7. Отъезд короля
13 июля 2024 г. в 21:41
За две недели шато Плесси-Белльеров почти стал неофициальной резиденцией губернатора, откуда он руководил успокоением вилланов, координировал действия с военным начальством и слал депеши в Пуатье.
А новости, нужно сказать, обнадеживали. То ли показательная казнь объяснила поселянам, что король наказывает виновных с обеих сторон, то ли сказывались заморозки и приближающиеся дожди, когда хочется иметь надежный кров над головой и каменный очаг, — однако крестьяне выходили из лесов и возвращались в деревни. Никто не спрашивал их о недавнем отсутствии, не напоминал о невыплаченных налогах, и ручеек возвращавшихся, незаметный, будто змея в траве, с каждым днем смелел.
Однако что это были за люди и какая зима их ожидала! Неумолимо расширись кладбища. Женщины, дети работали рядом с мужчинами, чтобы кое-как починить уцелевшие дома. А еще нужно заготовить дрова и все то, чем мог помочь лес.
Так было на землях Плесси-Белльеров, Сансе-Монтелу, Рамбуров, Круассеки и других дворян помельче, и католиков, и протестантов, не присоединившихся к повстанцам открыто.
Анжелика разъезжала вместе с губернатором по округе, где была самым влиятельным сеньором, и успокаивала, выслушивала, доказывала. Она умела объясниться с каждым — с каждым на его языке, его доводами. Де Силлери лишь наблюдал за нею, иногда мягко вмешиваясь, и поражался. Не зря предыдущий губернатор так опасался ее возможного союза с Ла Мориньером; употреби она свою силу против короля…
А вот на земли, принадлежавшие Ла Мориньеру и его союзникам, королевская администрация возвратиться не смогла. Однако королевские войска все равно не оставляли их в покое, и крестьяне оказались в ином положении, возможно худшем.
По настоянию Анжелики, де Силлери написал письмо к королю с предложением освободить от налога или хотя бы существенно уменьшить его для тех деревень, куда вошли королевские чиновники. Divide et impera — разделяй и властвуй.
Вместо ответа пришло указание безотлагательно явиться в Пуатье. Мадам дю Плесси де Белльер также — в отдельном письме, переданном официально через губернатора.
— Еще претензий короля мне не хватало! — в сердцах воскликнула Анжелика. Что толку ехать, чего она добьется?
— Я лишь раздражаю короля и мешаю ему посмотреть на ситуацию здраво, — объявила она де Силлери. — Король полагает, будто я хочу приобрести влияние большее, чем у него. Как будто в провинции у короля есть реальная сила!
— Вы всерьез так полагаете, мадам? — губернатор растянул уголок рта в саркастичной улыбке.
Анжелика упорствовала, и он разошелся тирадой:
— Король держит вас на этом крючке, мадам. Он пытался найти другие пружины, а с вопросом в Пуату покончить как можно скорее. Но вы решили, что игнорируете и весь двор, и самого короля, и ему ничего не оставалось кроме как сохранять вашу единственную зависимость от его власти.
Анжелика замерла. Его слова были похожи на правду, но она не сдавалась:
— Король не раз упрекал, что я кичусь своей властью в крае.
— А разве это не так? Мне показалось, вы просто упиваетесь ею.
— Я делаю все, чтобы успокоить волнения и возвратить королевский порядок!
— И все же вы не служите королю, — отрезал де Силлери.
— Вы ожидаете служебного рвения, как от какого-нибудь вояки? Я всего лишь женщина, я хочу мира в своем крае и все!
— Фронду возглавили женщины.
— Сравнение довольно лестное, — Анжелика даже улыбнулась, вспомнив, что в этом доме происходило много лет назад.
— Ну, вот видите, — рассмеялся де Силлери, — вы и сами хотели бы оказаться в их роли.
— Кажется, я начинаю понимать тех дам. По крайней мере, они поступали по велению сердца, и им было нескучно.
Губернатор покачал головой.
— Жестокие у вас капризы, мадам.
— У меня? Разве не сам король медлит с завершением конфликта лишь ради того, чтобы я заглядывала ему в глаза?
Де Силлери чуть покраснел.
— Мадам, он ставит могущественного феодала в зависимость от себя.
— Я подразумевала то же с самого начала разговора. О чем мы тогда спорим, месье?
Де Силлери покраснел сильнее.
— Мы расходимся в оценках, мадам.
Это была только часть правды, хоть и существенная ее часть; и оба понимали фигуру умолчания, и это придавало беседе определенную пикантность.
«Вы хотите уложить меня в постель к королю?» — Анжелику подмывало спросить губернатора, скорее чтобы смутить его, нежели чтобы увериться в очевидном ответе.
Но он подошел совсем близко, нашел в складках платья ее руку и, воспользовавшись замешательством, привлек к себе чуть ближе.
— Выходите за меня замуж. Я смогу решить вопрос по-деловому, не примешивая личные мотивы. И если вы сами не захотите стать любовницей короля, то я сумею защитить вас.
Анжелика была ошарашена. Она привыкла к стремительным признаниям мужчин, к их порывам, но де Силлери никогда не проявлял ни капли влечения к ней. Или он думает только о прагматичной сделке?
А он продолжал:
— Вы необычная женщина, и хотя сперва меня это возмутило, я отдаю вам должное. Вы амбициозны, но чужды мелочного тщеславия, принуждающего совершать ошибки; вы красивы, чувственны, но не сладострастны; вы ищете цель в жизни, и вместе мы достигнем ее. Я понимаю, что король будет недоволен нашим браком, но если мы поставим его перед фактом, то никто не сможет нам помешать. Мы преодолеем его гнев и сможем вместе идти к своей цели.
Он умолк, ожидая ее реакции.
— Месье, я хотя бы нравлюсь вам как женщина? — колко спросила Анжелика, в глубине души и вправду уязвленная его равнодушием. — Я почувствовала себя пушкой, на которую у военачальника грандиозные планы.
Анжелика была разочарована. Де Силлери ей нравился, и она ожидала от него большего ума и такта.
Ей стоило бы узнать о его намерениях, но ей претило поддерживать эту гнусную игру даже на один ход.
— Мадам, вы привыкли, что мужчины теряют голову от вашей красоты, но подумайте. Мои слова удивили, возможно, поразили вас, и я не ожидаю немедленного решения, согласия или отказа, — подчеркнул он последнее слово. — Но если вы пресытились ролью украшения салонного общества, то я предлагаю вам благородный союз.
— Месье, я не хочу брака без любви. А союзниками, если только вы посвятите меня в свои цели, и они найдут отклик в моем сердце, мы можем стать и без брачных уз.
Победный блеск, вспыхнувший на мгновенье в его глазах, объяснил Анжелике все. Она попалась в расставленные сети. Де Силлери с самого начала понимал, что она не согласится на брак, и вся эта сцена нужна была лишь для того, чтобы согласие к союзничеству исходило от нее и не было навязанным.
Но де Силлери еще раз уверил, что желал бы видеть ее своей супругой, и, помянув «брак честной и ложе непорочно», покинул Плесси.
* * *
Онорина замкнулась. Она не плакала, но сидела с ровной спиной, наряженная в свои красивые новые платьица, и не проявляла интереса ни к игрушкам, ни к сладостям, ни к домашней суете, и отказывалась отвечать, сколько бы с ней не заговаривали. Даже Анжелику Онорина больше не жаловала, хотя и не знала о ее роли в казни отца. Барба не собиралась оставлять Онорину на попечение младших слуг, настроенных к простолюдинке втайне пренебрежительно и завистливых одновременно. Они не умели просто любить ребенка, Барба это подмечала не раз. Флоримон, покойный Кантор, Шарль-Анри — для слуг они были лишь господскими отпрысками; а кем была Онорина? Девочка чувствовала их отношение, Барба знала. Малышка не старалась понравиться, угодить, быть удобной. Она не показывала, что пренебрежение задевает ее. Но медная головка, гордо отведенная, чтобы не замечать того, что может оскорбить, указывала на то, что было в детском сердечке. А теперь еще бнаружилось, что Онорина — незаконнорожденная и к тому же дочь мятежника. Слуги того и гляди сживут ее со света! Так что Барба забирала Онорину вместе с Шарлем-Анри, чтобы посмотреть как Флоримон тренировался с Мальбраном. Хотя Шарль-Анри до сих пор находился под женской опекой, он постоянно наблюдал за занятиями и повторял выпады своей маленькой шпагой. А Барба повсеместно сопровождала его, чувствуя себя курицей-наседкой, попавшей в голубятню. Но Шарль-Анри был нежным и застенчивым ребенком, так что его не спешили отнимать у кормилицы. И звон, блеск клинков, ловкость, напряжение, азарт фехтующих пробудили в Онорине новые чувства. Она снова надела одежки Шарля-Анри, на этот раз атласный костюмчик цвета слоновой кости и мягкую шляпу с коротким пышным плюмажем, и вместе с наследником рода Плесси-Белльеров с самым торжественным видом салютовала шпагой. Так у Шарля-Анри появился первый настоящий товарищ.* * *
— Итак, мадам, Монтадур казнен. Вы удовлетворены? — Монтадур был мне глубоко неприятен, но едва ли я жаждала его смерти, сир. Его публичное наказание было необходимо для провинции и принесло свои плоды. — С удовольствием соглашаюсь с вами, мадам, и все же не могу никак понять, почему вы настойчиво отрицаете свою личную вовлеченность. — Быть может потому, сир, что Монтадур и ему подобные вояки были мне неприятны — но не более? Король рассмеялся. Анжелика не стремилась заострять проблему, и он был тому рад. — Что же касается бывшего губернатора де Марильяка, то следствие показало, что он не заслуживает ни ареста, ни тем более казни, как предлагали вы, мадам. Однако его действия не способствовали ни искреннему обращению протестантов, ни миру в провинции, а кроме того, он сознательно обманул своего сюзерена, уверяя, что у вас нет новых поводов для недовольства… — король умолк, осознавая сказанное более эмоционально. — Мессир де Марильяк лишился всех придворных должностей, мадам, и поскольку он не военный, то больше ему при дворе делать нечего, по крайней мере, до нашего особого распоряжения. — Легкость, с которой он лишился всей своей карьеры, поражает, сир. — Вы ему сочувствуете? — Отнюдь. Но это не мешает оценить грандиозность разворота судьбы. Для придворного это воистину крах, по крайней мере, до особого распоряжения короля, сир. — Не замечал за вами прежде таких шуток, — королю, однако, они не были неприятны. — Ваше величество каким-то образом представляет меня, сир, но не знает меня на самом деле. Глаза его заблестели. — Вы несколько ошибаетесь по этому поводу, мадам, — ласково возразил он. — Я знаю вашу натуру, но вполне осознаю, насколько неизвестны мне разные грани вашей личности. Взять хотя бы ваше недавнее паломничество. Сперва я решил было, что это демарш, но вспомнил ваше лицо во время мессы и понял, что ваш порыв был искренним. Прежде я совершенно не подозревал… Он умолк, не закончив предложения, и Анжелика смутилась. — Похоже, мне следует больше следить за выражением лица, чтобы не давать пищу для домыслов. Нет, сир, ваше величество не ошиблись ни в первом, ни во втором предположении. Это действительно был демарш, и в то же время я отправилась в Ньельский монастырь совершенно искренне. — Я бы очень хотел узнать вас, понять, но вы храните свои тайны, и я готов принять это. Я допускаю даже, что не понял бы вас, но все же надеюсь, что вы не будете закрываться от меня более, чем требуют обстоятельства. Он говорил тоном скорее дружеского участия, чем любовного порыва, и Анжелика была за это признательна. Король сообщил, что намерен возвращаться в Париж, поскольку его, короля, присутствие в провинции более не требуется. Маркиз де Силлери очень высоко оценил благотворное влияние мадам дю Плесси де Белльер, и поэтому король позволил Анжелике оставаться в Плесси столько, сколько она сама сочтет нужным, но все же не позже, чем до адвента, когда она должна присоединиться к королевскому двору. — Девочка, которую вы приняли к себе, оказалась незаконнорожденной дочерью одного из вожаков повстанцев, казненного вместе с Монтадуром. Это так? — Да, сир. — Что вы думаете о ее будущем, мадам? Я так понимаю, вы решили воспитывать ее как ребенка благородного происхождения. — Это так, сир. Прежде, считая ее законнорожденной, я думала о том, чтобы просить ваше величество о разрешении приобрести для нее благородное звание. Разумеется, она не стала бы равной дворянам по рождению, но все-таки ее положение было бы более определенно. — По решению короля она может унаследовать древнюю фамилию ее отца как единственный наследник. И если она примет католичество и ее восприемником станет сам король, то эта фамилия наполнится реальным весом. — Я правильно понимаю ваше величество, что переход в католичество является обязательным для получения фамилии своего отца, сир? — Так будет лучше для нее самой, мадам. Анжелика усмехнулась, но все-таки оценила решение короля. — Сир, искренне благодарю ваше величество. Я подумаю об этом сама и поговорю с Онориной. — Ее зовут Онорина? — Да, сир. — Онорина де Ла Тай, — проговорил король, будто запоминая.