ДЖОН

      Резко распахиваю глаза с противным ощущением дежа вю. Медленно обвожу взглядом уже знакомую комнату. Поднимаю к лицу обожженную ладонь — ничего, абсолютно ничего. Ни боли, ни знака, хотя не уверен, что он там был. Сажусь на кровати и тянусь к графину с водой.       — Это последнее предупреждение, — раздается за спиной низкий голос.       От неожиданности чуть не роняю графин. Оборачиваюсь. Из мрака на полоску лунного света ступает моя копия. Месье Лашанс.       Наполняю стакан водой, выпиваю содержимое залпом, а после произношу:       — Я видел её именно такой, какой вы её мне показывали. Семьдесят лет назад. Не значит ли это, что служба моя подошла к концу и я могу получить обещанное?       На лице Лашанса — моём лице — расплывается снисходительная улыбка.       — Не кажется ли вам, доктор, что в погоне за наградой вы кое-что упустили?       Непонимающе смотрю на самого себя.       — Душа, доктор, — поясняет он. — В моём мире не любят их недосчитываться.       Наконец вспоминаю эпизод с дочерью ван Вельде.       — Я не мог позволить ей умереть, — твёрдо заявляю я, хотя прекрасно понимаю, что моя напускная бравада просто смешна.       Раньше вас не смущали ни возраст, ни пол, ни положение, — верно подмечает месье Лашанс. — Что же изменилось?       Всё. Изменилось всё, как только наши с ней пути пересеклись. Как только она стала во мне видеть надежду.       — А, понимаю, — кивает моя копия. — Любовь.       — Что вы от меня хотите? — задаю вопрос напрямую. — Продления срока службы?       — О нет, — отмахивается Лашанс. — Срок вашей службы, как вы верно подметили, действительно подходит к концу. Осталось подождать лишь немного. Как только одна чистая душа покинет этот мир, мы, доктор, будем с вами в расчете.       Здесь за версту чуется подвох, но в чём именно он заключается — догадаться сложно. Знаю лишь наверняка, без моего участия не обойдётся, иначе зачем месье Лашансу мне об этом напоминать? Грядёт последнее испытание и я должен его пройти, чтобы получить обещанное.       — Хорошо, — соглашаюсь я. — Забирайте свою душу и покончим со всем этим поскорее.       — Признаюсь, мне вас будет не хватать, доктор, — с легкой усмешкой произносит Лашанс, дважды хлопая в ладоши.       — Доктор Робертс!       Пробуждаюсь в палате собственной больницы. Вокруг тьма. До сих пор ночь, либо же я проспал всю смену? Который сейчас день? Почему меня не разбудили?       — Доктор Робертс, прошу, поторопитесь!       Йоке. Голос её не на шутку взволнован.       Вскакиваю с койки, наспех одеваюсь и выбегаю в коридор вслед за медсестрой.       — Что случилось? — кричу ей в спину.       — Теодора, — бросает она через плечо, не прерывая бег. — Её ранили.       Резко торможу, отказываясь верить. Всё внутри меня сжимается в тугой ком. Этого не может быть. Не может!       — Операционная уже готова. Вы как? В состоянии провести операцию? — подбегает ко мне Йоке и с беспокойством всматривается в лицо.       Сглатываю застрявший в горле ком. Медленно, словно во сне, киваю, хотя прекрасно понимаю, что никакая операция ей уже не поможет.       — Доктор?       Часто моргаю, сбрасывая оцепенение.       — Насколько серьезно ранение? — интересуюсь я, вживаясь в отведенную мне роль.       — Очень серьезное. Её состояние критическое. Пуля угодила в живот.       Снова закрываю глаза, борясь с накатывающим приступом тошноты. Может это всё же сон? Уже в который раз цепляюсь за это предположение в попытке найти в нём спасение, но оно всегда оказывается ложным. Так, надо взять себя в руки. Все вопросы на потом. Сейчас главное спасти мисс Эйвери.       Но я дал обещание не вмешиваться.       Дал, а теперь его нарушу.       В предоперационной тщательно мою руки, надеваю халат и маску. Захожу в соседний отсек.       Я повидал много искалеченных тел, но ничто не могло подготовить меня к увиденному. Вся одежда Теодоры была пропитана кровью, хлещущей из раны в области живота. Мне хватило одного взгляда на неё, чтобы понять, что шансов на спасение нет.       — Не удается остановить кровь, — сообщает медбрат. — На лицо все признаки гемофилии. А ещё у неё очень редкая группа…       — Пульс сорок семь в минуту…       — Она сейчас без сознания…       Их слова тонут на полпути к моим височным долям. Всё вокруг начинает плыть: комната, лица, операционный стол. Понимаю, что все только и ждут моих указаний, но не в состоянии вымолвить и слова.       — Джон!       Резкий крик от Йоке мигом приводит меня в чувства. Даю себе мысленную пощечину, чтобы не смел раскисать.       — Петерс, следи за сознанием мисс. Увидишь признаки пробуждения — дай эфир. Бозманс — три кубика желатина внутривенно. Стивенс, начинай дренирование пораженного участка. Аккуратней.       Назначив всем задания, киваю Ван дер Люссе. Как только показываются края раны, принимаюсь за дело. Засовываю палец в образованную пулей полость, в попытке нащупать её твердое тело.       Ничего. Кровь продолжает хлестать.       Если не управимся в течении часа, Теодора скончается от потери крови.       Встряхиваю головой. Придётся делать надрез, чтобы увеличить периметр для осмотра. Это сократит её время вдвое, но решаю рискнуть, прекрасно осознавая, что удача сегодня не на моей стороне.       — Скальпель.       С меня стекают струйки пота, заботливо промакиваемые Йоке.       — Аспиратор. Вот здесь. Пинцет.       Осторожно оттягиваю края раны, снова начав прощупывать полость под ней, и молюсь про себя всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы пуля не проникла в желудок.       Слишком много крови и ошмётков плоти наделала эта маленькая металлическая заноза. Продолжаю ковыряться в ране, с каждой отсчитанной секундой понимая, что конец неизбежен. Но так не должно было случиться. Не должно.       Почему она? Почему?       Задаю в голове вопросы, прекрасно зная на него ответ — не стоит играть с господином Случаем.       — Пульс нитевидный, — бормочет Петерс. — Боюсь, мы её теряем.       — НЕТ!       Несколько пар глаз смотрят на меня, кто со страхом, кто с сожалением.       — Она не может умереть. Я не позволю!       — Джон…       — Всем вон!       — Но…       — ВОН!       Теодора Анна Эйвери, 1889 года рождения. В возрасте двадцати пяти лет уже как три минуты мертва.       — Где ты? — вопрошаю в пустоту. — Где?! Ты сказал, я получу свою награду!       Но ответом мне служит тишина.       Моргаю, чтобы отогнать непрошеные слёзы. Не могу заставить себя взглянуть на неё, на её побледневшее, бездыханное, изувеченное тело.       Одна душа.       Там, где не остаётся шанса, возможен только обмен.       Хватаюсь за эту мысль, как за спасительную соломинку. Решение приходит столь ярко и чётко. Награда моя — не Теодора. Ведь не её я вымаливал у дьявола, а искупление. Я хотел искупить свою вину перед Джейн и теперь у меня была такая возможность. Я мог дать ей жизнь, которой у неё не стало.       — Срок договора истёк, — шепчу я, погружая левый кулак в образовавшееся на животе у Теодоры месиво. — Настал час расплаты, месье Лашанс.       Руку снова пронзает невыносимая боль, что я вот-вот лишусь чувств, но упорно продолжаю искать пулю. Пальцы, наконец, нащупывают инородное тело, что всячески пытается выскользнуть.       Сжимаю челюсти и чуть ли не рычу онапряжения, но мне, в конце-концов, удаётся извлечь пулю на свет.       Силы стремительно покидают меня, но осталось закончить ещё пару дел прежде, чем я уйду. Навсегда.       Очищаю рану от ошмётков одежды и промываю водой. Взгляд мутнеет, руки дрожат, но не могу позволить себе броситься в объятия беспамятства — нужно еще зашить рану.       Пот льет с меня градом. Пробирает озноб. Пульс отстукивает последние минуты моей жизни. Делаю заключительный стежок, кладу одну ладонь Эйвери на лоб, вторую на сердце.       Вспышка. Яркая, ослепительная. Мир на мгновение теряет свои очертания, суживаясь лишь до бездонных черных глаз, что пристально смотрят в мои.       — Всё хорошо, — шепчу ей. — Ты будешь жить.       А дальше — тьма. Всепоглощающая, необъятная, непостижимая.

***

      — Доктор! Доктор, вы слышите? Что с вами?       — Что?       Озираюсь вокруг. На меня смотрят несколько пар глаз, остальные части лиц скрыты под масками и определить, кому они принадлежат не представляется возможным.       — Перфорация кишечника прошла успешно. Рану зашивать будете?       Только сейчас замечаю в руках хирургическую иглу и зажим. Бросаю взгляд на пациента и сердце пропускает стук.       Джейн!       Медсестры накладывают стерильную повязку на шов, проверяют пульс и делают последние пометки в журнале.       Ко мне подходит одна из медсестёр, снимает маску и с улыбкой произносит:       — Отличная работа, доктор. Вы молодец!