовало, что этот почти святой человек не стремится обесценить пережитое ею или оскорбить то, что привлекло ее в иноверцах.       Поэтому она без сомнений поведала ему и о новой проблеме с мятежниками, которую решить казалось невозможным иначе, чем привести каких-нибудь военных наемников, которые не боялись бы леса, его чащоб и опасностей, и разгромили бы повстанцев наголову.       — Это очень скверно. Пострадает множество людей, которые могли бы вернуться в свои селения и вести мирную жизнь.       — Наказание драгун необходимо, несмотря ни на что. Но и восставшие должны понести наказание. А посему нет ли препятствий, чтобы наказать их вместе?       Несмотря на слова ангела-мстителя, его взгляд оставался спокойным и кротким без напускного смирения. Отец Жан говорил как отец, которому надлежит образумить обоих поссорившихся между собою сыновей, и возможно потому, что он не принимал сердцем сторону ни одного из них, он смог увидеть такой простой и очевидный способ.       Анжелика договорилась о встрече с маркизом де Силлери ранним утром во дворе монастыря. Там обычно играла Онорина, и хотя девочка еще спала, их встреча не наводила бы окружающих на мысль, что solus cum sola non cogitabuntur orare «Pater noster»*. Женщина воодушевленно пересказала совет отца-настоятеля и, читая на лице собеседника одобрение, добавила:       — Только как добыть достаточно известного мятежника из числа тех, кто действительно подначивает крестьян?       — Вы, женщина, готовы так легко лишить человека жизни? — не удержался от поддевки он.       Анжелика рассердилась:       — Это не те люди, которые берегут свою жизнь. Поднимая восстание, разве не допускали они, что могут быть схвачены и казнены?! Или их привело к восстанию отчаяние, крайняя нужда? Они прикрываются крестьянами, чтобы продолжать свой мятеж, который не может привести ни к чему хорошему для самих восставших.       Де Силлери сделал неопределенный жест рукой, показывая, что не намерен продолжать спор.       Он задумался и, наконец, сказал:       — Буквально перед нашей встречей я получил известие, что схвачен Луи де Ла Тай, один из организаторов бунта против королевской власти. Как будто Провидение послало его нам.       — Де Ла Тай? Он не из Пуату? Простите, месье, однако его имя мне даже не знакомо.       — Он из долины Луары, там находится его родовой замок, проданный его отцом еще во времена короля Генриха. Когда-то их дом был одной из опорных крепостей гугенотов.       Анжелика вспомнила, что тестем де Силлери был покойный герцог де Ла Рошфуко, неформальный лидер протестантов при Людовике ХІІІ. Вот откуда такие познания.       А де Силлери продолжал:       — Их род не имел титула, и сыновей воспитывали как военных, хотя в их роду были даже выдающиеся писатели. Де Ла Тай примкнул к Ла Мориньеру с братьями в Пуату, где протестантская оппозиция до сих пор имеет определенную силу. По всей видимости, именно он отвечал за военную составляющую восстания.       Анжелика задумалась.       — А что, если этот де Ла Тай совершенно неизвестен крестьянам так же, как и мне?       — У него выдающаяся внешность, мадам, — ответил де Силлери. — Такого раз увидишь и запомнишь навсегда. И он держится с заметным достоинством, совершенно не свойственным бродяге, и даже с вызовом.       — Так часто бывает, когда дети из благородной семьи вырастают в нищете, — неожиданно для себя призналась Анжелика.       — Возможно. В их семье высоко чтят воинскую честь предков. Хотите с ним познакомиться, мадам?       — Нет-нет, мне тогда будет жаль его, месье.       Де Силлери усмехнулся.       — В таком случае, мадам, оставайтесь покамест здесь, а я разберусь с де Ла Тайем и Монтадуром.       Анжелика вздрогнула. До нее только сейчас дошло, что она сама предложила публичную и наверняка позорную казнь двух людей.       * Мужчине и женщине наедине не придет в голову читать «Отче наш» — латинское изречение.

* * *

      Спустя два дня от губернатора де Силлери пришло письмо, в котором он извещал, что казнь совершена, и мадам маркиза может ехать в Плесси.       Анжелику тянуло узнать о происходящем, и в то же время она цеплялась за иллюзию спокойствия и отсутствие необходимости думать о будущем, сопровождавших ее в Ньельском монастыре.       Знакомая с детства древняя римская дорога шла через католические и протестантские деревни, прислонившиеся к ней как к источнику жизни. Листья уже пожелтели, поредели, а на некоторых деревьях и опали после первых же заморозков. А вот дуб скинет остатки сухой листвы лишь в начале зимы или даже весной. На окраине очередной деревни как раз стоит огромный многовековой дуб. Сейчас возле него собралась небольшая толпа.       Поравнявшись, Анжелика приказала кучеру остановиться и выглянула в окно. Толпа оказалась значительно меньше, чем показалось издали, а большинство составляли тела повешенных. Вот оно, место казни! Губернатор действовал действительно быстро и решительно.       Вместе с Онориной Анжелика вышла из кареты. Она хотела, чтобы Онорина увидела обидчика своей семьи и успокоилась. Она искала взглядом рыжую голову капитана Монтадура среди других повешенных — драгун в форме и повстанцев, из которых некоторые были в лохмотьях, а кое-кто — во вполне приличной одежде.       Маленькая ручка Онорины напряглась в ее руке. Девочка задрожала, всхлипнула и пронзительно закричала.       Вырвавшись от Анжелики, она вся вытянулась, подняла плечи, словно птица с перебитыми крыльями, сжала руки в кулаки и отчаянно рыдала.       — Папа, папочка… — разобрала Анжелика ее слова.       Девочка подбежала к одному из повешенных и попыталась дотянуться до него. Анжелика последовала за нею и, взяв на руки, прижала к себе. Онорина изо всех сил вырывалась и тянулась к ногам висельника, обутым в охотничьи сапоги из тонко вычиненной кожи.       Анжелика подняла голову и увидела бороду и волосы цвета темной меди — такие же, как у Онорины под чепчиком.       Взгляд женщины зацепился за огненно-рыжее пятно рядом, это была шевелюра изрядно исхудавшего Монтадура, повешенного на соседней ветке с отцом Онорины.       Анжелика взала детскую ручку и указала на Монтадура:       — Онорина, смотри.       Девочка мельком взглянула и на мгновенье растерялась. Анжелика воспользовалась заминкой, чтобы прижать Онорину к себе и отнести ее, безутешно рыдающую, в карету.       Позже Ла Виолетт рассказал мадам маркизе то, что узнал еще раньше, как только Онорина осталась в Плесси. Ее мать была многолетней любовницей да Ла Тайя, матерью троих его детей, из которых Онорина была самой младшей. Они были его семьей, только не официальной. Де Ла Тай не оставлял надежды жениться на какой-нибудь девушке, равной ему по происхождению да к тому же обладающей некоторым богатством, но из леса приходил в крестьянский дом к матери Онорины и к своим детям, пока королевские драгуны не добрались и до них. Такова была подлинная история Онорины.