***
Агата заболела. Что было немудрено. Стоило им пересечь порог дома, девушка пожаловалась на боль в груди. Дыхание сбилось. К вечеру появился жар. Эзгиль отпаивал девушку зельями, настоями. Он окуривал комнату травами и зажигал особые свечи. Ему пришлось вспоминать, где припрятан свиток с сильными лечащими чарами. Но это слабо помогало. Агата бредила. Когда сухой кашель сменился мокрым и появилась кровь, колдун понял, что нельзя терять ни минуты. Он клялся, что больше не откроет эту книгу. Он дал себе слово никогда больше не использовать заклятий, что были выведены на её страницах. Но он не мог. Ради Агаты ему придётся нарушить обещание. Гримуар принимал только сын, превзошедший по колдовству своих братьев или отца. И на то были причины. Стоило пальцам Эзгиля прикоснуться к кожаной обложке, как на ней проявилась надпись: Ex nihilo nihil fit. Внешне обманчиво мягкая пожелтевшая от старости бумага охотно резала пальцы. Те капельки крови, что получал гримуар, бесследно исчезали, впитываясь в страницы. Колдун знал, что на каком-то тонком уровне, который не видят даже чародеи, книга чувствует его намеренья, поэтому обмануть её невозможно. Он терпеливо ждал, когда она сочтёт подношение в виде капли крови достаточным, чтобы показать нужную страницу. У гримуара отсутствовало содержание. Он жил своей жизнью, перемешивал страницы, до определённого времени скрывал нужные, сорил малополезной информацией. Страница нашлась, и старик задумчиво остановил свой взгляд на первой строчке, силясь разобрать вязь древнего языка. Он поймал себя на мысли, что быть может оно того не стоит и Агата поправится, но, услышав её надрывный кашель, помотал головой. Пусть будет так. В её судьбе Эзгиль видел тяжёлый момент, когда ведьма неминуемо пострадает от чьей-то могущественной руки. И кто бы знал, что именно от его. Но Агате было суждено сгореть, как птице фениксу, чтобы возродиться обновлённой. Колдун напоил девушку отваром, что призван облегчить боль. Он расставил свечи. Положил два кристалла рядом с висками Агаты. Вложил ей в ладони маленький камень с защитной руной и сложил руки на груди. Вернулся в лабораторию и не удержался, чтобы не успокоить встревоженного Пламя. Пёс вертел ушами, водил носом. Эзгиль долго читал. Читал до тех пор, пока голос не стал сиплым, а сухость в горле невыносимой. Выпил зелье и продолжил, водя пальцем от строчки к строчке, от символа к символу. Свечи гасли. Агата была бледна, а дыхание её еле различимо. Старик порывался взять её за руку, но знал — нарушит начатый ритуал и навлечёт ещё большую беду. Утро принесло с собой вздох. Девушка открыла глаза и вздохнула полной грудью. Жадно. И ещё в течении нескольких минут дышала ртом, пока дыхание не выровнялось. Только тогда её взгляд приобрёл осмысленность и она заметила, как Эзгиль тихо опускается на пол, прижимая к себе книгу. В глаза его стояли слёзы. Мышцы лица дрожали — он отчаянно хотел радоваться, но усталость брала своё. Колдун читал всю ночь стоя, держа в одной руке книгу, а в другой кристалл концентрации. Сейчас у него просто не было сил. Агата и Эзгиль смотрели друг на друга, и ни один из них не проронил ни слова, но оба чувствовали примерно одно и тоже. Старик провёл дрожащей рукой по лицу, зажал рот, закрыл глаза. У него получилось. «Ещё одно проклятье во благо», — подумал он. — «Часть её души теперь обращена к тому миру, но вторая — крепко держится за наш». Всё-таки найдя в себе силы, колдун поднялся и прошёл в лабораторию, опираясь на стену. Остановившись у лежанки пса, он задержался. Пламя уже не беспокоился. Он смотрел на хозяина, приветственно махая хвостом. Только вот контур пса словно размылся, а сама шерсть выцвела. Эзгиль гладил пса до тех пор, пока его рука не коснулась пустой лежанки, которая всё ещё отдавала теплом ушедшего фамильяра. — Из ничего ничто не происходит, — беззвучно произнёс старик.***
Ведьма задумчиво провела пальцем по грани кристалла, переложила его из одной руки в другую. Луч солнца падал на её раскрытую ладонь и разбивался на сотни сверкающих искорок. Агата залюбовалась этим, но, услышав шаги, сжала пальцы и отошла от окна. Эзгиль стоял в дверном проёме, не решаясь зайти в комнату. На душе его было тревожно. Нужно было начать разговор, но слова застряли в горле, продолжая терзать его. После ритуала Агата почти постоянно молчала. Взгляд её приобрёл какой-то иной характер, и колдун догадывался с чем это связано. А сейчас она даже не смотрела в его сторону. — Мы можем завесить зеркало в коридоре? — голос девушки звучал равнодушно, словно её и не интересовало, каков будет ответ. — Да, разумеется, — старик был несколько удивлён, ведь в последнее время инициатором бесед был он. Агата открыла ладонь, рассматривая кристалл. Колдун развернулся, чтобы уйти, но, взявшись за ручку двери, остановился. — Ты что-то видишь? — спросил он и внутренне напрягся. — Да, — спокойно ответила ведьма. — Вижу. Вижу их всех. Сердце привычно начало ныть. Внутри словно что-то разбивалось снова и снова. Эзгиль сжал ручку до побелевших костяшек. Больше нельзя молчать, оттягивать разговор, переводить темы. — Агата, у всех есть своё тёмное прошлое, — эти слова он репетировал тысячи раз, но голос всё равно предательски дрожал. — Я… Я не могу изменить его. Не могу смыть ту кровь с рук. И не могу оправдывать себя глупостью и молодостью. У тебя есть полное право меня ненавидеть. Я не хотел, чтобы ты узнала об этом, но видимо так суждено. Единственное о чём прошу, не иди по моему пути. Оно того не стоит. Девушка наконец-то повернулась к нему. Не было гнева в её лице, не было страха или презрения. Только злость. Но какая-то отчаянная, тоскливая в своей сущности. Так злятся собаки, брошенные на произвол судьбы: лают на прохожих, но в тоже время жаждут, чтобы хотя бы один из них не испугался, а позвал за собой и наконец-то накормил. — Большую часть жизни я прожила в доме, полном призраков. Меня растил человек с кучей скелетов в шкафу. Долгое время я доверяла и помогала людям, которые на меня напали. А что будет завтра? — её губы скривились, а глаза покраснели, как это бывает перед слезами. — Что ты собираешься делать дальше? — после непродолжительного молчания поинтересовался Эзгиль. — Я хочу уехать. Попробую найти сестру.***
И она уехала. Эзгиль, оставшись в полном одиночестве впервые за столько лет, не находил в себе сил даже поесть. Он продолжал бормотать по вечерам, разыгрывая их последний разговор, и раз за разом возвращался в реальность, где был одинок. Колдун искренне считал, что полностью заслужил это. Магия крови. Желание впечатлить отца результатами экспериментов. Заслужить честь вписать своё заклятье в гримуар. Как, чёрт возьми, это было безрассудно! Старик смотрел на свои ладони, и память подкидывала ему воспоминания, как он наносил вязь рун ещё тёплой кровью. Колдун выходил к ограде, а перед глазами вставали картины, как он встречает заблудших путников, приветливо приглашает их в свой дом. Эзгиль удивлялся тому, что после месяцев исследований, всё-таки смог остановиться. Проснувшись одним утром, колдун решил, что пора прекратить подобное мучение. Его ждут, его уже заждались. Он раскрыл одну из книг и с лёгкостью выбрал страницу. Руки дрожали. Не у каждого найдётся смелость с равнодушием готовить подобное зелье. Поглощённый процессом, старик бормотал, рассуждая, стоит ли ему прежде взять перо и бумагу и начеркать хоть несколько строчек. Но для кого? Нож дрогнул в его руках, оставив неглубокий порез. Колдун тут же зажал этот участок, повернулся, чтобы взять бинт, и чуть не рассмеялся глупости всей ситуации. Зачем теперь это всё? Дверь скрипнула. Или быть может Эзгилю только показалось. Он вернулся к работе и вздрогнул, когда тонкая женская рука перехватила нож и принялась нарезать ингредиенты. Колдун осторожно повернул голову. Агата стояла справа от него. Лицо её было грустным, но не злым. Эзгилю хотелось обнять её, чтобы удостовериться, что всё реально, но он не смел. Нарезанные ингредиенты полетели в котёл. Они продолжили готовить зелье вместе. Пусть молча, но вместе. — Быстродействующий яд? — удивилась ведьма, снимая котелок с огня. — Зачем? Старик не нашёл что ответить. — Ты вернулась? — спросил он. — Но почему? Агата сняла фартук и повесила его на крючок на стене. Вытерла стол тряпкой, медля с ответом. — Что бы здесь не произошло много лет назад, это мой дом. А ты мой дядя, — она подняла руку, останавливая его реплику. — У меня всё ещё не укладывается в голове то, что я узнала от призраков. Но может быть, если ты сам расскажешь, мне будет легче понять.