ДЖОН

      Минувшая ночь и игры с господином Случаем не проходят даром. Смотрю на себя в зеркало: проседь на висках, морщины под глазами и на лбу. Будто на десять лет постарел за одну только ночь. Да ещё и встал позже обычного. Это предупреждение, понимаю я. Здесь мне бы следует пообещать впредь не делать необдуманных поступков, но понимаю, что вряд ли это теперь возможно, когда она рядом.       Хочется снова её обнять, прижать к себе, успокоить.       Интересно, как она?       Желание её увидеть становится невыносимым. Понимаю, что нарушаю все рамки приличия, но не могу ничего с собой поделать.       Выхожу в коридор и уже спускаюсь этажом ниже, чтобы проведать мисс Эйвери, как вдруг на лестничной площадке хлопает дверь и из комнаты мистера Баркли выскальзывает женская фигура, тут же скрываясь в спальне напротив.       Ревность противной желчью подступает к горлу. Ну не дурак ли я! С чего возомнил, что своей отстранённостью смогу завоевать ее расположение, когда вокруг нее и так достаточно ухажеров?       Стиснув зубы и подавив горечь разочарования, продолжаю спуск вниз на кухню, где вовсю уже хлопочет госпожа Ваутерс       — Доброе утро, доктор, — приветствует она меня добродушно. — Вы сегодня решили, наконец, выспаться?       — Боюсь, мой поздний завтрак объясняется не этим, госпожа Ваутерс. Не поверите, но я проспал.       — Неужели такое возможно? — со входа раздаётся подтрунивающий голос мисс Эйвери, мигом приковывающий к себе внимание. — Теряете хватку, доктор.       — Можно сказать и так, — прочистив горло, отвечаю я. — Как вы себя чувствуете?       — В целом хорошо, — продолжая почему-то кокетничать, произносит она. — Только немного болит…       — Где? — спрашиваю с нешуточным беспокойством.       — Вот здесь.       И двумя пальцами очерчивает форму сердца на груди. Госпожа Ваутерс, еле сдерживая смешок, удаляется к плите. Одариваю несостоявшуюся пациентку укоризненным взглядом.       Я могу в деталях рассказать о строении сердца и его функциях, но в делах сердечных так и останусь круглым болваном и неучем.       — Простите, доктор, — уже улыбаясь, произносит Теодора. — Вчерашняя ночь выдалась весьма напряженной. Вам стоит немного расслабиться.       — Непременно последую вашему совету, мисс Эйвери, как только закончится война и к нам в больницу перестанут стекать раненные.       — Буде вам, доктор, — заступается за девушку госпожа Ваутерс. — Госпожа Эйвери хотела вас немножечко взбодрить. Мы все знаем, что работаете вы на износ.       Если они о моём сегодняшнем виде, то винить их за маленькую шалость недействительно не стоит.       — Доброе всем утро!       На кухню входит мистер Баркли. Залпом допиваю остатки кофе, встаю, кланяюсь дамам, американцу и спешу на улицу.       Теодоре я желаю только счастья, но видеть её в компании других мужчин становится невыносимо.       Уже делаю пару шагов, когда вдруг мир вокруг начинает пошатывать. Опираюсь о стену ближайшего дома в ожидании, когда пройдет головокружение.       Сердечный ритм ускоряется, на лбу проступает испарина, дышать становится тяжелее. Стою, прикрыв глаза и считая про себя: один, два, три, четыре…       Если это не признак моей скорой расплаты, то тогда не знаю, чем всё это объяснить. Плохо мне не становилось с того памятного дня в доме месье Лашанса.       Удостоверившись, что приступ прошел и чувствую я себя лучше, возобновляю путь до больницы.       На столе в кабинете записка от Маргарет — медсестры с ночной смены, что я отправил смотреть за Флёр. Она писала, что температура под утро спала и девочка очнулась. Её сменила Хелен и они обе сообщили ей, что отец её скоро вернётся.       Заглядываю в палату к ван Вельде. Вчера дал ему обычное успокоительное. Анализами займемся сегодня. Мужчина спал.       Закрываю дверь и провожу утренний обход. Йоке ещё нет, но и неудивительно. Столько всего пережить за вечер. Пусть побудет немного со своим сыном.       День проходит в обычной текучке и с одной стороны я рад. Хоть какой-то перерыв в череде сумбурных событий. С другой, остаётся слишком много свободного времени, чтобы мысли о месье Лашансе, Джейн и мисс Эйвери снова атаковали мой мозг.       В кабинет заглядывает Йоке. На мой вопрос о благополучии её сына и отца с улыбкой отвечает, что оба в здравии. Также сообщает, что анализы ван Вельде лучше, чем она предполагала. Нужно выписать психостимуляторы и в целом он сам может присматривать за дочерью. Но на пару дней будет лучше отправлять к ним одну из медсестёр, на всякий случай.       Решаю закончить сегодняшний день пораньше и поиграть немного у де Рёйте. Бар скорее всего всё еще закрыт. Открывается он позднее, после шести, когда большая часть работяг заканчивает свою смену. Но играть на публику сейчас всё равно не хотелось.       Стучусь в окно. Завидя меня де Рёйте улыбается и отворяет дверь.       — Знаю, что рано, — говорю после приветствия, — но можно мне посидеть за инструментом? Постараюсь не мешать.       — Что за вопросы, доктор.       Питер отворяет дверь и позволяет мне войти в пустующий зал.       — Располагайтесь. Может быть бокал вина или чего покрепче?       — Вино будет в самый раз. Красное. Благодарю.       И прохожу к старенькому пианино. Сажусь и выливаю в музыке всё свербящее и гложущее внутри.       — Невесёлая у вас жизнь, доктор.       Оборачиваюсь на звук знакомого голоса и ловлю ставший столь бесценным для меня взгляд. Сегодня мисс Эйвери выглядит великолепно: волосы аккуратно уложены, румяна на щеках, свободное чёрное платье до пола. Не могу избавиться от чувства, что где-то этот образ я уже видел. А когда память, наконец, удосуживается вырвать нужный фрагмент из миндалины, сердце заходится в бешеном ритме.       — Как вам удалось войти? Бар еще закрыт, — хмурюсь я.       — Тогда тот же вопрос и к вам, доктор.       — Питер разрешил, — честно признаюсь я.       — Вот вам и ответ, — улыбаясь, произносит Эйвери. — Услышала, как вы играете и не смогла побороть искушения. Вы не против, если я нарушу ваше уединение?       Молчу. В одно мгновение в голове проносится сотня вариантов ответа, но ни один из них не выражает моего истинного желания.       — Что-то изменится, если я скажу, что против? — решаю задать вместо этого вопрос.       Теодора ухмыляется. Каждый раз, когда я ставлю перед нами преграду, она непременно находит способ её обойти. Даже закрытый для посетителей бар ей не помеха.       Смотрим друг другу в глаза и пытаемся в противоположном взгляде найти ответы на свои вопросы.       — Доброго вечера, доктор Робертс, — с легкой усмешкой произносит Теодора, разворачивается и неспешно направляется к выходу.       Молча наблюдаю, как подол её платья переливается разными цветами в свете тусклых ламп. Стук её каблуков отсчитывает удары моего пульса. Нужно лишь продержаться ещё чуть-чуть, полминуты.       Мисс Эйвери берётся за дверную ручку и дергает за неё, когда я вдруг выкрикиваю:       — Останьтесь!       Девушка медленно оборачивает голову и самодовольная ухмылка её теперь перерастает в улыбку триумфатора.       Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, возвращаю своё внимание к инструменту и начинаю играть. Если до этого всегда играл для себя, то сегодняшний вечер хочу посвятить ей. Выбираю произведения, которые, как мне кажется, могут ей понравиться. Что-то из классики, что-то из современности, а что-то и из собственного сочинения.       Смотрю на неё, любуюсь и начинаю импровизировать. Внимательно прислушиваюсь к своим ощущениям, всматриваюсь в её лицо. Мелодия льётся сама собой, выражая то, чего не могут выразить никакие слова.       — Это. Было. Прекрасно, — произносит она на выдохе каждое слово, обходя инструмент и приближаясь к клавишам. — Как оно называется?       Задумываюсь на мгновение, а потом с улыбкой произношу:       — «Теодора».       Девушка стоит так близко, что могу сосчитать каждую родинку на её лице.       — Странно, не могу придумать ни одной умной колкости в ответ, — шепчет она, перебирая клавиши тонкими пальчиками.       Перехватываю их в свои и усаживаю мисс Эйвери на скамью.       — Не самый подходящий момент для колкостей, вам не кажется? — голос мой подрагивает. Не знаю, заметила ли она это.       Как же хочется заставить мгновение замереть, остановиться прямо здесь и сейчас, когда не важны ни мысли, ни чувства, а есть только мы вдвоём друг у друга.       Делаю шаг в пропасть и касаюсь её губ своими. Теодора вздрагивает, но не отстраняется. Держу её ладони в своих, нежно поглаживаю. Разум пуст впервые за столько лет. Весь целиком и полностью отдаюсь терпкой сладости поцелуя.       Губы её размыкаются и я ощущаю кончик её языка на моих. Это невесомое, но столь интимное прикосновение фейерверком взрывает все бурлящие во мне эмоции. Дикий, животный, первобытный инстинкт начинает прокладывать дорогу наверх, отчего прижимаю мисс Эйвери к себе ещё крепче. Не нежно и ласково, а жадно и нетерпеливо.       Целую её губы, щеки, скулы, шею. Носом втягиваю пьянящий аромат её парфюма. Снова возвращаюсь к сладким губам, что осмелился покинуть, пусть и не надолго.       Я хочу быть с ней, не только сейчас, но и всегда и пошло оно всё к чёрту.       — Джон…       Это имя, словно канат, перекинутый через пропасть, в которой я сейчас пребывал, заставляет вынырнуть и уцепиться за веревку, соединяющую берега разума. Через силу прерываю наш поцелуй и отвожу взгляд. Отпускаю её руки, сжимая свои в кулаки.       Выдыхаю и закрываю глаза, стараясь привести дыхание в порядок, а заодно и мысли.       — Что-то не так? — с беспокойством интересуется Теодора.       — Простите, — выдавливаю из себя. — Мне не стоило…       В глазах её непонимание и тревога.       — Вы ведь с господином Баркли.       — Откуда такие выводы? — на удивление возмущенно вопрошает она, заставляя меня снова чувствовать себя полнейшим идиотом.       — Видел, как утром вы покидали его спальню, — признаюсь я.       — И решили, что я провела там ночь? Вы мне казались более дальновидным, — продолжает попрекать она. — Просто удивительно, как человек, подмечающий мельчайшие детали, не видит очевидного…       Прерываю поток её слов очередным поцелуем. Глубоким, чувственным, решительным. Она отвечает тем же. Пальцами зарывается в мои волосы, прижимая меня к себе. Снова через силу отстраняюсь, тяжело дыша. В голове полнейшая неразбериха. Теодора смотрит на меня, силится понять, но я сам сейчас не в состоянии разобрать что-либо.       — Всё очень… очень непросто, — в итоге выдавливаю я.       — Может расскажите? — с надеждой спрашивает она.       Поднимаю голову и ловлю её взгляд, полный искренней заботы и переживания.       — А вы поверите?       Тень непонимания скользит в её глазах, но тут же сменяется озорными искорками. Столь знакомыми и давно полюбившимися.       — Давайте узнаем вместе.       Делаю глубокий вдох, готовясь, наконец, поведать о своей жизни, когда вдруг левую ладонь пронзает вспышка жгучей боли.       Вскрикиваю от неожиданности. Теодора вскакивает и начинает суетиться вокруг.       — Что с вами? Вам плохо?       Я весь целиком превращаюсь в одну сплошную режущую боль.       — На помощь! — кричит Эйвери. — Кто-нибудь! Питер!