Ренат.
Отдав оператору на почте шоколадку и запечатанный конверт с письмом внутри и почтовой маркой снаружи, Ренат расплатился за получившуюся в итоге посылку и, уловив добрую ухмылку на губах девушки-регистратора, принявшей его отправление, сразу побежал в часть. Капитана Кудашева сегодня не было на рабочем месте, и Фахрутдинов пользовался возникшим счастливым моментом как только мог. Конечно, самоволка, да ещё и под вечер, — самое рискованное удовольствие из всех, которые только существовали в армии, но письмо для Сони в тот момент для него было намного важнее, чем перспектива получить в лучшем случае строгий выговор и несколько нарядов вне очереди. Однако на этот раз повезло — Ренат успел вернуться в часть до вечернего построения, и об его внезапной самоволке никто ничего не узнал.***
Соня только что вернулась домой после очередного понедельника в колледже. Прежде стянув ветровку и разувшись, она добралась до своей комнаты и уселась за стол, бросив свой рюкзак возле него. В помещении стоял терпкий аромат ромашек и остывшего чая. Её губ на мгновение коснулась тревожная улыбка, когда вдруг на глаза попала зелёная книга с твёрдым переплётом, оставленная ею на столе вчера. Около пяти лет назад Соня часто приезжала в другой город к подруге, мама которой работала в детском доме. В один момент людьми свыше было принято решении и закрытии этого детдома, так что его имущество расходилось по рукам работников. Подруга предложила Соне сходить в библиотеку, откуда она и взяла одну-единственную книгу — «Хмурые люди» с авторством Антона Чехова. А вчерашним вечером она, в очередной раз пытаясь уйти от реальности, через силу прочитала «Скуку жизни», заприметив некоторую схожесть главной героини произведения, у которой накануне событий умерла дочь, с самой собой. Детей у Сони нет и не было, но уже в самых первых строках рассказа она увидела себя. В этом произведении Чехов писал о следующем — «…смерть повлекла за собою другую смерть: старуха, ошеломленная посещением бога, почувствовала, что всё её прошлое безвозвратно умерло и что теперь начинается для неё другая жизнь, имеющая очень мало общего с первою…». Вероятно, новой жизни для Сони так и не суждено было начаться, и, тем не менее, очень многое изменилось вместе с недавней смертью двух очень близких девушке людей — её мамы и дедушки. По понятным причинам Соня предпочитала не вспоминать о них лишний раз. Вообще жить ради кого-то намного проще, нежели жить ради одного себя или собственных увлечений. С другой стороны, вопрос приоритетов, не иначе, однако Соне было проще существовать именно так. Ради кого-то. — «Представьте, моя милая», — девушка слабо усмехнулась, прочитав вслух одну из реплик в книге. — Представьте мир, в котором всё хорошо. Представьте себе жизнь, которой хочется жить. Представьте, моя милая Соня, что смерть перестала существовать… — уже от себя добавила она, замолчав. Это далеко не первое прочитанное ею произведение Антона Чехова. Соня безумно любила его творчество, пожалуй, не меньше творчества Виктора Гюго, и когда-то давно она читала подряд чеховские «Страхи», «Мечты», «Враги», «Счастье» и ещё много чего, что попадалось в его авторстве в содержании учебников из школьного курса литературы. Девушке нравились его произведения за неизменный стиль, когда повествование всегда шло чётко и ровно, в строгом слоге. Ей нравилась эта некая атмосфера книг авторства именно русских писателей. Вздохнув, девушка решила отвлечься. Повернувшись, она закрыла книгу и, подойдя к шкафу, на первой и второй полке которого лежали вещи, а на третьей и четвёртой стояли другие книги, вернула небольшой томик обратно, заполнив им возникшее ранее пустое место. Все эти книги Соня получила абсолютно разными способами: те с авторством Гюго, что стоят слева, она купила; те, с той же фамилией писателя на обложке, что находятся чуть правее, ей подарил слишком заботящийся о ней друг по колледжу; те, со старой обложкой, что располагаются на втором ряду, ей достались от дедушки; те, что наверху — три самые дорогие и любимые книги — ей пришли в посылке от лучшей подруги из другой страны. Взгляд медленно заскользил по этой коллекции, и Соня, не увидев ничего нового, прикрыла дверцу шкафа. Рядом находилось окно и, взглянув наружу, девушка увидела привычную себе реальность знакомого, почти любимого города: главная дорога тянулась далеко вправо, по центру бежали трамвайные рельсы, легковые машины летели то в одну, то в другую сторону, ряд фонарей стоял по обочинам, поблескивали стволы деревьев после недавнего кратковременного дождя, по асфальту шли люди, над головами которых тёмной серостью струилось вечернее небо. В соседних окнах оранжево-красными бликами отсвечивали человеческие силуэты. Соня чуть высунулась в приоткрытое окно и увидела, как прямо под ней с большими пакетами в руках куда-то очень спешила миниатюрная девушка, а за ней следом быстрым шагом шёл, судя по одежде и неформальному — синему — цвету волос, молодой парень. Она не слышала, о чём он заговорил, когда приблизился к незнакомке, но Соне хватило и этого, чтобы подвести небольшой итог: — Таким, как они, ещё интересно жить, — произнесла она вполголоса. — Вот он, может быть, до сих пор чувствует себя ребёнком, которому ещё любопытно знакомиться с другими людьми, — Соня наклонила голову, рассуждая. — А она, такая вся из себя самостоятельная, наверное, всё же не видит смысла в этом знакомстве, однако ведь и не отвечает отказом — ей интересно, что этот парень может ей предложить… пусть даже просто общение. Интерес к нему, к ответам на его вопросы — это уже причина жить, знакомиться и разговаривать, — обняв себя за плечи, девушка тихо усмехнулась. — Хотя, если он… Вдруг коротко зазвенел телефон, что всегда находился в переднем кармане её джинс. Короткое «Буду поздно.» от отца, и Соня продолжила всматриваться в реальность за окном. Пейзажи постепенно менялись с заходом солнца, но менялись они очень медленно. Только через тридцать секунд девушка заметила летящую на юг стаю перелётных птиц, пересекающую чистое небо, что по-прежнему отливало слабой синевой. Пернатые летели не спеша, будто наслаждались последними мгновениями пребывания в этой местности. Интересно, а там, куда они летят, будет так же, как здесь? — подумалось ей на секунду. Соня не знала, но её бесконечно сильно тянуло просто смотреть на этих птиц — вот так вот легко, без смысла, словно в надежде увидеть в них что-то очень нужное ей сейчас, либо дождаться того момента, когда они все полностью исчезнут из её поля зрения, улетев туда, где, может быть, всегда было светло и тепло. Туда, где всегда было счастье и, хотя бы, хорошая погода… Вздохнув, Соня закрыла окно прозрачными занавесками. Получилось слишком неосторожно — новогодняя гирлянда, хитрым образом прикреплённая к одному и другому концу стены, в которой было вырезано окно, на которой и держались шторы, с тихим рваным звуком упала вниз, а вместе с ней улетели и занавески. На ум пришли, разве что, проклятия и ругательства, однако Соня и вовсе не подала виду, а только лишь развернулась и ушла из комнаты прочь, решив, что вернёт всё в прежнее положение чуть позже. Идея повесить шторы на гирлянду пришла к ней совершенно внезапно, когда появилось желание хоть чем-то завесить просторное окно, а денег на тот момент хватало, к сожалению, только на два больших куска ткани. На кухне Соня сделала себе чёрный чай, заварив тот в большой кружке, бросив в неё немного сахара и размешав. Именно большие кружки по пятьсот миллилитров нравились ей гораздо больше, чем кружки по двести — можно было не бегать за добавкой, ведь этого объёма чая для неё было предостаточно. Наличие большой кружки в арсенале её кухни отчего-то делало Соню будто бы ещё больше индивидуальной. А ей слишком нравилось ощущение последнего: даже, пожалуй, нравилось намного сильнее, нежели ощущение бесконечной темноты, в которой она ненароком оказалась только что, забыв включить свет. Странно, но темнота — любая — самым необыкновенным образом была способна успокоить её, отвлечь, вывести на жалкие минутки из реальности, которая всё чаще стала ей надоедать в последнее время. Сделав несколько горячих глотков, Соня посмотрела в окна с балкона, устало массируя виски. Затем она перевела взгляд куда-то далеко вперёд, и, как обычно бывало в моменты внезапного отчаяния, неосознанно вспомнила лицо мамы: карие глаза-угольки, тёплая оранжевая улыбка, тёмное кудрявое каре. Добрый взгляд. Бесконечно любящий, терпкий, эмоциональный, чувственный. Красивые руки. Вечно позитивный и нежный голос. Лёгкие движения. Плавная походка. Постоянное беспокойство и неутомимая вера в свою единственную и любимую дочь. Волну тёплых воспоминаний о маме внезапно прервал звонок в дверь. Первое о чём Соня успела подумать — отец всё-таки вернулся раньше, но когда она подошла к двери, оказалось, что это был почтальон. С неосознанной опаской открыв ему дверь, девушка получила письмо-посылку от Рената. Поблагодарив молодого парня за посылку, Соня закрыла за ним дверь, и, прижав конверт, завернутый в транспортировочный пакет, к груди, побежала в комнату. Прочитав содержимое письма, Соня не удержалась и тихо заплакала. Ответ она написала этим же вечером: Ренат! Я так рада, что ты написал! Не прошло и трёх дней, кажется. Наверное, так быстро, потому что мы находимся недалеко друг от друга. Ты просил кого-то отправить твоё письмо? Если ты бегал сам, то, пожалуйста, не рискуй так больше. Тем более, из-за меня. Я могу пождать, правда. В этом даже что-то есть… Помню, у меня дедушка, когда был молодым и часто уезжал в различные командировки по стране, из каждой писал бабушке по одному или нескольку писем. Вместе с ними присылал открытки, небольшие стихи и иногда свои фото. У меня всё это до сих пор хранится — сначала бабушка собирала и хранила все письма в большой коробке, а потом, когда её не стало вместе с дедушкой, я всё забрала себе. Не сказать, что часто перечитываю, но люблю всё это как память. Надеюсь, папа сохранит это. Хотя он тоже любит всю ту атмосферу союза и тогдашней романтики. Как бы мне хотелось, чтобы и от нашего с тобой знакомства осталось хотя бы с десяток наших писем. Я очень рада, что тебе взаимно нравится идея такого общения. Хотя как ещё мы можем общаться в наших условиях? Буду очень ждать твоего увольнительного! Кажется, я не говорила, но вообще мне противопоказано пить кофе моим врачом. У меня хроническая тахикардия, и пока что я на таблетках. Но, господи, Ренат в чём смысл тогда жить, если нужно себя ограничивать банально в кофе, который я обожаю? Тем более, я ведь не напиваюсь им до потери пульса. Да и никогда не стала бы по понятным причинам. В общем, пока что всё хорошо. Про лето ты прав. Лето — самое лучшее время года. Не хочу, чтобы это лето заканчивалось. Даже такое, как у нас, — ветреное и прохладное. Так страшно, что в один момент вдруг могу стать этим ветром… Хотя в этом тоже есть доля романтики, как думаешь? Спасибо, что похвалил мои глаза. Ты, кстати, первый из парней, кто вообще сделал мне комплимент. Ну, кроме моего отца. Вместе с этим письмом отправляю своё фото. На нём я с подругой на линейке в колледже на первое сентября. Надеюсь, будешь рад :) Больше спасибо за шоколадку! Я обожаю шоколад. Хочу отправить тебе казахстанских конфет и вишнёвого печенья, но, насколько я знаю, в армии все посылки делятся на всех… Может быть, лучше передать тебе всё это лично при встрече?.. Спасибо ещё раз за всё! Крепко обнимаю!Соня.
***