Зло против Небытия

      После диверсии группы подполковника Бондарева прошел месяц. Командование так и не узнало о результате его работы, поэтому в тот день, когда поезд со смертоносным грузом должен был достичь линии фронта, на войска регента обрушился огненный ураган из всех видов оружия, которые были в распоряжении армии генерала Левитова: работали дальнобойные гаубицы, РСЗО, минометы, авиация. Передовые рубежи обороны армии Слученкова, который должен был наступать на правый берег Енисея при поддержке дивизии Евтуховича и отравляющих веществ, были стерты порошок. Полк Владимира был одним из первых, кто форсировал Енисей и вклинился в оборону противника, сея смерть и боль приспешникам Таборицкого. В течение пяти дней были освобождены плацдармы на левом берегу Енисея в Саяногорске и Абакане, после чего смертоносная лавина крещеных еще в боях за европейскую Россию белогвардейских мотострелков на службе Родзаевского устремилась на Новокузнецк и Кемерово, угрожая отрезать основные силы войск Таборицкого, сосредоточенных под Красноярском.       Ни соединения второго эшелона армии Слученкова, ни потрепанная дивизия Евтуховича не могли остановить внезапный натиск механизированных сибирских частей. А Евтухович, оставивший того самого полковника Федорова разбираться с партизанами, угодил в окружение во время боев за Кемерово.       Никто не верил в успех такого дерзкого контрнаступления. План Левитова и внезапно поддержавшего его Тырсина спасло личное участие Вождя, который с уважением относился к генералу, прошедшего через первую мировую и первую гражданскую войны. И теперь его белогвардейцы плечом к плечу с корпусом Тырсина уничтожали в Кемерово самую кровавую часть во всем корпусе штурмовиков и армии регента – дивизию Евтуховича.       Федоров же безуспешно гонялся по лесам вокруг железной дороги за партизанами Василевского, которых, как ему казалось, было в несколько раз больше, чем численность его полка. Если бы он узнал, что бегает за дюжиной голодных оборванцев, половина из которых вообще фашисты, он, пожалуй, предпочел бы застрелиться. Несмотря на садизм своего командира, честь и достоинство, свойственные русскому офицеру, для Федорова не были пустым звуком.       В отряде Бондарева, который продолжал свои дерзкие набеги на охотившийся за ним полк, сложился ситуативный союз двух сторон. И подчиненные Бондарева, и подчиненные Сенгуша не любили друг друга, если не сказать, что ненавидели, однако и фашисты, и коммунисты понимали, что перед лицом общей угрозы в лице армии Таборицкого нужно временно забыть о своих идейных разногласиях. В конце концов, речь шла об их выживании. Да, в повседневной жизни они были холодны друг к другу, но в бою фашист мог спасти жизнь коммуниста, как это было с Васнецовым и Снегиревым, который застрелил штурмовика, готовившегося заколоть лежащего на земле партизана штык-ножом. И наоборот, когда политрук Юрьев спас Вайса, отбросив гранату, которая через секунду разорвалась в воздухе.       Точно такие же взаимоотношения были между их руководителями. Нельзя сказать, что Сенгуша устраивало главенство фашиста в отряде. Именно поэтому он старался уколоть Владимира побольнее за любое решение. Так было, например, когда они решили вернуться к обсуждению отправленного на воздух группой Бондарева поезда.       –Так вы поезд с газами взорвали? – спросил Сенгуш.       –Да, а что? – ответил Владимир, вычищая пороховой нагар с запчастей автомата. Чистка оружия занимала его куда больше, чем очередные каверзные вопросы от тувинца.       –А то, что газы потом на запад отнесло, где были не только штурмовики, но и простые люди. У которых не было противогазов, но которые хотели жить. А по вашей воле они все погибли. Впрочем, для фашистов это нормально, не правда ли?       –Слышишь ты, гуманист! – вскипел Владимир, отложив автомат в сторону и окинув своего собеседника грозным испепеляющим взглядом, от которого Сенгуш в душе испугался. – Вы, красные, такие человеколюбцы, я хуею! Так и где вы теперь? Правильно, по лесам шкеритесь от Таборицкого. Неужели до тебя не доходит, что между сотней убитых и тысячами убитых лучше выбрать первое? Я не хуже тебя знаю, что могли погибнуть мирные, но если бы мы не выбили эти зубы армии Таборицкого, погибли бы тысячи людей. И на фронте, и в тылу. И ты в том числе.       Больше Сенгуш не поднимал вопросы морали в разговорах с Владимиром, потому что в тот момент он по-настоящему испугался, что он не погибнет в бою, как хотел, а будет придушен этим угрюмым и худощавым беляком.

***

      Солнце посылало свои прощальные лучи холодной сибирской земле. Васнецов и Юрьев разводили огонь, кто-то чистил оружие, кто-то мирно дремал в шалаше. Владимиру было нечем заняться, поэтому он разглядывал себя в кусочек зеркала, в которое не смотрелся с того момента, как покинул свое иркутское жилище. И каково же было удивление Владимира, когда увидел в стеклышке человека с грубой щетиной на осунувшихся щеках. Глаза его выражали не боевой настрой, а смертельную усталость, о которой красноречиво говорили тени под глазами. Владимиру хотелось вновь увидеть того бодрого Владимира, пусть и немного угрюмого, которого он знал прежде. Однако он понимал, что в такие времена даже право на отдых приходится отвоевывать. И даже отвоеванный сон не означает, что враг не попробует покончить с тобой, пока ты спишь. И вскоре Владимир убедился в правоте своих суждений.       Внезапно для всех в лагере вдалеке послышался звук работы вертолетных двигателей.       –Тревога! Воздух! – закричал Снегирев, который был на посту наблюдателя.       Партизаны и диверсанты поспешили занять свои позиции на опушке леса, чтобы приготовиться к бою. Рядом с Владимиром был Каменский, который готовил гранатомет к бою.       –Каменский, ты видишь, что на этих вертушках? – сказал Владимир, протягивая Каменскому бинокль.       Присмотревшись, гранатометчик сказал:       –Ну, конечно, свастики Табуретки.       –Ты знаешь, что делать.       Без лишних слов Каменский вскинул уже заряженную шайтан-трубу, прицелился и выстрелил в один из вертолетов. Тот накренился и закружился вокруг своей оси, стремительно падая вниз.       –Еще давай!       Повторный залп. Вертолет взорвался в воздухе.       Третий. Вертолет, подобно «Юнкерсу» пикирует на землю, но не выходит из пике, оставаясь догорать в лесной чаще.       Четвертый. С подбитым крылом вертолет садится на посадку. Владимир дал знак Саше и Насте бежать к месту приземления подбитого вертолета.       –О! Вот ты нам и нужен! Пойдем, Каменский, посмотрим, что нам Вождь послал сегодня.       И Каменский устремился вслед за своим командиром.       Через пару минут они были уже на месте приземления вертолета.       –Ой! Кого я вижу! Да ведь это же сам Юра Петухович! – воскликнул Владимир, увидев пленных, которых давно уже взяли на прицел Саша и Настя.       Действительно, среди пленных был и противник теперь уже всей жизни Владимира, печально известный «Мясник Таборицкого» и его верный пес, Юрий Евтухович. При приземлении он повредил голову, поэтому она вся была залита кровью, но даже сквозь кровоподтеки Владимир мог видеть пустынно мертвые глаза убийцы, в которых нет места состраданию и жалости, а есть только желание умерщвлять, пока ты дышишь. Может быть, он бы и смог ответить что-то на оскорбление своего врага, но Евтухович был связан по рукам и ногам.       Кроме него, были еще четыре штурмовика из его охраны и два пилота. Никто при приземлении не погиб, поэтому судьбу пленных нужно было решать.       –Что делать будем? – спросил Владимир.       Сенгуш провел большим пальцем по горлу. «Достаточно лаконично», –заметил Владимир. Лаврова предложила допросить и убить всех, кроме Евтуховича.       –Ничему вас гражданская война не учит, – заметил Вайс. – Как вы думаете, почему вместо пяти тысяч добровольцев, ушедших в Ледяной поход 22 февраля 18 года, через полтора года на Москву наступало двести тысяч?       Пример был наглядный, и Владимир понял, что имел в виду его помощник, но Вайс не унимался.       –В основе силы штурмовиков лежит их слабость. Уберите страх быть децимированным за малейшую провинность, уберите шантаж семьей, прибавьте к этому номинальную смерть, и вы получите бойца, который будет вас благодарить за избавление!       –Так, Цицерон, завязывай, мы тебя поняли! – подытожил Владимир, после чего обратился к штурмовикам. – Господа рядовые штурмовики, вы все слышали сами. Если среди вас есть разумные люди, которые не хотят разделить судьбу вашего шефа, то выбор очевиден. Есть ли желающие присоединиться к самым отчаянным парням в этой части тайги? Но имейте в виду, если вы внезапно передумаете, участь ваша будет хуже, чем если вы откажетесь! Заезд в отравленную пустошь и лишение средств защиты гарантированы. Итак?       Вайс был прав. Почти без колебаний штурмовики сделали несколько шагов вперед, оставив своего окровавленного покровителя в одиночестве. Каменский и Снегирев принялись вязать Евтуховича, остальным же Владимир одобрительно похлопал.       –Выбор сделан, господа штурмовики. Теперь вы члены нашего отряда, но прежде чем вы станете одними из нас, вам нужно будет пройти испытание боем. Но прежде чем пройти испытание боем, вам нужно будет найти себе оружие.       После короткого посвящения отряд выдвинулся обратно в лагерь. Начинало смеркаться, и нужно было ложиться спать. Евтуховича привязали к дереву, чтобы он не мог пошевелиться и развязать себя. Юрьев и Васнецов были выставлены в ночной дозор.

***

      Однако штурмовики, должно быть, неправильно восприняли указание Владимира найти себе оружие, поэтому они решили отобрать его у тех, кто дал им возможность исправиться – у партизан.       Васнецов, наблюдавший за спящим лагерем, тоже заразился мыслью оказаться поскорее в горизонтальном положении. Сонливость все сильнее и сильнее одолевала прапорщика, пока он не решился немного пройтись и размяться, чтобы отогнать усталость.       Штурмовики, ждавшие этого и пристально наблюдавшие за ним, только и ждали этого. Они осторожно встали со своих мест, нашли ничего не подозревавшего Юрьева и зарезали его. Дальше их путь лежал к советскому крылу лагеря.       Васнецов прошелся на сто метров от лагеря, но подходя обратно он услышал подозрительный шум. Беспокойство Васнецова усилилось, когда он обнаружил бездыханного и истекающего кровью Юрьева. Васнецов понял, что штурмовики сбежали.       –Тревога, блять! – завопил он, стреляя по штурмовикам длинными очередями.       От стрельбы проснулись все, кто остался в живых, но их было немного: Владимир, Лаврова, Вайс, Каменский, Сенгуш и Снегирев. Русаков вновь впал в беспамятство, поэтому завязавшийся бой был ему безразличен. Почти всех советских партизан штурмовики успели перебить, и их путь лежал к привязанному к дереву Евтуховичу. Четверо штурмовиков пытались прикрыть двух самых отважных, бросившихся на освобождение своего шефа, но застигнутые врасплох, они растерялись. Лаврова сняла двух из них, пока Владимир и Снегирев, пригнувшись, бежали наперерез освободителям Евтуховича.       Те принялись развязывать привязанного к дереву командира. Снегирев хотел снять обоих, но Владимир опустил его ствол и приказал обходить их сзади. Пока Снегирев совершал свой маневр, Владимир прикрывал его и наблюдал за тем, что будет после освобождения Евтуховича беглецами.       Произошло то, чего даже Владимир ожидать не мог. Когда Евтухович был освобожден, один из штурмовиков дал ему автомат. Вместо того, чтобы бежать вместе с ними, командир дивизии застрелил короткой очередью штурмовика, который дал ему автомат, а секунду спустя и его напарника, не успевшего отреагировать.       –Они пожирают самих себя! – подумал он, закончив созерцание трагического эпизода со смертью двух находчивых штурмовиков.       Как и предполагал Владимир, после своего освобождения Евтухович решил ретироваться с поля боя. А для того, чтобы бежать, ему нужно было пройти через линию огня Снегирева, поэтому, пробежав пару метров, командир дивизии штурмовиков свалился подрезанным колосом на землю: его подкосило попадание в бедро. Тут же Снегирев подбежал к Евтуховичу и, обезоружив его, принялся снова связывать.       Между тем бой кончился. Все штурмовики были мертвы. Евтухович был возвращен связанным на прежнее место. Глядя на печальную картину того, к чему приводит милосердие и доверчивость, Владимир, окинув своих подчиненных разъяренным взглядом, произнес:       –А теперь послушайте меня внимательно. Я запрещаю отныне брать в плен штурмовиков и любых других солдат и офицеров, верных Таборицкому. На месте убивать, как бешеных собак! Впрочем, еще разок мы возьмем пленных. Чтобы они сдохли долгой и мучительной смертью. И если кто-то заикнется о милосердии или гуманизме, получит пулю в лоб. Как говорил Ульянов, революция не делается в белых перчатках. Да, Илья?       Сенгуш утвердительно покивал головой, услышав фамилию вождя мирового пролетариата.       –Так вот контрреволюция дело тоже весьма кровавое. А если речь идет о выживании и спасении России и русского народа, то тем более. Есть еще вопросы?       Все молчали. Никому не хотелось обсуждать произошедшее. Всем хотелось лечь спать дальше после долгих бессонных ночей.       –Знаешь, Вова, – заговорил Вайс, когда все уже спали, а они с Владимиром остались следить за костром, – случай с Евтуховичем и его освободителями весьма показательный. Он и отражает истинную сущность регентства Таборицкого. Это государство-камикадзе. Только предназначение его не в самопожертвовании ради спасения России, чем сейчас занимаемся мы. Они хотят самоуничтожиться вместе с Россией и ее народом. Они убивают сейчас цвет нации, чтобы потом похоронить самих себя под обломками России.       –Скажи мне только, нахрена, а главное – зачем? – спросил Владимир.       –Ты Хюттига помнишь?       –Хюттига-Хуюттига, который должен удовлетворить фахрера?       Они оба засмеялись.       –Ага. А кто это вообще придумал, не помнишь?       –Ну помнишь с брудершафта арийца, сопляк совсем, который умирать не хотел?       –Ну?       –Он просил сберечь жизнь в обмен на службу нам. Сказал, что может быть переводчиком с немецкого. А когда мы попросили его статью в газете про отношения Хюттига и Бормана перевести, он выдал «Хуютиг должен удовлетворить фахрера».       Вайс рассмеялся, вспомнив эту историю. Не менее смешным было и продолжение истории. Командир полка, усомнившись в способностях бывшего «арийца» переводить, попросил его написать на немецком «Слава победе». Горе-переводчик написал «Sieg» через букву Z. Своей нелепостью он рассмешил командира, и тем самым спас себе жизнь. Несостовяшегося арийца отправили в университет изучать иностранные языки.       –Так и чего? – спросил Владимир, ожидая продолжение мысли своего собеседника.       –Он хотел сделать белую Африку, а сделать ее белой можно было только избавившись от черных.       –Железная логика.       –Но так как терпение у туземцев было небесконечно, то они грохнули Хюттига вместе с его Рейхсштаатом.       –Это все равно не то. Хюттиг хотя бы преследовал цель сделать своему народу хорошо, пусть и изуверскими методами. Наши же изверги истребляют собственный народ. И ради чего? Ради того, что если они убьют пять миллионов русских, то они встретят царевича Алексея?       –Скорее всего, встреча будет организована уже на том свете.       –Так какую цель они преследуют в уничтожении себя, своего народа и своего квазигосударства?       –Маньяки иногда убивают без какой-либо цели. Просто потому, что они тащатся от убийства. Либо они не ведают того, что творят.       –Черт с ними. Сегодня мы выбили один из столпов империи Таборицкого. А завтра мы сократим число его сторонников. Наведаемся в Большую Поляну.       Больше Владимир и Александр ни о чем не разговаривали, дожидаясь в тишине своей смены.